У Вечного огня. Часть 1

У  ВЕЧНОГО  ОГНЯ.
Роман.

От автора.
Поводом для написания романа послужил случай сожжения человека пьяными подростками на вечном огне в городе Кольчугине Владимирской области, Российской Федерации.
В настоящее время,  среди подростков, злоба, мстительность часто являются  признаками  самоутверждения. Человек, совершивший преступление, в том числе, убийство, не может быть счастливым.  Это противоречит  человеческой природе. Жизнь  станет ему справедливым судьей!
Счастье  — подарок судьбы! Оно приходит к тем, кто сумеет преодолеть на своем жизненном пути преграды и неприятности,  не переступив черты закона и совести.  И получает  награду. Спокойствие, благополучие, любовь! А это и есть счастье!


Часть 1.
Глава 1.

Оранжевые языки пламени, в круглом отверстии металлической решетки, словно атласные ленточки,  колеблются  под слабым дуновением  ветра. Взгляд  снова и снова перечитывает на мраморном обелиске: «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен!». Рука светловолосого паренька лежит на плече худенькой девочки, в розовом, гипюровом платье. Каштановая прядь распушилась, приподнятая  внезапно налетевшей волной мягкого бриза, обожгла прикосновением щеку юноши. Он вздрогнул, вдохнул аромат девичьих волос, запах  духов.
— Красный мак! Твои любимые! Опять в бабушкин сундук лазила? — парнишка наклонился, коснулся губами виска подружки. — Ты сегодня необычайно красивая!
— Угу! — качнула изящная головка. — Обещай, приедешь на мой выпускной вечер!
— Обещаю! — Сергей закусил губу, сдерживая смех. — От меня теперь ничего не  зависит. Надену военную форму и прощай, гражданская жизнь!
— Значит, не приедешь? —  обиженно поджала алые губки, Наташа. — И не увидишь моего выпускного платья?   — она  сделала шаг в сторону, но парень сжал ее плечо, привлек к себе.
— Не сердись, я постараюсь! Ты будешь самой красивой на школьном балу. Наверное, уже сейчас мучаешь бабушку, составляя фасон  наряда.
— Знаешь, о чем подумала?
— Как пришить волан к платью.
— Нет! — Наташа прикрыла веки, отчего  красивое, овальной формы, личико стало серьезным и  торжественным. — Почему придумали вечный огонь!? Могилка, надпись, а огонь почему?
— Наверное, как свеча! В церкви зажигают свечку в память о погибших. Но она догорит и погаснет, а огонь не гаснет никогда. Оттого и называют: «Вечный огонь»
— А как он горит!
— Ты совсем еще ребенок! — Сергей прикоснулся  щекой к щеке девушки. — Там подведен газ,  сверху газовая горелка. Зажгли, и  горит, как у тебя дома на плите.
— Обжечься можно?
— Конечно, и  даже воду вскипятить.
Девушка выставила вперед руку, наклонилась,   над пламенем.
— Ой, правда, горячо!
— Ты,  с ума сошла! Сгоришь! — Сергей потянул за руку девушку от памятника.— С тобой все ясно, дурочка маленькая! Пойдем домой! Хочешь, вечером придем. В сумерки, здесь особенно красиво.
— Сегодня?
— Когда захочешь.
Рука юноши сжала тонкие девичьи пальчики.
— Смотри! — Наташа  указала на приближающуюся шумную компанию.
Молодая девушка в роскошном белом платье, в туфельках на высоких шпильках,  опираясь на руку молодого мужчины, осторожно ступает по  красным гранитным  ступенькам, ведущим к подножию памятника. Ее руки в длинных до локтей, перчатках прижимают к груди букет белых роз.
— Свадьба! — прошептала Наташа, и сжала руку юноши. —  Это Нина Георгиевна, наша учительница. А жених милиционер, из Москвы по распределению в прошлом году  приехал. — на  глаза девушки набежали слезы. — Придешь из Армии, у нас тоже будет свадьба?
—  Обязательно! 
— И платье такое же купишь?
— Еще лучше!
Наташа проглотила комок, застрявший в горле. — Боюсь,  мы с тобой никогда не будем вместе!
— Глупая! Вернусь через два года, и  поженимся!
— Правда? — она смахнула со щеки, успевшую, скатиться, слезинку. — А нельзя не ходить  на службу. Ты ведь, способный,  поезжай в Москву, поступай в институт.
— Нет! — парень решительно покачал головой. — Я так решил! Отслужу,  потом  на учебу!
