Я никогда в жизни ни пекла пироги до переезда в деревню. Только в школе когда-то давно, в виде домашнего задания по домоводству. Не помню уж, как и звали ту мою учительницу, потому что только год смогла у неё учиться уму разуму, но её яркий образ со мной по сей день.
Врезались в память её рассказы о том, как она сама справляется с домашним хозяйством. Особенно, о стирке. Она устраивала для нас – пятиклассниц целое представление, где мы могли видеть, сколько раз набирается в ванну вода, и какая! - сначала тёплая, затем холодная, а затем опять тёплая. Она играла с подолом своей длинной шерстяной юбки, словно с простынёй. Показывала, как полоскать, как отжимать, как не обрызгаться при этом, яростно выкручивая её в своих пухлых руках. При этом рукава её блузы были закатаны по-хозяйски, и она то и дело своим острым локотком отбивалась от спадающей на глаза пряди волос. Её высокий, широкий лоб покрывался испариной. Она шумно сопела и вдруг неожиданно делала паузы и снижала голос так, что нам приходилось тянуть не только шеи, но и уши в её сторону, что бы расслышать очередную запылённую веками мудрость,- Уж коли весь подол у тебя мокрый от стирки, то будет у тебя муж - пьяница!
От таких откровений и прикосновению к тайнам взрослых женщин, к нашим вытянутым шеям и ушам, добавлялись раскрытые рты. А она хитро щурилась, а затем хохотала на весь класс, колыхаясь своим большим, красивым, пышным и таким тёплым, и духмяным телом. И шептала нам по очень-очень большому девичьему секрету, что когда она устраивает большую стирку - своих мужчин отправляет в Зоопарк. Сама же спокойно занимается хозяйством и порхает по квартире в одном нижнем белье. Мы - девочки, трепетали от такого доверия и посвящения в личную тайну учительницы, представляя себе румяный порхающий и пирожок вокруг ванны с пододеяльниками.
Так вот и был у меня тогда один единственный опыт выпечки пирогов. Придя домой, я начала творить! Сделав всё по записанному в школьной тетрадке рецепту, я обнаружила, что тесто отказалось подниматься. Принуждения в горячей ванне тоже не помогли. Осознав, что оно не поднимется никогда, раскатала его в таком вот первозданном резиновом виде и запихнула в духовку.
Отец, я помню, взирал на меня тогда со скрытой надеждой, а мама - с тоской, ибо сама в кулинарии - полный профан. Результат выпечки, конечно – же, тоже был резиновым. Я решила, что это у нас – семейное и больше никогда не прикасалась ни к муке, ни к дрожжам. Жаль отца и его неоправданные надежды, но он смирился…
Вспомнить о них мне пришлось в бытность свою в Эстонии. Жила я там в замечательной семье на мыызе . По-нашему – хутор, усадьба, поместье. Мне в ту пору было чуть немного за двадцать, мозги отсутствовали, преобладали лишь любопытство, строптивость и не выветрившийся максимализм юности. И тот уклад жизни, которым жила семья, меня в те поры нисколько не прельщал. Размеренность каждого дня, бесконечная тяжёлая работа на усадьбе, неукоснительное исполнение традиций. Всё то, чему я яростно сопротивлялась в те годы, только теперь стали для меня бесценны. Как и то, что память моя сохранила и впитала всё, что я видела и чему научилась у этих людей. А тогда….
Одной из неизменных составляющих уклада этой семьи был субботний день. С утра все завтракали, мылась посуда, мужчины заносили в кухню стиральную машину и центрифугу из гаража и уходили готовить баню. А пока я наполняла огромные тазы для полоскания белья, заправляла машину горячей водой и подкидывала в плиту дрова, Эмме заводила тесто на пироги. Всегда очень быстро – на глаз, интуитивно. Наконец, она припорашивала тесто сверху мукой, трижды крестила его, накрывала льняным полотенцем и мы принимались с ней за стирку. Ближе к обеду мужчины растапливали баню, я уходила развешивать бельё, а Эмме прибирала кухню. Затем я мыла и пылесосила весь дом – два его этажа, меж тем Эмме уже начинала печь пироги. Когда всё было сделано - дом намыт, пироги томились под льняными полотенцами на кухонном столе, вся семья по очереди шла в баню.
Вечером, отдохнув и переодевшись, все собирались к ужину. Пироги с чаем, пироги с молоком. Пироги, пироги, пироги….. оторваться от которых было невозможно.
