Счастье на кончике хвоста. Откровения старого кота

Василий Рязанов
ЖАРКОЕ   ЛЕТО,
или
СЧАСТЬЕ   НА   КОНЧИКЕ   ХВОСТА
(откровения старого кота)

Где-то далеко-далеко живет одинокое существо. Я посмотрю в ночное окно, в ту сторону – но ничего не увижу, а только подумаю: как оно там, без меня?.. Мне кажется, оно просто не умеет думать о человеке так, как человек умеет думать о нем. Или я ошибаюсь?!.

Расстояние разделяет нас. И кажется, что той, его жизни, вовсе не существует. Сложно представить ее полно, так как не видится она воочию, а лишь представляется она воображением. Но вот сейчас, в эту минуту, в это мгновение, мы все же существуем одновременно – два существа: одно из которых не умеет полноценно мыслить, а другое только и пытается это делать. И мысли того, второго, так явственны для него, так понятны и высоки, что ему кажется: нет ничего выше нашего разума!.. Потому, видимо, кажется, что мы больше привыкли думать о себе и своем представлении о том существе, и о том окружении, которые дороги лично нам. Дороги – в наших мыслях-фантазиях.

* * *

Ох, какое ж жаркое выдалось нынешнее лето!.. Его середина: середина июля. Не помню я, чтоб было когда такое пекло!.. Говорят, температура поднимается под сорок градусов. По Цельсию, что ли?.. А как по Фаренгейту?.. А что будет по-нашему, по-кошачьему... я и представить не смею! Одно знаю точно: моя густая, черная шуба, так охаживаемая моими прежними хозяевами, очень некстати оказалась сейчас для меня – я потею, прямо как человек… Нет, те, бедолаги, изнывают сильнее, конечно! Жалко смотреть на их измученные лица… А вчера, заглянув в деревенский магазин, я увидел как осунулась и плюхнулась в обморок одна молодая особа. Еле успели подхватить, дали воды… И в промежутках между очередными обмороками красавица так пристально посмотрела мне в глаза, что я почувствовал вину перед ней – будто это я нагнал эти градусы… Я выглядывал на нее из-под прилавка, она смотрела на меня, и мне так хотелось помочь ей! Но моего кошачьего ума и сноровки оказалось маловато, чтобы защитить девушку от жары, и я просто переминался с лапы на лапу, жалея бедного человечка.

…Да-а, шуба моя на этот раз подвела! И сбросить ее не было ну никакой возможности!

Хотя как сказать!.. Весной у меня началась линька, да такая, что шерсть клочьями отставала. Скоро весь бок мой оказался совершенно голым – словно его остригли и чисто выбрили… Я видел как стригутся и бреются некоторые молодые люди; говорят, это модно сейчас. Не совсем понимаю – что такое «модно»?.. но мысля своим логичным кошачьим умом, прихожу к одному из двух выводов: либо это «модно» каким-то боком коснулось меня – потому как шерсть моя стала выпадать, либо моя звериная натура еще весной почувствовала предстоящую жару и загодя начала сбрасывать неподходящий наряд.

Правда, у моих старых хозяев было иное мнение…

Как-то раз, поздним вечером я дремал в своем уютном углу, на полосатой подстилке. Я только что отужинал своими любимыми копчеными окорочками, запил теплым молоком и теперь блаженно отходил ко сну. Передо мной уже начинали проплывать картины моей счастливой кошачьей юности.

Хозяева сидели на диване и, как всегда по вечерам, смотрели дебилизор. Мне он тоже нравился, – но только иногда, особенно когда показывали сказки про котов. А еще я любил слушать передачи, которые назывались «Новости». Это было даже покруче сказок!.. Как-нибудь, может, расскажу, что я почерпнул из них. Во всяком случае, мой последовательный кошачий ум сумел-таки найти тонкую логику в этих невролгич… то есть – нелогичных новостях. Но об этом позже…

Так вот, мои хозяева сонно уставились в светящийся ящик и делали вид, что понимают все то, о чем по нему буруздят. А потом они вполголоса завели речь обо мне. Я хоть и дремал, но краем уха все хорошо слышал… У них, оказывается, сложилось третье, совсем иное мнение о моей линьке.