— Не сердись! — Наташа вложила ладошку в его руку. — Больше не буду!  — она бросила завистливый взгляд  на жениха с невестой. —  Влюбленные приходят сюда, чтобы поклониться тем, кто нас  защитил!
— Да, в нашем городке, это единственная достопримечательность! — Сергей вздохнул. Он еще в детстве выбрал себе  профессию. Закончить архитектурный, построить много красивых домов, кинотеатры, дворец бракосочетания.  Родной город должен стать самым красивым в области.
Невеста наклонилась, положила букет,  на решетку у вечного огня. Компания застыла в  торжественном молчании.
— Мы тоже сюда придем! — прошептала Наташа.
Сергей сжал ее  горячие пальцы.
                * * * 
Мелькают цифры на светящемся экране компьютера. Словно  чистый лист бумаги, память фиксирует сложные формулы.
Звонок в дверь. Раздражение охватило все тело. Ну, кто там! И снова глаза застыли на светящейся строчке с черными значками. Опять жалобно прозвучала  трель звонка.  Как не вовремя. Неужели нельзя немного подождать, пока нажму на «сохранить». Сергей привычно щелкнул клавишами. Встал, раскинул в стороны руки, потянулся, погладил ладонями занемевшую поясницу. Звон  оглушил. Однако, настойчивый товарищ! Не собирается уходить.  Медленно передвигая ноги в стоптанных тапочках, пошел в прихожую. Теперь вечер пропал, а так надеялся позаниматься.  Не глядя в глазок, повернул дверную ручку.
— Наташка!
Девушка приложила пальчик с малиновым ноготком к губам, потом помахала им перед носом Сергея.
— Не шуми! Может быть, впустишь сначала?
Он шагнул назад в прихожую, пропуская подружку.
Наташа перешагнула порог, остановилась перед, небольшим в фигурной рамке, зеркалом, пригладила густые,  обрамляющие, лицо, пряди волос.
— Решила тебя  обрадовать! А ты, словно лимон съел! Чем занимаешься? Скучаешь? — прошла в комнату. — Так я и знала! Мать на дежурство, а он за компьютер!  Не надоело?
Сергей остановился на пороге комнаты, прислонился плечом к притолоке, наблюдая за  изящной фигуркой.
— Стоишь, как памятник! Мне уйти!? Помешала? — она наклонила голову, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы, подошла к двери. — Пусти! Стал на дороге!
Сергей положил ладони на плечи Наташи.
— Обиделась! Посмотри на меня! Очень рад твоему визиту! — тихо рассмеялся, повернул девушку,  слегка подтолкнул. — Проходи, музыку послушаем. Только компьютер выключу.
Наташа села на узкий диван, закинула ногу на ногу. Черные глаза с восхищением наблюдают за движениями парня. Щелкнул мышкой, потух экран. Подошел к магнитофону, нажал на клавишу, тихая медленная мелодия наполнила комнату. У Наташки защипало в глазах.
— Что это?
— У Марины Борисовны скачал. Ноктюрн Шопена. Давно за ним гонялся. Вчера за аттестатом  в школу ходил, заглянул в ее кабинет, по старой памяти.
— Ты неисправим! — вздохнула Наташка, — все попсу на диски скачивают, а ты классику. Может,  в консерваторию поступишь?
— В консерваторию опоздал, надо было с детства музыке учиться. А слушать никто не запретит. Тебе не нравится,  выключу!
— Пусть играет! Иди сюда! — Наталья капризно хлопнула ладошкой по дивану. — Посиди со мной! 
Сергей только сейчас заметил, на подружке новое кремовое платье в черный крупный горох, белые, лодочки на шпильках. В мочках маленьких ушей горят, словно капельки крови, сережки, с красными рубинами. Мамины взяла! Вспомнил Сергей серьги, постоянно украшающие уши Наташиной матери. Как же она хороша! Парень сглотнул слюну. Мурашки пробежали по спине.
— Куда  нарядилась?
— К тебе? —  ее глаза округлились, алый ротик раскрылся. — Могу уйти!
— Не отпущу! — Сергей сел рядом.
Наташа кончиками пальцев коснулась волос юноши. — Как щетина! — прижалась щекой к его щеке. — Ты меня  еще ни разу не поцеловал, боишься?
Сергей  почувствовал, как тело налилось свинцом, отяжелели ноги. Даже  если бы он захотел встать,  не смог.  Она сошла с ума, подумал парень. Не понимает, как мучает меня своими прикосновениями.
— Почему, боюсь? — с трудом повернул  язык в пересохшем рту, и отвернулся. Вдруг почувствовал горячие девичьи губы на  своем лбу, потом на щеке. Перед глазами поплыли черные круги.
