Из привезённого ребятами ужина, на стол легли две курицы-гриль, сыр, соусы, хлеб и зелень. Спиртное решено было не употреблять. И решено это было мной!
--Ну, мать, кто первый рассказывает? Я? Лёгко! Итак, поехали! Почти всё мы узнали через Влада и двух его фраеров, которым он звонил. Итого, по порядку. Подгурский Константин Маркович, значит… сейчас, склерозник достану. Ага, он, в городе – никто. В смысле – у него нет должностей и кабинетов. Он, что-то среднее, между смотрящим и вором, ожидающим коронации. По статусу, он ниже Самсона и намного, и, настолько же, выше Влада. Нас… ой, пардон, наступить нам на мозоли он может. Его интерес – строительство, значит, вхож в «Стройинвест», делает конвертацию безнала в нал, имеет девочек по вызову, марафет и ещё с десяток разных доходных дел, но так, по мелочам. Со слов Влада, его отношения с Самсоном любезно-никакие. Он просто старается не сморкаться в его сторону. Снова пардон – и где мои манеры? Далее – Сокольских Алексей Иванович, второй, после Баранника, директор «Инвеста». Рыбина, доложу я вам, ещё та! Ворует не меряно, но, пока, не попадался. Во всех гнилых делах в Симферополе, прямо или косвенно, но нос замочил. Возможно и он подельник Самсона через Баранника, но не факт. Я, пока, по характеристикам пройдусь, лады? Та-ак, кто у нас ещё в лукошке? Вот, Ка-ра… блин, что фамилия, что писака – один… корнеплод! Ка-ра-гач, вот! Пётр Петрович. Командует охранной фирмой «Оберег», которая пасёт «Инвест» и знакомый нам дачный посёлок. Этот П.П. – майор в запасе, как и ты, собственно. Эй, ты где?
Валера говорил, читал, ел и описывал в воздухе замысловатые фигуры разговорного пилотажа надкусанной куриной ножкой. Только его голос не всегда доходил до меня. То есть, сам голос, как звуковой раздражитель, постоянно проникал сквозь уши в мозг, но смысл сказанного им, постоянно ускользал. И я ничего не мог с этим поделать – просто не мог сосредоточиться на чём-то конкретном, кроме, как на сверлившем меня прозвени, или, если угодно, понимании. Понимании того, что партнёром Виктора Лукича Ерёмина по переселению на тот свет, будет Валера. И произойдёт это по моей вине, не столько из-за того, что я сдал билеты и решил остаться, сколько из-за того, что убью его именно я. Просто, дёшево и глупо промахнусь, стреляя в другого человека. Просто промахнусь, и всё – не будет больше Валеры. И ещё одно «просто» - я сижу и слушаю, как его голос плавает, словно в акустической петле, временами выводя меня из ступора, погружаясь в который, я видел его смерть.
--Алё, реанимация! Мы теряем пациента! Ты слушать будешь? Из-за чего ты так распереживался? Вон, из пальца опять кровь пошла.
--Извини, братик, я слушаю.
--Братик? Любо, зело любо слышать твою речь, боярин! Может, тебе стопарик для внимания? Нет? Тогда – внемли дальше. Этот П.П. – Надкусанная ножка откаблучила два пируэта и одно фуэте над столом, помогая Валере придать образности в его речь, – прослужил в армейской разведке в ВДВ. Я, вообще-то, не служил, поэтому называю его должность так, как сказал Влад. Вот, у него, у этого П.П., случился самострел среди подчинённых и его, по-шустрому, списали на берег. Приехал на Родину, кое-где подшустрил бабками и открыл эту охранку. Влад, лично с ним, не в контакте вообще, но его пацаны говорят, что если загорится его дом, то он, в первую очередь, вынесет армейский устав и оружие. А после, если от дома что-то останется, вернётся за семьёй. Ходит на любые дела, хорошо пользует оружие и кулаки. Замечен при тёрках с Сокольским и Подгурским. Так, основные – все. Теперь – мелочь. Гурбаш Иван Сергеевич, экономист «Инвеста». Влад говорит, что он в стройке и в экономике, как двенадцать часов ночи, то есть – тупой. Но, держат его за хитрость, придумкуватость и за способность найти лазейки в бетонном заборе. Как я понимаю, это ему ты рассказал прикол про Брежнева. Это все действующие лица. У Влада на памяти есть ещё с десяток людишек, которые, так, или иначе, пересекались с этой четвёркой. Но ни у кого не хватает ни веса, ни фарта баловаться мокрушным делом. И последнее. Спец от Влада, по телефону Баранника определил, что аппарат пуст, как старое ведро. Сделан только один звонок и тот без ответа. Угадаешь, кому?
--Подгурскому.
--Попадание подтверждаю. У меня – всё. Мадам, вам слово!
--Спасибо, Валера. Когда будете раздавать Новогодние подарки, Владу передадите сразу два. Это он позвонил и договорился, чтобы нас приняли в архиве.
--О, слышь, эта провизорша, блин, редкая жаба! Когда мы ей стуканули, что, мол, мы от Влада, она, прикинь, перезвонила ему и начала выпытывать, как мы выглядим, Прикинь!
--Валера, она – архивариус.
--Да, жаба она!
--Вот что получается. Баяндаг – это старое название одного совхоза, который промышлял животноводством. Никто не знает, откуда это название, но совхоз именно так и назывался. А ещё, на старых картах есть район с географическим названием Баяндаг. Это, примерно, в сорока-пятидесяти километрах отсюда в сторону Планерского. И место это, находится в Крымских горах. Причём, оно так запрятано естественным рельефом, что простой гуляющий его может не найти. И ещё одно. Что-то не хорошее, по слухам, там происходило во время войны. Место тихое, закрыто горами… одним словом, всех подробностей никто не знает, но слухам упорно верят. Я скопировала карту, на которой есть этот Баяндаг. А где-то, в шестидесятых годах, его несколько раз переименовывали. Последнее название – Советск. Но, скорее всего, официально это название не прижилось. Что там сейчас – никто не знает. Снова-таки, по слухам – там частная территория. Больше ничего не узнала.
--В эту струю есть слушок от Влада. Он припоминает, что эта название он слышал из-за истории пяти-шестилетней давности. Один перец присваивал земельку в тех краях, - Валера пальцем постучал по карте. Хорошо, что куриная нога, оставшаяся без мясо-мышечной основы, перестала интересовать Валеру, как дирижёрская палочка. – И, судя по-всему, успешно. Правда, при этих торгах маленько постреляли. Троих, кажется, оприходовали, одним словом – всё по плану. Я, конечно, мог бы у тебя спросить, а кто из знакомых там засветился, но – не буду так часто упоминать Подгурского. – Ещё одна ножка вспорхнула над столом. – У меня информация закончилась. Предлагаю спокойно доесть, а потом поговорить. Кто против? Попробовали бы только….
СИМФЕРЕПОЛЬ. ГОСТИНИЦА «СПОРТИВНАЯ».
На следующий день, ближе к обеду, меня, через телефонную связь, срочно затребовал Ерёмин. Судя по его взволнованному голосу, он был переполнен информацией, как осетрина икрой, и жаждал от неё избавиться.
Охранник-латинист, приставленный к Виктору Лукичу в день нашего знакомства, пару «смен» назад был отпущен повидаться с родными, а по правде – за ненадобностью. Как-то сложно я стал изъясняться, зато понятно.
Виктор Лукич находился в растрёпанных чувствах, и мне пришлось воссоздать в виде звука несколько фраз из моего матерного запаса, чтобы заставить его сконцентрироваться на мне, и на причине моего прихода. Кое-как мне это удалось.
Вологодский медиум мне сообщил, что прошлой ночью у него был контакт с Баранником, который, как Ерёмину показалось, говорил не только от своего имени.
Обрывки его «контактных» воспоминаний, постоянно тонули в многословии, описывающем и состояние психики (я чуть кони не двинул!), и его сформированное желание убраться домой, даже без денег (будет мне не в коня корм!).
Кое-как мы переговорили, и Виктор Лукич вручил мне стопку листов, исписанных на непонятном языке.
Код, для расшифровки этих записей, я стребовал с первоисточника, после чего благополучно приступил к чтению.
Последний лист, который я осилил с применением новейших методов криптологии, был положен в общую стопку, и я смог предаться размышлениям.
Но, как, оказалось, размышлять было не о чем. Голову заполнила тревога, а перед глазами замаячил кумачовый транспарант с белыми словами – «Валить надо отсюда!» Кроме этого полотнища, с тревожным воззванием ко мне, я рассмотрел толпу возбуждённых людей, которая несла этот лозунг и скандировала «Бы-стро! Бы-стро!». Сильно заболела голова.