– Что делать, что делать!... – вздыхали они озабоченно. – Наш котик заболел, шерсть так и лезет с него, так и прет. Не помогают даже лекарства…

Наивные они – люди эти, – ухмыльнулся я в седые усы, – думают я буду лопать их противные таблетки. Как бы не так!.. Сам слышал по «ящику», что лекарство двояко действует: одно лечит, а второе калечит… Ихних таблеток собралась целая горка под старой софой в кладовке. Если бы я жрал эту гадость – давно бы отбросил лапы; и схоронили бы меня со всеми кошачьими почестями на «собачьем кладбище» – и такое, говорят, есть в нашем городе.

Глядя на эту груду гадостных пилюль, я мечтал: лучше бы они превратились в кусок колбасы – больше проку было бы!.. Хотя грех обижаться, мои хозяева кормили меня от живота; сыт был всегда, еще и соседским котам за щекой прихватывал – те не в таких барских условиях воспитывались…

– Или, может, состарилась кошара? – предполагали хозяева, поглядывая то в дебилизор, то на меня.

Хозяева любили и обожали своего кота – то есть, меня. А тут вдруг в их голосе я учуял нехорошую нотку… У меня есть свои догадки о дальнейшем; но не хочется верить в плохое… Короче говоря, однажды меня накормили разными вкусностями, посадили в машину и куда-то повезли.

Мы и до этого часто путешествовали на четырех колесах. И, знаете, мне нравилось это дело: сидишь на спинке заднего сиденья и корчишь смешные рожицы пассажирам рейсового автобуса, и они ничего не могут тебе сделать… Правда, на это я был мастером в молодости, сейчас подобными глупостями заниматься как-то не пристало.

А как интересно было знакомиться с новыми местами! Оказывается и вправду планета наша большая – не врут, значит, «Новости». И коты повсюду на ней живут; а я-то думал – это только моя территория особенная, да еще одна большая страна с котами есть!..

Но на этот раз мы ехали слишком долго. И слишком молча! Я все никак не мог понять, почему вздыхают мои хозяева?.. А впрочем!.. Впрочем… впрочем…

В общем, когда мы гуляли возле незнакомого озера, я неожиданно потерялся, и даже не понял как это произошло!

Чутье у меня классное осталось еще с молодости – потому я быстро нашел полянку, на которой остановился наш «Опель». Но его и след простыл. Только трава была примята, да знакомой резиной пахло.

Да-а, теперь я думаю, что меня просто потеряли… Конечно, вспоминая разные нехорошие намеки хозяев, в моей голове иногда возникают иные догадки… «Меня – плешивого, состарившегося…» – так и бурлит в моем кошачьем уме… Вот уж, поистине, горе от ума!.. Но… «давайте же дарить друг другу комплименты…» – как поется в одной знакомой песенке… Давайте не будем о плохом… Даже не хочется думать в этом ключе о людях; все ж они неглупые животные!..

Короче говоря, я долго блуждал незнакомой местностью, но дорогу к дому так и не сумел отыскать. Я бродил узкими тропинками, пыльными сельскими дорогами; поднимался на пригорки, весь в ожидании, что вот-вот на горизонте замаячат трубы родного города; продирался сквозь колючие кустарники – мой бедный старый бок облез еще больше.

Вскоре на моем пути оказалось небольшое селение среди леса. На вид это было поистине райское место, и я решил остановиться здесь – в раю. Мне, привыкшему к сытой жизни, а теперь изголодавшемуся, на миг показалось, что именно тут я найду свое второе счастье.

Пройдясь по безлюдным дворикам – это, видимо, были дачи, и люди появлялись здесь только наездами, – я облюбовал одну из них. Даже не могу сказать, почему решил остановиться именно на ней: на заборе не висели кольца моих любимых колбасок, в барбекю не тушились куриные окорочка, а маленький бассейн был наполнен не аппетитным белым молоком, а обычной дождевой водой, в которой, к тому же, плавала зеленая лягушка. Она посмотрела на меня большими выпученными глазами, ее лапы смешно распластались на поверхности (ох уж эта жара!), потом она заикотала по-лягушачьи, квакнула и нырнула под воду.

