Гданьск встретил меня легкой перебранкой с охраной на парковке. Старая гостиница зевнула в лицо плесневелым запахом старины и блеснула чернотой дубовых панелей на фоне нового гипсокартона. Возле гавани чувствуется отчетливый запах кофе от стен старых товарных складов.
Один горбатый мост над пропастью ноябрьской воды - и я в центре города. Хотя, центр Гданьска, эта груда новомодных магазинов и гастрономов, находится в другом месте. А вот старый город - он тут. Стылый ноябрь выслал навстречу овсяный кисель тумана, затопивший мокрую брусчатку, мутно сверкнувшую в свете аквариумов фонарей. И казалось, еще немного - и рядом с их расплывчатыми пятнами в черноте ночи неслышно проплывут переливающиеся чешуйчатыми боками волшебные рыбки сновидений. Влажный сумрак средневековья неслышно покачивался на трезубце Посейдона, озябшего от сквозняка и брызг все еще работающего фонтана. Мои шаги глохли, не успев долететь до стен и смутно виднеющихся каменных понурых львов. Терпкий запах близкого моря, гладкий коричный запах камня, изъеденный запах старины, сырая свежесть тумана и невесть откуда взявшаяся лиловая бесконечность забивали дыхание. И оно остановилось. Оно. Время. Ведь оно - часть меня. Я могу вспомнить то, что видел. И виденное остается частью меня. Иногда я кажусь себе сентябрьской паутиной, уносящейся к неизвестной цели в протертом взглядами людей, блёклом осеннем небе. Иногда я становлюсь чудовищным механизмом, высотой до неба, с хрустом и скрипом перебирающим тысячами механических и органических ног, движущимся островом из развалин идей и остатков впечатлений, воспоминаний, чувств, предметов, других людей, книг, машин, городов. Он ползет по пустой равнине внутреннего мира, оставляя за собой влажный след из обрывков новостей, разодранной одежды, ненужных писем и скомканных фотографий, удаленных адресных книг и образов ушедших людей. Ведь почти все то, что я видел и чувствовал - останется со мной...
Закуриваю. Дым зависает передо мной густым облаком и не хочет раствориться в братских объятиях тумана. Иду. Справа проплывает громада костела, уходящий в бездну времен. Витой штырь из человеческой боли и счастья. Свет прожекторов выхватывает угловатые камни, стрельчатые готические окна и бессильно тает, не доходя до шпиля. И плывет в расплющенном белесом небе черная тень антенны последней человеческой надежды.
Площадь расширяется, и я уже иду в никуда, только бледные медузы фонарей плещутся на волнах тумана, и дробный стук капель, уставших от левитации, напоминает о наличии звуков. Дойдя до ворот, держусь за стену пару секунд. Шершавые, практически черные кирпичи стреляют в меня бесконечной чередой касаний мозолистых рук, кружевных передников, кошелок с овощами и душистым хлебом, окровавленных гард и пьяных спин. Все это проплывает за мгновенье. А еще эти не в меру смуглые камни вдруг кажутся корешками всех непрочитанных мною книг. Тающими следами, не услышанных мною, бесконечно красивых историй, отблеском той жизни, которую я не смогу уже увидеть и попробовать на вкус.
Тени великих чувств и смешных грехов мягко бьются в колпак вандалоустойчивой лампы. И нет никого. Туман.
Туман
Съел
Все
И меня
И тебя