СИМФЕРОПОЛЬ. МЫ.
Когда каждый человек себя постоянно хвалит и считает каким-то особенным, очень трудно найти собеседника, чей опыт, естественно, правдиво рассказанный, поможет тебе самому разобраться в хитросплетении собственных чувств и ощущений. А что, по сути, есть эта разборка, как таковая? Это вывод, сделанный на основании собственного опыта, плюс чей-то рассказ о чём-то подобном. И в это, эмпирическое уравнение, подставляются данные о существующей ситуации. Хорошо сказано! И бестолково! (Да, после слова «бестолково», надо поставить три восклицательных знака.) И, ещё, бесполезно. (Без восклицательного знака. Жаль, что нет специального знака, который бы читался, как – глубокое разочарование.)
И вообще, о чём это я? О разговоре с Виктором Лукичом. Нет, не о самом разговоре, а о той информации, которую я получил. И ценность её выражается в том, что эта информация (чёрт, какое длинное слово!), подтвердила ту мерзкую гадость, которая накопилась у меня внутри в виде неясных предчувствий. Блин, прямо строчка из либретто к «Заячьей опере» - «Предчувствия меня не обманули».
Как обычно, я попал в своё полюбившееся положение, в народе называемое – я не знаю, что мне делать. Мне и хотелось, и надо было с кем-то поговорить, посоветоваться, рассказать о своём страхе и о том громадном капкане, который, лично для меня, символизировал Симферополь.
Ноги домой не шли, зрение не фокусировалось на дороге, поэтому я через шаг наскакивал правым колесом на бордюр, оставляя на нём чёрные отметины от жжёной резины.
И потом, мне стоило срочно выговориться, не для того, чтобы просто пожаловаться, а для того, чтобы послушать себя со стороны. Только, с кем? Валера отпадает, для него мой рассказ будет непонятен, а полностью рассказывать ему всё, да ещё и с предисловием, не хотелось. Было жать времени.
Жена тоже не попадала в число собеседников, она ничего не решала. В полном объёме подходил Самсон, но где он, а где Симферополь? Устроить самому себе моноспектакль? Не выйдет, мне надо, чтобы меня перебивали, и мне надо видеть морду лица слушателя. Блин, что делать?
С этими думами я доплёлся до дома. Жена и Валера пребывали в хлопотной суете, отстранённо выражая радость по поводу моего прибытия. Причина, их актовно-броуновского движения по квартире, была взволнованной для Валеры, и прихорашивающейся для жены – без объявления войны и территориальных претензий приехал Самсон Леонидович, который, уже начал отсчитывать минуты нашего опоздания, из-за моего «таскания чёрт-де».
Мне кажется, что я успел, всё0таки, кого-то и за что-то поблагодарить до того, как предстал перед Самсоном.
Сидя, за сервированным на веранде столом какого-то загородного дома, я понял, что такое настоящее счастье. Настоящее, трогательное и безразмерно-демисезонное. Счастье – это возможность переложить ответственность за проваленное тобой дело на другие плечи. И от этого я был, почти, в нирване.
В этом состоянии я пропустил протокольную часть наших посиделок, вернувшись, в бренный мир, от толчка в бок Валеркиным локтем, и от повторно задаваемого вопроса.
--Алё, ты с нами?
--Более чем, - ответил я, больно ударившись о реальность.
--Я приехал потому, что мне не понравились твои интонации в последнем телефонном разговоре. Как ты считаешь, нам надо поговорить более подробно?
--Вашей проницательностью, Самсон Леонидович, вы можете гордиться, а я буду восхищаться ей. Ею.
--По делу говорить будем?
--По делу – будем. Но, Самсон Леонидович, мне надо осмыслить всё, что я имею. Для этого у меня есть несколько вопросов к вам, которые я не задавал по телефону. Без ваших ответов не будет пользы от моих рассказов. Ответите?
--Да.
--Может, нам остаться вдвоём?
--Нет. Спрашивай.
--Хорошо. Итак – когда, на самом деле, пропал Баранник?
--Странный вопрос.
--Нет, обычный. Самсон Леонидович, у вас, на выбор, есть два варианта. Первый – я передаю вам отдельные куски информации, а вы делаете с ними всё, что хотите. Можете использовать их, а можете позабыть. Вариант второй, и последний – вы отвечаете на мои вопросы, а я, в ответ, рассказываю вам всю историю с начала и до конца. Причём, с финальной моралью и с указанием мест, где и что находится. Ну, и кто находится где. Я не ставлю вам условий, я предлагаю два вида информации – скудный и полный. Решайте сами, какой иметь.