— Наташка! — прошептал парень. — Ты что? —  руки, помимо его воли обняли девушку. Ладони  легли на разгоряченную спину, скользнули ниже, обхватили талию, снова поднялись выше по спине, пальцы коснулись волос,  густые пряди, змейками прошли между пальцев. Наташа застонала. Рука легла ей на грудь, потом на бедро. Он продел ладонь под ее полусогнутые ноги, приподнял, посадил на колени. Прижался лицом к ее растрепанным волосам, вдохнул запах знакомых духов.
— Наташка! — прошептали губы.  — Наташка!
Сергей встал, поднял девочку и, шатаясь, как пьяный, на непослушных ногах, двинулся к своей комнате.
Наташа  обхватила руками его шею. 
— Не урони! — приоткрыла веки, и увидела раскачивающуюся  люстру под потолком. Лампочка  качается только при землятресении. А  здесь такое не бывает, подумала она.  Глупости, приходят в голову. Какой пьянящий аромат и жар исходят от Сережкиного тела, последняя мысль, промелькнувшая в ее,  смущенной от чувств, голове. Ну и пусть! Крепко зажмурила глаза и прижалась к широкой груди  любимого.
                * * *
Пальцы нежно перебирают шелковистые пряди волос.
— Не так я представлял нашу первую любовную сцену. Ты еще маленькая, а я покидаю тебя на два года. — вздохнул Сергей.
— Ты хороший! — Наташа положила голову на грудь парню. —  Буду жить этими воспоминаниями и  ждать!
— Я тебя не брошу! — Сергей  погладил ее руку,  продел  пальцы между  пальцами. — Никогда не предам,  слышишь? — его голос сорвался. Он почувствовал комок в горле, и резь в глазах. Сергей не мог объяснить наплыв чувств, но ему стало, невероятно жаль Наташу. Другой бы на моем месте,  обрадовался происшедшему, ощущал бы себя полноценным мужчиной. А я раскис. Откинулся на подушку, покачал головой, словно отгоняя, нахлынувшую,  печаль. — Ты ничего не понимаешь!
— Я тебе верю, иначе  бы не пришла.  Я тебя очень люблю! Никого не смогу полюбить. Если с тобой что-то случится, я  умру! — слезы, повисли на ее  ресницах, покатились одна за другой по щекам.
— Глупышка!   Ничего не случится! Отслужу, и вернусь! Взрослый мужчина! Как говорят: Готов к труду и обороне! —  он сжал пальцы в кулак. — Потрогай, какие мускулы!
Наташа приподняла голову, скосила глаз на тугой узел, надувшийся на руке Сергея.
— Знаю! Все равно не хочу тебя отпускать!
Сергей привлек растрепанную головку к себе, горячие губы коснулись полузакрытых век девушки,  курносого носика, прижались к пухлым губам.
— Знай, малышка, дороже тебя,  и матери у меня никого на свете нет!  Пожалуйста,  заходи к ней, пока меня не будет!
                * * * 
Тихо скрипнула  дверь. Наташка скинула туфли,  на цыпочках шмыгнула в кухню. На столе стакан молока и булочка, приготовленные, для нее, с вечера.  Сжала в пальцах булку, откусила кусок, отпила холодное молоко.
— Где шлялась всю ночь? — Наташа вздрогнула, от громкого голоса брата,  часто заморгала ресницами.
— У Сережки была? — не унимается Мишка.
— Не  твое дело! —  проглотив еду, возмутилась Наташка. — Я уже взрослая!
Мишка шагнул к сестре, занес руку над ее головой.
— Только попробуй! — обожгла взглядом, девушка, — Сережке скажу, он тебе покажет, где раки зимуют!
— Значит, у него была! Дура! Он с тобой переспит, уйдет служить, и  пой потом, одна, одинешенька! Ты о матери с бабулей подумала!? Опозоришь на весь город! Еще накрасилась, балда!  — он сжал плечо сестры. — Меня знаешь! Передай своему другу, если он над тобой посмеется, убью!
— Пусти, дурак! Больно! Сама могу постоять за себя! А Сережку только посмей тронуть! Меня ты тоже знаешь!
— Коза упрямая! — стукнул Мишка кулаком по столу.
— С утра кричите! — шурша по полу, тапочками, заглянула на кухню, бабушка. — Мать разбудите!  Где  ходила, детка! — она  погладила Наташу по волосам.
— У Людки, музыку слушала!
— Врет она! У Сергея ночевала! У него мать на дежурство в ночь ушла, а они сексом занимались!
