У Вечного огня. Роман. Часть 3

Часть 3.
Глава 33.

Тамара сидит на заднем сиденье машины, сжимая руку сына. Не сводит глаз с его побледневшего, похудевшего лица, остриженной головы. Через каждую минуту, повторяет.
— Не холодно, тебе? Кушать хочешь?
Володька отрицательно качает головой. Уставившись в окно,  рассматривает мелькающий, унылый  пейзаж. Нахмурившиеся дома,  мокрые, припорошенные, тонким слоем, снега, тротуары. Оголенные ветки деревьев, мелкие снежинки,  кружащиеся в воздухе. Пусть хмуро, сыро,  зато на свободе! Им не понять,  что я пережил там, на нарах, разглядывая небо сквозь решетку. Он не отбирает у матери  руку, хотя уже чувствует раздражение от ее ласки, и чрезмерного внимания к своей особе. Ему хочется залезть в ванну, смыть все воспоминания о страшных тюремных буднях, лечь под одеяло в постель, и заснуть сладким долгим сном, сутки, двое, пока организм наполнится силой и радостью ощущения  вольной, свободной жизни. На глаза  навернулись слезы, когда машина остановилась у решетчатой ограды.
Вадим Евгеньевич повернулся к сыну.
— Отдыхай, сынок! Вечером поговорим!
Тамара  поняла, муж в дом не зайдет, уедет в  ресторан, или к любовнице. Сделал доброе дело, и семья снова, как и раньше перестала его интересовать. Она вышла из машины.  Володька, неуклюже ставит ноги, передвигаясь по дорожке к дому. Соскучился, страдает, но не подает виду, весь в отца. Удержала себя от желания догнать,  заключить в объятия, расцеловать  щеки, лицо. Он не поймет моих чувств. И никто не понимает. Женщина  ускорила шаги, обогнала Володю, открыла перед ним дверь.
— Мам,  ничего не хочу, ни пить, ни есть! В ванну, и спать!
— Хорошо! Я тебя не стану беспокоить! — вздохнула женщина.  Как и прежде, снова одна, поняла Тамара.
Володька скинул с себя вещи на пол.
— С возвращением! — Настя обиженно поджала губы. Стыда нет! Даже трусы не оставил. Будто я не женщина! Барами себя чувствуют! Буржуи проклятые. Она подобрала брошенную Володькой одежду и удалилась.
Володька блаженствует, натирая мочалкой тело, вдыхает аромат шампуни и мыла.  Колька сейчас тоже, наверное, балдеет от домашнего уюта. Где-то в глубине души промелькнуло слабое чувство вины. Он вспомнил Мишкины глаза, наполнившиеся слезами, когда зачитали приговор. Но ведь, арматурой бил он! Значит, все правильно! Ничего, скажу папке, чтобы  не забывал вкусненькое ему передавать!
                * * * 
Галина глядит на Кольку, поедающего один за другим,  пирожки. Он здесь! Больше ей ничего  не надо.
Андрей не сводит глаз с сына.
— Нехорошо вышло! Вроде вместе,  — он не решается произнести слово, убили, — а посадили только Мишку. Малолетний он!
— Да,  ты, очумел! — махнула на него  рукой, Галина. — Сын домой вернулся!  Что  несешь? Не виноват, он, не виноват! Слышал, и судья  признал!
— Да, ладно! Я так сказал! —  Андрей,  наклонился над тарелкой с остывающими щами.
— Пап, Мишка его арматурой бил! Значит, он и убийца! Кулаки, что! Кулаками убить нельзя!  — пробурчал Колька с полным ртом.
— Да, я так, сказал! Ладно, забудьте! — Андрей понял,  сейчас Галину лучше не задевать! Отодвинул тарелку, вышел на балкон, закурил. Он не может преодолеть неприятное чувство вины. Что я сделал противозаконного? Снова и снова спрашивает себя. Каждый раз отвечает — ничего. Просил Вадима помочь? Он и помог! Только от таковой помощи,  кажется, будто искупался в дерьме. Но ведь чувство спасения сына оправдывает любые средства! А потом, Колька, действительно, не виноват. И Мишка сознался на суде. Мишка убил Сергея! Андрей сделал глубокую затяжку. В голове закружилось. Давно не курил! Нарушаю режим!  Но  сегодня  веская причина. Он сделал подряд две глубокие затяжки. Закашлял. И все-таки, я поступил подло!  Оправдания мне нет! Перед  Любой стыдно, хоть провались! Даже подойти не смог. В больницу, наверное, увезли.  Галка бы не позволила. Скандал могла учинить при людях.   
                * * *
 
Нина толкнула дверь квартиры.
— Кто дома?
Павел вышел в коридор. Подошел к жене, поцеловал холодные щеки.
— На улице снег, а ты в легком пальто.
— С утра тепло было, а сейчас морозит!  Ты сегодня рано? — улыбнулась она мужу.— Что на работе?
— Суд  над ребятами был!
—  Все  в городе  говорят. Даже в магазине,  кипят  страсти! Кошмар какой-то? Как  можно  убийцам назначить условный срок? Ума не приложу!
— Я тоже в трансе! — Павел почесал затылок. — Завтра встречусь с потерпевшей. Неужели она согласна с решением суда!  Надо, подать аппеляцию в городской суд, в верховный! Нельзя молчать!
— Полностью с тобой согласна! Молодежь  озверела, это еще мягко сказано! Жалости  к людям нет! И воспитания никакого! В школе говоришь, а домой приходят, там телевизор, боевики, кровь, насилие, секс. В голове  пусто! Ладно, пошли ужинать! — она взяла сумку.
— Я котлет нажарил с картошкой. — улыбнулся Павел. — Как ты любишь?
— Ну, значит, совсем расстроился, раз готовкой занялся! — рассмеялась Нина.
                * * *
               
Щелкнул замок на железной двери. Семен бросил карты на стол, повернулся. Мишка перешагнул порог, остановился у входа.
— Что так, в гордом одиночестве? — скривил рот в ухмылке. Семен. — Проходи, вроде, уже свои, не гости. Где твои подельники?
— Условно им дали!
— А тебе? — Михаил подошел к парнишке, накрыл широкой ладонью худенькое плечо.
— Двенадцать! — Мишка засопел.
— Ух, ты! — хлопнул себя по коленке, Семен. — Это, что ж так сурово!
— Я убил Сережку!
— Так ты что на себя все взял? Согласился с обвинением? — Михаил заглянул пареньку в лицо. — Проходи, рассказывай! — он обнял парнишку за плечи, подвел к столу.— Присядь! — в жестяную кружку налил из чайника крепкого напитка. — Попей, легче станет. Ничего! Мамка аппеляцию подаст! Мамку видел?
— Ей плохо стало! Не знаю, что теперь с нею будет! У нее сердце больное. Наташка в больнице, в психушке, с собой хотела покончить! Адвокат на суде сказал.
— Это сестра, что ль?
Мишка кивнул, отпил из чашки горячий  чай.
— У нее любовь была с этим Сережкой. А ты его убил!
Мишка всхлипнул, размазал по щекам слезы.
— Я не хотел! — хриплым голосом выдавил он из себя слова, прерывая рыдания. — Я не хотел, я не знал!
— Ну, рассопливелся! Будет! — Михаил притянул голову мальчика, погладил по волосам. — Крепись! Значит, надолго теперь сюда!?
— В детскую колонию завтра отвезут!
— Там полегче! С ребятишками познакомишься!
— Кто сказал полегче? — Семен стукнул кулаком по столу. — Нынешние ребятишки,  настоящие монстры! Приходилось в КПЗ сталкиваться! Как только их родители воспитывают!
— Те, кто сюда попадают, родителей не знают. Как нынче говорят, дети  из неблагополучных семей!
— Не реви! Что реветь! Тебе все лучше, чем тому Сережке. Лежит себе в земле! А ты живой! Вот об этом и думай! Отсидишь, выйдешь, новую жизнь начнешь!
— Правильно! — пробасил Семен. — Мужик без тюрьмы, не мужик!  Это, брат, тоже жизненная наука!  Закаливание!
— Брось! Ерунду говоришь! Не засоряй мозги парнишке! — крикнул Михаил на Семена. — А ты, пойди, полежи! Ничего, здесь тоже жить можно!
Мишка встал, отодвинул стул, и, качаясь, опьянев от чефира, побрел к своим нарам. Сел, скинул туфли, лег, накрылся  одеялом.
— На улице снег идет! —  произнес он,  погружаясь в тяжелую дремоту.
 
Глава 34.               
               
Наташа села на постели, подтянула колени к подбородку, обхватила ноги руками, положила голову на руки. Который день никто не приходит. Ничего не знаю. Был суд Мишке, или нет.  Посадят его? Втроем убили, сволочи! Кто первым начал ссору? Наверное, Володька. И как управились быстро,  минут десять мы были в туалете.  Мишка в тюрьме! Бабуля говорит, брат! Как он мог Сережку убить!?  В голове закружилось, уже знакомый приступ тошноты волной подкатился к горлу. Она  соскочила с кровати. Подошла к раковине, пустила воду, плеснула горсть воды в лицо. Тошнота отступила. Наклонилась к небольшому зеркалу над раковиной, пригладила растрепавшиеся волосы. Потянула прядь волос. Кончики секутся! Лицо бледное! Сколько  здесь валяюсь!  Я никому не нужна! Она вспомнила день, когда  выпила таблетки. Очнулась в палате. Мама плакала, бабуля. Меня спасли! Зачем же держат здесь!? Я совсем здорова! Только вот уже неделю приступы тошноты. Сказать врачу, или не надо?  Девушка  села на кровать. Выпишут, пойду в школу. Придется вечерами сидеть, чтобы догнать! Алгебра, геометрия! Сережки нет,  помогать некому. Самой надо трудиться. Наташа легла, повернулась лицом к стене, закрыла глаза. Как было хорошо! Будто наяву, почувствовала прикосновение рук Сергея. Представила тот единственный их вечер близости. Ощутила горячие губы на своих губах, крепкие объятия ласковых рук. Слезы покатились по  щекам. Почему? Прошептали ее губы. За что? Ведь Сережа никому ничего не сделал плохого. Как нам было хорошо вдвоем! Потом ей представилась могильная яма. И как она кричала. Это жестоко, не дать  проститься с ним! Открыла глаза, и  видения исчезли. Провела пальцем по холодной крашеной в голубой цвет, стене. Сколько еще я здесь буду находиться!
               
                * * *
               
Надежда, поднялась по ступенькам,  толкнула дверь.  Вошла в коридор, прислонилась к стене, приложила руку к груди, пытаясь удержать сердцебиение.   
— С выходом! — произнес за ее спиной высокий голос.
Надя вздрогнула и повернулась.
— Здравствуйте, Надежда Ивановна! — лицо Маши осветилось доброй улыбкой. — Мы совсем заскучали без вас!
— Спасибо, Машенька! — Надя взяла девушку за руку. — Как  у вас тут? Тихо?
Они пошли к ординаторской.
— Вчера Любу Федорову привезли. В тяжелом состоянии. Откачали! Не знаю, надолго, ли! Старушка возле нее всю ночь просидела. Я говорю, идите домой! А она не уходит! Да ведь и дома теперь у них никого нет.
— А Наташа?
— Наташка тоже у нас, в неврологическом.  Разве не слышали? Травилась она, с собой покончить хотела.
Женщина присела на маленький диванчик у стены.
— Все больные о вас  спрашивают! — улыбнулась Маша. — Руки, говорят у вас особенные. Прикоснетесь, и боль стихает.
Надя улыбнулась  девушке,  не понимая  услышанных слов.  Наташа в больнице. Почему  хотела покончить с собой!? Надо ее навестить, поговорить с врачом. Девушка должна жить дома. Каковы были ее отношения с Сергеем? Она положила руку на плечо Маши.
— Спасибо, девочка! Я зайду к главному.
— Он давно вас ждет! — Маша  застучала каблучками по стертому линолеуму.
Надежда Ивановна подошла к двери, с надписью: Главврач. Постучала согнутым пальцем.
— Входите! Не занят! — услышала  голос Георгия Львовича.  Потянула дверь на себя.
— Надежда Ивановна! — Георгий Львович встал из-за стола, подошел, взял  за руки. — Все соскучились! Ждем вас!  Как себя чувствуете?
— Я тоже соскучилась! — женщина наклонила голову, чтобы скрыть, набежавшие на глаза, слезы.
— Жить надо! Дорогая Наденька! Надо жить! — мужчина потянул ее за руку. — Садись, потолкуем! —  сел на стул сбоку у стола.  Надя присела рядом. — Извини,  начинаю с неприятного, но время не терпит,  всего десять дней. С приговором согласна?
— Да, что ж,  теперь делать!? 
— Аппеляцию подавать! Нельзя ручки складывать! Совесть люди продали за деньги! Адвокатишка этот!  Нинка вчера звонила. Павел, следователь  говорить с тобой желает. Я сказал, сам побеседую. Как чувствовал, ты на работу сегодня выйдешь! Если бы не вышла, домой к тебе лично  думал пойти.
— Разве можно что-то изменить!?
— Можно, и нужно! Бороться надо!
— У меня голова не соображает!
— Если доверяешь, так я составлю, зять  с дочкой помогут.
— Спасибо! У меня к вам встречная просьба!
— Слушаю внимательно! — главный рассмеялся, хлопнул женщину по плечу. — Мне нравится! Только вышла на работу, сразу дела. Молодец! Так держать! Что у тебя? Все, что могу, сделаю, поддержу!
— Девочка здесь у нас, в неврологическом!  Сестра Михаила Федорова! С моим Сергеем они встречались! Любовь у них была. Мне бы увидеть. Может быть, она не настолько больна, чтобы держать  здесь? Вчера, после суда мать ее привезли в кардиологию.
— Знаю! — сдвинул густые, седеющие, брови на переносице, Георгий Львович! — Я позвоню. Тебя пустят!
Надя встала.
— Так, я сейчас и пойду!? Или к работе приступить?
— Иди! — Георгий Львович махнул рукой и достал из стола папку с бумагами.
Надежда миновала коридор, вышла на улицу. Отделение неврологии находилось недалеко. Он уже позвонил, или забыл? Тревожится  женщина, приближаясь к зданию. У входа  остановил дежурный.
— Вы к кому?
— От главврача больницы. Он должен был позвонить. Моя фамилия Никитина.
Дежурный  взглянул в раскрытый журнал на столике.
— Проходите!   Вас ждут! Второй этаж,  третья дверь слева!
Надежда быстро идет по коридору. Если не пустит! Отделается разговором о состоянии здоровья девушки? Мне обязательно надо ее увидеть! Она остановилась возле указанной двери. От волнения в ушах отдаются удары сердца.  Постучала, и, не дожидаясь приглашения,  толкнула створку двери.
— Да, да, входите! Это вы от Георгия Львовича? — встретил  миловидный  мужчина средних лет, с седыми висками на фоне редеющей каштановой шевелюры. — Он мне звонил! Проходите, присаживайтесь!
Надежда  села на стул с высокой спинкой.
— Мне надо  увидеть Наташу Федорову!
— Вы родственница?
— Нет!  У них несчастье. Брата посадили!
— Знаю! — остановил ее мужчина. — К ней уже несколько дней никто не приходит!
— После суда, мама девушки попала в больницу. Бабуля старенькая  не отходит от постели дочери.
— Хорошо! — он нажал на кнопку звонка. В кабинет вошла молоденькая девушка в голубом колпачке.
— Люся, проведи женщину к Федоровой.
Надежда встала.
— Спасибо!
— Только недолго! Больную нельзя тревожить! По возможности не говорите ей о семейных неурядицах.
Надежда Ивановна идет следом за медсестрой. Для нее стало неожиданностью, сказанное Георгием Львовичем. Наташа пыталась покончить с собой? Почему? Как давно это случилось? Она ничего не знала. Как могла знать, если была занята своим горем.
Люся  остановилась, повернула ключ в замочной скважине.
— Чтобы не сбежала! —  объяснила  на  удивленный взгляд женщины.
Надя вздохнула, и вошла в палату. В середине небольшой комнаты, широкая кровать. Поверх одеяла лежит  девушка, лицом вниз. Ступни босых ног торчат между железными  кроватными прутьями спинки. Надежда Ивановна  приблизилась к кровати.
— Наташа!
Девочка вздрогнула всем телом, повернула  лицо, вгляделась в посетительницу.
Неужели, не узнает? Испугалась женщина.
Наташа поднялась, села на постели.
— Надежда Ивановна! — слабо прозвучал хриплый голос. Так говорят обычно после долгого молчания.
Надя с жалостью глядит на  серые щеки, безжизненные глаза, опухшие веки.
— Ты плакала? —  женщина подвинула стул, присела. — Как  себя чувствуешь?
— Вы изменились! — Наташа внимательно оглядела женщину.— Если бы на улице вас встретила, не узнала.
— Как ты себя чувствуешь? — снова спросила Надежда.
— Плохо! — вздохнула Наташа. — Все думают,  я сошла с ума, и держат меня здесь!  Отчаяние толкнуло меня на самоубийство! Меня не пустили на похороны Сережи, закрыли дома. Почему не дали проститься? Разве можно так со мной? — она закрыла лицо и зарыдала, — Никто не приходит! Не говорят, какой день, который час. Обращаются как с сумасшедшей, взаперти держат, одну. Так, действительно можно сойти с ума! — Наташа вытерла мокрые щеки, взглянула в глаза женщины. — Вы меня не считаете сумасшедшей!?  Суд был над этими подонками? Не скрывайте, скажите, как есть! Я все выдержу! Я  сильная!
— Девочка, тебе нельзя волноваться!  — Надежда Ивановна положила руку на плечо девушки.
— Я здорова! Я хочу домой, хочу в школу!
— Маленькая моя! — Надя погладила Наташу по растрепавшимся волосам.
— Я ужасно выгляжу?   Можно мне выйти на улицу?
— Вид у тебя вполне приличный!  Только бледная, щеки опали, похудела.
— Меня тошнит уже, который день! — вздохнула Наташа. — Кушать ничего не могу.
Надежда Ивановна вгляделась в лицо девушки. Судьба посылает ей надежду на счастье? Боится предположить,  и не решается спросить. Сердце учащенно забилось. Она положила  ладонь на руку девушки.
— Наташенька, ты от меня ничего не скрывай. У вас с Сережей  что-то было? 
Наташа опустила голову, щеки  покрылись красными пятнами.
— Только один раз! — прошептала она. — Незадолго до того вечера в кафе.
— Доченька!  Тебе срочно надо провериться у гинеколога!
— Мне стыдно! Школьница и, понимаете! Вдруг, если? Как я маме скажу? У нее больное сердце. Мишка натворил, а тут я! Она не вынесет!
— Теперь поздно думать! Надо срочно к врачу!  — Надежда Ивановна  поднялась, отодвинула стул.— Я сейчас! Ты не отчаивайся!
Надя пробежала коридор, остановилась возле двери главного, набрала в легкие, воздуха, и распахнула дверь.
— Девушку надо срочно обследовать на УЗИ! Подозрение на беременность! Это от моего сына! — она приложила руку к груди, пытаясь успокоить встревоженное сердце  — Зачем вы ее здесь держите!?
— Успокойтесь, пожалуйста! — мужчина налил из графина в стакан воды, подвинул Наде. — Я бы ее выписал из больницы, но у нее дома нет соответствующих условий.
— Она здорова!
— Кто за ней станет наблюдать? Мать в больнице, бабушка старенькая. Она не может находиться одна, без присмотра! Ей необходимо внимание, забота близких. А у них свои проблемы!
— Проблемы общие, семейные.  Это вернет ее к нормальной жизни, отвлечет от личных чувств. Она поймет, что кроме ее неурядиц, есть еще и мама, и бабушка, которым тоже необходимы, как и ей,  внимание и забота. — Надя взмахнула руками. — Ой, что я говорю! Об этом после! Сейчас надо обследовать девочку!
— Хорошо, не волнуйтесь! — мужчина нажал на кнопку. Вошла та же девушка, что и прежде.
— Вместе с Надеждой Ивановной, — он повернулся к женщине, — Я правильно назвал ваше имя!
Надя кивнула головой.
— Больную Федорову проведите на УЗИ, и к гинекологу. В правом крыле, вы знаете?
— Пойдемте! — пригласила Люся.
Они снова прошли по коридору к палате Наташи. Снова щелкнул ключ. Какие предосторожности! С раздражением подумала женщина. Держат девушку,  как опасную преступницу.
— Наташенька, оденься! Пойдем, моя, хорошая! 
Наташа соскочила с кровати. Руки от волнения не могут завязать пояс на больничном халате.
— Вы заберете меня отсюда, Надежда Ивановна!? —  глаза девочки смотрят с мольбой.
— Потом, родная, поговорим обо всем! Пойдем к врачу!
Они прошли длинный коридор, потом еще один. Наконец, медсестра остановилась, распахнула дверь.
— Входите!
— Это не больно! —  Наташа, не решается переступить порог.
— Не бойся! — улыбнулась девушке, Надя.
— Зинаида Петровна! — медсестра подошла к полной женщине, сидевшей за столом. — Главный приказал, УЗИ сделайте на беременность девочке.
Женщина за столом подняла глаза от разложенных на столе, бумаг.
— В каком классе учишься? — строго оглядела  худенькую фигурку. — После суицида? — повернулась  к медсестре. Люся кивнула.
— Они все сейчас, гуляют, не думают о последствиях, потом руки на себя накладывают, родителям боятся признаться.
— Не надо ее ругать. Это, от моего сына. Его убили! — Надежда Ивановна сжала руки перед собой.
— Ложись, девочка! — Зинаида Петровна настроила  аппарат.
Надежда Ивановна застыла у экрана. Вот появились блики. От волнения, ее глаза будто застлало пеленой.
— Девочка на третьем месяце. Вас можно поздравить? — покачала головой Зинаида Петровна.
Надя опустилась на стул у стены, приложила ладони к покрасневшим щекам.
— Вы не ошиблись?
— Да, нет, вот, сами поглядите!
— Я не могу, не понимаю, или не вижу! — забормотала Надя. —  кинулась к Наташе, трясущимися руками погладила  по голове. — Ты даже представить не можешь, что ты сотворила! Ты вернула меня к жизни! Кровиночка моя! Это Сереженькина кровь! У меня будет внук!
— Или внучка! — улыбнулась доктор. — Пока не понятно!
— Мне все равно! — Надежда расцеловала щеки девушки.
—  Впервые вижу такую бурную радость! — усмехнулась Зина, быстро записывая на бланке результат обследования.
— Так ведь сын! Он умер! А тут продолжение рода. Новая жизнь!
— Понимаю! — Зинаида Петровна опустила глаза, чтобы скрыть слезы. Бедная женщина! Потеряла сына,  а тут подарок судьбы! 
— Ты ведь еще в школу ходишь! — врач подняла  глаза на девочку, завязывающую тесемки на халате. — Порадуешь маму!
— Мы вместе скажем маме! — обняла за плечи Наташу, Надежда Ивановна.— Не бойся! Я тебя в обиду не дам! Я с тобой!
Зинаида Петровна посмотрела вслед пациентам, покачала головой. Паренька убили! Брата посадили в тюрьму! Девчонка беременная! Большая радость больной матери и старой бабке. Надежду Ивановну можно понять. Она счастлива! Поможет вырастить! Вот ведь, какие повороты получаются в жизни. Не предугадаешь! Но роды  будут трудные!  В таком возрасте, беременность —  патология. Сама недозрелая, и ребенка вынашивает. Дай бог, чтобы жива, осталась!
— Иди в палату! — Надежда обняла Наташу, поцеловала в лоб. —  Поговорю, чтобы тебя домой отпустили! К  твоим схожу. Не переживай, все будет хорошо! — она быстро пошла по коридору. Наташа  тяжело  вздохнула.
— Пойдем! Я тебя провожу! — взяла девушку за руку, медсестра.
— Как вы мне надоели! — Наташа резко отстранилась. — Видеть вас не могу!
— Потерпи немного! Родственница у тебя хорошая! Верь ей! — виновато захлопала накрашенными ресницами, Люся. — Мне тебя  жаль, но я вынуждена выполнять поручение врача.
— Ладно! — Наташа медленно переставляет ноги по чисто вымытому, серому линолеуму. — Веди в  свою тюрьму!
                * * *
Надя потянула дверь.
— Можно!?
— Входите! Сделали обследование?
— Девушка беременная от моего сына!  — женщина приблизилась к столу, положила анкету перед врачом, подвинула стул, села. — Наташа здорова! Ее надо срочно выписать домой! Больничная обстановка может негативно влиять на развитие ребенка.
— Кто ее заберет домой?
— Я сегодня же поговорю с мамой и бабушкой. Могу забрать Наташу к себе!
— Вам не положено! У нее есть мать!
— Тогда,  попрошу Главврача больницы.
 Надя настроена решительно.  Отпроситься у Георгия Львовича, пойти в кардиологию. К работе приступлю завтра.
— Как ваша подопечная? —  встретил женщину Георгий Львович, снял очки, потер переносицу. 
— Она  ждет ребенка от моего сына. Ее обязательно надо забрать домой!
— Понимаю! Хотите сегодня решить все проблемы?
— Если можно! Завтра с утра заступлю на смену.
— Разрешаю! Что с вами поделаешь!  Помогу! В кардиологию пойдете?
— Поговорю с мамой Наташи. Возьму у нее расписку, и заберу девочку к себе!
Георгий Львович покачал головой, увидев, как женщина, буквально вылетела из кабинета. Ее словно подменили!  Улыбнулся мужчина.
Надя,  почти вбежала в здание кардиологии.
— Федорова, в какой палате? — наклонилась  к окошечку  регистрации в приемном покое. Погляди по журналу!
— Ее, кажется, сегодня выписали! — дежурная раскрыла журнал, провела пальчиком с розовым ноготком по строчкам. — Да! Вот у меня отмечено. Под расписку. Она сама  напросилась.
Надежда Ивановна растерялась. Пойти к ним домой!? Женщина придет с больницы, ей покой нужен, а тут я. Вряд ли они обрадуются моему приходу и неожиданному сообщению. Но иного выхода нет. Она поправила пуховый платок на голове, застегнула пуговицы на пальто, и направилась к воротам.