День стоял жаркий, все изнывало от пекла, и я с удовольствием налакался дождевой воды из бассейна, косясь, все ж, с опаской на зеленую тварь, вынырнувшую в углу.

Среди дикого газона, за баней, каким-то странным (врожденным, что ли?) чутьем я отыскал съедобную травку; до этого, надо признаться, меня никто никогда не кормил подобными «прелестями»… Что делать... я пощипал мягкие стебельки – они оказались неожиданно вкусными!.. Странно: этой скудной пищи оказалось достаточно, чтобы почувствовать себя счастливым, и я блаженно вытянулся на густой траве, в тени огромной яблони. Моя душа, казалось, обретала прежнее умиротворение, а ум переставал хаотично скакать с мысли на мысль, анализируя незавидное положение, в которое я попал. Моя же кошачья интуиция и вовсе подсказывала мне: все будет о-кей!

И в то время, когда я блаженно задремал, – надо же! – с дерева сорвалось яблоко, опасно прошуршало сквозь листву и долбануло что есть силы меня по голове.

Вначале я подумал, было, что вот – середина лета, жара стоит невыносимая, и несозревшие еще плоды срываются с дерева, которому недостает влаги. Но потом мой разум возликовал: «Эврика!.. Как же не вспомнить при этом дедушку Ньютона! (Про него я тоже, кстати, по телеку слышал.) Ведь это знак!.. Раз уж и яблоко, и меня притянуло именно это место Земли, значит, так тому и быть – останусь здесь навсегда!»

* * *

А потом на даче появились хозяева. Вначале бабушка со странным именем, а может кличкой – Липа, Олимпиада значит. У меня это ассоциировалось с Олимпиадой, которую недавно транслировали по «ящику». Бегают, прыгают, плавают… Странные эти люди: как будто никто кроме них ни бегать, ни плавать не умеет!.. И все – кто быстрее, кто дальше!.. Таким образом, кто выиграет, тот свою страну якобы в лидеры выведет. Смешно!..

Но я отвлекся… Потом, за бабушкой, появилась тетечка: ничего себе такая, приятная особа… Я так понял: она в отпуске тогда отдыхала, потому как две недели кряду жила на даче безвыездно.

Дядечка к ней приезжал. И все больше на машине с двумя колесами – лисапедом называется. И хоть не было у него «Опеля», но тоже ничего себе такой дядечка – тощенький, как его лисапед, но добренький… Он и назвал меня Котом. Вроде как с прохладцей относился поначалу – не ласкал, не баловал. Но своей ученой кошачьей натурой чувствовал я в нем благородного человека.

Почему мне не дали новую кличку – я и сам не знаю. Все просто так и звали: Кот.

А правды ради, надо сказать, я ведь вовсе не кот; я – кошка. И мои прежние хозяева это хорошо знали и звали меня женским кошачьим именем ..… Ай, ладно! Воспоминания… воспоминания!.. Кто старое помянет –  тому глаз вон… Не будем о грустном!..

Ну, кот – так кот! Я и на это согласен. Никто мне под хвост и не собирался заглядывать; а я это очень ценю: не по душе мне излишнее любопытство, уж очень оно смахивает на насилие над личностью…

Приезжала еще девочка. Ничего себе такая девочка!.. Загореленькая, красивая, на тетю с дядей похожая. Они Яной ее называли… А еще про какого-то Олежку говорили, что из США должен скоро прилететь… Другому коту это непонятно было бы, но я-то любил разные передачи смотреть – на счет политики подкован; знаю, что США – это большая-большая страна на другом конце планеты, в ней много толстых свободных людей, и много котов и еды. И даже флаг у них, кажется, в полосочку, – совсем как мой старый матрас.

Короче говоря, в это жаркое – больше за тридцать градусов – лето, превратился я из кошки в кота. Ну и ладно!.. Лишь бы кормили да лишний раз не гоняли без повода!