— Не смей, слышишь, опошлять! — Наташка, сжав кулачки, шагнула к брату.
— Бабуль, видала, кто первый начинает! — отступил парень.
— Ну, и не лезь к ней с воспитанием, сами разберемся! — старушка положила руку на плечо внучки. — Иди, отдыхай!
— Бабуль, маме не говори, я  потом скажу!
Варвара Михайловна махнула рукой, улыбнулась. Вот и выросли внуки! У каждого своя жизнь, свои интересы. Лишь бы счастье их не обошло!

                * * * 
Часы пробили восемь ударов. Владимир открыл глаза. Рыжий, пушистый кот выгнул спину, прыгнул с кровати на окно, тронул лапой занавеску.
— Опять на подушке спал! — приподнял голову, парень. — С грязными ногами?  Я тебе! —  нагнулся, поднял с пола тапочек, помахал им в воздухе.
— Мяу! — кот,  спрятался за шторой.
— Не обижай Ваську! — вошла в комнату  полная женщина, с толстыми зелеными бигуди, на голове. — Настя поменяет наволочку!  Вставай сыночек! —  приблизилась к сыну, подняла с его лба, волосы. — Бледненький! Голова не болит? Где провел вечер?
— На дискотеке, с Мишкой и Колькой.— Володька  капризно надул губы, сбросил руку матери. — Ну, что ты, как с маленьким! Завтракать не хочу!
— Не хочешь, поспи! К портнихе поеду, потом в парикмахерскую. У отца завтра банкет в ресторане, иностранцы приезжают, какой-то контракт заключать. Я должна выглядеть лучше всех!
Володька скорчил рожу.
— Для нашего города, приезд иностранцев, действительно, событие первой важности. А для тебя, тем более! Только, похудеть, сначала не мешает! Толстая как бочка!
— Неправда! — женщина подошла к вделанному в шкаф, зеркалу, повернулась боком, запахнула на животе, розовый пеньюар. — Немного поправилась! Массажистка за неделю уберет!
— Мам, не мешай спать! — Володька отвернулся лицом к стене.
— Ну, спи! —  наклонилась над сыном, поцеловала в щеку.  — Почему, Сережа к нам не заходит! Поссорились?
— За компьютером время убивает, послезавтра в армию уходит, завтра вечер устраивает. Куда нам до него!
— Тебя избавили от службы. В институт поступать не захотел. Отцу в ресторане не помогаешь! Гуляешь,  и  матери грубишь!
— Отстань!  — Володька привстал на кровати! — Не мешай спать, а то сейчас все здесь поломаю!
— Успокойся,  ухожу! — Тамара Николаевна выскользнула из комнаты, закрыла за собой дверь, тяжело вздохнула, покачала головой. Сколько раз просила Вадима,  побеседовать с сыном! Совсем от рук отбился! Гуляет ночами, спиртным попахивает, курит, грубит! — она смахнула набежавшую, на щеку, слезу. Похлопала ладошками  подбородок, поправила накрученную прядь, тихо замурлыкала  непонятный мотив.
                * * *
Молодая женщина поставила на плиту сковородку, бросила кусок масла, вылила  из алюминиевого ковшика густую смесь  из разбитых яиц, муки и молока.
— Колька,  вчера опять, негодяй, поздно пришел! Все отцу расскажу!
Высокий парень, с взлохмаченной мокрой, после душа, головой, перекинув полотенце через плечо, шагнул в кухню.
— Мать, раскричалась с утра!  Ну, подумаешь, потанцевал на дискотеке!
— Вчера тренер звонил! Сказал, прибавил в весе, стал вялый. Не пустит на соревнования.
— Почему шум? —  широкоплечий, мужчина в полосатой пижаме, остановился у порога.
— Как вкусно пахнет! Ты нас балуешь, мать! — подошел к женщине, поцеловал за ухом, растрепал ладонью светлые волосы.
— Не порти прическу! — отстранилась Галина. Приду лохматая, все больные разбегутся!
— Не разбегутся! Такую старшую сестру, еще поискать надо!
— Да, ладно, тебе! — щеки Галины покраснели.
— Лоботряс! — Андрей хлопнул сына по спине широкой ладонью. — Тренировки не пропускай! Иван Ильич прав! Вес набрал!  Прекращай ночные гулянки! В институте все нормально!
Николай склонился над столом.
— Больше не буду, пап! Только послезавтра, отгуляю на Сережкиных проводах, и завяжу! Стану серьезно  готовиться к соревнованиям! Думаю перевестись на заочный! В школу зовут физруком!