Глава 35.
               
Люба отвернула край пледа, почесала подбородок. Руки как чужие, ноги онемели.  Дома скорее поправлюсь.  Прислушалась к звукам на кухне. Мама с готовкой долго возится! Нажала на кнопку пульта телевизора,  переключила канал.
В прихожей прозвенел звонок.
— Мама, открой! Слышишь, звонят! — крикнула Люба.
— Сейчас, сейчас!
— Наденька! — Варвара Михайловна  засуетилась,  поставила перед гостьей тапочки. — Рады тебе всегда! Любаша плохо себя чувствует! Мы  виноваты перед тобой! Ты не обижайся!
— Поговорить  надо! — Надя  сняла пальто, сапоги. — Вы не беспокойтесь, я недолго!
— Наташа? Что с ней! — старушка побледнела.
— Скоро отпустят домой!
— Правда! — Варвара Михайловна приложила  руки к груди. — Вот Любаша обрадуется!
Надежда  прошла в комнату.
— Здравствуй, Люба! Как  себя чувствуешь!
— Ох, не спрашивай, не знаю кому сейчас из нас лучше! В себя после суда не могу придти. И в больнице не хочу лежать! Дома все лечит! Дня два полежу, и на работу выйду. Деньги нужны на передачу Мишке. Его на днях в детскую колонию переведут. А это в соседнем городе. Автобусом надо добираться. Где силы брать! Вот деточки! Извели! Спасибо, мать старуха  приглядывает! Только,  ноги у нее, совсем отказывают. По дому ходит, а на улице тяжело. Садись! С чем пришла?
Надя села у стола, спустила платок с головы на плечи.
— На работу сегодня  вышла. Узнала,  о Наташке,  побежала к ней.  Про суд  ничего не  сказала. Она чувствует себя хорошо! — Надя глубоко вздохнула.  — Вы когда ее навещали!?
— К суду готовились! Как пережить, не знала! Думала после пойдем! А с суда меня в больницу увезли. Свинье не до поросят, когда ее на огонь тащат! Правильно в народе говорят!
— Так то, свинья, а мы люди! — покачала головой Надежда Ивановна. — Материнское сердце все печали выдержать должно. Я тоже чуть умом не тронулась, как Сережку потеряла. А сегодня, узнала, словно эликсир в меня влили! Снова жить захотела!
— Что узнала? — Люба приподнялась, поставила локоть в подушку. С любопытством остановила глаза на женщине.
— Вы не волнуйтесь! — Надя закусила губу. Только сейчас поняла, какую новость  готовится сообщить. Для нее радость, а для них!? 
— Что с Наташкой? — щеки Любы побелели. Руки сжали край одеяла. — Говори, не тяни! Ничему не удивлюсь! Чувствую, они меня на тот свет сведут! Нарожала деточек! — Люба громко закашляла. — Всю жизнь, одна сплошная черная полоса!
Надя облизнула пересохшие губы.
— У Наташи будет ребенок от моего Сережки! —  увидев, как глаза Любы словно остекленели, быстро, на одном дыхании проговорила. — Я заберу ребеночка! И за Наташкой буду ухаживать! К себе ее заберу! Не тревожьтесь!  Для меня  такое счастье! Я понимаю, вам лишняя обуза, так я помогать буду! Могу на себя ребенка записать! Георгий Львович поможет!
— Только этого не хватало! Она ж еще школьница! Ей выпускной класс надо заканчивать, аттестат получать. Куда она с ребенком! — прохрипела Люба.
— Аборт  нельзя делать! — испугалась Надежда. — Я вас очень прошу! Пусть она родит!
— Всегда чувствовала,  и Наташка   преподнесет  сюрприз. — Люба села на постели, откинула одеяло.  — Если бы твой Сергей сейчас был живой,  под суд сдала! Педофил проклятый! За соблазнение несовершеннолетней, знаешь, что бывает!  — со злостью прошипела женщина.
— Вы не можете так говорить! — Надежда Ивановна приложила ладони к груди. — Мой мальчик честный!  Не трогайте Наташу до родов! Я заберу ребенка! Сама выращу! Это плоть моего Сережи! Ваш Мишка виноват в  его гибели! — она закрыла ладонью, наполнившиеся слезами, глаза. — Прости, не хотела вам напоминать! Но вы должны понять, мое горе! Горе матери, потерявшей сына! —  слезы хлынули потоком из ее глаз. — Хотите,  на колени встану. Разрешите Наташе родить! У меня в жизни ничего не осталось! Это Бог сжалился надо мной и послал этого ребенка. Ради памяти Сережи!  — она опустилась на колени. — Простите меня, если я  провинилась перед вами!
Варвара Михайловна кинулась к женщине.
— Надюша, родная! Мы  понимаем! Нам тяжело! Мишка в тюрьме. Наташка на позор нас обрекает! Люба! — старушка обернулась к дочери. — Надо миром решить! Что ж теперь делать!
— Не обижайте, девочку, очень прошу! — Надя поднялась, села на стул, закрыла лицо руками.
Люба откинулась на подушки.
— Делайте, что хотите! Я не доживу до ее родов.
В прихожей раздался звонок.
Прихрамывая, Варвара Михайловна пошла в коридор, распахнула дверь.
— Андрюша! А у нас Наденька!
Андрея смял в руках шапку.
— Я в другой раз!
— Заходи! — потянула  за рукав, Варвара Михайловна.
Андрей  снял куртку, прошел в комнату, остановился у порога.
— Здравствуйте! Вот шел мимо, решил зайти! —  переступил с ноги на ногу.
Люба остановила взгляд на мужчине.
— Вот и шел бы, мимо!  Как ваш Колька!?  Галка на седьмом небе от счастья! Моего упрятали! Какие вы все молодцы! Мишка, воробей против ваших! И он убийца! А ваши вроде и не причем! Вот, что деньги делают! И у тебя хватает совести, сюда приходить!
— Любаша, зачем ты? — Варвара Михайловна подошла к дивану, махнула на дочь руками. — Человек зашел, а ты ничего не спросив, набросилась. Он  не виноват!
— Он не виноват!? — Люба приподнялась. — Он всю жизнь мне испортил! Ненавижу! — она откинулась на подушки, отвернулась лицом к стене.
— Прости! Любаша! За все прости!  — Андрей повернулся, чтобы уйти.
— Ты сядь! — старуха удержала его за руку. — Поговорить надо! Вот Надя  скажет.
Андрей мельком взглянул на женщину. 
— Не говори! Мало мне горя! Галка по всему городу  растрезвонит! — повернулась Люба. — Вы все меня убить  решили!
— Любаша, что ты говоришь! — Надя опустила глаза.
Андрей сел на край стула. Варвара Михайловна налила в чашку чай, придвинула мужчине.
— Спасибо! Я сыт! — Андрей отпил глоток, поставил чашку на блюдце. — Надь, ты прости, я человек маленький! От меня мало, что зависит! И Галину прости!  Может, теперь, подобреет! Кольку выпустили условно! Подашь жалобу,  не  обижусь! Твое право!
— Я не об этом! — прервала его Надежда. — Завтра начну хлопотать, чтобы Наташку домой выписали. Беременная она от моего Сережки. Внук у меня будет!
Андрей подавился чаем, закашлял. Варвара Михайловна постучала его кулаком по спине.
— Она ж в школе учится! Как она? — мужчина вытер рукавом рот.
— Как родит? Хочешь сказать! — улыбнулась Надя.  — Как все! Другого способа еще не придумали! Я ее в обиду не дам! Если надо, к себе заберу! Мне не стыдно! Это моего сына кровь!  Плевать на все пересуды! Судьба  посылает мне такое счастье! Я не стану отказываться!
— Ты смелая женщина! — Андрей покачал головой. — Пока никому не говори! Ну, до определенного срока! Пусть школу закончит!
— Какая школа! Теперь все по боку! — застонала Любаша. — Вот деточки! Творят, черт знает, что!
— Я не скажу! — Надя поднялась, повязала платок. — Пойду я. Так вы заберете девочку, или мне  к себе  везти?
Люба не повернула головы.
— Ты скажи, когда? Заберем, конечно, чего уж! — Варвара Михайловна подошла к Наде, погладила по плечу. — Спасибо тебе!
— Я тоже пойду! — встал Андрей. — Поздно уже!
Старушка вышла в коридор, взглянула Наде в лицо, прошептала на ухо.
— Ты не серчай на Любу. Тяжело ей! Сама подумай! Сын в тюрьме,  дочка беременная! Как в глаза людям смотреть!?
— Наташку не обижайте!  На людей не надо обращать внимание! — отвернулась от старушки, Надежда.
Варвара Михайловна закрыла за гостями дверь, вошла в комнату.
— Я не дам ей родить! Мало мне горя!  Еще  обузу!? — Люба села на постели, потянула на спину плед. — Как пузо заметно станет, в школу уже не пойдешь! Сядет дома! Кормить кому!? Нет, я не могу такое допустить!
— Что ты, Любаша! Аборт нельзя! На всю жизнь калекой останется! Никогда не сможет родить! Наденька обещала, к себе малыша заберет, помогать будет! Вырастим!
— Ой, пусть мои глаза не увидят этого! — крикнула Люба, лицо ее побледнело.
— Не надо, Любушка! — Варвара Михайловна погладила дочь по руке. — А  то опять сердцу плохо станет!
                * * *
Андрей поглядел на идущую рядом Надежду. Словно ростом выше стала. Обрадовалась! Бабкой скоро будет!
— Наташу отпускают домой?
— Отпустят! Я  не отступлю от Георгия Львовича!
— Галину упрашивал похлопотать! Чтобы не переводили в психической! Девчонка еще в реанимации лежала.  Она не стала, или не получилось, не знаю! — он  тяжело вздохнул. — На Галку не обижайся!
— Я не обижаюсь! — повернула голову Надя, оглядела мужчину с головы до ног. Вот тюфяк! Говорит, словно каша во рту. Набор слов.  — Ты вроде, как боишься ее?
— С чего взяла? Вовсе не боюсь!
— Любку бросил ради нее! Окрутила чужого мужика, а ты и слова   не сказал. У Любки твои дети! — Надя остановилась, грозно сдвинула на переносице брови. — В больнице работаю, знаю, как Мишка с Наташкой на свет появились! Через семь месяцев после свадьбы с Александром!  Не веришь!? Давай анализ на ДНК сделаем! — женщина топнула ногой! — Тряпка! Ненавижу тебя! Кольку выручил, а Мишка за троих отдувайся! Он тоже твой сын! Не ходи за мной! — Надя быстро пошла по тротуару. Андрей поглядел ей вслед. От злости баба трепанула! Не может быть! Старуха давно бы проболталась! Почему они привечали меня! Значит, правда! Как я раньше не догадался! Подлец! Правильно Надька меня тряпкой назвала! Он почувствовал, как замерзают ноги в легких туфлях. Снег припорошил тротуар. Интересно, Галка знает? Потому и ревнует! Конечно, знает! Ведь она  вместе с Надькой работает. Он постучал ногами одна о другую. Поднял воротник куртки, и пошел к дому.
                * * *
               
Нина деревянной лопаткой перевернула на сковороде котлеты. Услышав стук входной двери, выбежала в коридор.
— Раздевайся, кормить буду! Извини, не целую, а то котлеты сгорят!
— По какому случаю праздник! — Павел снял сапоги, повесил на вешалку шинель. — Зима уже забирает погоду в свои руки. Снег к вечеру гуще пошел!
— На то она и зима! — засмеялась  Нина.
Павел вышел на кухню, оглядел стол.
— Ух, и пирог испекла! Молодец, жена! —  поцеловал  Нину в щеку. — Пировать будем! — потер  ладони. — Весь день провозился с бумагами. Тесть, принес аппеляцию, по  делу Надежды Ивановны. До сих пор не могу в себя прийти, от такого несправедливого приговора. Получается, несовершеннолетний мальчик один совершил  убийство. Двое оболтусов соучастники, или, даже, наблюдатели!? Полный абсурд!
— Мама звонила, рассказывала,  папа писал и страшно возмущался! — Нина облизнула ложку, сощурила глаза, отчего лицо  стало хитрым.
— Сегодня не хочу ни ком говорить! Садись за стол!
— Согласен! — улыбнулся Павел. — Может быть, все-таки скажешь, по какому поводу праздник?
— Сегодня была у врача!
— Кто заболел?
— У нас будет ребенок! Летом родится! Я уже сосчитала! — Нина поставила на стол тарелку с котлетами. Павел часто заморгал ресницами.
— Ну и глупое  у тебя лицо! Ты что язык проглотил? — Нина подошла к мужу, сзади, обняла, прижалась щекой к его щеке.
— Правда? — Павел погладил ее руку, лежащую на его плече.
— Погряз в  убийствах, и думаешь,  другой жизни нет!? Готовься,  папаша!
Павел  поцеловал жену в лоб! —  В магазин  сам буду ходить!
— Скажешь! — отстранилась Нина. — Если буду ждать, когда ты  из магазина продукты принесешь, от голода помру! Я не больная, а беременная! Потому,  мои обязанности по дому не меняются!
—  Тяжести не поднимай!
— Слушаюсь! — приложила ладошку к виску. Нина. — А теперь за ужин!  Ужасно проголодалась!

Глава  36.