--Почему никто, кроме тебя, так со мной не разговаривает?
--Вы хотели спросить, откуда у меня столько наглости? Это гены.
--Насколько достоверным будет второй, полный вариант информации? Вот видишь, я уже начинаю говорить твоими словами!
--Хорошему учиться никогда не поздно.
--Ты наглей в меру! Ладно, договорились. Валера, давай на ужин сделаем шашлыки, а? Я могу на тебя положиться в выборе мяса?
--Я ему помогу, Самсон Леонидович, - сказала жена, поднимаясь из-за стола и, галантно, предлагая Валере свою руку в качестве опоры. Как даме. Мудрая она женщина, на редкость мудрая.
--Ты мудрая женщина, - сказал Самсон с уважением в голосе.
--Как вам это удаётся? – С не меньшим уважением спросил я Самсона.
--Ты о чём?
--Так, ведь… ладно, проехали.
--Тогда – гены.
Когда мы остались одни, Самсон Леонидович встал, и подошёл к окну.
--То, что ты знаешь, и то, что хочешь осмыслить… мне стоит беспокоиться?
--Если вы действительно доверяете мне, то отвечу уклончиво – это зависит.
--От чего?
--От ваших ответов.
--Ты должен понять, что….
--Самсон Леонидович, простите, но это вы должны понять, что я вам не конкурент и не двойной агент. Я нанятый вами работник.
--Надеюсь, что так. Ради тебя самого надеюсь, что так. Ладно, - всем своим видом Самсон Леонидович показал, что он принял какое-то решение, и наш разговор перешёл в фазу серьёзности.
--Баранник пропал, вернее, от него перестала поступать информация, шестого июня.
--То есть, за полтора месяца до моего приезда к вам, да? Не за неделю, а за полтора месяца. Вот, оно, как.
--Откуда ты узнал, что я….
--Изменил дату?
--Спасибо за вежливую подсказку.
--Пожалуйста! Я, пока, не буду отвечать, сейчас не буду. А что вы сделали, когда он перестал отвечать?
--Попробовал узнать через своих людей. И то, что я узнал, определённым образом связывало мне руки.
--Которые развязались, перед моим приездом к вам, да?
В ответ Самсон Леонидович полу утвердительно пожал плечами и, ещё, кивнул, опустив голову к правому плечу.
--Я могу спросить? Подгурский и Карагач, это те самые люди, которые вас по рукам и ногам?
--Ты и это узнал? И как?
--А ещё и Сокольский подыгрывает в этой тройке нападающих, угадал? Значит, угадал. И последнее. Влад, здоровенный такой, он кто в вашем… бизнесе?
--У него свой бизнес и пара-тройка общих дел, не касающихся Баранника. Но я мог бы его подключить к решению своих проблем. У тебя ещё много вопросов?
--Нет. Какой способ связи у вас с Баранником? Телефон, скайп, электронная почта или с оказией?
--Зачем тебе это?
--Отвечу. Он присылал вам фотографии?
--Нет, ни разу.
--Интересно! А с кем из ваших партнёров он был ещё в контакте?
--Ты не слишком многим интересуешься?
--Я выполняю ваш заказ, не более. Баранник мёртв не от старости, а от того, что кто-то ему помог. И в числе этих помогающих нет моих друзей, а только ваши.
--Моими друзьями сейчас занимаются.
--Калиостро?
--Пусть так, Калиостро. Поэтому оставим моих друзей на его попечении.
--Как скажете. Только я думаю, что, в случае убийства любого человека, глупо топтать одну дорожку в поисках того, кто это сделал, надо найти причину, повлекшую.
--Давай, ты не будешь учить меня, что и как делать!
--Давайте, только позволю себе вам напомнить, что я нанят вами как раз на «что не так», а не являюсь хамовитым самозванцем, решившим вымутить у вас прибыльную информацию.
--Ладно, давай спокойно. У меня с партнёрами были… наверное, уже точно – был. Был бизнес в Крыму. Симферополь – просто место, в котором наш бизнес приостановился. Кроме этого, лично у меня, и у моих партнёров, были и собственные проекты, в которых, так, или иначе, участвовал Баранник. Всё шло гладко до этого лета.