— Эти мысли брось! Учись на дневном! Денег хватает! — Андрей сердито поглядел на сына. —  Куда Сергей уезжает!
— В армию, я ж говорил!
— Вот как! К нам давно не заходит.
— За компьютером сидит, в архитектурный собирается после службы,  вечером с Наташкой гуляет.
— Наташка, Мишкина сестра?
— Да!
— Еще совсем девчонка! Куда  мать   смотрит!
— Она никого не слушает. Любовь!
Мужчина наклонился над столом, отрезал кусок омлета, отправил в рот.
— Тебе что за дело до этой девчонки! — женщина тряхнула волосами.  Подвинула тарелку на столе, налила кофе.
— Ешьте, мужики, а то на тренировку опоздаете. И мне на работу.  Галина застучала ножом и вилкой по тарелке, машинально проглатывая куски омлета, погрузилась в невеселые мысли, и не обратила внимание, на привычные: «Пока, мать!», сына и мужа, ритуальный поцелуй в щеку, стук входной двери.  Что он все-таки нашел в Любаше! Чем она лучше меня? Мала ростом, курносая. Почему-то замуж не выходит. Неужели их отношения с Андреем продолжаются?  Неспроста, люди говорят,  Наташка и Мишка его дети?  Закончив завтрак, встала, составила посуду в раковину, глянула на часы. Опять опаздываю!

Глава 2.
Золотые рожки месяца таинственно загнуты кверху. Россыпь светящихся звезд  на темном бархате, словно рассыпанный бисер, искрится,  мигая то тут, то там. Одна искорка гаснет, рядом  зажигается другая, еще и еще. Яркий мигающий огонек бежит по цепи, как на елочной гирлянде. Сергей облокотился на  шершавый, деревянный барьер балкона. Звездное небо!  Если бы я мог описать его красоту!  Таинственность, загадочность! Вечность! Как ничтожна человеческая жизнь по сравнению с этой красотой. Бесконечный свет. Свет звезд идет до нас тысячи лет. А мы видим  мгновения. И как редко находим время, чтобы полюбоваться этой неземной красотой. Только когда не спится, или на прогулке. Завтра, после банкета, с Наташкой будем гулять до утра по городу. Я ей расскажу о звездах. Вот она удивится. Скажет,  надо учиться на астронома? Звезды мое хобби. Накоплю денег, куплю телескоп. Вон россыпь млечного пути. А вот большая медведица. Говорят, у кого на теле есть рисунок большой медведицы из родинок,  счастливый человек. У Наташки, возле локтя.   Он  представил лицо девочки. Голова утопает в белизне наволочки, свет луны, сквозь незанавешенную штору, освещает  спящую. Дрожат длинные ресницы, от их тени, глазные впадины кажутся темными и глубокими. Пухлые губы полуоткрыты. Нежная оголенная ручка замерла поверх одеяла. Сергей вздохнул. Она еще ребенок. Только через год закончит школу. В артистки хочет. Что ж, с ее красотой и талантом  вполне возможно. В школьном драмкружке, ей нет равных. Наверное,   десятый сон видит!  Сергей,  на цыпочках прошел по холодному полу, открыл дверь в комнату матери. На  столе, в  свете, просвечивающем через щель в занавеси, возле вазы,  раскрытый альбом. Опять фотографии смотрела перед сном.   Подошел к кровати, поднял съехавшее  одеяло, заботливо подоткнул край. На секунду задержал взгляд на лице женщины.  Молодая еще, а замуж не выходит. Из-за меня? Или не полюбила никого, после отца?  Потянул со стола альбом, прижал к груди, вышел из комнаты, осторожно закрыл  дверь. Зажег настольную лампу, придвинул кресло, поджав ноги, сел. Любимый снимок! У покрытых, мхом, камней, под пальмой! В стороне видна,  отцовская Волга  Ему тогда  исполнилось двенадцать! Через год отца не стало. Машину мать продала.  Отец! Крутой лоб, светлые волосы аккуратно зачесаны назад,  непослушная прядь  сползла на лоб. Прямой нос, красиво очерченные губы, серые глаза. Мать говорила, он был  добрым, никогда не повышал голоса. Перед глазами Сергея побежала серая полоса дороги. Белые горизонтальные полосы на асфальте отражаются в боковом стекле. От рвущегося ветра в открытое окно, перехватывало дыхание, закладывало уши.
— Страшно! — смеялся отец.  — Не бойся! До самой смерти ничего не случится!
— Потише, езжай, Дима! — просила мать.
Отец  подмигивал и нажимал на газ.  Один раз  выпросил у отца, порулить. