Поставил новый звонок, который Вика купила за 135 рублей. Когда проверял звон, у ног сидела черная соседская кошка. Пока я отвлекся на звонок, она проскочила на кухню. Я закрыл дверь и прошел вслед за ней. Нигде нет. Затаилась. Два раза мяукнула и все. Несколько раз проверял, подходил на кухню, но так и не нашел. Что значит, черная кошка. Через час принялась мяукать всё чаще. Найти на кухне не смог. Чертовщина. В 11-30 пришла Вика. Узнав о кошке, пришла в ярость:
— Вчера она к Гале забежала, всё обосрала! Я полтора часа простояла в очереди за 210 рублей, и ничего нет. Сказала, на книжку отправили.
Позвонила соседке Гале, та пришла и покискискала. Через минуту кошка вышла из-под моей кровати. Когда она успела туда забежать? А я на кухне её искал. Да, трудно искать черную кошку там, где её нет.
Снова не могу войти в Интернет. Может быть, карточка кончилась? Сколько нервотрепки из-за этой связи!
12 ноября. Вчера пошел сдавать заявление на пособие. К моему ужасу, перед кабинетом стояла толпа в 50 человек. Через полчаса кто-то сказал, что документы принимают и в другом кабинете. Несколько секунд колебался, и занял и там очередь. Действительно, здесь было намного меньше, но там принимали двое, а здесь одна.
И снова простоял целый час, пока не приняли. Отнес заявление в бухгалтерию. Сказали, чтобы названивал после 20 декабря, узнавал насчет пособия.
Сон: Я на улице. Вдруг на небе появляются огромные объекты. НЛО. Все смотрят раскрыв рты. Я замечаю там людей и машу рукой, предлагая спуститься и поговорить. Моё предложение принимается. У меня ощущение, что он знает меня. Мы разговариваем. Они из будущего. Как там живется? Лучше, чем нам?
Он мнется. Не знает, как ответить. Ну, уж, конечно, не хуже нашего. Он всё знает обо мне, и я спрашиваю, снова оговариваясь: Самсона напечатают? Соломона?
Он снова мнется. То ли вспоминает, то ли не хочет огорчать. Что ж, к плохим вестям мне не привыкать.
16 ноября. Пришли рабочие и начали устанавливать окно. Всё разворотили. Вике придется делать на кухне ремонт. Старые рамы выставил на лоджию, чтобы весной из них сделать парник. Сильно загромоздили лоджию. С рамой убрали и термометр. Теперь не буду знать, какая температура на этой стороне дома. Да и неудобно выходить на улицу, не зная температуру. Благо, что это продлится недолго, до Нового года, а потом буду дома сидеть на заслуженном отдыхе.
18 ноября утром приехал Гена, и отвезли на дачу рамы, палки, загромождавшие лоджию, говорит, что обещают скоро выплатить зарплату за август. Приходили налоговики, опечатали имущество начальников, забрали их новые машины. Вероятно, в новом году обанкротят их контору.
Гена дал Сергею 30 тысяч рублей, чтобы тот в Китае купил Нине греческую норковую шубу. Но он всё не едет, и у Гены тайное опасение, что эти деньги приживутся, и они будут вынуждены и Алексею выплачивать столько же, как было до этого.
Дали Сергею денег на строительство коттеджа, и, чтобы Алексею не было обидно, дают ему 4 тысячи в месяц, чтобы тот смог расплатиться с тестем, у которого купил машину за 60 тысяч и 30 тысяч обещал отдать за полгода.
Нина жалуется, что замучили проверками, комиссиями, надо бы уйти. Но с нового года обещают прибавить жалование, и Гена надеется, что Нина не устоит, останется.
На обратном пути заправились газом. 36 литров за 300 рублей. Хватит на месяц езды, что вдвое дешевле бензина.
На даче всё нормально. Овес взошел редко, то ли птицы поклевали зерна, то ли Вика редко побросала в землю.
Вика пошла по магазинам, выбирать обои на кухню. Через минуту звонит по сотовому:
— Выбрось в окно ботинок, на котором нет замка. Я стою внизу.