Ноги, словно ватные, ступни цепляются за траву. Руки раздвигают высокие заросли камыша. Скорее, шепчет Володька. Уйти, скорее! Впереди видна спина Кольки. Почему он двигается так медленно. Владимир оглянулся назад. Окровавленное лицо, горящие красным светом, глаза. Страшный, бесформенный субъект занес над его головой, огромный  кулак. Колька, Колька! Кричит Володька. Понимает, что из его рта вырывается лишь слабый писк. Колька ушел далеко, и его не слышит. Почувствовал на своем плече горячую ладонь. Вскрикнул и открыл глаза. Над ним склонилось лицо матери.
— Спишь  вторые сутки! — Тамара наклонилась, поцеловала сына в лоб. — Что с тобой! Ты весь горишь!
— Сон страшный приснился! — Владимир сел на постели, ладонями вытер потный лоб. — Колька не звонил?
— Никто не звонил! Теперь тебя никто не  побеспокоит! Завтракать будешь?
Володька потер ладонью оголенную грудь. — Мам, выпить дома найдется?
— С утра пить? Зачем?
— Муторно мне! Тоска жжет! Не могу!
— Встань, прими душ! Долго спал, вот и снятся кошмары. —  Володька с ненавистью поглядел  вслед матери, словно выплывшей из комнаты, с развевающимися фалдами голубого пеньюара. Ничего не понимает! Кто меня преследовал? Постарался он вспомнить приснившийся образ. Серега! Это его, налитые кровью глаза. Мы его убили, нас освободили! Он не простил! Мы даже на его похоронах не были! Нас дьявол проклял!
— Кушать подано, барин! — Настя, с улыбкой вошла в комнату, неся на вытянутых руках большой поднос. Виляя бедрами,  прошла по  ковровой дорожке, поставила на стол.
Володька соскочил с постели. Его любимые плюшки,  сметана. Кофейник. Настя постаралась. Сглотнул слюну. Страшные видения  мгновенно улетучились из  памяти.
— Соскучилась, красотка! — Володька схватил девушку в охапку, повалил на постель.
— Что, вы делаете? — Настя отворачивает лицо, пытаясь увернуться от поцелуя.
— Говорил тебе, не называй барином! Говорил, еще раз назовешь, трахну! Теперь держись!
— Володя! Как ты себя ведешь? — услышал  парень голос матери, встал, подтянул трусы. Настя, закрыв, покрасневшее лицо, ладонями, выскочила за дверь.
— Мать, как всегда не вовремя!
— Она домработница! Тебе мало девушек! И потом у тебя, кажется, с Мариной отношения?
— Сегодня Марина, завтра еще кто-нибудь. А  у Насти аппетитные формы!
— Садись, ешь! — Тамара  налила в чашку кофе. — Соскучился по домашней пище!
Володька подсел к столу. Взял плюшку, обмакнул в густую сметану, откусил огромный кусок, начал жевать. О таком завтраке, можно только мечтать!
— Ты не видала, какую бурду нам давали!? — поднял глаза на мать Володька. — Только от большого голода можно съесть!
Тамара присела на стул, подперла щеку рукой, поглядела на сына.
— Папа потратил немало нервов, чтобы вернуть тебя  домой!
— Скажи, лучше, денег!
— Сегодня пойдешь к отцу в ресторан.  На кухне будешь помогать!
— Прислуживать не стану! — крикнул Володька. — Возле Гришки?
— Гриша хороший повар, он тебя научит поварскому искусству.
— Я отдыхать хочу! После тюрьмы в себя не пришел, а вы меня на работу! — захныкал Володька.
—  Срок условный! Если не будешь работать, тебя посадят! Думаю, Надежда уже аппеляцию подала. Поработаешь в ресторане, под присмотром отца. Там не сложно. Весной посмотрим, куда тебя пристроить! Ешь,  одевайся! Отец  тебя ждет! — Тамара вышла из комнаты.
Володька скривил лицо в гримасе. Только этого  не хватало! Думал позвонить Кольке, забрать девчонок.  Отдохнуть по полной программе. У Маринки, наверное, дома, никого!  Подошел к окну. Снег идет, холодно, а они меня на работу отправляют! Не пойду! Взял мобильник, сел на постель, набрал знакомый номер. Услышав Колькино «Алло», крикнул в трубку.  — Спишь!
— Проснулся! — сонным голосом  промычал Николай.
— А я уже позавтракал! Мать к отцу в ресторан посылает. На работу, поваром. Говорит, если не буду работать, посадят! А твои, что поют!
— Не знаю, никого нет дома! На работу ушли.
— Пойдем вместе! Пахан тебе тоже что-нибудь подыщет! Одному скучно!
— Ладно,  сейчас оденусь!
Володька натянул брюки, свитер.  Поглядел на кровать. Сейчас бы завалиться и спать еще двое суток. Да, ладно! Покрутимся в ресторане до обеда, потом  прогуляемся. Он сбежал по ступенькам в гостиную. С раздражением поглядел на мать, сидящую в кресле у журнального столика, листающую, модный журнал.
— Я к отцу! — в прихожей надел куртку с капюшоном, толкнул дверь. На веранде задержался. Эх! Воля! До чего же, хорошо! Только тот, кто «там» побывал, понимает,  как сладка свобода! Свежий, холодный воздух,  падающие снежинки. И простор,  простор!  А не стены, с облезлой синей краской и маленькое окошко в решетке. Он раскинул руки, сел на заснеженные ступеньки.   И с громким криком, скатился вниз. За воротами,  Володька поднял капюшон, засунул руки в карманы, и быстро зашагал к Колькиному дому.
Николай уже ждал  у подъезда.
— Пойдем, что ль, на работу? — скривил рот в ухмылке, Колька.  — Ты предупредил папашу! Может, мне лучше на фабрику пойти?
— Какую фабрику? — быстро шагает по тротуару,  Володька. — Швейную? Так она уже год стоит без работы. Только у папки люди могут на кусок хлеба заработать, да в больнице, где мать твоя хрячит! Не беспокойся, придем вместе, не выгонит! Пристроит, хоть чернорабочим, будешь мясо в подвале рубить! — расхохотался Владимир. — Тоже дело!
— Мясо не хочу! — кашлянул от обиды, Колька.
— Шучу! — хлопнул друга по плечу. Володька.
Они подошли к ресторану, поднялись по скользким ступенькам, толкнули стеклянную дверь.
— Привет, дядь, Петь! — улыбнулся Володька швейцару. — Как жизнь молодая!
— Помаленьку! — вздохнул швейцар и опустил глаза в развернутую на прилавке, газету.
Нос воротит! Скривил губы Володька! Для всех в городе, я убийца. Не одобряют моего возвращения к нормальной жизни. Да, ладно! Черт с ними! Володька сплюнул на пол.
— Ты что! — взял его за рукав, Николай.
— Видал, как он со мной! Морду воротит! — зло прошипел Володька! — Я для него преступник!
— Тебе показалось! — шепнул Колька. — Не обращай внимания!
— Явились! Я с утра жду! А сейчас который час? — встретил ребят Вадим Евгеньевич. Колька прочел в его взгляде сначала удивление, потом раздражение и презрение. Сейчас прогонит! Вздохнул Колька, уже настроенный рядом с товарищем заняться  хоть каким делом. Опустил глаза, прочертил носком ботинка по паркету, оставив мокрый, черный след.
— Снять верхнюю одежду, мыть руки и на кухню! Там все объяснят! — наконец, произнес Вадим Евгеньевич.
Пронесло! Обрадовался Колька.  Завтра на тренировку пойду. Начну новую жизнь!
На кухне его поразили обилие тарелок, запахи готовящихся блюд, повара в белых халатах.
— Проходите, работнички! — улыбнулся шеф-повар, Григорий. — Куда бы вас пристроить! — Валя! — крикнул  звонким голосом. — Принимай пополнение!
Полная девушка, стоящая у длинного  стола,  повернулась, махнула рукой.
— Идите сюда!  —  с хитрой улыбкой оглядела подошедших ребят.  — Для начала, берите ножи, салаты научу делать!  — Гляди, как надо!
Володька засмотрелся на ее руку, ловко орудующую большим ножом,  вырезая из  вареной моркови, цветочки.
— У меня так не получится! — скривил рот Владимир, пытаясь продлить время вступления в должность. — Это как называется?
— Подготовка энгридиентов для салата! — чеканит слова,  девушка.
— Мне такую школу не освоить! — рассмеялся парень,  и положил руку на круглое Валино плечо.
— А вот, это ни к чему! — повела плечом Валя, сбросив его ладонь. — Я шуток не люблю! — и  поднесла к носу Владимира нож.
— Да, ладно! — побледнел Володька, и скосил глаза вбок. Не видит папаша, или дядя Гриша его выходки. — Покажи еще раз,  не понял! —  покорно взял нож из деревянной подставки.
Колька покрутил в руках морковку, срезал ножку, но как не поворачивал, острие ножа, такого аккуратного цветочка, как у Валентины, не получилось.
— Нож неправильно держишь! — рассмеялась девушка. — Смотри! — она взяла руку Николая вместе с ножом, провела по моркови, ловко вырезая края. — Понял!
Колька кивнул головой,  проглотил слюну. От прикосновения девушки,  по спине побежали мурашки,  закружилось в голове. Ему  захотелось прижаться к ее полной груди. Он встретился с Валей взглядом. Девушка покраснела.
— Работай, что уставился!
Я ей приглянулся! Обрадовался Николай. Только вида не хочет подавать! Он крепко сжал рукоятку ножа, и увидел, как в его руках стали образоваться кулинарные  изделия.
— Ну, вот! — наклонилась к нему Валя. — Правильно говорят! Не боги горшки обжигают! При желании все получится!
— Мне покажи! —  потянулся к девушке, Володька.
— Сам сообразишь! Не маленький! — пожала плечами Валентина, и склонилась нал разделочной доской.
Моя будет! Подумал Колька. Зря Володька старается. Они умолкли, выполняя нехитрую работу.
— Вадима Евгеньевича не видели! — звонкий мелодичный голосок перекрыл шум кухни.
Владимир повернул голову.  Зеленые глаза, опушенные черными ресницами. Прямая, черная челка до бровей, густой хвост волос,  стянутый на затылке, перекинут на грудь, волнующуюся под глубоким вырезом,  красной кофточки.  Джинсы облегают высокие, слегка полноватые, ноги. Незнакомка остановила на нем взгляд.
— Ты Володя! Сын Вадима Евгеньевича. Я тебя сразу узнала.
Володька кивнул. По всему телу, словно  пробежал ток.
— Отрабатываешь! — она скривила, ярко накрашенный рот, в ехидной улыбке.
Володька бросил на стол нож, подошел к девушке.
— Ты кто такая! —  преодолел он смущение.
—  Менеджер!
— Секретарша! —  не отводя от девушки наглого взгляда,  облизнул губы Володька.
— Не секретарь, а менеджер! — снова повторила, девушка. — Вероника Александровна!
— Ух, какие мы строгие! — рассмеялся Володька. — Что сегодня вечером делаешь, киса!?
— Вероника Александровна! — девушка  опустила глаза.
Володька обошел ее вокруг.
— Иди, работай! — услышал  позади голос отца. — Вероника, бумаги подготовила, о которых я тебе утром говорил?
Володька уловил смущение в голосе отца. Так это его краля!  Вот где он пропадает вечерами. Матери, лапшу вешает,  работает допоздна. Старый хрен! Какую отхватил! А не густо, для него!? Отобью! Не я-то, буду, отобью! Он сжал пальцы в кулак и отошел к столу, чувствуя, как горят щеки от унижения.  Перед девушкой меня унизил!  Быть тебе рогатым! Подошел к столу, застучал по доске ножом, нарезая морковку.
— Ну, погоди, папаша! — прошептал парень.
— Мы и так, как зайцы в капусте, а ты выставляешься! — наклонился к его уху, Николай. — Давай сегодня вечером к девчонкам поедем, и Валю пригласим.
— Валю? —  скривил рот, Володька. — Втюрился? В  толстуху!
— Она хорошая девушка!
— Значит, с нами не поедет! — сказал, как отрубил, Володька. — Ладно, сейчас еще с часок покрутимся,  и  к Маринке. У нее сестра с мужем за границу махнули, на заработки. Квартира пустая. Она  Ирку пригласит.
— Николай обиженно засопел.
— Ладно, зови свою Валю! — хлопнул друга по плечу, Володька. — Она не поедет, точно тебе говорю! Я звоню Марине! — он достал из кармана мобильник, набрал номер,  отошел к окну. Колька поглядел на товарища. Хохочет, размахивает руками, наверное, Маринка согласилась устроить пирушку.
 Девушка, услышав за спиной шаги Николая, быстрее застучала ножом по разделочной доске, мелко кроша зелень.
— Поедем сегодня вечером, погуляем?
Валентина, не повернула головы.
— Некогда мне  гулять! Это вы, помошнички, час, два работаете, потом идете, куда захочется.  Мне смену сдавать! На пятнадцать минут раньше уйду, уволят!
Николай отошел от девушки, закусил губу. Все равно уговорю!
Володька неслышно подкрался сзади, хлопнул по спине.
— Порядок! Договорился с Маринкой. А твоя что? — кивнул  в сторону Валентины.
— Ты был прав! — вздохнул Николай.
— Ничего, обломаем! — подмигнул Володька. — Ты Вальку, я Веронику! Всему свое время! Сегодня  хорошо проведем вечер! Гарантирую! — он поднял вверх руку, сжатую в кулак. — Ладно, ты пока работай, а я к папке загляну, поставлю в известность, так сказать. Устали мол! Первый день! И  прочее. — Володька снял халат, бросил в угол на вешалку.
— Ты куда! — крикнула вслед Валентина. — Я не отпускала. Работы много!
Володька, не оглядываясь, помахал в воздухе рукой. Прошел узкий коридор,   толкнул дверь. Вероника метнулась от стола, поправляя ворот кофточки. Лицо отца покрылось красными пятнами.
— Стучаться надо!
— Так, вроде, все свои! — нагло ухмыльнулся, Владимир. — Чего беспокоиться! —  подошел к столу, сел на край. — Я вот, зачем, пришел. Первый день, с непривычки!
— Уйти, хотите? — догадался Вадим о цели визита. Ему сейчас самому хотелось избавиться от сына. Уйдет и забудет, увиденное. А может, и не догадался. — Иди! Один, или с товарищем? 
— С Колькой, конечно! Одному скучно!
Вадим махнул рукой на дверь.
— Спасибо, папаша! — вихляющей походкой, Володька вышел из кабинета.
— Симпатичный у тебя сынуля! — улыбнулась Вероника, еще не пришедшая в себя после испуга.
— Я тебе сколько раз говорила, не надо в кабинете нежности проявлять!
— Извини, не утерпел! — потянул узел галстука Вадим. — После стресса, то есть суда, так и тянет расслабиться!
— Вот и расслабляйся, у меня дома!
— Симпатичный, говоришь!? Узнаю, соблазнять станешь парнишку, убью обоих! — Вадим стукнул кулаком по столу.
— Ой, Отелло! Напугал! — рассмеялась Вероника, задержавшись на выходе. — Ты гляди, чтобы твой цыпленочек Тамаре не донес!
— Она давно догадывается! Пусть доносит! — Вадим подвинул разложенные на столе, бумаги.
Вероника кинула обиженный взгляд на  патрона, громко хлопнула дверью. И сразу  попала в тугие объятия.
— Погоди, я до тебя доберусь, краля! — кто-то зашептал над ее ухом. Она пыталась вывернуться, чтобы увидеть, кто этот наглец, позволивший так бесцеремонно с нею обойтись, но цепкие руки держали ее крепко. — Подумай, пока! На сегодня, свободна! А завтра, позову, и пойдешь, как миленькая! — она  увидела человека, повернувшего к кухне. Несомненно, это Володька! Узнала девушка. Вот, безобразник! Сказать Вадиму!?  Не скажу, решила она. Этот подросток, не так уж неопытен. И потом, сколько можно ласкать лысеющего шефа. Когда на нее заглядываются молодые парни! Ей даже понравилась его наглость. —  Поглядим, как ты смел! Прошептала девушка.
                * * *
Пирушка в разгаре. Володька с фужером шампанского уселся на диване. На его коленях пристроилась Маринка. Гладит парня  ладошками по голове, заглядывает в лицо.
Ира, потягивая  игристое вино, прищурила глаза.
— О чем грустишь?  — наклонилась  к Николаю. — Который день  тебя обхаживаю, а ты где-то далеко! Или влюбился?
Николай покрутил головой.
— С чего взяла? На душе кошки скребут!
— О чем скребут? Живешь на свободе! Работаешь в ресторане. Радуйся жизни!
— Не получается! — он покрутил в руке наполненный бокал, поставил на стол.
Ирина положила ладонь на колено Николая.
— Володька уже отогрелся рядом с Маринкой. Не вспоминает о прошлом. Все стерлось из памяти. Я тоже помогу, только приласкай! — она потянула парня за руку. — Пойдем,  не будем им мешать! —  кивнула на парочку, разомлевшую в объятиях друг друга.
Николай покорно пошел за девушкой. Ира, не отпуская его руки, прошла по коридору, подняла занавеску из модных бамбуковых палочек. Полумрак комнаты, тяжелые занавеси на окне, выпитое вино, разогрели Колькину кровь. Он   обнял девушку, прижал к себе.  Неуклюже, переступая ногами, они добрели до  широкой кровати, и упали на нее.

Глава 37.
               
Вадим зашел в комнату сына. Десятый час, а он спит.  Каждый вечер приходит пьяный,  на работу является, когда захочет. Отругать!? Перед глазами неотступно стоит удивленный взгляд, когда Владимир  застал его  с Вероникой. Наверняка, догадался, кем приходится ему девушка. Вадим не хочет скандала, и разоблачения.  Вчера  получил по багажу новенький Мерседес. После такого подарка, он  забудет все, что видел, и слышал. Черт, с ним, пусть гуляет, лишь бы не пытался его выставить в неприглядном свете перед женой. Приблизился к кровати, тронул Володю за плечо.
— Погляди в окно! К Новому Году дарю!
— Спать хочу! — пробурчал сонно Володька. Но, вспомнив, обещания отца о подарке,  резко повернулся, — Какой подарок! Ты машину обещал!
— Я слов на ветер не бросаю!
Владимир вскочил с постели, подбежал к окну. Черный Мерседес блестит новенькой краской  в лучах зимнего солнца.
— Папка! — кинулся на шею отцу, Володька, — Спасибо!
— Сначала права получи. Я уже договорился. Сегодня придет инструктор, поездит с тобой по городу, поучи правила. — Вадим бросил на кровать  книжку. — Позубри!
— Спасибо, папка! — Володька не скрывает радости.  Глаза его наполнились влагой.
Вадим подошел к двери, остановился. — Я свое слово сдержал. Сдержи и ты, сын! Пора делом заниматься! Определись, наконец, со специальностью!  Пока поваром начнешь, потом в институт экономический определим. Нельзя целыми днями в постели валяться!
— Ладно, пап! Сегодня не порти настроение!
Вадим кивнул головой, и вышел за дверь.
Володька стоит у окна, не в силах оторвать взора от машины. Не пойду сегодня в ресторан. Повод есть! Отец сказал, инструктор придет. Ну, теперь, Вероника, точно, не устоит! Он представил, как распахнет перед девушкой дверцу новенького Мерседеса, и громко рассмеялся.
                * * *
Николай ковыряет вилкой остывшую котлету. Который день Володька не приходит на работу, не звонит. 
Андрей поглядел на склоненную голову сына. Он уже несколько дней ждал, когда Галина уйдет на смену, чтобы поговорить. У него не выходят из головы  слова Надежды. Мишка и Наташка его дети! Почему Сашка никогда не сказал. Любил Любашу и молчал. Может быть, поэтому  просил позаботиться о  семье. Ведь,  по сути, это его семья, Андрея. Сначала надо наставить на путь Николая, а потом уже думать о Мишке.  Но помочь Михаилу, значит, подставить Николая. Они вместе совершили преступление, а в ответе оказался один Михаил. Неужели, ребята уговорили парнишку взять дело на себя?
— Ты когда на тренировки станешь ходить! Ресторан, пьянки по вечерам! Сколько можно!?
— Тая, я в ресторан на работу хожу! — поднял на отца глаза, Колька.
— Работа! А попойки?
— Уже, неделю, не пью!
— Неделю! — передразнил сына, Андрей. — Ты на Володьку не смотри, ему все позволено! Вон, на машине по городу разъезжает!
— На какой машине? — удивился Колька. — Он мне ничего не говорил?
— У него своя жизнь! А у тебя своя! Ладно, до обеда работа в ресторане, а по вечерам возобнови тренировки! И никакой гульбы! Делом надо заниматься! Олимпиада, теперь, не для тебя.  Институт забросил! Сессию  думаешь сдавать!?
Колька тяжело вздохнул.
— Мышцы уже не те. А в институте  академический отпуск оформил! Не идет наука на ум.
— Скажи, желания нет! Как  жить дальше думаешь?
— Сам не знаю!
Андрей помял ухо.
— Почему на суде Мишка признал себя виновным?
Колька отодвинул стакан с недопитым чаем.
— Ты  прокурор, или адвокат? — скривил рот парень. Глаза отца потемнели. Колька заметил, как заходили на его скулах желваки.  По  спине пробежали мурашки. Еще ударит. Он никогда не видел в глазах отца столько гнева.
— Я должен знать! — Андрей стукнул кулаком по столу. — Я тебя родил, кормил, растил!
Колька опустил голову, будто  ожидая удара.
— Ну, мы, вместе били, потом оттащили к огню. Володька сказал, следы надо замести, сгорит, униточтожатся отпечатки пальцев. Менты подумают, пьяный  забрел в парк и упал на огонь.
— А на суде?
Колька вытер пальцем нос.
— Володька в перерыве сказал, возьми на себя, в тюрьме папка поможет, УДО выхлопочет, выйдешь, будешь жить как барин, обеспечим!
— Сволочь, твой Володька! — снова стукнул кулаком по столу, Андрей. — Подставили мальчишку! Совесть не мучает? Кошмары не снятся?
— Снятся! — Колька потер ладонями глаза. — Серега снится! Лицо в крови! — Мишка его арматурой  бил! Клянусь! — крикнул парень.
— Подлецы! Как вы могли!
— А чего он задается!?
— Наташа ждет ребенка от Сергея! — Андрей подошел к шкафу, пошарил рукой на полке. Там прятал  сигареты. Иногда нестерпимо хотелось курить. Тайком, в  отсутствие Галины, позволял себе выкурить пару сигарет.  — Вот! — обрадовался мужчина, достав пачку.  Николай заметил, как трясутся пальцы отца, раскуривающего  сигарету.
— Откуда ты знаешь?
— Надя сказала.
— Значит, не зря Мишка к Сереге задирался. Догадывался о его подлых намерениях! — он сжал кулаки. — Я бы тоже, если моя сестра!
— Замолчи! — прервал его Андрей. — У Наташи с Сергеем была любовь. Он никогда бы не посмел обидеть девушку.
— Тоже Надька сказала? В школу как  с пухом станет ходить?
— Надя заберет малыша на воспитание.
— Наташка в психушке!
— Девушка здорова! На днях ее выпишут из больницы. Надя поможет.
— Вездесущая Надежда! — усмехнулся Николай, потянулся к пачке, лежащей на столе. — Я  все сказал! — прищурил глаза Колька, затягиваясь сигаретой. — Тебе легче стало?
— Нет, не легче! Ты мой сын! Мне не безразлична твоя судьба! Надя подала аппеляцию. Дело могут пересмотреть! Может тебе уехать?
— Куда? За границу? У тебя появились деньги? — подмигнул отцу,  Колька.
— Прекрати паясничать! — хлопнул Андрей по столу ладонью перед Николаем, Подскочила чашка, выплеснулся на стол чай.
Колька вздрогнул
— Ладно, я так сказал!
— Работай прилежно! Выполняй, все, что тебя попросят!
— Я что! Я все делаю! Это Володька филонит!
Андрей выпустил дым в форточку.
— Начинай тренировки! Хотя бы для себя, чтобы не спиться с Володькой. Гулянки прекращай!
— Я и не гуляю. Неделю Вовку не вижу. На работу не приходит. — Николай встал. Андрей поглядел на сутулые плечи сына. Переживает, это хорошо! Пусть  мучается! Отвернулся к окну, потянул занавеску. Быстро день зимой проходит. Скоро Новый год, а на душе нет ощущения праздника. Хотя, у него  появится внук. Станет дедом! Он улыбнулся. Не проболтаться Галине. Со свету сживет. Всегда ревновала к Любаше. Выходит, не зря.  Пойти, спросить, прямо, скажи, мол, как на духу! Я ж мужик! Зачем робею! Неужели, через столько лет, Люба сама не откроет правду!? Мне ничего не надо. Знать хочу! Мои  дети, Наташка с Мишкой, или нет? Андрей вздохнул, отошел от окна, сел у стола, достал новую сигарету. Что изменится? Сказать Мишке — я твой настоящий отец? Не поверит! Кольку выручил, а его подставил! Пусть, пока все останется, как есть. Теперь уже поздно что-то менять. Сначала надо Кольку определить! Все-таки я трус! Подумал Андрей. Колькино преступление, мое наказание!

Глава 38.
               