--Я, видимо, спрошу глупость, но мне позволительно такую глупость сморозить из-за моего возраста. А не могло ли всё идти гладко только потому, что у кого-то, или где-то, не накопилась достаточная сумма для того, чтобы вас, с партнёрами, кинуть? Или достаточная информация для того же?
--Что ты пытаешься всё время сказать?
--Я собираю всё, что можно, чтобы дать вам полный расклад по Бараннику. Остальное, то, что вы подозреваете, меня не касается. Я хочу сказать, что в человеческой природе воровство и убийство не стоят на последних местах в квалификационном перечне пороков. На последнем месте, к сожалению, стоит вера в ближнего.
--Я, пока, тебе верю.
--Это, всего лишь, мысль, исключение из неукоснительного правила. Вы ответите?
--Да, такое возможно. Но, мы старались не собирать в одном месте и в одних руках большие суммы. До этого случая, у нас, всё получалось.
--Я не стану спрашивать, какая сумма, на самом деле, пропала. Я знаю эту сумму.
--Откуда?
--Я хочу с вами договориться.
--Откуда ты можешь знать? – С нажимом в голосе спросил Самсон Леонидович, никак не реагируя на предложение о договоре.
--Самсон Леонидович, я предлагаю вам сыграть на моих условиях. Я, даже, настаиваю. Условиями игры будет следующее – вы безоговорочно принимаете мои условия, а я, более ничего у вас не выпытывая, приношу вам полный отчёт по деньгам, по Бараннику и по людям, принимавшим активное участие в ваших неприятностях. Если хотите, то я могу большую часть того, что знаю, выложить вам сейчас, но вы не поверите мне на слово. Значит, мне нужно будет привести к вам свидетелей, приводить тех, кто знает что-то отдельное из общей мозаики. Вы будете с ними разговаривать, не доверять им, перепроверять, принимать меры, советоваться, злиться, вызывать меня и спрашивать, как вы могли поверить мне и поручить это дело. Потом я, видимо, смогу убедить вас в своей правоте, и всё начнётся сначала.
--А, ты предлагаешь мне играть втёмную?
--А что вы теряете? Деньги? Они уже потеряны, а я могу попытаться обнаружить их. Авторитет? Ничего подобного! Все разговоры только между вами и мной, поэтому вы, бездоказательно, никого огульно не оговорите. Ваше общее дело и индивидуальную заинтересованность каждого в Крымской кампании? Так они, на половину, уже похерены.
--Ты считаешь, что это всё для меня аргумент?
--Я считаю, что аргумент. А вот то, что вам действительно нельзя терять, так это время. Его у вас нет. Вы сейчас догоняете ситуацию, извините, что так говорю. Вы однозначно в проигрыше. Снова извините. И последний аргумент, из-за которого извиняться не стану. Самсон Леонидович, вы начинаете мешать жить людям, которые стащили ваши и Воронежские накопления. А что бывает с людьми, которые мешают? Лесника, земля ему пухом, напомнить? Он, конечно, своеобычный человек, я его уважал и очень, однако он потерял то, что вы, сейчас, также начинаете терять. Нет, не хватку. Время. Именно время, которое меняет не того, кто его теряет, а тех, кто окружает теряющего. Вы можете потерять его навсегда. Те, кто гадит вам в карман, неужели они не знают, что вы приехали сюда? Неужели вы надеетесь, что никакая их шестёрка не следит за вами, равно, как и за теми, кто к вам приходит и не отсчитывает, как долго тут задерживается? Да, чтобы вы не сомневались! Только все, приходящие к вам – это свидетели против тех, кто вам гадит. Какая судьба у таких свидетелей? Два, на два и на полтора. С ногами на восток. Или на запад? Не важно. Вы этих свидетелей не прикроете своим авторитетом… мне извиниться за эту фразу? Ладно. Почему нет? Потому, что цыплят по восемь считают! Вас, со свидетелями вместе, отправят на ПМЖ к Леснику только потому, что кто-то уже сроднился с вашими деньгами и отдавать их не собирается. Или – вы их, но, зная точно кого и за что, или они вас, не сильно, при этом, вдаваясь в подробности формулировок. Кто победит? Тот, кто не станет терять время. Я так считаю.
--Сколько?
--Чего сколько? Времени, или денег?
--Условий?
--Нисколько.
--Говори!