Удобно. Выбросил. Подняла и отнесла в мастерскую, которая под нашими окнами. А то бы пришлось возвращаться домой, чтобы отнести в обувную мастерскую, которая работает по желанию мастера. За замок взял сорок рублей.
Внучки ушли к подруге. Они целыми часами сидят дома. Катя по малейшему поводу хохочет, или визжит от избытка обуревающей энергии. Визг по любому поводу действует на нервы. Особенно, когда лег спать. А у них сна ни в одном глазу, потому что спят до десяти утра.
Вчера Вика уложила их спать в разные комнаты, чтобы не бесились, и они уснули раньше обычного.
22 ноября просверлил четыре дырки под кронштейн для телевизора на кухне. В трех дырках попался камень, а пробойник не догадался взять у Гены. Пробил стамеской, благо, дырки были большими. Но от вертикали дырки немного сместились, возможно, на один градус.
Когда Вика ушла к Матрене, просверлил дырку в туалете для ограничителя двери у пола над кафелем. Не сообразил, что наклонный кафель будет упираться в широкий торец ограничителя. Начал делать дырку повыше, но там, через сантиметр, пошел сплошной цемент, сверло не берет.
Попробовал чуть в стороне, но тот же результат. Поставил ограничитель в первую дырку. Хотя и не до конца вошел, но свою функцию выполнять будет.
К остановке подъехал № 27. Сзади меня колыхалась женщина лет 45-ти, словно я мешал пройти, но автобус стоял долго, а она всё что-то высматривала в салоне. Автобус уехал, а я продолжал наблюдать за женщиной, которая вела себя очень странно: размахивала руками, уронила деньги из кармана, но подняла все. На пьяную не походила, но, явно, не все дома. Не спеша пошла к садикам, потом остановилась возле авто, которое подвезло ребенка в садик. Вот у кого положение горше, чем у меня. Самое страшное, когда крыша едет. С детства этого боюсь.
Вчера по телевидению рассказывали про Тендрякова, художественно прочитали его текст о женщине с потертым? лицом, и таким же замшевым воротником, которая уронила банку с молоком и трагически застыла возле молочной лужи.
А я сразу вспомнил избитое лицо двухлетней девочки, показанное по телевидению. Избивала родная мать. Трагедии несопоставимы. Тендряков и не представлял, что такое возможно. Может, и представлял, но даже и не пытался описать, потому что это страшно.
Моя мать, по-сравнению с ней, пушистый ангел. Но мне от этого не легче. И у меня конфликт с дочерьми. Чем я для них плох? Тем, что не живу для них, не устилаюсь ковром под их ногами. Но и они точно так же поступают по отношению к своим детям. Чрезмерная любовь Власты к сыну испортила его. Возможно, это не так. Просто сказалась плохая наследственность, которую не исправить хорошим воспитанием.
23 ноября. Температура ночью до -4. Снега всё нет.
У Влады неприятности, плохой гемоглобин из-за недоедания, поэтому не принимают на работу. Жить не хочется из-за всего этого. Власта сдала кровь вместо неё, и врач подписал. С понедельника пойдет в цех устраиваться, но нет уверенности, что будет работать. Жить, не работая, приятнее.
25 ноября отнес всю свою копировальную бумагу в БТК. Получилась тяжелая, увесистая пачка, которой исполнилось сорок лет, а всё ещё годная. Вспомнилось, как я её экономил, чтобы растянуть, как можно на долгий срок. Сейчас получилось больше пачки. Потому что за сорок лет не растратил и половину пачки. Мать вернула свою пачку, и у меня была пачка. На проходной заставляли пройти проверку.
— Что вы хотите там найти? Я на завод иду. Там нет запчастей, — психовал я.
Бесит нежелание понять, кто может проносить водку, а кто — нет. Уверен, стоит там постоять, хотя бы с полгода, как научишься определять несунов. Но нет, все для начальства делают вид, что работают. Своих же, кто дал мзду, пропускают.