Острые каблучки модных сапожек скользят по заледеневшему тротуару. Вероника накинула на голову капюшон с меховой опушкой, подтянула концы длинного вязаного шарфа.
— Замерзла, красавица!? — услышала  скрип колес, затормозившей рядом, у обочины тротуара, машины. Повернула голову.
Владимир опустил стекло.
— Садись, подвезу!
Девушка, действительно, чувствовала себя неуютно на опустевшей вечерней улице. Постучала каблуками по асфальту, сбивая, налипший снег, поглядела на распахнутую, перед нею, дверцу новенького Мерседеса, и нырнула в машину.
— Отец подарил! — улыбнулась  ярко накрашенным ртом.
— Это преступление!? Пока отец делает подарки. Скоро сам научусь зарабатывать деньги.
— На поварской работе, делая салаты, много не заработаешь! — скривила ротик, Вероника.
— Отец  много бриллиантов надарил?
— С чего ты взял! У меня с ним ничего не было!
— Так я тебе и поверил! — скосил глаза на девушку Володька, и  нажал на газ. — Если ничего не было, тогда пригласи в гости!
— Так сразу!? — удивилась Вероника.
— Ну, не сразу! — рассмеялся Володька. — Для начала заедем в ресторан, запасемся деликатесами.
— Не надо, в ресторан! —  парень заметил, как побледнели  щеки девушки. Испугалась! Понял он.
— У меня дома все есть! — Вероника опустила лицо в меховой воротник.
— Так, значит, едем, к тебе? — Володька повернул за угол, к дому, где жила девушка.
Знает, где я живу? Удивилась Вероника. Следил за мной. Она вгляделась в лицо парня. Недурен! Молод!  Я тоже молода. Надоело обнимать  стареющее тело Вадима.
— Едем! — смело взглянула в глаза Володьки. У него перехватило дыхание от ее взгляда. Наконец, он осуществит свою давнюю  мечту и наставит рога старому ослу.
Остановил машину у подъезда, щелкнул на пульт. Поднимаясь, по лестнице следом за девушкой, ощущает гулкие удары сердца в груди. Взрослая женщина не отвергла его.  Это не Маринка, и не Ирка. Значит, я еще не совсем потерянный тип! Он не отрывает глаз от девушки. Все ее движения вызывают в нем симпатию, восхищение, страсть.  Длинные пальцы, с ярко накрашенными ногтями,  лаковая сумочка. Повернула ключ в замочной скважине, толкнула дверь. Из коридора в лицо Володьки ударила волна теплого пахучего воздуха. Все квартира пропитана  ароматом дорогих, французских духов. Он задержался у порога.
— Что же ты? — улыбнулась Вероника. — Входи!
Владимир шагнул в прихожую. Шкаф с зеркалом, уютные полочки. Снял куртку, туфли. В углу, на самой нижней полке увидел мужские тапочки. Неприятное чувство досады  заставило  скривить рот в ухмылке.
— Папашины?
— Не болтай глупости! — резко оборвала  девушка. —  Можешь надеть! Если не брезгуешь, это для гостей.
— К тебе часто приходят гости, и все мужчины? — Володя поглядел на тапки, и прошел в комнату.
— Заходят иногда.
— Мой отец?
— Давай договоримся! — Вероника подняла вверх  указательный палец. — Если нравлюсь, ни о чем не расспрашивай! Устраивайся, я на кухню! Ужинать будем!
Володя прошел, сел на диван, оглядел комнату. На стенах множество фотографий Вероники. Красивая, эффектная! Явно позирует фотографу. Но уверенности маловато. У Маринки  побольше фантазии.
— Фотомоделью хотела стать! — вошла в комнату Вероника,  заметив,  с каким интересом Владимир рассматривает снимки. — Глупая была! Хотела красивой жизни!
— Нашла?  — Володька обернулся, ухмылка застыла на  лице. Красное шелковое платье, открывает стройные ноги,  круглые колени. Широкие рукава спадают до локтей. Узкий вырез на груди.  Он почувствовал дрожь в ногах. Однако, знает, как подать себя.
— Ты неотразима!
— Давай ужинать! — девушка подкатила столик к дивану, села рядом. — Наливай вино, будь хозяином!
Володька налил вина в бокалы.
— На брудершафт?
Она наклонила голову  в знак согласия. Он не отводит от Вероники взгляда. Красное платье ярким пятном стоит перед глазами. Пьет вино маленькими глотками. Оттягивает удовольствие. Выпил  бокал до дна. Потянулся к девушке. Она закрыла глаза. Все ее тело  в ожидании. Ну и пусть, моложе! Надоело обниматься со стариком.  Он в нерешительности. Ей хочется, сказать, скорее, зачем тянешь. Разве не видишь, я уже почти, твоя. Володька  коснулся  горячих губ. Ощутил на своих губах ее прерывистое дыхание. Прикоснулся еще раз, и уже не соображая, не думая ни о чем, крепко обнял девушку и повалил на диван. Она ответила страстным поцелуем.
Они заснули, когда рассвет озарил зимнее небо. Слабый свет осветил смятые простыни на широкой кровати в спальне, усталые, счастливые лица.               
 Володька открыл глаза. Луч света пробился сквозь щель в толстой красной шторе, повис над зеркалом.  Уже день! А мы спим! Повернул голову. Вероника, приоткрыв алый ротик, тихо дышит. Спит, как ребенок! Улыбнулся Владимир.  Я ей  тоже понравился. Он провел пальцем возле ее губ, наклонился, поцеловал в щеку. Она не шелохнулась. Поднялся, оделся,  подошел к зеркалу, увидел  листок бумаги, достал ручку из кармана, написал: «Люблю! Приду вечером! Никому тебя не отдам!» Подоткнул листок в проем зеркала, и вышел из спальни.
                * * *
Вадим затянул галстук, поправил воротник рубашки. Тамара подала  мужу костюм.
— Сегодня поздно вернешься?
— Не знаю! Ты меня не жди!
Женщина обиженно поджала губы.
— Не сердись! — Вадим привлек к себе жену, поцеловал в висок. Увидел  сына, резко повернулся.
— Ты совсем обнаглел! Дома не ночуешь! На работу не приходишь!
Володька широко улыбнулся, прищурил глаза. Страшная догадка, словно молотом стукнула Вадиму в голову. Нет, она не свяжется с мальчишкой! Что с него возьмешь! Ни денег, ни подарков,  от него не дождешься.
— Я устал! Хочу спать! — Володька, тяжело переставляя ноги, поднялся по ступенькам наверх.
— Прекращай гулянки! Добром это не кончится! — Вадиму не хотелось портить себе настроение. Он еще с утра решил, купить серьги, давно намеченные в ювелирном магазине, и провести вечер с Вероникой. Правда, прежде, предстояло деловое свидание. Но эти мелочи не могли испортить ему  давно намеченный вечер.
Тамара подошла к окну, подняла занавеску. Вадим Евгеньевич идет по дорожке, разметенной дворником, к машине. Ну вот, опять она  проведет день в одиночестве. Володька будет спать, после бурной ночи.  Даже обедать придется одной. Только телевизор помогает скрашивать одиночество.  После возвращения из тюрьмы Володи, они только первые несколько дней жили, опьяненные радостью. Тамара, уже подумала, может, счастье снова поселится в их доме. Но Володька начал кутить днем и ночью. Вадим с головой окунулся в работу. После новогодних праздников ему предстояло ехать за границу, где он решил построить гостиницу. И она снова осталась наедине со своими мрачными мыслями. Стареющая, сорокалетняя женщина.
                * * *
Мягкий полумрак. Белые скатерти на столиках. Сервировка. Вадим оглядел ресторанный зал взглядом победителя. Кто он был? Теперь успешный бизнесмен! Уважаемый предприниматель! Приехал в город  с надеждой основать свое дело. И вот результат! Никто не знает, скольких хлопот и нервов ему это стоило. И не надо. Он не любит ворошить прошлое. Заложил руки за спину, прошел по коридору, зашел на кухню. Стук ножей по разделочным доскам. Николай молодец! Не пропускает ни одного дня. Хотя не прочь улизнуть пораньше, и часто задолго до окончания рабочего дня. Положил глаз на нашу пухленькую Валентину. Наверное, из-за нее и ходит на работу. А она на него не обращает внимания. Или боится? Володьки опять нет! Негодник! Из него никогда  не выйдет ничего путного. Прошел раздаточную, открыл дверь в приемную офиса. Вероника вздрогнула, щелкнула крышкой пудреницы. В ее глазах Вадим заметил испуг.
— Зайди ко мне! —  Вадим Евгеньевич прошел в кабинет, сел за стол, подвинул папку с бумагами.
Вероника  остановилась у двери.
— Подойди!
Девушка приблизилась.
Вадим положил руку на ее талию. Почувствовал, как Вероника вся напряглась.
— Не бойся! Иди ко мне!
— Не надо, Вадим Евгеньевич! — Вероника сняла его руку.
— Ты  стала избегать моих ласк. На прошлой неделе отказалась поехать со мной на деловую встречу. Три дня назад, сказалась больной, ушла домой без меня! Что случилось?
— Ничего! — Вероника отошла от стола. — Мне, действительно нездоровится! Можно уйти домой!?
— Если нездорова, иди! — Вадим проследил взглядом, как Вероника, быстро стуча каблучками, выскочила за дверь. Что  с нею творится!? Неужели появился соперник!? Сегодня же проверю!

Глава  39.

Надежда Ивановна быстро идет по коридору. За ней спешит Любаша. Ее рука сжимает ручки большой сумки, с одеждой для дочери. Сегодня Наташу разрешили забрать домой. Девушку выписывают, благодаря хлопотам Надежды Ивановны. Женщина  помогает  сестре убийцы ее сына.  Ради будущего внука!
Люба волнуется. Ни разу не навестила дочь в больнице!  Свидание с Мишкой. Потом суд. После болезнь свалила. Наташка поймет и простит! 
Надя остановилась у двери, ожидая приближения Любы.
— Ты не ругай ее! — прошептала в  ухо. — Девочка она! Еще глупая. А я не знаю, как Бога благодарить за ее ошибку!  Мне смысл жизни открылся!
Люба вздохнула, увидев с  каким  воодушевлением, Надя произнесла фразу. Как загорелись и  заблестели ее глаза. Мне новые проблемы, а ей радость!
Надя потянула на себя дверь палаты. Услышав скрип, лежащая на кровати, Наташа обернулась.
— Мамочка! Ты за мной пришла? — глаза девушки наполнились слезами.
— Доченька! — Люба подошла к дочери, сжала в ладонях ее протянутые руки, покрыла поцелуями. — Прости, доченька! Не до тебя мне было! Мишка! Мое больное сердце!
— Мамочка! Ты меня не брани! Я ничего не стану у тебя просить!
Надя присела на стул.
— Я помогу! Люба, не беспокойся!  Наташка мне теперь как родная!
— Тетя Наденька! — Наташа протянула руку. Надежда погладила ее дрожащие пальчики. — Девочка моя! Не волнуйся! Мы тебя не оставим!  Собирайся! Сейчас домой пойдешь!
— Вот одежду тебе принесла! — Люба поставила сумку на кровать, стала вынимать вещи.— На улице  холодно! Тебе нельзя застужаться!
Наташа соскочила с кровати. Она пойдет домой! Стучит в ее голове. Начнется новая жизнь! Радоваться?  Но Сережки рядом с нею уже никогда не будет!
— Что ты, девочка? Одевайся скорее! — коснулась ее плеча Надя.
— Так, вспомнилось! — тихо произнесла Наташа. Скинула  рубаху, надела любимое, серое, с черной полосой на груди, платье, сапоги,  пальто с капюшоном.
— Ну вот, и славно! Забудь, все, что здесь было! — Надя провела ладонями по спине девушка, расправляя складки.
Люба, наблюдая за Надеждой, испытывает ревность. Уж как она трясется над Наташкой. А я не знаю, как с нею обращаться. В школу пойдет, засмеют!  Что люди скажут!  Все мои кости перемоют! Распустила! Восемнадцати не  исполнилось, а она беременная. Сын в тюрьме! За что, мне все эти проблемы! Рассуждает женщина, идя по коридору больницы. Впереди ее Надежда Ивановна ведет под руку Наташу.
                * * *
               
Вадим Евгеньевич, всю дорогу, приближаясь к дому Вероники, испытывает тревогу. Уже месяц они видятся только на работе. В кабинете, она уклоняется от его ласки, напоминая ему тот день, когда, неожиданно,  вошел  Владимир. Ссылаясь на плохое самочувствие, женщина постоянно уходит с работы раньше срока, и откладывает их свидания. Он давно купил  серьги с бриллиантами, но никак не может их подарить. Наконец, он просто соскучился. Сегодня он решил пойти к Веронике, и выяснить причину ее холодности. Он имеет на это право! Вадим круто развернул машину у знакомого дома. Поднялся по лестнице. Постоял несколько секунд у  двери, ожидая, когда  удары сердца станут медленнее и ровнее. Возраст дает о себе знать!  Достал из кармана ключ, отпер дверь. Тихие звуки музыки донеслись до его уха. Ждет и скучает. Обрадовался мужчина. Положил на тумбочку в коридоре большой букет алых роз. Снял туфли. Тяжелые ботинки с рантом,   привлекли его внимание. Где он видел  такие?  Вероника не одна? Кто у нее? Вот почему она стала холодна к его ласкам, отстраняется от объятий, отворачивается от поцелуев.  Кто этот счастливец!? На  цыпочках,  вошел в комнату. Разбросанные вещи на диване.  Прошел в спальню. Два обнаженных тела, в обнимку лежат на смятых простынях, едва прикрывшись одеялом. Утомились! Вероника, кажется, умерла. Разбросанные на подушке черные волосы, приоткрытый рот, розовые от сна, или удовлетворенных желаний, нежные щечки. Вадим вгляделся в  коротко остриженный затылок мужчины. Сердце забилось толчками. Ревность и гнев затмили рассудок. Убить обоих! Первое, что пришло ему в голову. Он полез в  потайной карман костюма, куда с недавних пор стал класть пистолет, купленный, как он внушал себе, только в  целях самообороны. Пистолета в кармане не оказалось. Забыл дома, или в столе кабинета? Оглядел комнату, но подходящего предмета, чем можно нанести удар, не увидел. Приблизился к постели, потянул одеяло.
— Кто!? — прошипел Вадим, от волнения потеряв  голос. — Как ты посмела? В моей квартире! В моей постели? Тварь подзаборная! — сильно сжал плечо  Вероники, словно намеревался сломать кость.
— Ой! — вскрикнула девушка, подняла голову, и, увидев налитые кровью глаза Вадима, села на постели, натянула одеяло до подбородка.
— Шлюха! Убью! — Вадим занес над ее головой кулак.
Володька сквозь сон услышал странные звуки.  Вскочил, схватил за руку  того, кто угрожал его подруге,  и завел  за спину.
— Ой! — вскрикнул Вадим! — Больно! Отпусти! —  повернул голову и увидел перед собой,  перекошенное от злобы, лицо сына.
Володька, узнав отца,  отскочил в сторону.
— Щенок! — потер запястье. Вадим. — Так вот, с кем ты проводишь время!? Ловко устроились!
— Старый козел! — сжал кулаки Володька. — Не тронь ее! Хватит изменять мамке! Я свободный человек! Мы любим друг друга!
— Кулаками перед отцом  размахивать!? — Вадим  подступил к сыну. — Я тебя от тюрьмы спас!  У тебя условный срок! Скажу, и загремишь на нары! На работу не выходишь! Уже дважды штрафовали за превышение скорости. Ты у меня вот, где! — он стукнул ладонью себя по шее, потом подставил сжатый кулак к носу Владимира.  — И ты тоже! — повернулся  к девушке. — Выкину из офиса, квартиру отберу, на панель пойдешь, сука!
— Не смей ее оскорблять! — Володька прыгнул на отца, и они покатились по полу.
— Не надо! Вадик! Я сейчас все объясню! — Вероника  потянула халат со спинки кровати, соскочила с постели, расправила полы. — Прекрати, Володя! — женщина не знает, как разнять дерущихся. Голое тело Володьки, с пухлыми ягодицами, мелькает вперемежку с черным дорогим костюмом Вадима.  И вдруг, неожиданно, для себя расмеялась.
— Прекратите, немедленно! — проговорила, давясь смехом.
Володька, оказавшись,  в этот момент, сверху, разжал руки и встал.
— Черт! Ну и картина!
Вадим поднялся, отряхнул костюм.
— Ну, погоди, щенок! Завтра не выйдешь на работу, сообщу в милицию! — Скажите, спасибо, что я забыл пистолет, а то бы убил обоих! — мужчина сплюнул на ковер, и, припадая на правую ногу, видимо, оступившись в драке, вышел из спальни.
Громкий хлопок входной двери, прозвучал словно выстрел. Вероника  побледнела.
Володька  достал сигарету, из, лежащей, на  прикроватной тумбочке, пачке. — Слышала,  забыл пистолет! Твой смех здорово разрядил обстановку!
Вероника прижала ладони к щекам.
— Не ожидала, его появления! Вчера  сказалась больной, ушла с работы! Явился среди ночи! — девушка  подняла глаза на парня. — С того дня, как с тобой, я с ним ни разу, веришь! — на задрожавших ресницах,  повисли слезы.
— Верю! — Володька подошел к Веронике, наклонился, поцеловал в глаза. Она обвила его шею руками. — Не бросай меня! Я без тебя не смогу!
— Не брошу! — Вовка положил руки на плечи девушки. — Только у меня ничего нет!
— У меня есть! Уедем отсюда! К маме моей, в деревню!
— В деревню не хочу! — Володька отошел от Вероники,  закурил, прищурил глаза, выпустил дым через нос. — Что это вы все меня в деревню норовите спрятать! Мне здесь, в городе хорошо!
— Неужели, ты циник! — Вероника, словно, протрезвев, взглянула на парня широко раскрытыми глазами.
Володька рассмеялся.
— Мне от тебя ничего не надо, кроме постели! — смело встретился взглядом с девушкой. Ее побледневшие щеки, и полные слез, глаза вызвали в нем  жалость. А ведь, она, действительно, из-за меня рискует потерять все. Жила спокойно,  на содержании у престарелого мужика, а я пришел и все разрушил! — Что ты паникуешь! Ничего не случилось! Остынет старик! Я ведь сын ему. Ничего с нами не сделает! Не посмеет! —  поднял кверху, сжатый кулак. — Пригрожу,  что все матери расскажу!
— Она и так догадывается! — вздохнула Вероника.
— Догадываться, не значит, знать! Уверен, он не посмеет, тебя обидеть! И потом, через два дня Новый Год! Впереди десять дней праздников!  — Владимир сел на постель, потянул руку подруги. Она присела рядом, положила голову ему на плечо.
— Ты смелый! Набросился на него! Хоть немного меня любишь?
— А как ты думала? — Володька обнял Веронику. Представил, вдруг потеряет ее, и сердце  сжалось от боли. В эту минуту,  он понял,  Вероника, самое светлое пятно в его жизни! Она вернула его душу к радости. Помогла забыть весь кошмар, происшедший осенью. Подарок судьбы! Подумал он, и ощутил  щипание в глазах. Сколько мне предназначено судьбой!  Что я успел сделать?  Убил товарища! Ушел от наказания!  Отбил любовницу у отца!
— Ты мой подарок! — тихо произнес Володька.
— Что ты сказал? — прошептала Вероника, не расслышав фразу.
— Ты мой подарок! — повторил Володька и прижал губы к ее виску.

Глава 40.
               
