Муза Васильевского острова.
Вышел в четыре часа, встал в семь часов утра. Вот так начиналась это записка. Тихо моросил дождь, солёная сажа капель скапывала с деревьев, когда он вошёл в ворота Василивского острова. Мост оставался позади, с запада грело солнце, с востока начинало дышать холодом. Трудно сейчас было сказать, это была зима, а может осень? Эти записки почти не сохранились и были размыты. Вязкие чернила стекали с них, когда их вытащил из озера, сейчас этого озеро нету, как будто и не было, как будто исчезло. Вместо неё течёт река мимо кладбища. С правой стороны метро Пионерское, с левой «прощальный поцелуй солнца». Последняя запись, стоявшая в последнем листке.
Он вышел в четыре часа из дома, можно сказать почти пряничного дома, как он его называл. Может он жил в пекарне или прятался в музее, а может просто этот дом просто выглядел как будто сделанный из пряника? Его подступы были как всегда спокойны, дыхание как всегда размеренное, он направлялся на одну из Линий Василивского острова, там, где жила его девушка. Попутно он купил цветы, ромашки, как она любила, хотя мог купить и розы, но именно ромашки он положил ей на руку.
Пять часов, он позвонился в дверь, ему не ответили. Как он сказал, «дыхание звонка не подавало голоса». Он позвонил ещё раз, наконец-то она открылась.
- Ты уже пришёл? – спросила она и тихо посмотрела за дверь, - проходи.
Он вошёл, разделся, и они разговаривали, на кухне. Тихо шелестела люстра, прямо над ними. Наверное, ветер сильно дышал через окно?! Выпили чай и залеглись в постель. Наверное, и не надо говорить, что они делали там. Могу сказать, «люстра раздувалась ещё сильнее надомной». Она как будто гудела и что-то говорила ему. Он не мог сосредоточиться, постоянно отвлекался на этот шорох, который гудел у него под ухом. Как будто книги на полке шелестели, как будто они сливались с каким-то женским голосом, как будто кто-то его звал.
- Всё, я не могу. – Ответил он и встал с постели. Надевая джинсы, он ответил ей -Да ничего особенного, просто что-то не так.
Он вышел, взял вещи и пошёл в парк. Наверное, думал, что тишина парка как-то успокоит его. Он не знал, что с ним творилось. Уселся на первую попавшуюся скамейку, девушка тихо присела к нему. Было темно, хотя он выходил утром. Наверное, ночь наступила слишком быстро для него или просто «постельный режим» так на него повлиял? А может это был его глюк. Экспертиза так и не дала объяснений.
- Ты один? – спросила девушка.
- Да нет, - ответил он. Возможно, он в этот момент думал о своей девушке оставленной в комнате, где что-то странное творилось?!
- Почему ты одни? – ответила она. «В этот момент засвистели листья, и бумага листвы поднялось в воздух» Она тихо сидела и смотрела на него. – Ты пишешь? – спросила она.
- Да, - ответил он. Наверное, думал, что она о его прозах или о стихах. Может она его видела где-то. Бывает, спускаются люди в метро или выходят и попутно что-то записывают в блокнот или на листке, а может ещё где-то, тихо переводят чернила, на какую-ту прозу, как какой-то переводчик своей души. В этом деле не так уж сведущ.
- Можешь что-то написать? – сказала она. Тихо барабанил дождь. Зимой тоже может идти дождь, поэтому так трудно установить именно когда? «Было холодно, снега не видно, но он вот-вот как будто выпадет, дыхание леденело, когда говорил и руки мёрзли»
- Да, - ответил он. Наверное, просто хотел отрешиться от мыслей о €своей девушки.
- Он достал листок бумаги и начал писать.
«Параллель твоих волос,
сливаются с вишнёвым запахом зари.
Тихий стон твоих истерзанных губ
От любви
Не находят покоя в моих словах…»
Она сладостно смотрела на листок бумаги, читала строчку за строчкой. Тихо шелестел ветер, когда он смотрел на неё. Потихоньку навалился туман, взявшийся неоткуда. Тихо шелестел ветер.