Володя Зотов у всех на виду снимает дифференциальные червячные пары с конвейера и прячет в закуток, и это проделывает каждую смену. Все молчат, потому что знают, некому сказать, начальники тоже воруют. Телефон доверия — фикция.
В начале второй смены подошел Скрипкин и спросил:
— Не сможешь ли завтра выйти с утра за двойную оплату?
Странно, там три мужика, а в нашей смене я один остался, Игорь в отпуске.
— Во вторую смену я бы вышел.
Да и, если бы ничего не болело, а то состояние хуже, чем вчера, когда вышел после отдыха, голова тяжелая. Кажется, ещё немного усилится, и я упаду.
Вчера со смены увезли Утиярова 58 лет, скончался от инсульта. Сколько я протяну? Хорошо, что Юра Харьковенко помогает, работает со мной на пару.
Количество контролеров сократилось больше чем наполовину. Возможно, и бригадиров заставят работать на точке.
Капиталисты сокращают рабочие места, и это правильно: рабочий приходит на завод, чтобы работать и получать хорошую зарплату, а ему коммунисты платили мизер, поэтому и рабочие работали спустя рукава. Впрочем, это продолжается и сейчас, лишь бы смену отбыть. Не скоро капиталисты смогут переломить сознание рабочих. На это нужно умение, и должен быть один хозяин, а не несколько.
Рабочие, понимая, что я скоро уйду из их жизни, стали ко мне внимательнее, выполняют мои просьбы, хотя могли бы проигнорировать. Прорвало трубу с СОЖ и капли падают с потолка и протекают на моё рабочее место. Я спросил Васю, есть ли у них ветошь, чтобы застлать пол?
Ватрушкин сказал, что сам всё сделает. Оторвал ткань, которая идет на фильтр. И я уложил её на пол. Эту ткань рвут все, чтобы вытереть руки, станок. Экономия на ветоши оборачивается убытками, потому что ткань стоит дороже ветоши, минимум в три раза. Но никому до этого нет дела. Жучков с той смены плохо работает на мойках и шлифовальных машинах, а Ватрушкин хорошо. В целом – всё нормально.
Веронику с подругой перевели на квартиру, платят 500 рублей в месяц. А то у них подруги всё подъедали. Мешка картофеля на две недели не хватало. И другие продукты стремительно исчезали. Подруги считают, что они должны делиться, им же не привозят продукты. У каждого своя правда и своя совесть.
В общежитии забита канализация. Все нечистоты уходят в подвал, поэтому в комнатах сыро. Ремонт проводить некому. Социализм закончился, а капиталист нуждается в прибыли. Девчонки заболели, кашляют, пошли чирьи. Ещё и поэтому их перевели на квартиру. На кухне не протолкнешься, чтобы сготовить завтрак, электроплиты маломощные, долго нагреваются.
По телевидению показали сюжет, как двухэтажное общежитие продали в частные руки, и хозяин поднял цену за 12-тиметровую комнату до 2500 рублей. Враз захотел стать миллионером.
Настроение подавленное, и от боли и от сознания, что через месяц стану ненужным, что нет надежды, напечатать «Соломона», который с моей смертью исчезнет. Сознание не верит, что моего духа больше не будет. Так и кажется, что я снова появлюсь, уже в новом теле. Будет новая жизнь, и я сам буду другой, и не буду помнить, каким когда-то был. Я же, сейчас, не помню свои прежние жизни?
А их и не было. Всё самообман, утешение, вроде веры в Бога. Тебе дали уникальную возможность жить! И живи. Вспомни, сколько младенцев убито. Им не дали состояться. А ты живи и терпи боль, хотя это унизительно.
Вика говорит Владе:
— Отец больной ходит на работу, а ты дома сидишь.
Через два часа Влада пришла к нам, пообедала, потом спрашивает меня:
— Вылечили?
— Да.
В подтексте её вопроса: Значит, здоров. Мать врет, что ты больным идешь на работу. Я никогда не жалуюсь на своё состояние, потому что сам не люблю, когда другие многословно описывают свою болезнь.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2015/07/11/509