Николай ловко орудует  ножом, отрезая от  луковицы, крупные ровные кольца.
— Здорово научился! — Валя остановилась за спиной паренька. — Прямо заправский повар! Может быть, весной в училище!?
— Может быть! — улыбнулся Колька, и повернул голову.
— А как же спорт! —  она прищурила  глаза.
— Спорт останется, как хобби! — подмигнул Николай и покраснел. — Мне только рядом с тобой, неужели не понимаешь? —  он наклонился к ее лицу.
Валя  покраснела и опустила голову. Она давно поняла, Николай неравнодушен к ней. И в ее сердце давно поселилась симпатия.  Единственное, что мешает  ответить на  чувства паренька, его прошлое. У нее не укладывается в голове, как он, такой безобидный с виду, мог совершить  ужасный поступок?
Колька отложил нож, вытер рукавом прослезившиеся глаза.
— Завтра Новый год! Валь, давай встретим вместе?
— Нож чаще опускай в холодную воду, как я тебя учила! — отвела  глаза Валентина. Сердце ее ускорило удары. Она медлит с ответом. Хотя,  ей тоже хочется  пойти на праздник с Николаем.
— Я подумаю! — Валя встретила взгляд Колькиных глаз. — Не обижайся! —  положила ладонь на локоть парня. — Я не могу так сразу!
— Я буду ждать! — Колька не смеет улыбнуться,  словно улыбка может испугать девушку. Радость словно огонек, зажгла у него все внутри. Неужели, я ей тоже приглянулся? Он уже несколько дней замечает, Валины глаза,  смотрят на него иначе, чем в первую встречу. Они полны нежности и ласки. Она должна согласиться!   Она согласится! Твердит себе под нос, Николай.
                * * * 
Валентина повернулась на бок.  Свет, пробившийся сквозь щель в шторе, высветил на стене, причудливый узор.  Девушка провела пальцем по обоям. Перед ее глазами неотступно стоит лицо Николая.  Согласиться?  Я ведь не знаю подробностей о происшествии  в кафе? Меня там не было! Пьяная драка! Не разберешь, кто прав, кто виноват! Что ж теперь, ему всю жизнь маяться!? Не верится, что он мог участвовать в таком злодействе. Ведь на суде говорили, Мишка начал ссору из-за сестры! Наташка беременная! Значит, этот погибший Сергей, тоже не был паинькой. Совратил девушку. А Мишка узнал, вот и затеял драку.
Полина Макаровна уже давно прислушивается. Дочка вертится на постели, не спит. Приходит с работы, прячет глаза. Не спроста все это! Женщина встала, накинула халат, надвинула тапочки, подошла к постели.
— Валечка, не спишь?
— Не могу заснуть, мамочка! — Валя  потянула мать за руку. — Сядь!
Полина присела на край кровати.
— Мамочка! Не знаю, как тебе объяснить? — Валя сжала руку матери. — В общем, я, кажется, влюбилась! Только, ты погоди! Не осуждай! — быстро произнесла, она, боясь, что мать не даст ей все выложить. Женщина удивилась, как заблестели глаза дочери в темноте комнаты. — Знаешь, в кого? В Кольку Шарапова! Они осенью убийство совершили у вечного огня! Сейчас он работает на кухне, у нас в ресторане. Тихий такой! Услужливый! Во всем меня слушается! Сегодня позвал  Новый Год  встречать! Не знаю, что мне делать!? Люди осудят, увидев меня с ним? Мне страшно, мама!
Полина молчит. Ее удивило и насторожило признание дочери. Она вдруг представила заседание суда, когда трое совсем молодых ребят сидели, с поникшими головами за решеткой. Не могла поверить, обычные с виду пареньки, совершили жуткое злодейство!
— Ты должна послушать свое сердце! — после долгой паузы, тихо произнесла женщина. — И потом, нельзя наказывать человека постоянно! Он уже получил одно наказание! Если  идет к тебе  навстречу с чистой душой, почему бы тебе не ответить?
— А если на нем людское проклятие! И оно перейдет на меня? — Валя  села на кровати.
— Ты современная девушка и веришь в глупости! Какое проклятие!?
— Понимаешь, мама, я боюсь его! Вдруг он только со мной такой, вроде добрый, а в душе злой? Боюсь ошибиться!
— Он тебе очень нравится?
— Очень, мамочка! Высокий, плечи широкие, мускулы играют под белым халатом. У меня дыхание перехватывает, когда его вижу.
— Тогда и говорить не о чем! Будь счастлива! — Полина наклонилась, поцеловала дочь в лоб.
—  Идти с ним на праздник, или нет?
— Иди!
— Спасибо, мамочка!
— Теперь ложись и усни!
Валя легла, потянула одеяло. Полина подоткнула края.
— Пусть тебе приснится самый красивый и сладкий сон!
Валентина вглядывается в темноту. Видит улыбающееся лицо Николая. Не может быть, чтобы он оказался злодеем! Он хороший! Шепчет девушка, погружаясь в сон.
                * * *
Володька поглядывает на часы, стучит ногами одна о другую. Уже давно стемнело. Снег пошел гуще. Он поглядел на дружно, работающие на лобовом стекле, дворники. Где же Колька? Обещал, с девушкой придет.
— Садись в машину! Замерзнешь! — позвала Вероника.
— Надоело сидеть!
Две фигурки, прижавшись, друг к другу, медленно приближаются.
— Вон, они! — хлопнул Володька в ладоши. — Давайте скорее! Заждались вас!
— Здравствуйте! — Валя  смутилась, увидев Владимира.
— Уговорил, все-таки! Молодец! — стукнул друга по плечу, Володька. — У Вероники дома все готово. Только вас  ждем!
— Много гостей? — робко спросила Валя, усаживаясь на заднее сиденье.
— Мы с Володькой и вас двое! — Вероника тряхнула навитыми в пышные локоны, волосами.
Валя смутилась, увидев в машине Веронику.  В ресторане ходило множество слухов о ее интимных отношениях  с  Вадимом Евгеньевичем. Володька отбил женщину у отца?   Ей не понравилась компания, в которой ей предстояло провести Новогодний праздник, но отказываться поздно.
— Поехали!  — Володька хлопнул дверцей, повернул ключ, нажал на газ. Машина сорвалась с места, скрежеща шинами, понеслась по дороге.
— Вы всегда так быстро ездите? — заволновалась Валентина.
— Он опытный водитель! — подмигнул Колька. — Не бойся! Совершим круг почета по городу!
Валя с тревогой вглядывается в окно. Куда они едут! Снег усилился. Сквозь стекло невозможно разобрать улицы. Не сказала маме, адрес, где живет Вероника, и не знает номера телефона.
Мелькают дома, со светящимися окнами,  витрины магазинов. Люди готовятся к празднику. Усаживаются к праздничному столу. Зачем я согласилась! Сидела бы лучше сейчас с мамой дома. Яркий свет ударил  в глаза.  Машина заскользила на дороге. Резкий удар бросил девушку вперед. Потом прижал к спинке сиденья. Она увидела столб на обочине дороги,  и от сильной боли потеряла сознание.
                * * *
Павел поправил красный шар на елочной ветке. Отошел на шаг, оглядел наряженное деревце. В комнату вошла Зинаида Васильевна,   расставила тарелки, разложила приборы, на покрытом, нарядной розовой скатертью, столе.
— Еще полчаса, и садимся за стол! Нинуля, неси салаты!
Георгий Львович потер руки.
— Сегодня все дома!
— Не сглазь, папка! — рассмеялась Нина, ставя на стол бутылку шампанского.
Зазвонил телефон. Георгий Львович снял трубку,  протянул Павлу.
— Тебя, зятек!
Павел услышал тревожный голос.
— Что? Сейчас еду!
— Ну вот! — Нина присела на стул. — Я так и знала!
— Авария! Машина вдребезги. Четверо пострадавших! Похоже, все погибли!
— Ой, Господи! Перед праздником! —  Зинаида Васильевна приложила ладонь к груди. — Кто же эти, несчастные!
—Я быстро! Успею к Новому Году! — Павел поцеловал жену в щеку. — Начинайте без меня!
— Вот, каково быть женой милиционера! — подмигнул дочери, отец.
— Это ты сглазил, папка! — вздохнула Нина.
                * * * 
Павел Андреевич вышел на улицу,  перебежал через дорогу,  сел в машину.
— Что случилось?
Водитель обернулся.
— Авария на окружной дороге. Мерседес врезался  в КамАЗ.  Точно не знаю, но вроде все погибли!
— Надо же, на Новый Год! 
Машина подъехала к месту аварии. Павел подбежал к натянутой ленте. Желтый газик ДПС, скорая с распахнутыми дверцами.
Константин Ильич, местный эксперт, подошел к Павлу. — Одна из девушек, с травмой головы, но живая и водитель КамАЗа жив, нога сломана, небольшая рана на голове.
Павел  сразу узнал Володьку. Перевел взгляд на другого паренька. Колька! Вот  и встретили Праздник!
— Знаете их?
— Они осенью товарища убили у вечного огня. Девушку не знаю!
— Тоже мертва! Похоже, сидевший за рулем, был пьян.
— Куда они ехали? Почему оказались на загородной дороге?
— Покататься, наверное, хотели! Перед девушками блеснуть талантом водителя!
— Жаль! —  вздохнул Константин Ильич. — Женщина молодая. Вроде лицо знакомое.
— Я ее знаю! — подошел Алексей. — В ресторане секретарь, или менеджер.
— Явился! — пожал  руку коллеги Павел.
— Ты сам не отдыхаешь, и другим не даешь! — поправил на голове шапку Алексей. — Холод собачий! Из теплой квартиры вытащил!
Павел закурил, наблюдая, как санитары ставят носилки с трупами в машину. Справедливость есть!  Нехорошо говорить о покойниках плохо, но они получили то, что заслуживали. Впервые, после суда, он для себя озвучил, мучившую его проблему. Разве это наказание для убийц!   Убили товарища, жестоко убили, а сами будут пользоваться всеми благами жизни! И вот! Проклятие настигло!
— О чем думаешь! — дернул  за рукав Лешка.
— Так! — отвернулся Павел, сплюнул на снег.
— Жалеешь?
— Ни капельки! Они получили сполна! Девчонка ни за что пострадала!
—  Погибшая красавица, я слышал,  была любовницей Володькиного отца.
— Ну вот! Еще одна грязная история! — Павел поднял воротник куртки.

Глава 41.
               
Валя пошевелила рукой. Голову, словно тисками сдавило. Она приоткрыла глаза. Свет ослепил.
— Доченька! Слава Богу! Пришла в себя! — услышала  голос матери. Будто из тумана, проступило, склонившееся над ней, лицо.
— Где я! — шевельнулись беззвучно губы. 
— В больнице! Ты в аварию попала. На машине! — Полина взяла руку дочери, поднесла к щеке. — Бедная ты моя! Напугала  досмерти! Вторые сутки возле тебя сижу.  Машина  врезалась в грузовик, да еще перевернулась.
— Коля  погиб?  — прошептала Валентина.
— Все погибли!
По щекам Вали покатились слезы. Она отвернула лицо.
— Тебе нельзя расстраиваться! Бог с ним! Ты права была! Проклятие на нем!
— Не говори так! Он хороший!
— Поправишься, другого, найдешь! Признаться мне не нравилось, что ты в него влюбилась! Не заслужил он человеческого счастья!
— Не надо, мама!
— Хорошо, не буду! — женщина погладила дочь по руке. — Поправляйся! У тебя сотрясение мозга. Водитель грузовика тоже живой остался, ногу сломал.
                * * *
Тамара подвинула тарелку, поправила на вазе кисть винограда. Любимый  Новогодний праздник! Вадим дома, как она хотела. Почему сердце ноет? Какую беду предчувствует? Тамара подняла глаза на мужа. Может быть, наладятся их отношения? Он, явно не доволен. Уже неделю, ходит, как побитый. Что его гнетет? 
Вадим избегает взгляда жены. Сегодня весь день на работе  набирал номер Вероники по мобильнику, но бесстрастный голос постоянно отвечал: «Абонент недоступен!»  С Володькой гуляет!  Как добиться свидания с нею! Вовка подонок,  не заслуживает ее любви! 
Большие часы в столовой пробили дважды.  Половина одиннадцатого.
— Наливай вино! Проводим старый год! — женщина положила на колени  салфетку  — Он не придет! У него своя компания!
— Теперь ему не до нас! — вздохнул Вадим. Потянулся к бутылке, открутил пробку. Разлил  красное вино в бокалы. — Старый год был для нас неприятной неожиданностью. Что принесет Новый! — Вадим  коснулся бокалом бокала Тамары.
Нервничает! Поняла Тамара. С Вероникой  не ладится! Наверное,  не предполагал, провести  праздник  с женой. Она отпила из бокала несколько глотков.
— Тебе что положить?
— Не знаю! Есть совершенно не хочется! — Вадим выпил вино залпом, поднялся, подошел к окну.
Тамара оглядела праздничный стол. Сколько закуски наготовила Настя. Человек на десять. Зачерпнула ложку винегрета из салатницы,  отрезала ножом ломтик колбасы, положила в рот, медленно прожевала.
— Поешь! — Вадим не повернул головы. Лучше бы к маме ушла. Старушка одна грустит! Женщина  посмотрела на часы. Дождусь двенадцати,  встречу Новый Год, и уйду спать.  Вадим  всегда чем-то недоволен.  Тамара отложила вилку, прислонилась к спинке стула. Почему так жмет сердце? Что еще может случиться?
На журнальном столике резко зазвонил телефон. Тамара вздрогнула. Глаза остановились на аппарате. Ей почему-то стало страшно! Все тело онемело.
— Вадик, возьми! — прошептала женщина, в оцепенении.
Вадим подошел, снял трубку.
— Слушаю! Да, это, квартира Сытиных! — следующая фраза, прозвучавшая в аппарате, удивила его.
— Не может быть! Это ошибка! — вскрикнул Вадим Евгеньевич. — Вы что-то путаете! Куда приехать!? Сейчас! Или утром? — короткие гудки отдались в его мозгу.
— Они говорят, авария на загородном шоссе! — невнятно забормотал  мужчина. Лицо его побледнело, рот искривился.
— Что? — Тамара протянула руки вперед. — Дай мне!
— Положили трубку. Говорят, можете приехать завтра утром.
— Куда приехать?
— В морг! На опознание! Наш сын разбился!
— Что ты  говоришь!? Это неправда! Так нельзя шутить! — Тамара приложила ладони к побледневшим щекам.
— Никто не шутит! Собирайся! — Вадим надел свитер.
— Куда? — Тамара не в силах встать с места. Ее словно сковало цепью.
— В морг! Куда же еще! — Вадим Евгеньевич взял ключи от машины, лежащие на журнальном столе. — Жду тебя на улице!
Тамара услышала стук входной двери. Ушел! Он не шутит!? Они едут в морг! С Володей случилось несчастье! Потерла ладонью лоб. Что сказал Вадим? Разбились на машине!? Почему в морг? Володи нет в живых? Он погиб! Не, может быть! Любая травма, но только не это! Она не решается,  даже в мыслях произнести слово смерть.  Что надо сделать! Одеться? Где одежда! Зачем Настю отпустила?  Надела шубу сверху праздничного платья. На веранде холодный ветер обжег щеки. Скользя каблуками сапог по дорожке, дошла до ворот.
— Сколько можно ждать! — прошипел Вадим, едва она открыла дверцу машины. — Вечно  возишься! Машина сорвалась с места.
— Не гони! Ты знаешь, я боюсь скорости! — попросила  мужа. — Может быть, вышла ошибка?  — Тамара старается успокоить себя. Сейчас приедем, а это вовсе не Володя, а кто-то другой!  Она вгляделась на дорогу. Как всегда, не чищено, везде колдобины от наледи и намерзших сгустков снега. Конечно,  на таких дорогах  случаются аварии! Значит, все-таки, авария! Тамара испугалась собственных мыслей.
Вадим резко затормозил у ворот городской больницы. Переступая с ноги на ногу, с нетерпением ожидает, когда жена вылезет из машины. Хлопнул дверцей, нажал на кнопку сигнализации. Побежал к  входу. Тамара едва поспевает за ним. У нее  защемило сердце. Теперь она почувствовала. С сыном беда! Если, Володи больше нет! Как  стану жить!? Приложила ладонь к груди. Вадим остановился,  разговаривает с мужчиной в белом халате. Вот он повернулся. Как изменилось его лицо! Женщина остановилась, перевела дыхание. Странно, муж не кричит,  терпеливо ждет ее приближения.
Вадим взял жену под руку. Мужчина  пошел по коридору. Они двинулись следом. Почему Вадим молчит? О чем  разговаривал с доктором?  У нее пересохло во рту.  Пальцы мужа впились в ее локоть. Ноги  стали ватными, дыхание участилось.
— Крепись, жена! — шепнул ей на ухо Вадим.
— Готовы! — обернулся к ним  врач.
Какое у него неприятное лицо! Подумала Тамара, и поддерживаемая мужем перешагнула порог. Спертый воздух помещения, коснулся ее ноздрей, проник в глотку.  Она почувствовала, как под ее ногами закачался пол, словно при землетрясении.
Приблизилась к длинному, железному столу.  Доктор отогнул край простыни.  Огромный кровоподтек на левом глазу, слипшиеся  от крови, волосы.
— Володя! — хриплый звук вырвался из ее рта.  У Тамары онемели ноги, тело наклонилось вбок. Вадим  подхватил жену. Он тоже узнал сына. Ошибки быть не могло. Володьки больше нет!  Врач накрыл тело простыней. Вадим отвернулся. Сжал плечо жены. Его взгляд упал на соседний стол. Маленькое родимое пятнышко, на оголенной лодыжке привлекло  внимание.
— Девушка с ними была. Личность  не установлена! — подошел врач.
— Это моя сотрудница! — Вадим не узнал своего охрипшего голоса.
Тамара повернула голову. Вероника разбилась вместе с Володей?  Вот в чем причина его переживаний!? Она не отрывает взгляда от мужа. Подошел к столу. Патологоанатом открыл простыню. Вадим впился взглядом в лицо Вероники. Ни  царапины. Все так же красива,  как при жизни!
— Сломан позвоночник, кровоизлияние в мозг от сильного удара головой. — услышал  за  спиной. —  Если бы осталась жива,  паралич!
— Для нее это было бы самой страшной бедой! Лучше смерть! — прошептал Вадим и отошел от стола.
— Пойдем,  дорогая! — приблизился  к жене.
Тамара заглянула мужу в лицо. Кажется, гибель Вероники расстроила его больше, чем потеря сына.  Хотела упрекнуть мужа, но сильный толчок в грудь, едва не сбил ее с ног.
— Это ты виноват в его гибели! —  громкий крик оглушил Тамару. Женщина с растрепавшимися волосами, в накинутом пальто, промчалась мимо нее.
— Где он! Где? Это неправда!
Галина!? Значит, в машине был  и Николай!  Тоже погиб?
Андрей, вошел следом за женой. Дрожащие руки теребят вязаную шапку.
— Коленька! — взвыла Галина и опустилась перед столом на колени.  — Что они с тобой сделали? Варвары!
— Галя! Не надо! — Андрей поднял жену,  взглянул на сына. Изуродованное лицо, залито кровью. Это не он! Но, присмотревшись, различил маленькие прижатые уши, острый кадык на шее. Колька! Что же ты наделал! Глухой звук вырвался из его губ. Спасли от суда, но не уберегли от смерти. Вот оно возмездие! Пронеслось у него в голове. Торжество справедливости?! Или роковая случайность!?
— Это она прокляла его! — Галина повернула к мужу обезумевшее от горя, лицо. — Она наколдовала! Надежда!
— Галя! Успокойся! Пойдем! — Андрей потянул жену за руку. Галина оттолкнула мужа, бросилась вон из морга. В коридоре увидела, удаляющихся, Тамару и Вадима. Словно тигрица  догнала, вцепилась двумя руками в воротник Вадима.
— Ты убийца! — прошипела  в лицо, брызгая слюной. — Зачем ты доверил  подонку и пьянице машину!? Хотел отомстить за  любовницу? Надеялся,  он по пьяне разобьется, и она вернется к тебе? А  разбились все! Все! Слышишь! — она затрясла мужчину в дикой злобе.
Тамара дошла до скамейки возле стены, оперлась рукой и села, наклонившись всем телом вбок. Все знают о его отношениях с Вероникой. Я ведь тоже знала. Делала вил, будто меня это не тревожит.
Вадим оттолкнул Галину, бросился к жене.
— Врача! Скорее! — он  испугался, увидев бледное лицо жены.
— Прости! Тамара,  прости! 
Подбежала  медсестра,  сжала запястье Тамары.
— У нее шок! — санитары подкатили каталку. Подняли женщину, положили. Вадим тяжело опустился на скамейку. Бежать следом он уже не мог. Прижал к глазам меховую шапку, и зарыдал.
Андрей взял Галину за локоть.
— Пойдем отсюда!
Галина оттолкнула мужа. — А, а, а, — разнесся ее крик. Выскочила на улицу, и побежала по больничному парку, проваливаясь  ногами в глубоком  снегу.
Господи! Она сошла с ума!   — Догоните ее! —  Андрей повернулся к медсестре, выскочившей на крыльцо. — Разве не видите, ей необходима помощь!
Девушка кивнула, и, скрылась за дверью.
Вскоре, из здания напротив, выбежали двое мужчин с носилками, и бросились за Галиной. Андрей увидел, как ее схватили, скрутили руки, положили на каталку. Она яростно отбивалась. Он покачал головой и, склонив голову на грудь, пошел по аллее.
Вот и закончилась моя семейная жизнь! С горечью подумал мужчина. Куда теперь? Домой, к празднично накрытому столу? Где уже никогда не прозвучит счастливый смех сына. Не выйдет утром жена на кухню, хлопоча у плиты, готовя завтрак. Он поглядел на Вадима, с тупым выражением лица, сидевшего на заснеженной лавочке, и прошел мимо. Так начался Новый Год!

Глава 42.

Наташа вошла в комнату, сдвинув брови, поглядела на свернувшуюся под пледом на диване, мать.
— Новый Год сегодня! Будем стол накрывать!? Мишка, наверное, в тюрьме, и то встречать будет.
Варвара Михайловна покачала головой,  строго поглядела на внучку.   
— Мам, ну что ты? Сумку с объедками притащила. Пахнет вкусно. Давайте сядем за стол, поедим. Ну что ты лежишь. Теперь уж ничего не сделаешь! — Наташа склонилась над матерью.
Люба повернула голову.
— Ты права! Ничего не поделаешь! Натворили деточки! Один в тюрьму угодил, другая, подарок готовит в подоле! Скоро на улицу нельзя будет выйти!
— Будто я одна такая! — вздохнула Наташа.
— Одна, не одна! — Люба села, зло сверкнула глазами на дочь. — Как в школу станешь ходить, когда пузо вырастет!? Не стыдно!?
— От любимого человека жду ребенка! Все знают! Он не виноват! Его убили! Сережа меня любил. Мы бы поженились! Нас бы сразу расписали, если бы я справку с консультации принесла.
— Твой Сережа соблазнил несовершеннолетнюю! И еще неизвестно, захотел бы признать ребенка, или нет!
— Любаша, зачем ты так! — Варвара Михайловна подошла к дочери.
— Зачем! — голос женщины сорвался на крик. — Она подумала о матери, когда наслаждалась  в постели, с мужиком!? Кто кормить станет ее вы****ков!
— Мама! — глаза девушки наполнились слезами. — Я  пойду работать, уборщицей, дворником, если надо! Тетя Надя обещала помочь!
— Люба, прекрати! — старушка замахала руками перед лицом дочери. — Не кричи на девочку! Ей нельзя нервничать!
— Тетя Надя!? Ей что за дело! Пальцем на меня станут показывать! Вот мол, как без отца детей растить! Мне позор на больную голову!
— Любаша, не надо! Сегодня праздник! Наташа правильно говорит, давайте сядем за стол! — бабушка приложила ладони к щекам.
— Мне не до праздников! Не хочу ничего! Оставьте меня в покое! — Люба легла, отвернулась к стене.
Наташа выбежала в коридор, сняла  с вешалки пальто.
— Куда, ты, на ночь, глядя! — вышла вслед за внучкой, Варвара Михайловна.
— Мне здесь делать нечего! — Наташа повернула побледневшее лицо. Из ее глаз по щекам покатились слезы.
— Не обижайся на мать! Ей сейчас очень тяжело!
— Мне тоже не сахар! — губы Наташи задрожали. — Зачем вы меня мучаете! Видеть вас не хочу! — она громко хлопнула дверью.
Варвара Михайловна сложила на груди руки, тяжело вздохнула, покачала головой.
— Что ж это делается!  — прихрамывая на больную ногу,  вошла в комнату. —  Зря накричала на Наташку! Бог с нею! Она ж нам родная!
— Пусть аборт сделает! Мне и так тяжело! Только,  ребенка не хватает, для полного комплекта.
— Да, Бог, с тобой! Опомнись, что говоришь!? — громко всплеснула руками старушка. — Ей и так носить тяжко! Надо молить Бога, чтобы здоровеньким малыш родился. Сама ведь еще ребенок!
— Вот именно! — повернулась к матери, Люба. — Родит уродца и мучайся с ним всю жизнь! Они ж не думают, когда ложатся в постель! Насмотрелись секса по телевизору!
— Не дай то, Бог! — Варвара Михайловна перекрестилась. Не говори так. Грех это большой! Да, разве можно, аборт! Потом не сможет родить! Всею жизнь себе искалечит! И тебе новое горе!
— Мне все равно!  — Люба отвернулась. — Я не доживу ни до ее родов, ни до Мишкиного возвращения. Хватит с меня! Не жизнь, а наказание! Ни одного просвета! Только горе и беда одна за другой! — плечи ее затряслись.
— Не надо плакать, Любаша! Кто знает, может быть, все образуется! — старушка присела на край дивана, погладила  дочь по голове.
                * * *
Надя обняла себя за плечи, прошла по комнате. Как быстро летит  время. Новый Год наступает. Она подошла к столу. В центре тарелка, стакан, до краев наполненный водкой, накрытый  ломтем черного хлеба. Впервые   встречает Новый Год, одна. После гибели мужа,  единственной радостью был Сергей. Женщина поглядела на портрет сына,  обвязанный черной лентой. Добрым  был,  веселым мальчиком. Им было хорошо вдвоем! Села, налила в бокал вина, выпила залпом. — За тебя сынок! Оглядела праздничный стол. Наготовила по привычке. Хотела поднять себе настроение. А ведь причина есть! Летом Наташка родит внука. Он непременно будет похожим на Сергея.
— Слышишь, Сереженька, у тебя скоро родится сын! Назову его Сергеем!
Звонок в дверь нарушил ее мысли.
— Кто там? —  посмотрела в глазок, но из-за плохого освещения в подъезде, разглядела только темное пятно.
— Это я, Андрей!
— Андрей! —  отодвинула задвижку, распахнула дверь. — Что случилось? В Новогоднюю ночь?
— Не хочу идти домой! —  он снял шапку. Седая прядь упала на лоб. — Николай разбился  вместе с Володькой на машине. Только из морга. Галина, кажется,  сошла с ума. А я вот, один! Пустишь?
— Господи! — Надя приложила ладони к щекам. — Конечно, пущу! Это не ошибка с Николаем?
— Нет, точно он! — Андрей снял куртку, пригладил волосы.
— Проходи, я ведь тоже одна! Всегда с Сережей вместе встречали. Он даже из-за меня к товарищам не ходил. А они его высмеивали и обижались. Я говорила, ты иди, я посижу одна у телевизора, а он не уходил, жалел. Теперь вот, некому пожалеть. Видишь, по привычке наготовила, а угощать некого.
Андрей прошел в комнату, сел к столу.
— Ты не стесняйся, хочешь выпить, выпей!
Мужчина налил водки в бокал, выпил.
— Извини, не спросил, тебе налить? — поднял  глаза на женщину.
— Я водку не пью. Бутылку распечатала, чтобы обряд соблюсти.
—Еще налью, можно?
— Конечно! — Надежда вздохнула, наблюдая, как Андрей опорожняет бокал за бокалом. Свалились на него беды!
— Ты ешь! —  подвинула  тарелку. — Не стесняйся, а то опьянеешь!
—  Как жить, теперь не знаю? Никого у меня нет. Научи, если можешь? — Андрей  взглянул в глаза женщине.
— Помнишь, ты сказала тогда, когда от Любы вышли,  Наташка и Мишка мои дети?
Надя отвела взгляд, провела пальцем по скатерти.
— Посчитай! Когда Мишка с Наткой появились. Любаша всю жизнь только тебя и любила! Сердце ты ей разбил!  С Александром  сошлась  тебе назло. Он все знал, и жалел ее.  Скольким людям, ты жизнь разрушил!
— Хочешь сказать, за то и получил теперь по заслугам? — Андрей прищурил глаза. Крупная, как горошина слеза  покатилась по его щеке. — Поделом, мне, значит!?
— Такого даже в мыслях не держу! Бог с тобой! Если так обо мне думаешь, зачем пришел?
— Прости! — мужчина накрыл широкой ладонью руку женщины.
— Ну, ты,  вольности не позволяй, я своему всегда была верна!  — Надежда оттолкнула мужчину. —  И при жизни, и после смерти! Не встретила такого, чтобы мог его заменить.
— Извини! Горько мне! Так горько,  впору с моста, на рельсы сигануть!
— Да, ты, никак очумел! Выкинь такое из головы! Я тоже поначалу, о смерти мечтала. А теперь, вот, внука жду! Жизнь  сложная штука!
— Да, уж, твоя, правда! — Андрей покачал головой. — Жить тяжело! Никто не выдерживает, все умирают! — он положил руки на стол, опустил на них голову. — Эх, пропал я совсем!
В прихожей пропел звонок.
— Вот и еще гости!  — Надя выскочила в коридор, распахнула дверь. — Наташа? 
— Скучно у нас! 
— Рада тебя видеть! — женщина обняла девушку, поцеловала  в одну щеку, потом в другую — Проходи!
— Что он  здесь делает! — крикнула Наташа, увидев Андрея.
— Наташенька, здравствуй, доченька! — поднял осоловелые глаза на девушку, мужчина.
— Не сердись! У него горе! — прошептала Надя на ухо девушке. — Колька с Володей на машине разбились,  жена в больницу угодила.
— Насмерть?
Надежда Ивановна кивнула головой.
— Так им и надо! — хлопнула Наташа в ладоши. — Браво! Я даже не смела, надеяться на такое!
— Не говори так, девочка! Грех  радоваться чужому горю! — остановила Наташу Надежда.
— А я радуюсь! И буду радоваться, и никто мне не запретит! — она подошла к мужчине. — Слышите, вы! Ненавижу вас! Так вам и надо! Вы убили моего Сережу, вот вас Бог или дьявол, наказал! Будете знать, как людей на костре жечь!
— Наташенька, прости! — Андрей упал со стула к ногам девушки. — Я за Кольку у тебя прошу прощения! Пусть он хоть там обретет покой! — мужчина растянулся на полу и вдруг захрапел.
— Ну, вот,  разморило! Помоги, пристроим, его на диван! — Надя взяла Андрея за руки. — Поднимай!
Наташа хотела возразить, но потом, покорно, приподняла ноги мужчины. — Тяжелый!
Они уложили Андрея на диван. Надя накрыла его одеялом.
— Есть хочешь? 
— У нас все есть! Мать объедки тащит! Только противно мне! Он моего жениха убил, а она кормится возле него! — девушка вздохнула, села к столу. — А что, правда, теть Надь, Володька с Колькой разбились?
— Андрей Александрович сказал! — Надежда поглядела на спящего мужчину. — Если только ему все не приснилось спьяну.  Завтра выйду на смену,  узнаю у девчонок.
— Ну и поделом! Услышал Бог мои молитвы!
— Ребенка под сердцем носишь! Нельзя  злобствовать! — женщина погладила девушку по плечу. — Как  себя чувствуешь?
— Паршиво! Тошнит по утрам, все наизнанку выворачивает! Низ живота по вечерам болит, аж,  сердце щемит!
— К врачу ходила?
Наташа покачала головой из стороны в сторону.
— Стыдно мне! Спросит, замужем? Нет! Работаю? Нет!  — Теть, Надь, я сама Сережу толкнула на этот поступок!  И сейчас не жалею! Потерять его боялась. Уедет на службу, найдет другую. Я бы его заставила жениться, если бы он не захотел. Только он и сам меня любил!
— Знаю, девочка!  — Надежда Ивановна обняла Наташу за плечи, привлекла к себе.
Наташа прижалась к груди женщины, вдохнула запах пирожков, исходящий от ее кофты. Вот она, действительно, родная. Понимает и не осуждает. — Мама говорит, никому я не нужна. Ребенка моего  кормить не хочет! На аборт направляет!
— С ума сошла, баба! — Надежда повернула  лицо девушки. — Не смей, слышишь! Никакого аборта! Роди, я заберу малыша. Дай мне слово!
— Не волнуйтесь! — Наташа опустила голову. — Малыша  никому не отдам! Только недавно поняла, какой это подарок судьбы! Память о Сереже!  Все  перетерплю ради него! Сдуру, тогда таблеток наглоталась! Не знала о беременности. Если мать с бабкой откажутся от меня, уйду из дома. Дворником пойду работать, как Степка дурачок, и комнату мне дадут.
— Глупая! — Надежда  Ивановна поцеловала девушку в макушку. —  Как это никому не нужна! Мне нужна! Малыша твоего уже сейчас люблю! Моего Сереженьки кровь! Ты меня к жизни вернула! Вырастим, не беспокойся! — она вытерла ладонью, набежавшие на глаза, слезы. И  горько и смешно от слов девушки. Надо же, надумала, как Степка дурачок! Скажет такое! — Врачу показаться надо! Хочешь, я с тобой пойду? — заглянула женщина в лицо девушки.
Наташа кивнула головой.
— А этот,  теперь здесь поселится?  — Наташка махнула рукой на спящего Андрея.
— Проспится и пойдет домой! — вздохнула женщина. — Зачем он мне! Я кроме Сережиного отца больше никого не любила. Сына растила, теперь вот вся радость, будущий внук!
— Если, девочка? — Наташа улыбнулась.
— И девочку стану любить!
— Я тоже ее буду любить! — Наташа погладила живот ладошками. — Только,  уверена,  будет мальчик!
— Ты устала? Пойдем, я тебя положу в Сережиной комнате, поспи до утра!  — она обняла девушку за плечи, подвела к кровати, откинула одеяло.
— Ложись, тебе нельзя утомляться!
Наташа сняла платье, легла в постель. Надежда Ивановна подоткнула края одеяла, поцеловала девушку в лоб.
— Спасибо, вам за все! — тихо произнесла Наташа. Женщина не оглянулась. И вышла. Наташа обвела глазами комнату. На этой кровати с Сережей, в тот единственный раз! Вспомнилось ей. И горячая влага хлынула потоком на шеки, облила подбородок. Если б знала тогда! Не отпустила, прижала к себе, покрыла поцелуями. Господи! Как жестока жизнь! За что! Простонала девушка. И убийца мой брат! Она уткнулась лицом в подушку, заглушая вырвавшиеся рыдания.  Ребенок! Может, быть, права мама! Зачем он мне? Что меня ждет! Позор!? — Ничего не хочу! — крикнула она. Умереть! Рядом с ним навсегда! — она закрыла ладонями рот. Тетя Надя услышит. Нельзя плакать! Надо спать! Наташа ощутила сильный толчок внизу живота, и медленно, растекающуюся боль по всему телу. Опять! Повернулась на бок, подтянула колени к груди, закусила губу. Тихо! Произнесла про себя. Спи, малыш! Скорее бы родился! А меня отпусти!  Прости! Я хочу к Сереже! Тетя Надя тебя вырастит!  Наташа крепко зажмурила веки, глубоко вздохнула, и тихо застонала, погружаясь в сон.
Вот какой Новый Год! И гости пришли. Надежда посмотрела на похрапывающего, на диване, Андрея. Наташка учудила! Подумала, мужика приветила! Женщина улыбнулась. Мне никто не нужен. У меня скоро будет маленький Сереженька! Стану о нем заботиться, вот и радость в жизни! Она села к столу, поставила локоть на стол, подперла щеку. Скоро закончится мое одиночество. Летом Наташка родит! Дай Бог, чтобы все хорошо было! Снова взглянула на спящего Андрея! Неужели, правда!? Володька и Николай разбились на машине!? Галя  с нервным расстройством  в больнице. Завтра надо  разузнать, и Галину навестить. Совсем озлобилась. Я никому  зла не желала! Заявление написать о прощении ребят не могла. Перед памятью Сергея стыдно! Теперь, Мишка один за всех  отдуваться будет!
                * * *
               
Андрей открыл глаза. Провел рукой по пушистому пледу. Где я?  Это не мой дом! Голову сдавило, словно тисками. Он провел ладонью по лбу. И вспомнил. Вчера готовились к празднику. Позвонил телефон. Поехали с Галей в больницу. Кольки больше нет! Он застонал. Потом пришел к Наде, и напился. Он поднялся, коснулся ногами пола. Надо пойти домой.  Встал, заглянул в соседнюю комнату. Спящий на кровати, свернулся в клубок. Рядом раскладушка. В полутьме он узнал Надежду.  А кто на постели?  Наташка? Пусть спят! А я пойду потихоньку, решил мужчина, и, стараясь не шуметь, вышел в коридор, снял с вешалки куртку,  открыл дверь. Держась за перила, медленно спустился по лестнице. Холодный утренний ветер проник под одежду. Андрей запахнул полы куртки, поднял капюшон, ускорил шаг. Улицы города пусты, дорожки заметены снегом. Все отдыхают после Новогодней ночи. Даже Степка,  спит в своей каморке, не вышел на уборку. Зачем  вчера забрел к Надежде? Покачал головой мужчина. Мой сын ей горе причинил, а я заявился, поплакать в жилетку. Надька добрая женщина! Он вспомнил, серые глаза женщины. В них нет злости! Галка, не права! Надя никогда не радовалась чужому горю! Меня жалеет! А чего меня жалеть! Любашу бросил! Детей своих сиротами оставил! Чужой мужик растил. Сашку тоже жаль. Он Любашу любил. И детишек не обижал. Дурак я, круглый дурак! Он потер ладонью лоб.  Ноги мужчину не слушаются, спотыкается на каждом шагу. Много выпил!  Остановился перед домом, поглядел, на закрытые шторами, окна. Как же не хочется идти домой! Поднялся по ступенькам, повернул в замочной скважине, ключ. Зашел в прихожую, снял куртку, ботинки, остановился на пороге  комнаты, прислонился к двери. Праздничный стол! Встретили Новый Год! Значит, я теперь один остался! Прошел в комнату, сел на диван. — Вместо праздника,  поминки! — крикнул Андрей. Он  лег на диван, потянул на себя  плед,  закрыл глаза. — Я  всем испортил жизнь!  — произнес вслух. Повернулся на бок, потом на другой. Ничтожный я человек! Подумал мужчина. Сделал несчастной Любашу. И моя семейная жизнь  раскололась. Сын погиб,  жена сошла с ума!   Как стану жить!? Надо заснуть! Проснуться, и чтобы все было, как прежде!  Будто приснился страшный сон!  Только теперь уже ничего, как прежде не будет! Мужчина повернулся на спину, протянул под пледом озябшие ноги. Ему представилось воскресное утро, солнечные блики, играющие на занавеске.  На кухне, Галина печет блины. Колька, с загорелыми бицепсами, в майке, улыбаясь, прихлебывает кофе из большой белой чашки. Вдруг картина в его мозгу  переменилась. Люба, с большим букетом ромашек в руках, бежит по зеленому полю. Он догнал, повернул, прижался губами к ее горячим губам. Громкий стон вырвался из его груди. Сердце сдавила сильная боль. — Любаша, прости! — прошептал Андрей.

Глава 43.

Надежда Ивановна, не мигая, глядит на врача.
— Она, как вчера привезли, металась на постели. Трижды вскакивала,  пыталась выпрыгнуть из окна. За ноги и руки держали. Всех отталкивала. Сделали успокаивающий укол. Поставили капельницу.  Никого не узнает, ничего не говорит. Глаза глядят в одну точку. Не понятно, видит, или нет!?
— Можно, я к ней пройду. Меня она узнает! — поднялась Надя.
— Пожалуйста! Прямо по коридору, третья дверь.
Галина сошла с ума!? Не может быть! Врачи что-то путают! Надежда Ивановна не может поверить. Девушка в коротеньком халатике обогнала ее, повернула ключ в замке, приоткрыла дверь палаты.
— Проходите! Я у двери постою!
Надя перешагнула порог. На кровати у окна увидела женщину, накрытую клетчатым одеялом.  Спутанные пряди волос разбросаны по подушке. Широко раскрытые глаза глядят в потолок. Руки лежат поверх одеяла.
— Галя!
Женщина не шелохнулась.
Надя присела, на стоящий у кровати, стул,  положила ладонь на руку Галины.
— Здравствуй, Галочка!
Галина продолжает смотреть вверх, не реагируя на прикосновение.
— Вы, наверное, ввели большую дозу лекарства? — повернулась Надежда Ивановна к медсестре.
— Я не знаю! — щеки медсестры покрылись красными пятнами. — Она буйствовала!
Надежда Ивановна поднялась и вышла из палаты, прошла по коридору, вышла на крыльцо.  Перед глазами стоит лицо Галины. Не лицо, а застывшая маска. Потерять сына тяжело! Я тоже потеряла! Надя вспомнила, как Галина просила ее  простить ребят, убивших Сергея. Чувство жалости сменилось раздражением. А ведь она, наверное, продолжает считать меня виноватой, теперь уже и в гибели Николая.  Какие неожиданные повороты получаются в жизни.  Справедливость!? Но меня она не радует! Женщина накинула халат на голову, спасаясь от снега, и побежала к зданию хирургии.   
В коридоре, подбежала Маша.
— Вас главврач искал!
Георгий Львович встал из-за стола, едва Надежда Ивановна перешагнула порог кабинета. —  Принимайте дела старшей медсестры! Галина Семеновна заболела.
— Я от нее. — Надежда Ивановна провела ладонью по лбу, покрывшемуся испариной. — Она то ли, без сознания, то ли в глубокой коме. Никого не узнает, не видит, и не слышит. У нее сын разбился в новогоднюю ночь.
— Тяжелый случай!  — Георгий Львович задержал взгляд на женщине. — Вы очень добры! Уверен, жизнь еще  отдаст вам долг сполна!
                * * *
Руки ловко и привычно перебинтовали руку.  Иголка сразу попала в вену.
— Спасибо Надежда Ивановна! — мужчина  встал со стула. — У вас волшебные руки! Боли не чувствуешь! Надя  улыбнулась. Эти слова слышала много раз. И всегда они ей доставляли  удовольствие. Чувствовать себя нужной людям,  помогать им в беде! Нет большей радости! Она подошла к окну. Опять снег идет. Который день подряд! Зима!  Она улыбнулась, наблюдая, как кружатся в воздухе крупные снежинки. Правду говорят, работа лечит!
— Надежда Ивановна! Главный, вызывает! — приоткрыла дверь, Маша.
Надя  поправила выбившуюся прядь волос из-под колпачка,  потянула дверь на себя.
— Не знаю, расстроит вас новость, или нет? — Георгий Львович покрутил в пальцах тонко отточенный, карандаш. — Умерла ваша подруга. Только что звонили из неврологического.
— Галя? — Надежда приложила ладони к щекам, опустилась на стул.
— Дома никто трубку не берет. У нее, ведь, муж есть!
— Андрей? Он  не  приходил?
— За пять дней, как ее привезли в больницу,  ни разу не пришел.
— Я  пойду к нему. Работу  закончила. Девочки подежурят.
— Зачем  занимаетесь  процедурами? — недовольно покачал головой мужчина. — Ваше дело руководить!
— Для меня сейчас, это как лекарство!  Так,  мне сходить к Шараповым? — женщина поднялась со стула.
— Да, конечно!
                * * *
Надежда Ивановна идет по улице. Мысли обгоняют друг друга. Сегодня пятое января! Почему Андрей не пришел к жене? Рассердился? Обиделся?  Вот и знакомый подъезд.  На окнах плотно задернуты шторы.  Она  нажала кнопку звонка. За дверью ни шороха. Снова нажала на звонок. Оглушительная трель разнеслась по квартире. И опять тишина. 
— Андрей! — крикнула  Надя в замочную скважину. — Это я. Надя!   
Где он может быть? На работе? Выходные до десятого. Женщина постучала в  соседнюю квартиру.
— Кто там?
— Откройте, пожалуйста! Это Надежда Ивановна из больницы.
— Наденька, проходи! — улыбнулась старушка. — Давно тебя не видала! Заходи, чайку попьем! Как  твое здоровье?
— Спасибо!   Вы не видали Андрея, соседа вашего?
— Андрюшу, не видела. Праздники! Все заняты хлопотами. И я у телевизора сидела, или дремала. Не слыхала!
— У них сын разбился на машине, Галина сегодня утром умерла в больнице. Он   телефон не берет.
— О, господи! Несчастье, какое! — женщина осенила себя размашистым крестом.  — Напился, наверное, и спит!
— Пять дней подряд? Не может быть! Надо участкового позвать.
— Так, заходи, сейчас и позвоним.
Геннадий Иванович, уже через пятнадцать минут,  внимательно осматривал дверь.
— Заперто изнутри. Судя по пыли, скопившейся на  половичке, давно никто не выходил и не входил. Придется ломать! Дима, вызови слесаря из ЖЭКа! — повернулся  к молоденькому сержанту.
Надежда  поправила на голове платок,  застегнула и расстегнула пуговицу на пальто у ворота. Утром первого января, я не заснула и не слышала, как он уходил. И даже не позвонила, не поинтересовалась, дошел ли он до дома после Новогодней ночи!
— Да, вы, не волнуйтесь, Надежда Ивановна!  —  закурил Геннадий Иванович. —  Может быть,  к товарищу ушел! Женщины всегда паникуют!
— У него сын разбился!
— В курсе! — участковый снял шапку, провел широкой ладонью по волосам.
— Сегодня утром жена умерла!  А он не отвечает, не открывает, за пять дней ни разу не пришел к жене. Кто хоронить будет?
— Галина Семеновна умерла? — Геннадий Иванович потянул воротник рубашки. — Слышал, она после гибели сына, умом, того! — мужчина покрутил пальцем у виска.
Надежда неодобрительно покачала головой.
— Она в коме была!   
— Ломать? — услышала Надя за спиной.
Геннадий Иванович обернулся.
— Ломай, Вася! Видно с хозяином что-то случилось!
— Это мы мигом! — Василий вставил в замок какое-то приспособление, надавил плечом. —  Прошу!
Геннадий Иванович  переступил порог. — Есть кто живой? Хозяин? —  прошел в прихожую, заглянул в комнату. — Вот он! 
Надя вошла следом! Андрей лежит на диване, накрыт пледом. Рука безжизненно повисла.
— Похоже, конец! — тихо произнес Геннадий Иванович.
Надя  подбежала к дивану.
— Андрей! — сжала холодное запястье. — Сколько дней лежит?
— Господи, горе, какое! — соседка присела на стул. — Только год начался, и все погибли!
Надя оглядела празднично накрытый стол.  Уехали на опознание  погибшего сына, и ушли один за другим. Вот  она жизнь человеческая! Готовились к празднику, а вышли поминки. Что это, возмездие!? А может, к лучшему, все вместе,  и сразу!

Глава 44.