* * *

Кстати, о еде!.. Да и вообще – о бытии…

Впервые за свой кошачий век увидел я иную жизнь. Раньше-то я и думать не думал, что можно жить как-то иначе, чем жил я, а теперь все стало по-другому… Кормили меня, если с прошлым сравнить, не так жирно. И слов ласковых меньше я слышал. Но вот, странно, чувствовал при всем при этом уважение к моей кошачьей особе. Ко мне относились с таким почтением, что гордость моя зашкаливала, и я начинал чувствовать себя на равных с хозяевами дачи – с людьми.

Вы будете смеяться… но вам по-настоящему не понять этого слова – «че-ло-век»!.. Это звучит гордо!.. Это говорю вам я – кот… И где вы видели человеков, ставящих животного в один ряд с собой?.. Обычно люди относятся к нам как к несмышленым детям, – это в лучшем случае. В худшем – они просто пинают нас ногами. Но мы, ведь, все понимаем… мы тоже почти что люди!.. Да, да… не смейтесь! Мне порой кажется, что во время своей жизни на даче я скоро заговорю человечьим языком. И дело не в том, что я раньше не слышал человеческую речь… – слышал постоянно. Но пусты, чаще всего, были ее слова, игривы и наигранны… Здесь же я впервые ощутил искренность в словах моих новых знакомых двуногих.

Порой мне перепадал лишь кусок ливерки да кости от моих любимых копченых курочек; не всегда даже молока вволю пил. Да и кормили-то меня один, от силы – два раза в день, приговаривая при этом: «Утром возьми из чужих рук, днем – раздобудь сам, а вечером – что Бог пошлет!»

По-первости я сделал вид, что сильно обиделся на такие заявления, а потом понял, что «обиделся-то я перед собой» – чтобы самому себя же и пожалеть…

Трудновато было! Но я все же превозмог свою кошачью гордость, а попутно понял какой высокий смысл таится в этих мудрых словах.

Не хочу обижать своих прежних хозяев – но они просто баловали меня. Теперь-то я понимаю, что никуда не годится так называемая «добренькая любовь».

А сейчас я стал уважать себя! Ведь я работаю наравне с людьми – сам добываю себе пропитание.

Раньше я поднял бы на смех любого кота, который ловит мышей. Зачем – если знаешь, что тарелку молока тебе всегда нальют?.. А теперь, на сегодняшний день в моем послужном списке целых пять отборных экземпляров полевок. Это вам не хухры-мухры – в спорте бегать наперегонки; это – соревнование куда покручк!..

Вот так я и начал жить, сознавая разницу между «полезностью» и «приятностью». Я радовал своих новых хозяев своим поведением (мне кажется даже – просто присутствием; но это я так, вполголоса, чтобы не сглазить, не перехвалить их), а они радовали меня своим отношением ко мне.

Я даже искоренил одну свою вредную привычку… В прежние времена хозяева приучили меня попрошайничать (я так понимаю – для развлечения гостей). И не как-нибудь, а следующим, непристойным, способом: как только появлялся передо мной человек, который, по моим представлениям, мог расщедриться на что-нибудь вкусненькое, я тут же плюхался на спину перед ним и перекатывался с боку на бок, разбросав в стороны лапы, как последняя шлю… (ну, вы догадались – кто), демонстрируя при этом все свои кошачьи прелести.

Попытавшись несколько раз проделать подобное перед новыми хозяевами, я был открыто посрамлен тетенькой.

– Ах ты, бесстыжий, разлегся, видишь ли, как прости… – и тут она произнесла такое слово, что даже я, кот, стесняюсь его повторить.

Поначалу я решил схитрить и сделал вид, что мне очень жарко, а мое вольготное поведение на полу приносит мне облегчение. Но затем, неожиданно открыв в себе такое чувство как стыд, я раз и навсегда забросил свою дурную привычку. И, в общем-то, был довольно горд, что тем самым приобрел нечто высокое, как мне кажется, свойственное человеку.

* * *

Так я и жил это жаркое лето при своих новых хозяевах на лесной даче.

Место это, как уже сказал, было райское – по моим представлениям. В широкое окно – во всю веранду, в которое я о-о-очень любил смотреть, было видно небольшое поле колосящейся пшеницы, среди которой синели васильки да белели ромашки. Над полем проносились трясогузки; где-то вверху, так что не видно, звенел жаворонок; порхали бабочки, летали стрекозы, а иногда в вышине парила большая хищная птица. Она выписывала замысловатые петли и, почти не двигая крыльями, кружила и кружила над местностью. Я по-хорошему завидовал ей: вот бы и мне так гордо летать!..

