«…Самый быстрый самолет
Не поспеет за тобой…
А куда деваться мне –
Я люблю быть там, где Ты…»
Прожив тридцать с лишком лет, Корнелий провалился в болото (или влюбился?) Так, словно земная твердь разверзлась под его ногами, и, он погрузился в пучину – одновременно огненно-обжигающую и леденяще-цепенящую, вырывающую резкие выдохи из груди… (Так влюбился, или провалился? Будем посмотреть...)
« Ты уймись, уймись – грусть-тоска в груди! Это только присказка. Сказка – впереди»
Итак – всё сначала. Хотите - верьте, хотите – нет, но есть такая профессия (Родину защищать? Ну, и её тоже!) – профессиональный путешественник. Все мы, в каком-то смысле, путешественники. Выходя за дверь, открывая страничку этого сайта, читая эти строки – мы погружаемся в свой «Внутренний Мир». Ощущений, размышлений, внутреннего диалога… Соглашаемся или нет, расстаемся и встречаемся, любим и ненавидим – стремясь раздвинуть, познать границы «Внутреннего Мира». Внутри себя, порой, как в пустыне, а порой, как на восточном базаре…
Так вот, Корнелий, не побоюсь этого громкого слова, работает (живет!) сталкером. Непонятно? Сферы коммуникации, паблик релейшен…? Хрень? Согласен (Долго стучу пальцем по клавише «пробел»… в поисках нужного слова…сочетания…) А не «хрень» то, что у него было живое, большое сердце. Раз его, открыв, люди безбоязненно могли войти в страну «Шнапса». Остаться там и путешествовать - сколь им заблагорассудится. Уходить и приходить, когда вздумается, постепенно сбрасывая «замки» с собственных «стран». Доверяя и ему свои миры, не сразу и неспроста… Но, доверяя. Трудное и опасное ремесло – проводник (сиречь – сталкер)! Много чего – каких премудростей надо освоить. Но, перво-наперво, это - «гать».
Что такое «гать»? Это…можно сказать: «Ну и гать же ты!!!» Но это не то. Гать – шаткий, хлипкий мостик, от берега – к острову. Или через все пространство топкого места. Вот его то и устроил Корнелий, …ндцатого числа, сего месяца. АП-реля.
Обычно в болото (первым) лезет либо самый молодой и глупый. Либо самый старый и трусливый (опытный). Корнелий подходил под все эти категории разом, потому в болото было лезть ему. Без вариантов. Нахлобучив на ноги ботфорты из зеленой резины, переложив из карманов штанов ордена и медали в верные руки товарищей, Корнелий, зябко поежился и зашёл по колено в топь. «Э, родной – а топор то?... Иль, на манер бобра дорогу себе мостить собираешься?» - ехидно вопросили с берега камрады – связисты (связисты, сталкеры, проводники… А чего – не так?) «Без сопливых… Я тут, может, обвыкаюсь. Перед походом»- буркнул Шнапс, понимая, что тупит «не по фигне» (Всё так – тупил, как Вуди-дятел. Тому была причина. Верней причины: леди Тайлет, Рув Глад, ересь Дольчина, замок Аламут и свирепые гашишИны… Нет, не подумайте, крыша у Шнапса не «съехала» и, ему (почти) ещё не мерещилось. Просто персонажи давно задуманного рассказа начали обретать «плоть и кровь». Сюжет, живший в Руве (тьфу!) – в Шпансе несколько лет, начал складываться и вырисовываться столь стремительно, что, порой, затмевал реальность настолько, что уж и в топь – без топора!)
Технология – идеология построения гати.
Чётко представить себе конечную цель. Чётко понимать – путь к ней не будет прямым, а совсем наоборот – кучей зигзагов, которые (даже) будут продвигать не вперед, а назад! Ну, и самая «бяка» - по достижению цели предстоит возвращение. По мостику, рассчитанному (по преимуществу) лишь на достижение цели. Самое простое и несложное – рассчитывать в дороге можнонужнодолжно – только на себя.
«Давайте, что ли, уже топор, а то у меня немецким крестом, всё, что ниже…всё, что ниже! Дёб-дибать! (А вот это не мат, а поговорка наша ангцузская!) С берега Шнапсу метнули топор, и он его поймал (ничего такого, на лезвие было надето обрезанное голенище детского валенка).
От зеленых голенищ сапог расходились темные круги воды и, даже ватные штаны, внутри сапог, не спасали от её ранневесенней стылости. Корнелий двинулся вперед, к ольхе, с раздвоенным стволом, в аккурат подходящей для начала гати.
Возвращаясь к технологии построения. Ничего в ней хитрого нет: вали стволы, те, что покрупнее - не дорубая, так, чтобы торец (комель) – не соскочил с пенька. И чтобы макушка не зависла в близрастущих деревьях. Те деревца, что помельче – «под корень» и набрасывай поперек крупных. Подтаскивай их сзади, если нет впереди. Выбирай направление и к стройматериалу поближе. И к месту – куда добраться хочешь. Представь, что ты канатоходец-лесоруб – поэтому, осторожно. Под тобой вода. И земля, затопленная в ходе неудачной мелиорации 80-х. Диб-дибать!