Валентина обвела взглядом палату. Женщина у стены, лежит, накрывшись одеялом с головой.  Две другие кровати пустые. Все дома на праздники. Одна я дура, валяюсь на больничной койке.  Зачем поехала с пьяными кататься! Из ее глаз покатились слезы. Надумала  погулять!  Вспомнила счастливое лицо Николая, когда согласилась пойти с ним на праздник. Жаль Колю! Сама  говорила,  проклятие будет преследовать его  за убийство товарища!  Провела пальцем по шершавой от краски стене. На скрип двери, повернула голову. В щель проник костыль, потом показалась рука, затем голова с взъерошенными  черными волосами.
Демон! Широко раскрыла глаза девушка. С бородой!  Парень с загипсованной ногой на костылях вошел в палату.
— Вы живы! — лицо  вошедшего осветила улыбка.
— Как видите! — Валя пошевелила левой рукой, упакованной в гипсовый мешочек. — Голова немного болит! И ссадины не щеке! — она скривила рот,  улыбаться мешает тугая повязка. — Все погибли, только я выжила!
Незнакомец  сел на стул у кровати, придерживая левой рукой костыли.
— Я водитель КАМАЗа, в  который вы врезались. Они пьяные были! Особенно, тот,  за рулем! Машину туда, сюда, вертел, все равно они врезались. И вот, тоже Новый год в больнице встретил! Ко мне следователь приходил.
— Что с вами будет? — Валя подтянула одеяло к подбородку.
— Экспертиза показала, в Мерседесе, кроме вас, все были здорово выпивши. А я трезвый. Что они могут со мной сделать? По всему, виноваты они, а не я. Потреплют немного, может штраф, или прав лишат на полгода.  Родители одного паренька умерли.
— Как умерли? Кто? — Валентина попыталась приподняться.
— Вы лежите, вам вставать нельзя! — коснулся он рукой ее плеча. —  Николаем,  звали. Мать в психушке померла, а отец заснул на диване и не проснулся.
— Тетя Галя и дядя Андрей!? Вся семья!? — девушка почувствовала, как внутри у нее  похолодело. В голове закружилось.   
— Да, уж, три дня, как схоронили! Больница и спортивное общество здорово похлопотали! Троих в одной могиле!  — Меня Борисом зовут! — парень широко улыбнулся. Погладил ладонью, черный подбородок. — Здесь, бритвы нет. На черта похож!
— Правда! — она вгляделась в парня.  Нескладный! Видно, добрый. С Николаем,  конечно, не сравнить! Но с ним приятно общаться.
— Я вас не утомил! — Борис виновато поглядел на девушку черными глазами.
— Нет, что вы! Меня Валей зовут.
— Я уже знаю! У медсестры спросил. Вставать не разрешали. Вчера вечером разрешили, так я вот с утра решил навестить. Вы не меня не сердитесь?
— За что сердиться?
— Так ведь сбил вас!
Валя отвернулась. — Мне не надо было ехать с ними.
— Так вы случайно оказались в машине. А уж, подумал,  с женихом были.
—  Нет у меня никакого жениха!
— Борька, на процедуру! — заглянула в дверную щель медсестра Люба. — Все отделение обежала, тебя разыскивая. Ей нельзя много разговаривать, уходи,  быстро, пока зав. отделением,  не увидел! А то  мне  попадет!
— Можно мне приходить? — Борис встал, оперся на костыли. — Нога скоро заживет, гипс снимут. Врач говорит,  даже хромать не буду!
— Приходите! — улыбнулась Валя, наблюдая, как парень ловко управляется на одной ноге,  помогая  костылями.  Женщина на соседней кровати повернулась.
— Ишь, интересуется, жених есть, или нет? Уж не метит ли сам на его место? — она села на постели, завернула узлом каштановые волосы, сколола шпилькой на затылке. — А я умудрилась ногу вывихнуть на праздник. Каблуки проклятые! Поскользнулась!
— У вас тоже гипс! —  обрадовалась Валя соседке.
— Два дня, или три? Не помню. Вчера сняли, сюда перевели. Завтра выпишут.
— А мне еще придется поваляться! — вздохнула Валентина. — Домой хочу!
— Ты где работаешь?
— В ресторане, поваром!
— Оттого такая кругленькая! — рассмеялась женщина.
— С рождения толстой была, мама говорила.
— А я всегда мечтала потолстеть, не получается. Меня  Светой зовут. А тебя Валей, я знаю.  С кем живешь?
— С мамой! 
— У меня муж, свекровь, сыну десять лет. Работаю на автобазе, диспетчером. Муж ругает. Возле мужиков трешься! А я и не гляжу ни на кого. Зря ревнует. Вот выйдешь замуж, сама узнаешь!
— Я не выйду. Я не модная! —  вздохнула Валя.
— Не скромничай, подружка! Женихи в больницу бегают. Вот поправишься, и выскочишь за Борьку!  Он у нас на хорошем счету. Ни одного нарушения. Это первое. Не пьет, квартиру имеет, живет один, мать два года, как померла. Так, что лучшего жениха и не надо! Ты присмотрись к нему! — подмигнула Светлана. — Он, видать,  уже присох к тебе. Вон как глазищами стреляет!
Щеки Валентины покрылись красными пятнами.
— Не красней! Станешь на ноги, замуж выйдешь! Больше ничего и не надо в жизни!
Валя отвернулась к стене, потянула одеяло. Борька забавный! Вспомнилось ей лицо паренька. Живет один и не пьет! Значит, действительно, хороший. Может быть, Света права, главное в жизни личное счастье.  Из Борьки получится  отличный муж. Рожу ребеночка! Мама будет рада! Она провела по стене пальцем,  написала свое имя. Скорее бы выйти  отсюда!
                * * *
Наташа после Новогодних праздников стала ходить в школу. Однако, интереса к занятиям она не испытывает. Сядет за стол, откроет тетрадь, учебник. Подопрет кулачком щеку, и глядит на учительницу. Словно со стороны наблюдает, как та пишет на доске, формулы или слова,  вслушивается в произносимый текст, но не понимает смысла. В конце уроков переписывает задания у Люды, потому что сама не успевает записать за учительницей. Дома, так же, делает уроки,  что-то решает, или пишет.  Приходит Людмила, исправляет ошибки в ее тетрадях, и ни слова не говоря, уходит. А Наташа так и не знает, правильно решила  задачу, или нет. Все меня жалеют, понимает девушка. А мне самой это нужно?  Получается, нет! Учиться надо, чтобы аттестат получить! А потом что стану делать? Работать не смогу. Рожу и придется заниматься не учебой, а ребенком. Стирать пеленки, распашонки, качать, кормить, пеленать!   Она  отложила ручку, повернула голову к окну. Зря прихожу в школу. Не могу сосредоточиться на уроках. Не понимаю, о чем говорят учителя. Отсиживаю время. В голову ничего не лезет.
Тупая боль сдавила низ живота. Наташа  закусила губу, сдерживая стон. 
— Ты что? — наклонилась к ней Люда. — Пиши, а то математичка, увидит, опять придираться станет.
— Мне все равно! — прошептала Наташа.
— Ты беременная от погибшего Сережки? — скривила рот в хитрой ухмылке, Людмила.
— Кто тебе сказал? — смутилась Наталья, щеки покраснели.
— Все говорят! Да, ты не стесняйся! Нынче девчонки рано  сексом занимаются.
— Я не сексом! — хлопнула ладонью по столу, Наташа. — Я любила Сережу. А ты дура!
— Девочки на последнем столе! Тихо! Новый материал объясняю. Завтра опять будете молчать у доски! —  постучала  транспортиром по столу,  Анна Борисовна.
Девчонки склонили головы над тетрадями.
— Ну вот, заметила, мымра! — прошипела Люда. — Это ты раскричалась!
Наташа склонилась над столом. Скорее бы урок закончился! Мне уже не до учебы.  Скоро станет живот заметен! Как  в школу ходить? Школьница с пузом!
Звонок залился громкой трелью. Ребята вскочили с мест.
— В кино пойдешь? — посмотрела на подружку Люда.
Наташа покачала головой.
Люда рассмеялась. — Значит, правда, беременная! Со школы домой.  На новый год не пришла. Весь класс на тебя в обиде. Будто у нас мальчишек нет! — она повесила через плечо сумку, и пошла к выходу.
Наташа грустно поглядела ей вслед. Собрала тетради, положила в сумку. Домой, не хочется идти.  Мать придет с работы, ляжет в постель и лежит, ни с кем не разговаривает. Бабуля обед сготовит, и тоже молчит. Даже телевизор не включают.
— Наташа?  Все давно ушли! Почему сидишь одна в пустом классе? — Нина Георгиевна подошла к девочке. — На тебя  Анна Борисовна жалуется! Математику не учишь!    Что с тобой, девочка?
— Мне  не до учебы! — вздохнула Наташа. — Уже все догадываются, скоро смеяться будут.
— Пусть смеются! От любимого человека ждешь ребенка! Радоваться надо!
— Зачем он мне!  Сережи нет! —  Наташа подняла на учительницу глаза, наполненные слезами. —  Рожать боюсь!
— Мы с тобой вместе рожать пойдем! — улыбнулась Нина. — Так что, не бойся!
— Вы тоже!? — Наташа стерла ладошкой, скатившуюся на щеку, слезу.
— Да, и представь, тоже боюсь! Такая наша доля!
— Меня  мама ругает!
— Зато Надежда Ивановна ждет не дождется внука! Ты ее к жизни вернула!
— Тетя Надя добрая! К себе жить зовет! Только я не могу уйти.  Мама болеет, бабушка плачет. Мишку жалеют, а на меня  наплевать!
— Не говори так! Тебя они тоже любят!  Конечно, маме твоей сейчас очень тяжело!
— После смерти дядя Андрея, она неделю лежала, ни с кем не разговаривала. Тетя Надя продукты приносила. Думала, умрет. Потом лучше стало. Правда,  настоящий наш отец, дядя Андрей?
— Не знаю девочка! Есть еще, к сожалению, на свете,  злые языки. Не верь, сплетням!  — Нина  тряхнула  головой.
— Я не верю!
— Пойдем,  я тебя провожу!  Сегодня холодно и скользко.
Наташа медленно поднялась со стула. — Как я потом в школу ходить буду?
— Поговорю с директором!  — Нина  положила руку на плечо девочки. — Выйду в декрет, буду с тобой заниматься.  Успеешь до родов Аттестат  получить!
 — Спасибо, Нина Георгиевна!
                * * *
               
Надя собрала посуду со стола, сложила в раковину. Опустилась на табуретку, положила руки на колени, расправила ткань юбки.  Скоро Наташка родит,  хлопот будет много! Хотя, вряд ли они мне позволят вмешиваться в воспитание маленького Сережи. Она улыбнулась своим мыслям.  Еще малыш не родился, а я уже имя ему дала.
В прихожей пропел звонок. Женщина встала, потерла под коленкой занемевшую ногу, прихрамывая,  пошла в коридор, отодвинула щеколду.
— Наташа!
— Я к вам, теть Надь! Можно?
— Конечно, Наташенька! С тобой все в порядке? — женщина заглянула девушке в лицо. — Бледненькая!
— Мама с бабушкой еще утром уехали к Мишке в колонию.  Передачу повезли. Со школы пришла, одной скучно. Даже есть не хочется!
— Я тебя покормлю! — Надежда Ивановна взяла Наташу за руку, увлекла на кухню. — У меня котлетки свежие, еще не остыли, картошечка отварная с солеными огурчиками. Я  уже пообедала.
— Картошку с огурцами  очень люблю! — Наташа облизнула губы. — А моим, сейчас не до меня. Мать всегда Мишку больше любила.
— Не говори так, девочка! Матери вы одинаково дороги, тем более, близнецы! — Надежда Ивановна поставила на стол тарелку с котлетами, положила на блюдце огурцы, картошку в большой салатнице. Наташа взяла огурец, захрустела. Когда носила Сережку, тоже обожала соленое, вспомнилось женщине.
— Не налегай на огурцы! Потом воды много выпьешь. А это вредно при беременности.
— Бабуля тоже  ругает, а я не могу удержаться! — проговорила Наташа с полным ртом.
Надежда Ивановна присела на табуретку.
— Как ты себя чувствуешь?
— Плохо! — Наташа прожевала пищу. — Спасибо! Очень вкусно!  Живот болит! В голове кружится! Сегодня Нина отпустила с уроков. Неудобно перед товарищами.  Как экзамены буду сдавать, не знаю. С животом ходить  стыдно! Придется школу бросать! Не дотяну до аттестата.
Надежда Ивановна положила ладонь на руку девочки.
— Я поговорю с директором школы, дома с тобой заниматься будем. Подружки тоже помогут! Никто не станет смеяться!
— Ой, теть. Надь! Боюсь,  рожать! Умру! Как представлю, так сердце холодом заходится!
— Не бери в голову, глупости! Все боятся, и рожают. Врача регулярно посещаешь!?
— Она говорит, слабенький плод! Сама, мол, еще ребенок! Откуда силы, чтобы здоровое дитя выносить!  Действительно, чувствую себя  ужасно!
— Больше отдыхай! Не волнуйся! Природой все продумано! — женщина встала. — Пойдем,  постелю тебе. Когда мама с бабушкой вернутся?
Наташа тяжело поднялась с табуретки.
— Послезавтра, наверное, если свидание разрешат! 
— Дорога не ближняя. Он в детской колонии?
— Пока, да. Нам с ним восемнадцать только в мае исполнится. Дожить бы!
— Вот, дуреха! — Надежда Ивановна обняла девушку за плечи, привлекла к себе. — Доживешь! Потом сама смеяться будешь над своими страхами!

Глава 45.
               
Люба прижала лоб к холодному оконному стеклу. От быстрого мелькания заснеженных деревьев за окном,  закружилась голова.  Зря поехали!  Вдруг по дороге сердце прихватит.  Андрея больше нет!  Словно впервые, уже без жалости и ужаса, осознала Люба. Она вспомнила, когда мать пришла из магазина и сообщила о смерти Андрея и Галины. Ей показалось, будто она тоже умерла. Неделю лежала, не вставая. Лечь в больницу отказалась! Подписала какую-то бумагу. Все вспоминается, как страшный сон. Приходила  Надя, делала уколы, ставила капельницы. Она послушно глотала таблетки. Отворачивалась к стене лицом, и вспоминала, вспоминала. Лучшая ученица в школе! Учителя и даже директор  ею гордились! Физик прочил математическую карьеру! Литераторша уговаривала поступать в гуманитарный ВУЗ. Шептала на ухо: «У тебя талант и призвание детей учить!» А она, в десятом классе, незадолго до экзаменов влюбилась.  На уроках, вглядывалась в милое лицо, на соседней парте. Ночами шептала его имя.  Окончив школу, устроилась на фабрику, швеей. Узнав о беременности, летала по улице от счастья. Тогда не подозревала, что подружка Галка,  проходу не дает Андрюшке. Узнав о свадьбе Андрея и Галины, ревела всю ночь! И только благодарила судьбу, что не успела рассказать изменнику о ребенке. Он так и не узнал, что Наташа и Михаил его дети! Это ее успокаивало. Я ему отомстила! Шептала она, катая коляску по дорожкам парка.
Она пошевелила закоченевшими пальцами ног в старых сапогах.  Вот и жизнь прошла! Нет ни Андрея, ни Галины, ни их сына. Вся семья, разом ушла. Будто и не было никого. Сейчас Люба, пролистав за ту неделю болезни,  книгу своей жизни, встала с постели, благодаря заботам Надежды Ивановны. Словно проснувшись, так и не поняла. Любила Андрея? Жаль ей его?  Никаких чувств не осталось в ее душе.  Поделом ему! Прошептала женщина. Жизнь мне исковеркал! Заслужил и получил! Глубоко вздохнула,   и, ощутила, как сердце участило  удары.
— Тебе нехорошо! — наклонилась к ней, сидящая рядом, Варвара Михайловна.
Люба, подняла ладонь, словно предупреждая, не спрашивай ни о чем, оставь в покое!
— Побледнела ты! — забеспокоилась  старая женщина.
— Все хорошо, мама! — тихо произнесла, Люба, превозмогая боль в сердце. — Уже отпустило! — вгляделась в заснеженный пейзаж. Елки, елки!  Снег! Доживу до весны, или нет? Последний раз увидеть зеленую листву! Наташа осталась дома одна. Горячая голова, как и я, влюбчивая. А Мишка!? Где я их проглядела? Что сделала не так? Ведь, только для них жила. Говорят, родительский грех на детях сказывается! В чем мой грех?   Андрея, по сей день, не смогла простить! Считала себя обделенной человеческим счастьем. Ну, не получилось с Андреем. Саша меня любил! Все знал и простил! Я его не смогла полюбить. Потому он и ушел рано. Фабрику закрыли, в ресторане устроилась. Кусок хлеба с маслом всегда был на столе.  Если сейчас заглянуть в прошлое,  я вовсе не была несчастной. Квартира, мать, заботливый муж, дети, работа. Хотела большего!? Сетовала на судьбу!? Вот мой грех! Надо ценить то, что имеешь на сегодняшний день. Люба закрыла глаза, прислонилась к спинке кресла.  Коснулась ногой, тяжелой сумки под сиденьем, набитой продуктами. Приедем только утром. Надо заснуть! Сил набраться! Как там Мишка! Говорили, несовершеннолетних не судят за убийство. По телевизору показывали. А моего засудили! Дождусь его возвращения, или уйду на тот свет!?  Она почувствовала  приятное тепло в теле, легкое головокружение.  Все-таки, укачало! Поняла женщина. 
                * * *
Автобус резко затормозил. Люба вздрогнула, подняла отяжелевшие веки, потянула на лоб теплый платок. Повернулась к матери.
— Приехали!  Посидим, пусть выходят, мы после! —  подтянула сумку. — Устала?  —  погладила мать по плечу.
— Ничего! Помаленечку!  — Варвара Михайловна застегнула пуговицу на вороте старенького пальто. — Как себя чувствуешь?
— Ох, не спрашивай! — покачала Люба головой. — Думать страшно!  Куда идти, не знаю! —  она двинулась к выходу, таща по проходу волоком, тяжелую сумку.
— У водителя  спросим!  — прихрамывая,  на больную ногу, поспешила вслед за дочерью, старушка.
Люба, осторожно, ступая на скользких ступеньках, сошла, стала на платформе. Водитель автобуса, остановился под навесом, закурил, жадно затягиваясь. Люба подошла к мужчине.
— Не подскажете, как до детской колонии добраться?
— Тут, недалеко, через парк, напрямки,  забор с колючей проволокой! Только вам, чуть дальше пройти надо, в контору.  Там все объяснят!
— Спасибо! — Люба почувствовала, как загорелись щеки. Стыд, какой!  С детских лет по тюрьмам! Как дальше его жизнь сложится! Не думала, не гадала! А пришлось, сына в тюрьме навещать! Кажется, водитель смотрит ей вслед. Да, какое ему дело! Она все еще не может избавиться от чувства унижения и стыда!
Тяжело ступая, с тяжелой сумкой, она пошла по узкой протоптанной тропинке. Не разрешат передачу, придется все назад везти? Тревожится Люба. Не повезу, раздам чужим, а не повезу. 
Идти, действительно, оказалось недалеко. Вскоре, женщины увидели, высокую стену, с натянутой по верху кирпичной кладки, колючей проволокой. Обойти надо! Вспомнила Люба, оглянулась на мать.
— Потерпи! Немного осталось!
У двери низенького побеленного здания,  стоят женщины. У всех  большие сумки. Не одни мы! Не у одних, нас, горе! Здесь не надо стыдиться! Поняла Люба. 
— Не открывали еще! — невысокая женщина, в черном платке, приветливо кивнула Любе. — Скоро откроют! Потом заявление писать надо, потом списки читать станут. Если есть нарушения, то и не разрешат. Я второй раз здесь! — она  достала из кармана теплого жакета, носовой платок. Вытерла красные, от слез, глаза. — Мой киоск кондитерский ограбил. Печенья ему захотелось! Отца нет. По пьяне, под машину угодил. Сразу насмерть. А я одна! Завод закрыли. Два магазина убираю. Слава Богу, на хлеб с картошкой хватает!  Теперь вот, с последнего собрала. Три года дали! Каким выйдет, не знаю! Лишь бы к наркотикам не пристрастился! Сейчас на воле, трудно удержать детей от соблазнов всяких, а там, кто глядеть за ними станет! А ваш, сынок, или девочка!
— Сын! — Люба, потянула концы платка.
— А вон у них, — женщина кивнула на толстушку в клетчатом платке. — Девчонка подружку ножом! Тоже три года дали. Хорошо, подруга жива осталась. Уже год сидит. Шестнадцать лет было. И чему их только в школе учат? Уж больно, злые дети стали! Что дальше будет! Пересадить бы всех, кто довел людей до нищеты, до злости!  А то, ведь, они на воле ходят, бизнесмены, олигархи всякие, а дети сидят!
Щелкнул замок, дверь распахнулась.
— Кто на передачу! — полная женщина в гимнастерке, в накинутом на плечи полушубке, громко объявила. — Входите, заполняйте анкету!
Люба подняла сумку, пропустив женщин, вошла, оглядела помещение. Низкий потолок, стены с облезлой краской, узкие деревянные лавки вдоль стен. Сюда Мишку приведут!?
— Если свидание разрешат,  в другое помещение проводят! — шепнула ей на ухо, соседка по несчастью.
Люба  опустилась на лавку.
— Иди сюда, присядь! — позвала,  остановившуюся в дверях, мать. Опустила глаза, чтобы скрыть слезы. Совсем перестала уделять ей внимание. Она вдруг ясно увидела, как постарела, побледнела, Варвара Михайловна за эти месяцы, когда в их дом вошли одна за другой, беды.  Если со мной что-то случится,  ей не  справиться с двумя  непутевыми внуками. В тюрьму  передачи надо возить, а это не ближний свет! Наташка скоро с малышом  будет нянчиться. На одну пенсию им не протянуть. Надежда обещала помогать.   Кто ее знает. Каждый думает, прежде всего, о себе.
— О чем задумалась? — толкнула женщину локтем в бок, старушка.
— Так!  Надька обещала помогать. В чем проявится ее помощь? —  повернула к матери, бледное лицо с темными пятнами у глаз.
— Сиди,  пойду бумаги оформлять! — поднялась Любаша. — Вон очередь, какая собралась! Она присела у деревянного стола, взяла из стопки,  лист бумаги. Низко наклонила голову,  рассматривая мелко распечатанные слова на разлинованных строчках. Взяла ручку, с обгрызенным кончиком из пластмассового стакана, медленно вывела на верхней  строчке  фамилию.
— Скорее заполняйте, мне еще за разрешением  к начальству идти! — громовым голосом объявила сотрудница колонии, высунувшись, из маленького окошка, за деревянной перегородкой. 
Люба пробежала  взглядом заполненный бланк, проверяя, нет ли ошибок, встала, подошла к окошку, положила на деревянный прилавок.
— Ждите! — объявила женщина,  и захлопнула окно.
Люба  присела рядом с матерью, потянула с головы платок, пригладила ладонями волосы.
— Что ж теперь, Любаша?
— Сказали ждать! — расстегнула верхнюю пуговицу на пальто. Только сейчас ощутила тяжелый воздух, в помещении,  с устоявшимся запахом табака, человеческого пота.  Сколько народу каждый день, здесь, ожидают свидания с родственниками,  преступившими закон, совершившими преступление. А ведь, это,  детская колония! Каково им, там,  на нарах, считать дни, часы, минуты до окончания срока!? Союз распался,  количество преступников увеличилось. По телевизору  говорят. А если увеличилось, значит, в обществе что-то нарушилось. Мне это все непонятно. Никогда не вникала, в происходящие события.
— Тебе плохо? — Варвара Михайловна наклонилась к дочери.
— Душно! Дышать тяжело!
— Пойди, на улицу, я тебя позову!
— Нет, потерплю! Вдруг сейчас объявят, а ты не расслышишь, или не поймешь. Мишку бы скорее бы увидеть!  — она опустила голову, стерла ладонью, побежавшую по щеке слезу. Убили втроем, а повесили все на Мишку. Уже двоих  на белом свете нет, прибрал Господь. Все-таки, есть справедливость! Аппеляция ничего не изменит! Она и не нужна теперь никому. За убийство должен кто-то отвечать! Кроме Мишки,  отвечать некому. Любе вспомнился зал суда. Чтение приговора. Бледное лицо сына, его пронзительный крик: «Мама!» Сам виноват! Первым начал ссору. Все так говорили. Повод был! Сережка, обесчестил несовершеннолетнюю девушку! Этот факт, мог бы смягчить приговор.  Наташка, клянется, сама бросилась ему в объятия. Обещал жениться. Нам не понять молодежь!  Услышав свою фамилию, Люба, словно очнулась от сна.
— Федорова! Свидание и передачу разрешили! 
— Пойдем! — Любаша положила руку на плечо матери.
Длинная цепочка из живых людей протянулась по протоптанной дорожке, среди снежных сугробов, к низенькому одноэтажному зданию. Сумка оттягивает руки, напряглись от усилия мышцы. Закусив губу, Люба медленно переставляет ноги, согнувшись под тяжестью ноши.
— Куда столько набрала! Иди быстрей! — слегка шлепнула ее по плечу, служительница  учреждения.  — Тащите и тащите! Дома надо было, чаще  ремешком ласкать по мягкому месту, вот бы и не пришлось терпеть унижения! 
Еще неизвестно, как своих воспитаешь! Подумала Люба, поглядев женщине вслед. Хотя раздражение на эту злую, как ей сначала показалось, бабу, исчезло. Работа у нее такая! А нас много! Люба, приподняла сумку, затаскивая по расшатанным, деревянным ступенькам.
Что ж, теперь? — шепотом спросила Варвара Михайловна.
— Не знаю, мама! — она  пожалела, что взяла с собой мать. Ей хотелось остаться наедине с сыном.
— Садитесь и ждите! Сейчас приведут! — объявила женщина, и встала у синей, облезлой двери, в конце комнаты.
Дотянув сумку до лавки у стены, Люба села. Сердце учащенно забилось в такт частому дыханию. Будто стометровку пробежала. Варвара Михайловна присела рядом. Она поняла, дочку сейчас тревожить не надо.
Все мысли Любы заполнены предстоящим свиданием с сыном. Рассказать о гибели Володьки с Николаем, или не надо?  Он и так, наверное, плачет по ночам!  Все-таки, живой! И за то спасибо, судьбе! Она помахала перед лицом, ладонью, глубоко вздохнула, наполнив до отказа легкие воздухом, сняла платок, положила руки на колени.
                * * * 
               