За полем стояла стена леса. Он был совсем рядом, так, что отдельные ели были хорошо различимы отсюда – с веранды.

На даче, в саду, гроздьями с деревьев свисали груши, яблоки, сливы. В одном углу участка застыли высокие подсолнухи. Среди их толстых стеблей я любил гулять днем – там ожидала меня спасительная прохлада и ползали большие улитки, с которыми я, признаюсь, немного заигрывал.

Еще мне нравилось забираться в огуречные грядки. Их часто поливали из шланга, и земля там была хоть и теплая, но влажная, живая. Правда, хозяева иногда беззлобно выговаривали мне за это – мол, потопчу урожай.

Живая изгородь из дикого винограда тянулась вдоль участка. Здесь, среди густых зарослей высокой травы, смородиновых кустов и пряной мяты, селились неизвестные мне серые птицы. Меня так и тянуло, так и тянуло в это место!.. Но тут уж хозяева более строго объяснили мне «дачную политику». Она чем-то напоминала ту «политику по телеку», о которой обещал рассказать. Что ж, попробуем… мяу!..

В общем, политика, – как понял я своим кошачьим умом, – это искусно выстроенные хитросплетения, без которых двуногие и существовать-то сегодня не могут; это то, что заменяет им нормальные человеческие отношения. Если ты хочешь жить в мире с соседом и дождаться от него помощи, то обязательно должен польстить ему – рассказать какой он хороший, и всячески ублажить его. Если же тебе вздумается повоевать с кем-то, то и здесь не все так просто: вначале нужно чтобы появилась причина – например, обозвать кого-то надобно, поиздеваться... и уж затем махать лапами… В общем-то происходит примерно то, что и между нами – котами…

Так и в саду… Я бы, может, и побаловался на свой манер со всеми этими пташками, так заманчиво чирикающими в траве, но хозяева объяснили мне, что птицы полезны для сада: они склевывают гусениц и букашек, поедающих листья. А потому их надо уважать.

Я долго думал: чем же я хуже захудалой пискляшки; как же это и мне отличиться перед хозяевами?.. Но так как не пристало котам питаться этой ползающей и летающей гадостью – пусть уж пернатые клюют их, – я просто решил оставить садовых птиц в покое. Но зато при этом обнаружил в себе еще одно благородное качество – терпение!

«Ты бы лучше кротов ловил», – сказал как-то в шутку тощий Дядя-велосипед.

Что ж, я подумал, подумал и решил прибегнуть к своей кошачьей сноровке и отловить пару мохнатых тварей – так, ради приличия показать, что не за просто так живу на даче… Странно: хозяева остались весьма довольны этим моим поступком!..

Да, так что там про терпение?.. Теперь, часто просиживая по вечерам в беседке, схоронившейся среди можжевеловых деревцев, под вечерние звуки местных цикад я флегматично наблюдал за синицей-папой. Птичка, нисколько не страшась ни людей, ни меня (последнее все же несколько задевало мое самолюбие), прыгала с ветки на ветку, все приближаясь к беседке. Затем впархивала внутрь, под потолок, и забивалась в небольшой кармашек между двух слоев рубероида. Там она и ночевала, удобно устроившись в случайном синичнике. Вся остальная чета – синица-мама и синичата-дети – жили неподалеку, в старой трубе, на которой держалась садовая калитка. Днем птенцы громко писчали: особенно кричали они, когда родители с червяком в клюве ныряли внутрь трубы. А к вечеру все семейство затихало. Мне, как коту, нравилась эта семейка. И я не трогал их, исходя не из наигранно-политических, а из чисто чело… ой, извините, – кошачьих побуждений.

И еще одно странное превращение произошло со мной в это время. Мой голый бок, от которого еще недавно легко отставали клочья моей черной, благородной мантии, неожиданно стал обрастать нежным пушком.