Рубить деревья Корнелию нравилось. И не нравилось. Ему нравились сочные удары острооточенного топора по стволу, открывающемуся от удара, как рот, белой древесиной. Нравилась сила, разумная и знающая, как с нескольких ударов завалить крупный ствол. А с одного – мелкий. Сила, перекатывающаяся от плеч, от спины – к кистям рук, сжимающих топорище. Не нравилось же… потому, что дерево – живое. И умирало по живому. Сперва, не веря собственной гибели – чуть накренившись. Затем, взмахнув ветвями, как широко раскинутыми руками, набирало скорость падения – издавало последний «ах-вздох», плюхалось в воду. И чем крупнее срубленное дерево, тем слышнее его последний «ах-вздох». И мелкая дрожь, в уже упавшем стволе…
Рув, часто задумывался – почему жизнь заставляет людей (порой совершенно этого не желающих!) быть жестокими. И чаще всего, эпилогом этих раздумий была дурацкая строчка, взятая неизвестно откуда: «Нет оправданья. Есть только Жизнь».
Через полчаса работы Корнелий перестал слышать голоса своих камрадов, оставшихся выпить, закусить где-то там. «Там», которого для Шнапса, уже практически не существовало: среди хлюпанья воды, звуков ломаемых ветвей, вскриков вспугнутых птиц… Через двадцать минут он увидел остров.
Остров… Островок, на котором росли несколько осин и клён. Вся земля острова была переплетена пожухлой и сухой дикой травой, в которую и завалился Корнелий, пробежав, как по трапу, по последнему стволу, сваленному в направлении острова. Шнапс улыбался, глядя в пасмурное небо и облака, проплывающие над ним, и ни о чем не думал. Ну, почти ни о чем: «Остров… Остров! Нарекаю тебя именем леди Тайлет! Мой остров! Сам добыл и сам открыл!»
Мальчишеская, совсем неподходящая к помятой и усатой душе и физиономии Шнапса, радость, звонкими колокольчиками «пробежала» у него в крови… Покой, нежность покоя и уединения, а не трудного одиночества – подарил Корнелию остров Тайлет. (Дальше - нудное описание природы, крики чаек и починка оборванного провода. Как малосущественные – а ну их к ляду!)
На обратном пути Рув сорвался с осклизлого мостка и ушёл обоими ботфортами под воду. «Переломившись» пополам, он животом лежал на своём «живом» мостке, а сапоги, утробно хлюпнув и набрав воды, якорями стаскивали его ниже…
Как человеку, попавшему в беду, ему захотелось заорать. Звать на помощь. Ну, или хотя бы ругнуться матом. Да и водичка очень к этому располагала. Тысяча, десятки тысяч мелких игл холода вонзились сперва в кожу, а затем и глубоко в мясо Шнапса…
Дальше, он нудно и долго выкарабкивался. Выскребшись на гать, срубил себе шест (что ему, придурку, следовало сделать перво-наперво – выходя с острова), добрёл до своих, где был: «напоеты (чистейшим спиртом), в летучку уложеты и домой, впереди собственного визга, отправлеты» Так во времена оны, закруглялись Несторы летописцы, акыны, Баяны. И я – иже с ними.
Эпилог
Дома Корнелия, почти сразу, свалила температура. Он кое-кому врал, что всё в порядке : «Ну не считая насморка!» Зачем врал? Эх, мА… Да затем, что, несмотря на своё большое, живое сердце, Шнапс охранял в нем один анклав, не пуская никого дальше «прихожей». Он, Корнелий, умел делиться (почти) всем. Кроме боли и страдания. Их он оставлял себе. Изготовляя из них (со временем) энергию своей жизни – преодоление. Упаси Господи, читатель, подумать, что Корнелий был этакий герр Захер Мозох. Нет, мазохистом он не был. Боль его страшила и терзала, как и всех. Как ему сказала однажды в приватной беседе психолог-практикантка Людмила: «Уважаемый. Если, осознавая опасность, вы, тем не менее, не стремитесь избежать её, а скорей наоборот…Ходите на работу каждый день. Если вы не умеете, или не желаете, делиться «плохим» - у вас явная (подсознательная?) тяга к саморазрушению. И неизжитый комплекс вины»… Не знаю, не знаю… Так что - никакого «греха» и доблести в поведении Корнелия Шнапса не было. Окромя, разве что, больной души. (О, как! Взял, да записался в душевнобольные!...Упсс…)
Дальше. Он, кое-как, на антибиотиках, дотянул до выходных. Через день, после купания, он сорвался (почти) с металлической крыши двухэтажного дома…и был пойман сподвижником за ногу. Не правдоподобно? Но, личный опыт убеждает, что самые правдивые вещи именно так и должны выглядеть.
(Мне, честно говоря, уже лень выслушивать Корнелия. И «записывать» за ним вскипяченные до 38 градусов слова и мысли. Хочется только отметить, что в связи с вышеозначенным градусом, прошу считать фамилию «Шнапс» - именем собственным, а не нарицательным.)
Извини, читатель, просто мне захотелось вернуться к себе, во «Внутренний Мир». И дней на несколько закрыть все двери. Но, вряд ли получится – ко мне пришли…
Но это – уже совсем другая. История.