И вспоминая себя в те годы, я вижу, что ещё с вечера пятницы, зная, какой тяжёлый день предстоит, я тем не менее предвкушала его завершение – ужин с вкуснейшими пирогами, после которого все разбредались по дому и занимались тем, чем душа пожелает. А ненасытная душа желала пирогов и ещё минимум пару - тройку раз за вечер все домочадцы смущённо тянулись на кухню и таскали оттуда по кусочку. Нож так и не убирался с разделочной доски, лишь скромно был прикрыт салфеткой.
А на завтра ожидал выходной день, когда можно было спать до посинения и не вскакивать от грохота. Эмме, просыпаясь раньше всех, обычно растапливала плиту, варила кофе в огромном кофейнике и стучала по водопроводной трубе кочергой, будя всех и приглашая спускаться завтракать. В воскресенье можно было спать, но почему-то всё равно все пробуждались рано. В этот день никто не работал. Мыли только посуду после завтрака, обеда и ужина, которые были приготовлены загодя и лишь разогревались. Не приветствовалось в этот день даже вязание, шитьё или любое другое рукоделие. Нужно было только отдыхать – читать книги, смотреть телевизор, гулять. К вечеру Карл - глава семьи обычно уже вышагивал по усадьбе, и прикидывал планы работ на ближайшие дни. И было заметно, что он уже довольно устал от воскресного отдыха. Но за ним и остальными домочадцами бдительно следила Эмме, оберегая покой и здоровье членов семьи и заботясь, что бы все хорошо отдохнули. Правда, и она сама, и все остальные уже изрядно маялись к концу дня без дела. Поэтому, произнесённая после ужина фраза, – “Слава богу, вот и день прошёл!”, говорилась всегда с особым выражением облегчения.
И вот спустя годы, я сама оказалась живущей в деревне. И в первую же осень в памяти выплыли моменты жития моего в Эстонии.
Машинка наша, привезя нас из Питера в деревню, ещё какое-то время послужила нам верой и правдой, таская в своей утробе навоз, камни, кирпичи, доски, дрова, песок и ещё не счесть всего, затем стала всё более задумчивой, в конце концов сломалась окончательно. Дороги к тому времени тоже развезло осенней распутицей, и выбраться и привезти продукты на велосипеде стало нереально. Приходилось таскать из Пскова на своём горбу раз в две недели и соответственно выбирать, что выгоднее взять - муки или хлеба. Разумеется , выбор пал на муку. Когда на блины уже невозможно стало смотреть, а урожай яблок зашкалил, я обнаружила в закромах пакетик сухих дрожжей.
В памяти моей всплыли все манипуляции Эмме с тестом. Руки мои сами запорхали, насыпая муку, вливая масло и воду, и всыпая дрожжи, сахар, соль. Я не стала сверяться с рецептами в книжках. Сделала всё на одном дыхании – по наитию, перекрестила тесто трижды, как когда-то делала это Эмме и поставила под полотенце на тёплый угол плиты. И вот тут до меня дошло, что у меня нет не только протвиня, но даже духовки. Но жажда пирогов толкала мысль вперёд, я смазала большую чугунную сковородку маслом, разложила в ней тесто, нарезала сверху яблок, присыпала сахаром и помчалась в баню, устанавливать её на горячее изголовье каменки. А была на тот момент именно суббота. Мысль, конечно, была в правильном направлении, но всё же привела не туда….. Муж мой покатывался со смеху, глядя на меня, выносящую из бани по-чёрному закопченную сковороду.
Поняв свою стратегическую ошибку и невозможность сделать из бани большую духовку, я решила сделать маленькую – из самой сковородки. Отчистив и помыв сковороду, я проделала ту же операцию с тестом и начинкой, и поставила её на разогретую плиту. Сверху накрыла крышкой и огромным махровым полотенцем. В процессе подглядывания за приготовлением пирога, двигала сковороду по плите, вычисляя оптимальный тепловой режим для выпечки. И она удалась! По пришествии зимы я наловчилась печь пироги в Большой Голландке на углях, на той же самой сковородке и на новом протвине и была чрезвычайно горда собой.
Эти немного невзрачные на вид, но такие вкусные и разнообразные пироги, действительно добавляли красоты и уюта в тот наш убогий и суровый быт. А я не переставала удивляться свойствам нашей памяти. Как всего лишь наблюдая за Эммме, я смогла спустя много лет воспроизвести и текстуру теста и его вкус. И удивляюсь до сих пор и благодарю судьбу, что занесла меня тогда в Эстонию, ибо и в работе и в быту и в укладе собственной жизни, я вижу очень много почерпнутого там – на мызе.