Дорога через Чупровку с утра не пыльная, солнце щурится, сверкает золотым зубом. У деда удочка к плечу, кепка в рубчик-ёлочку, в руке газетный свёрток. Прыгает говоруха трёх лет, пусть привыкает Жданка, на Чупровке все рыбаки. Идти не далеко, да у неё же горизонт над каждой кочкой – мала.
Скакалихин дом, красивый, наличники с белыми узорами, за забор малина свесилась. Алые ягоды, наяву и не в книжке, у Жданки на кармане такие вышиты. А Скакалиха злая, ославит на всю Чупровку. Дед воровато озирается, делает шаг через канаву, снимает первые сказочные ягоды, высыпает в пухлую ладошку.
-- Только по одной ешь, а то быстро кончатся.
Шандрихин дом. Не самая пьяная семья на Чупровке, но дед с бабкой всегда с мутным взором. У них в летней кухне пахнет постным маслом и бражкой. У Шандры внучка Таня, четырёх лет, Таня не знает, сколько это пальцев, зато играть с ней хорошо. У Тани куклы, даже две, в доме швейная машинка с ножным приводом, колыбелька для ляль, завёрнутых в полушалки. Только Танина мама ругается, мол, нитки запутали.
А это, не знаю, чей дом. У забора мужик пьяно ругает худую бабу, у бабы рот и нос в крови, она громко плачет. Дед кричит, мол, опять, Васька буянишь, прекрати бить Нюрку! Васька что-то объясняет деду, руками в проулок показывает, то одной рукой, то другой.
Жданка уже ходила в этот проулок. С Женей. Там, в самом конце, где небо лежит на дороге, большая грядка с молодой капустой, огромные сизые листы, убористые, нагло здоровые. Торжествуют утро жизни. Пойдём, мол, Женя, сорвём нам два листа. Два – это вот так на пальцах. Пойдём. Женя сначала ехал на лисапеде, долго ехал, потом устал, бросил лисапед, взял Жданку за руку и зашагал. Деловой чупровский парень двух лет. Они не дошли до капусты, встретили новорожденный дом.
Новорожденые дома на Чупровке штукатурили всей улицей. Раньше, ещё Жданки не было, рождались сразу целые улицы домов, вся артель мазала сегодня один дом, завтра – другой, месяц-два и все дома побелены и покрашены, буфеты-этажерки поставлены.
Возле новорожденного дома вырыта большая яма, накрыта волнистым шифером. В яме раствор, что-то с известью. Мужики детей отгоняют, ребятня со всей улицы крутится, весело детям на стройке. По шиферу бегают. И Жданка побежала, да попала на край, шифер перевернулся. Жданка и нырнула головой вперёд. Темно, дышать нечем, орать нечем, билась, барахталась, и чья-то сильная рука грубо взяла за шкирку и поставила на твёрдую землю. Сердитый голос сказал «етио мать». Сразу появилась Женина мама, сказала «етио мать эту Клавину внучку» и повела домой.
Жданка для вида ревела, лицо стянуло, какие-то корки на бровях и ресницах, платье грубеет и карябает подмышки. Наверное, страшная девочка шла по улице, да ещё нижняя губа выпячивется -- так всегда, когда плачешь в детстве. Женя по ту сторону мамы подрёвывал за компанию.
Дома баба Клава и бабыклавина подружка Патима мыли Жданку в цинковой ванне, лили на темя тёплую воду из зелёного ковша. Да не отмыли. Всей роднёй неделю соскребали засохшую известь с кожи, а баба Патима сказала, мол, известь - она полезная для кожи, и вся родня потом говорила, мол, известь, она полезная, кальций, мол. Но это тогда было.
А теперь позади проулок с капустами, ревущая Нюрка и стыдящие пьяного Ваську соседи.
Это Вовка. Всегда голодный. Белобрысый, загоревший и выгоревший, с цыпками на руках. В каждой руке хлеб с маслом, кусает от одного куска и от другого.
- Вовка, что мама делает?
- Биё стияет.
-Жданка, прыгай через лужу, - говорит дед и перешагивает, Жданка бодро прыгает в лужу, – етио мать. Ничего, высохнешь.
Чумазые пацаны с мопедом. Все большие пацаны носят некрасивое трико. Это одежда больших пацанов. Маленькие -- в шортиках. У больших – мопеды и трико.
Лавочка - доска и две чурки с корой. Кошка умывается. По вечерам у лавочки девушки и парни. Девушки – ясные глаза, ситцевые платья, загорелые колени. Парни бренчат на гитаре, щипают девчат, те визжат, надувают губы, обижено говорят и не уходят. На гитаре накарябано «Ина», на лавочке тоже «Ина», потом оказалось, что имя пишется с двумя «Н» - Инна, но в душе парня звучат три любимые буквы – Ина. Три буквы и рядом кошачий хвост.
Просёлочная тропа. Огороды, травы и … Ярко-зелёное поле!
- Деда, это чё? – Жданка тянет деда за рукав, показывает пальцем на сочную зелень.
- Овёс, Жданка!
Запах овсяного поля. Бегает дитя в зелёном, голубое над головой – остров радости в долгом пути.
...Быстрая речка, берег, заросший травой, голыши у кромки. Поплавок на воде.
- Деда, поймал?
- Рано, подожди.
Три минуты, как вечность.
- Деда поймал?
- Нет, сейчас поймаю.
Две минуты. Так долго.
- Деда, поймал?
Минута.
- Деда…
Дитя бьёт прутом по воде. Чтобы брызги были.
- Иди, Жданка, поймал.
Жданка бросает прут, глаза первые бегут. На газете, на чёрных буквах, лежат две красивые, блестящие, жирные копчёные селёдки!
- Это такие в речке плавали? Вот такие ты поймал?
- Ну да. Вот такие и поймал. – Вздыхает дед. Досадно, но какой же клёв с этой егозой?
Дорога от дома до речки. Одна из первых.
Дорога в школу, шаги по бетонному бордюру, как гимнастка на бревне.
Дороги в студенческих городах – асфальт, остановки, душный городской транспорт, етио мать.
Весёлые рельсы через дни и ночи, запах мазута.
Воздушные пути через страну.
Шоссе, по обе стороны памятники погибшим в пути.
Посадите детям овсяное поле. Не забудьте. И храни вас судьба от дорог войны.