- Здорово получается, - произнесла она и посмотрела на него упоительным взглядом.
По его телу проплыла дрожь. Он не знал что сказал, её красота вливалась в его душу, заставляя сочинять на ходу. Тихо звенело солнце, как бы отражаясь лучами на надгробье. Слевой стороны туман, справой кладбище. Они медленно шли через листья, которые опали. Проходя мимо одного надгробья, которое шуршал травой и отражался каким-то странным шелестение в ушах в его сердце, которое кричало ему беги. « Не знаю, что происходило со мной, с одной стороны её нежная, чуткая красота, которая гудела перед моими глазами каким-то желанием, с другой сердце, которое кричало мне «бежать», спасаться бегством, выводить сумасшедшие линии на тротуаре»
- Может, встретимся ещё раз. – Произнес он. Она согласилось. Кажется, трудно отказать красоте.
Он вернулся домой, за свой стол и начал писать, выводить линии на бумаге, строчка за строчкой, как будто кто-то заставлял его писать, как будто что-то накатило. Он не мог остановиться, только писал, только горел свет и люстра, покачивающаяся над его головой.
Он встретился с ней, в том же парке, на том же кладбище. Он был в восторге от его нежных и истрепанных в солнце глаз. Они как будто погружали его в себя, как будто давали что-то, что так
было ему необходимо. Вдохновение. Они прогуливались мимо кладбища, разговаривали о том и о сём и как будто влюблялись друг в друга. Потихоньку золотилась ночь. Они подошли к озеру, где она окунула свои ноги.
- Знаешь, а мне так приятно здесь сидеть и смотреть на вид.
Вид конечно странный был, когда уходил отдутого, не мог оторвать взгляда, глаза как будто приковались к нему.
Они так просиживали несколько дней напролёт, с одной стороны метро Приморское с другой кладбище. Потихоньку листья опадали, звенящим, таким же образом, как будто капли в озеро сердца, постоянно тормошащие сознание.
- Я пойду, - произнес он.
- Останься. – Ответила она.
- Я не могу, меня ждут.
Сегодня должна была приехать его мама, из Новосибирска. «она должна была приехать в четыре, мне так грустно, как опалым листьям, которые мельтешатся в воздухе и не знают куда упасть. В речку, чтобы плыть дальше или на землю, чтобы пригвоздиться к земле».
Она внезапно схватила его и резким, грубым движения потянула назад.
- Останься! – Кричала она, её голос как будто громом звучал в его ушах. – ОСТАНЬСЯ!
Она протаранила его головой землю. Не знаю, как он остался ещё жив. И медленно поволокла его к озеру, шаг за шагом к этому мутному омуту, который сиял чистотой.
- Останься! – кричала она, когда топила его. Он не мог вздохнуть, не мог сказать ни слова. Она подала ему ручку и бумагу. – Пиши!
Он не мог вымолвить ни слова.
«Вышел в четыре часов утра, встал в семь». Он писал как облупленный, как будто железо врезалось раскаленным в спину. Его голова прибывала в таком адреналине, что каждая травинка шатающиеся на ветру чётка виднелась перед его глазами.
- Кто ты? - Еле вымолвил он.
Она резко окунула его голову. Она топила его.
- Муза! – кричала она ему на ухо. – ТВОЯ ЧЁТРТОВА МУЗА!
«Потихоньку я заглатывался водой и слышал её, Муза, она кричала своё имя, я был счастлив».
Встал в четыре, пришёл в пять. Прогуливался по парку, тихо решил навестить кладбище. Там виднелось озеро, с белеющимися ромашками. Никого не было видно. Потихоньку подошёл, достал листок, который тихо приплыл ко мне.
Встал в четыре, пришёл в семь. Впереди виднелось кладбище. Справой стороны метро Пионерское, с левой кладбище. Там росли розы, достал листок бумаги, который приплыл ко мне.
Не понимаю, его не было, но оно было, это озеро, не понимаю.
Там росли пиастры. Не понимаю, там его не было, но оно было.
Не понимаю. Там росли розы белые и красные.