--Есть человек, который на девяносто процентов помог мне в этом деле и, которому, Баранник, определённым образом, естественно, пообещал денежную компенсацию. Её надо будет выполнить.
--Откуда этот человек? Кто он?
--Всё расскажу и обязательно! Но, не сейчас. С первым условием согласны?
--О какой сумме речь?
--Пока не знаю, но сумма будет адекватной его помощи.
--Почти согласен. Дальше.
--Влад не берётся мне помогать, за исключением тех случаев, когда надо будет применять силу. Мне нужны ещё три-четыре человека. Срок – неделя… максимум.
--Снова – почти согласен.
--Вы обязаны довольно скоро уехать. Сделать это надо на виду у всех и с поникшей головой. Но, уезжать вы не должны. Вернитесь из мифического отъезда инкогнито, хоть пешком. Здесь всё должно происходить под вашим контролем.
--С этим согласен однозначно. Есть ещё что-то?
--Деньги на расходы. Я отчитаюсь. И терпение. Я буду вам рассказывать всё подробно, но частями. Вы меня не торопите и ничего, сами, не предпринимаете. Я рассчитываю на неделю. Если повезёт, то быстрее.
--А если не повезёт?
--Я не хочу предугадывать то, что может случиться, если произойдёт это самое «если». Пока мы держим банк, но шулера не дремлют.
--Ты играешь в карты?
--Только ради того, чтобы узнать правила игры. Я не азартен.
--Это успокаивает. Что ещё?
--Возможно, будет ещё, но потом. Главное я перечислил.
--Твою жену убрать?
--И да, и нет.
--Хорошо, за ней отдельно будут присматривать.
--Спасибо.
--И всё-таки, у нас есть шанс?
--На сегодня я знаю всё, но доказать не могу ничего. Это можно назвать шансом?
--Ладно, я очень надеюсь, что ты знаешь, что надо делать. Когда начнёшь посвящать меня?
--Когда вы станете инкогнито.
--Тогда – послезавтра. Я дам знать, как со мной связаться. Слушай, странное у меня ощущение – я тебе верю и, одновременно, опасаюсь того, что ты можешь и собираешься натворить.
--Во-первых, всё с вашего благословения, а во-вторых, не так страшен чёрт, как его малютка.
--Ты бы бросался этими поговорками тогда, когда дело сделано, а не на стадии игры в тёмную Ты прогнозируешь жертвы?
--Я, Самсон Леонидович, не госчиновник, чтобы так говорить о живых людях. Мне хочется, чтобы никто не пострадал… с обеих сторон, разумеется. А дальше – как карта ляжет.
--При хорошем раскладе, что хочешь лично для себя?
--Ничего. Я, за последнее время, на многое насмотрелся, и многое уже отхотел.
--Это, как я понимаю, укол в мою сторону?
--Не из-за моих денег аж до могилы пострадали два человека. Не за моими деньгами охотятся местные уроды. Если это для вас ничего не значит, то это не укол. За такое своеволие моего языка, вы можете рассердиться и прогнать меня, но ситуация, от этого, не улучшится.
--Откровенность…. Какая неприкрытая откровенность! Ладно, хотя это и будет разговором философа и землекопа. Я заинтересован в твоей помощи, а ты, чтобы не говорил, в гонораре. И можешь не миндальничать, изображая альтруизм. Всё, всегда и везде происходит из-за денег, а плохое – из-за больших денег. А я хочу иметь большие деньги и, что ты старательно пропускаешь в своих миротворческих измышлениях, так это персонификацию того, кто обязательно появился бы на моём месте, если бы именно я не занялся этим в Симферополе. Понимаешь, о чём я? Не я – так Иванов, не Иванов, так, какой-нибудь Джугашвили. Не Рабинович, так Серкебаев, но эту денежную жилу здесь кто-то раскопает непременно. Не я плохой, что увидел в Крыму свой интерес, а ситуация откровенно позволяет пользоваться сквозными дырами в сопредельных законах. Так что, благородство – вещь хорошая, я в тебе это ценю. Только ты успешно состаришься, разоблачая плохих людей, делающих одно и то же, и в одном и том же месте. Хотя, если уж ты упомянул о своём уходе, то удержать тебя я не смогу. Но и скрывать, что твоя помощь мне нужна, тоже не стану. До чего мы договорились?
--До послезавтра.
--Жди звонка, я дам знать, как со мной связаться. Всё, ступай!