Не знаю… можете мне не верить (а, может, я и сам ошибаюсь?), но моему логичному кошачьему уму очень кажется, что повинно в этом мое новое окружение. Вы, люди, конечно же не видите, что вокруг всех нас живут маленькие прозрачные существа – эльфы, нимфы… Но я их порой ощущаю; а иногда очень даже прилично улавливаю очертания их нежных телец… Так вот, мое твердое убеждение – что пространство на этой даче, в этом саду, да и вообще в этой местности, населено маленькими добрыми существами; и жизнь рядом с ними делает нас бодрыми, здоровыми и счастливыми. Если их не обижать и жить в дружбе – они многим делам нашим могут помочь; даже облезшему боку шерстью обрасти…

* * *

Раньше я и думать не думал о доброте, а теперь понял, что добрые мысли о добрых существах и о добрых людях помогали мне переносить июльскую жару.

Мы жили каждый по себе: хозяева – по себе, духи стихий – по себе, я – сам по себе. И это мне очень нравилось!.. Но все же в этом маленьком мирке чувствовался здоровый союз – не в пример тем политическим союзам, которые наблюдал я по дебилизору. Теперь мне стало интересно вживую рассматривать отношения людей: они казались ни с чем не сравнимой сказкой, происходящей наяву.

Так, например, на соседской даче появилась женщина – видать, такая же отпускница, как и наша тетечка. Они сдружились и часто ходили вместе в лес по чернику.

Я, хоть и не ем эту ягоду, как-то напросился с ними в лес… Представляя это неординарное сочетание: кот в лесу, – я ощущал в себе нечто древнее, заложенное глубоко в крови. Мои кисточки на ушах (которые, кстати, далеко не у всех котов растут), смутно напоминали мне  далекое-далекое прошлое нашего рода…

Лес сразу же озадачил меня своими масштабами: деревья были гораздо большими, чем стебли хозяевских подсолнухов; трава – так это трава!.. а все пространство его – так с хороший, огромный город!

Вначале я чувствовал себя неловко среди таких великанов и просторов, но потом осмелел, бродил между кустами черничника, изучая новую для себя жизнь флоры леса, и все прислушивался к разговорам женщин. Похоже, это такая традиция у людей: собирать ягоды и разговаривать.

Как мне показалось, в непринужденной беседе речь шла о серьезном. Моя тетечка все больше молчала. А ее подруга говорила и говорила… Она рассказывала о своей, человечьей, жизни, как будто о чем-то постороннем. Но мне казалось, что под внешними фразами скрывается что-то настоящее, невысказанное…

– А мы-то со своим Пал Палычем уже больше тридцати лет вместе. Никогда бы не подумала, что так выйдет!.. – говорила женщина. – Он по мне сох еще со школы. Но за мной такие кавалеры ухлестывали!.. Поженились мы. А мне все неймется… Через несколько месяцев говорю: давай разводиться!.. А потом дети пошли: четверо их у нас... Мы в другой город переехали… Так и живем вместе до сих пор… А я все думаю: счастье – где оно?...

Она все Пал Палычем его так и называла. Похоже, как меня по кличке раньше кликали, а кота во мне и не замечали.

Тогда моя тетечка ей и говорит так:

– Любовь всякая бывает. Всмотреться получше надо. Мы, порой, любовь-то в самом конце начинаем понимать.

Мне, конечно, занятно было все это слушать. Тем более, кот я не простой – котом и кошкой успевший побыть, у двух хозяев поживший: есть что сравнивать! Да к тому же телеком просвещенный: умею разобрать – где политика выстроенная, а где – жизнь настоящая.

В молодости, помню, все любил гоняться за своим хвостом – словно человек за счастьем; да ускользал он все время от меня… А с годами понял я: счастье на кончике хвоста за нами ходит – всегда при нас, только мы его чувствовать должны. А нам все видеть его хочется да в лапах держать.

Странные эти животные – люди! Не ценят нынешнюю минуту. А нет ничего лучше сегодняшних отношений и того, кто перед нами сейчас. Это говорю вам я – чело… то есть кот, кое-что повидавший!..

Ох и жаркое нынче лето выдалось! Говорят, сто лет такого не было.

19 июля 2010