Мишка открыл глаза, сел на постели.   Он снова представил тот день, когда конвоир, открыл перед ним дверь комнаты. Пятеро мальчишек  устремили не наго взгляд. Он сжался, словно ожидая удара.
— Принимайте новенького! — подтолкнул его молоденький сержант.   Споткнувшись, он перешагнул порог.  Здесь на замок не запирают, вспомнил Мишка, правила поведения, зачитанные, перед строем, для вновь поступивших,  начальником колонии. Переступил с ноги на ногу, проглотил слюну.
— Чего стал, как памятник! Проходи, вон твое место, у стены! — высокий худой паренек кивнул ему.
Мишка прошел к кровати, с железными спинками, присел на край. Ему хотелось прилечь, закрыться одеялом с головой, и умереть. Мысль о смерти всю дорогу до колонии, в подпрыгивающей на ухабах, машине, казалась самой спасительной. После тюремной камеры, где он немного привык, теперь перемена места, привыкание  к новым людям, пугала его, наводила ужас. Только бы не били! Постоянно он молил кого-то.  Оглядывая новых соседей,  с трудом переводил, от страха, дыхание.
— Тебя как зовут! —  спросил высокий парнишка. — Меня Пашка!
— Михаил! — Мишка сомкнул пальцы рук, хрустнул суставами.
— Его Иван! — указал Павел на толстого, круглолицего мальчика. — Он у нас за главного! — рассмеялся Пашка и хлопнул Ивана по круглому плечу. — По уборке!
Мальчишки засмеялись.
— Он тоже Мишка! — подмигнул Павел низенькому, хилому мальчику, сидящему на кровати у окна. 
— Меня Федором зовут! — пробасил мальчик на соседней кровати, и громко закашлял.
— А я Петро! — улыбнулся рыжеволосый паренек.
Мишка улыбнулся ему в ответ. Сразу почувствовав расположение к рыжему, как он  окрестил паренька. Его, наверно, все рыжим зовут. Подумал Мишка.
Два дня он лежал, отвернувшись к стене, отказываясь от пищи. На третий день, женщина в белом халате, как после узнал, врач,  крепко сжала его плечо.
— Не будешь есть, через нос шприцем станем кормить! — ее  низкий грудной голос, прозвучал, как набат. И Мишка сдался. Он встал, долго плескался под краном в общей умывальне, потом побрел в столовую.
— Иди сюда! — крикнул ему Пашка за столом у низкого зарешеченного окна. И Мишка пошел к новым товарищам. Начался отсчет дням, его  новой жизни.
Тусклый дневной свет пробился сквозь оконную решетку. Утро нового дня! Еще одного дня пребывания в тюрьме. Сколько  таких дней  предстоит прожить!
— Подъем! — объявил  дежурный.
Ребята, один за другим потянулись к выходу.
Мишка плеснул в лицо пригоршни холодной воды, утерся матерчатым полотенцем. Переставляя лениво ноги,  глядит в спину, идущему впереди. Строем умываться, строем в столовую. Почти, как в пионерском лагере. Почти! Разве можно сравнить! Они спорили с воспитателями, когда приходилось подчиняться общим правилам. Ругались, мол, порядки наравне с тюрьмой!  То был рай! Он  вспомнил, как убегали с зарядки на речку. Окунешься в холодную утреннюю воду, аж, дух захватывает. Выскочишь, и, не вытираясь, бежишь по тропинке. И даже,  вычитывание вожатой перед строем, не может испортить настроение. Подумаешь, лишний раз на кухне почистить картошку.
Мальчишки вошли в столовую на завтрак, расселись за длинными железными столами. Миски,  с кашей, нарезанные ломтики серого хлеба в пластмассовых хлебницах. Одна и та же картина, каждый день.
— Пшенка! — тихо произнес Ванька. Его все называли колобком.
— Я не люблю! — Павел отодвинул миску. — Она сыростью пахнет! Другое дело, когда дома, мамка с маслом и яичком делала!
— Ишь, чего захотел! — рассмеялся  Петька, прищурив левый глаз. — Когда это мамка тебе кашу варила? Ты ж детдомовский!
— Когда жива была! — вздохнул  Пашка.
— Эх! Где ты детство золотое! — пропел гнусавым голосом, колобок.
Миша  задвигал ложкой, заглатывая большие порции,  глотая  вместе со слезами, каждый раз обильно заливавшими  глаза, когда  ел.  Покончив с кашей,  выпил мутную жидкость из граненого стакана.
— На работу, в строй, становись! — прозвучала команда. Из черного стенного репродуктора зазвучала бравурная музыка старого марша. Зашумели отодвигаемые стулья, ребята  лениво вышли строиться в коридор.
Мишка оправил куртку, глянул на загнутые кверху, мыски черных ботинок.  Не могли подобрать размер! Обещали поискать, а уже сколько прошло! Засопел  носом, глотая слезы. Сейчас бы на улицу. Воздух свежий, морозный! Скатать пару снежков, бросить в Наташку. Как и все близнецы, он, больше всего скучал по сестре. Это была их первая разлука. Они и в школе сидели за одной партой. Часто, когда его вызывали, он слегка толкал сестру под столом ногой, и она, уткнувшись в раскрытый учебник, одними губами  шептала слова подсказки. Не всегда, но  иногда ему  удавалось ответить урок. А после Наташка, на перемене, или дома, отчитывала его, за лень. И он давал клятву, что это в последний раз. Но, заслышав крики друзей, выскакивал пулей из дома, под громкие вопли сестры, опять оставляя  школьные задания  на потом.
— Федоров, Лапин! На свидание! — воспитатель остановился возле двери столовой.
— Счастливчики! — кто-то прошептал сзади. Сегодня не будут работать. А мы опять вату для матрасов расправлять!
Мишка вздрогнул. К нему приехали! Сердце  подпрыгнуло к горлу, забилось в радостном порыве. Сейчас  увидит маму. Кто же еще мог приехать!
Мишка, старательно заложив руки за спину, переставляет ноги по стертому линолеуму. Знает, следом идет Пашка. К нему тоже мать приехала. Два месяца назад она приезжала,  продуктов разных навезла.  Теперь и моя мамка, тоже, наверное, гостинцев привезла. Мишка сглотнул слюну.
— Налево! — скомандовал сопровождающий. Мишка послушно повернул за угол. Узкий коридор без окон.  Впереди   железная дверь. Пришли! Промелькнуло в голове, и сердце подпрыгнуло в радостном порыве.
Щелкнул замок. Скрежет двери по полу.  Мишка перешагнул порог.  Низкий, нависший над головой потолок, маленькие, зарешеченные, прорези в стене, подобие окон. Низкие лавки у стен. И женщины, кажется, все на одно лицо, в темных пальто, закутанные в  черные платки, серые, уставшие лица, толстые сумки у ног.  Барак для свиданий!  Он повертел головой. Где же мама!?
— Проходи! — услышал  за спиной, и почувствовал легкий толчок в спину.
Мишка сделал шаг, потом другой.
Люба,  сдерживая порыв броситься навстречу, закусив губу,  глядит на вошедших. Что-то знакомое в разлете густых бровей, припухлые губы. Мишка, или нет! Она вглядывается в перешагнувшего порог, паренька. Нет, это не Миша!  Хотя вроде и похож на Мишу. Парнишка сделал шаг. Господи! Сына не узнала.  Похудел, побледнел. На щеках красные пятна. Ветрянка  что ли?
— Мишенька! Сынок! Здесь я! — Люба встала с лавки.
Мишка  повернул голову на знакомый голос. Худая, низкого роста, женщина, черный платок  спущен на плечи, серое лицо, седая прядь упала на лоб. Неужели,  мама! Постарела! Все из-за меня! Он ощутил острую колющую боль в сердце.
— Мама! Мамочка! — бросился  к женщине, с голосом его мамы. Упал на колени. — Прости меня! — слезы градом покатились по его щекам.
— Мишенька, сыночек! — Люба  обняла голову сына, прижала к себе. — Что они с тобой сделали!
— Сам во всем виноват! Нет мне прощенья! Только ты прости! Мамочка! — глухие рыдания вырвались из его губ.
— Что ты, маленький! Давно простила! Бедный мой, мальчик!  — она наклонилась, пытаясь поднять сына. — Здесь, бабушка со мной!
Мишка неуклюже поднялся на ноги, покачнулся, как пьяный. Сквозь, туман, застлавший глаза,   с трудом разглядел лицо бабули, и шагнул к лавке.
— Бабулечка!  — она обхватила трясущимися руками его голову, покрыла поцелуями лоб и щеки. 
— Простите, меня! — по слогам произнес Мишка, скорее не произнес, а выжал из себя слова. — Я подлец! Не заслуживаю ваших слез и вашей любви!
— Все пройдет! Все перетерпится! — старушка погладила его голову ладонями. — А мы с мамой тебе пирожочков домашних привезли. Только остыли, наверное. Вот, я сейчас достану! — она, наклонилась над сумкой, у ног, расстегивая, молнию.
— Мама, я сама! — отстранила старушку, Люба.
В нос Мишке ударил аромат печеного теста, мяса.  Он схватил пирожок, из поднесенного ему пакета, откусил большой кусок, жадно зажевал. Запах родного дома. Ему вспомнилась их квартира, маленькая кухня, с окном во двор, где слева и справа, как грибы, такие же хрущевки. Старый раскидистый клен, упершийся веткой в железный подоконник. Зачем  пошел  в кафе? Сейчас бы не сидел на этой старой, затертой до грязного блеска, лавке.
— Кто остается на ночь, получите ключи от комнаты! — услышала Люба.
— Мы остаемся!? — спросила старушка у Любы.
— Не помню, что  писала? — Люба приложила ладони к щекам. — Конечно,  хочу остаться!
— Возьмите! — тронула ее за плечо, подошедшая женщина. — Все остаются! Что ж ехать сюда на два часа!
— Спасибо! — Люба взяла дрожащими пальцами ключ, проглотила, подкативший, к горлу, комок. Сейчас эта толстая, неуклюжая надзирательница, (так она мысленно окрестила сотрудницу колонии),  с резким голосом,  стала ей родней всех на свете.
— У вашего, нарушений, нет! Отдыхайте! — махнула она рукой на Любу,  предотвратив поток благодарных слов, готовившихся вырваться из Любиных губ. — Через полчаса  позову,  отдохнете,  обед разогреете. Во дворе есть столовая. Можно купить еду! Цены доступные! — виляя крутыми бедрами, она вышла из помещения.
Вот, ведь,  как раздобрела! Подумала старушка, поглядев  вслед. Слава богу,  не гонят, на ночь глядя!  Прилечь бы. А то ноги гудят.
— Ешь, не торопись! — погладила сына по плечу, Любаша. — Скоро, в  комнату пойдем, я  суп с курицей согрею! До утра с тобой будем!
Мишка вытер рот рукавом.
— Почему Наташка не приехала?
— Наташка неважно себя чувствует. Ребенка ждет. Очень тяжело носит. Не созрела еще!  — Люба закрыла ладонью прослезившиеся глаза.
— Не зря, выходит, я его избил! — Мишка сжал кулаки.
— Не говори, так! — остановила  мать. — Ей рожать!
— Я не убивал! Мам, веришь!? — Мишка схватил мать за руки. — Они положили  на огонь, он еще живой был. Я говорил, давай скорую, позовем, а они! — он махнул рукой, и отвернулся. Плечи его затряслись от беззвучных рыданий.
Ну, какой он преступник! Да еще убийца! — сжалось сердце  у Любаши.  Ребенок, глупый ребенок! А вот, посадили! Всю вину на него свалили! 
— Володька с Колькой на машине разбились под Новый год. И родители Николая умерли. Мать в больнице, умом тронулась, а отец, заснул и не проснулся.
— Так их больше нет!? — глаза Михаила округлись. — Значит,  аппеляция теперь  мне не поможет! Я один остался! На мне весь грех! — он обхватил голову руками и застонал. — Все умерли! Легко, однако, отделались. Я один остался! —  закачался всем телом.
— Что ты, Мишенька! — Люба привлекла сына к себе. —  Не надо! Все может в один миг измениться! Молись за их души!
— Так им и надо! Это Володька меня подстрекал! С Наташкой спит! А у них с Наташкой любовь была! Я дурак!  Себе жизнь загубил,  Наташкино счастье убил! Нет мне  прощенья!
— Успокойся! — Люба погладила сына по худеньким, вздрагивающим от рыданий, плечам,  ощущая сквозь тонкую ткань куртки, сильно исхудавшее, тело сына. Одели в тряпки, которые не могут согреть. Так и воспаление  легких, можно получить.
— Я тебе теплое белье, свитер привезла. Ты, наверное, мерзнешь в этой одежде!
Их проводили в маленькую комнатку, с низким потолком. Лампа, свисающая на проводе, две кровати, стол, стулья. Окно с решеткой.  Уставшим от дороги, женщинам, помещение, показалось раем. Варвара Михайловна, сразу, как вошли, сняла сапоги, пальто, и легла на постель поверх одеяла.  Люба разогрела обед, поставила еду перед Мишкой, села напротив, и не отводила глаз от сына. Мишка уплетал все подряд. Суп с курицей, пирожки, котлеты.  Заварные пирожные, с густым кремом, запивал сладким чаем, наконец-то ощутив полное насыщение и блаженство.
— Отдыхай, а я посижу возле тебя. — Люба не чувствовала усталости. Она наблюдала за сыном, не отводя глаз. Может быть, мне все приснилось в страшном сне?  Вздыхает женщина. Закрою глаза, потом открою, и все будет как прежде. Наша квартира,  стол на кухне, накрытый к воскресному обеду. Как оказывается надо мало для счастья. Все вместе!
                * * *               
Свет тусклой лампочки, отбрасывает темные клочья теней на стену. Люба выпрямила спину, потерла под коленкой, онемевшую ногу. Она уже два часа сидит на кровати, возле заснувшего сына.  У нее все еще стоит перед глазами, несчастный Мишка, жадно уничтожающий, привезенные, ею, съестные припасы.  А она только котлету прожевала. Все на него глядела. Люба поправила одеяло. Тепло в комнате, и то хорошо! Прислушалась к дыханию матери, на кровати у стены напротив. Женщина осторожно встала, чтобы не качать сетку. Подошла к столу, заставленному  немытыми казенными тарелками.  Налила из чайника в кружку теплого чаю, отпила несколько глотков. Села на старенький стул. Смогу ли еще раз приехать!  Потерла ладонью грудь. Дожить бы до весны! Последний раз ощутить аромат цветущих деревьев, вдохнуть свежий воздух после весеннего дождя. Силы  на исходе. После этого свидания  нескоро приду в себя. Мишка отсидит срок. Наташка его дождется. Вместе, как-нибудь, проживут. Старухе тяжело без меня будет! Тоже не жилец.  Люба оглядела комнату. Какое убожество! Конечно, не станут для них хоромы строить! Преступники! Так ведь, правда! Мишка клянется, не убивал! Но ведь бил товарища железным прутом. Откуда столько злости в  маленьких сердцах.  Живут на всем готовом! Одеты, обуты! Нет средств на дорогие кроссовки, куртки из бутиков, как у детей богачей. Нам за ними не угнаться! Подрастут,  сами заработают. Все дороги открыты. Демократия! Только мне не понятно! В чем эта хваленая демократия! Если у одних все, а у других нечего. Раньше, жили, что называется, как все. Никто не выделялся. Чувствовали себя счастливыми, уверенными в завтрашнем дне! Сто рублей зарплаты, но выдадут в срок. И хватало! Никто не голодал! Бомжей не было.  А теперь, что получили!? В чем проявляется демократия!?  На деликатесы денег не хватает!  Не нравится, стой на морозе с плакатом! Теперь разрешено! Только обедом  никто не накормит! Она подошла к кровати. Не раздеваясь, легла, поджала ноги, потянула старенькое, байковое одеяло. Легкий озноб пробежал по спине. Не простудиться бы в дороге. А то слягу надолго. Кто кормить семью будет. Закрыла глаза. Серый туман поплыл перед нею. Тучи, перед дождем, Подумала женщина. Разве зимой бывает дождь?  Весна придет, пойдет дождь, и ты уйдешь! Прошептал над ее ухом тихий голос. Я знаю! Подумала Люба, проваливаясь в тяжелый сон.
— Подъем!  — прозвучал голос.
Люба открыла глаза. Где я? Ах, да, в тюрьме!  Свесила ноги с кровати, надела сапоги.
Мишка поднял голову, провел ладонями поверх одеяла.
— Мама!
— Я здесь, сынок! — Люба подошла, нагнулась, взяла в ладони  лицо сына.
— Прощайтесь! Свидание закончено! — объявила женщина, стоящая в дверях.
Мишка вскочил, натянул куртку. Надел ботинки.
— Мишенька! —  губы матери дрогнули. — Крепись, сынок!  —  обняла,  прижала к груди.
Мишка  прижался губами к щеке матери. Ощутил соленый вкус  слез. — Прости, мама! —  оторвал ее руки, обхватившие  шею. Шагнул к бабуле.
— Терпи, сыночек! — старушка  перекрестила внука,  поцеловала в лоб.
Мишка обнял старушку, прошептал  на ухо. — Мать береги!  — резко выпрямился, пошел к двери.  Не оглядываясь,  чувствует на себе взгляд дорогих ему женщин. Меряя шагами коридор,  пытается отогнать тяжелые предчувствия. Простились, будто в последний раз! Перед его глазами все еще стоит лицо матери, с заплаканными, красными глазами.
                * * *
Мелкие снежинки медленно кружат в воздухе. Люба потянула на лоб платок, постучала ногами, обутыми в сапоги, друг о друга. Торопились на автобус, даже чаю не попили. Повернулась к матери.
— Озябла?
— Ничего, потерплю!
Я в термос налила кипятку! Попьешь!
— Потом!
Любаша обвела взглядом столпившихся людей. Все из колонии возвращаются.  Сколько их бедолаг!? Нарожали деточек!  Надеялись,  на счастье, а они, горе в семью принесли. Она стряхнула с плеч налипший снег, поежилась под старым пальто.
На платформу вырулил автобус.
— Спокойно! Не толкайтесь! —  спрыгнул на снег водитель. — Багажник никому не нужен!? Домой налегке! — подмигнул  напарнику, наблюдающему, как женщины залезают в машину.
— И почему  одни бабы на свиданку ездят! — сплюнул он. — Где папаши! Выходит, сидят дети из неблагополучных семей!
— Ты рот закрой! — повернула к нему, злое лицо одна из женщин. —  Вы  горазды дитя сделать, а воспитывать, вас нет! Только гульба,  пьянка, рыбалка,  на уме. Отцы, называются. Все на плечи баб взвалили!
Люба села у окна, задвинула под сиденье пустую сумку.
— Слава, Богу! Уселись! —  погладила старушку по руке. — Теперь, домой!
Заурчал мотор. Автобус  плавно  вырулил со стоянки. Проехал вдоль залепленных грязью и снегом,  киосков, покатил по улице.
— Вот ведь, тоже, небольшой городок! —  потерла варежкой стекло, Люба. — Люди везде живут! А я  уже  вряд ли смогу сюда  приехать!  Не доживу!
— Да, что ты говоришь! — махнула на нее рукой,  Варвара Михайловна. — Когда  положено еще свидание? Вместе приедем! Зима закончится, теплее станет. Весной полегче, дорога!
— Меня не будет! Живу из последних сил. Не знаю, дождусь внука или внучку?
— Дождемся, Бог, даст! — прошептала старушка.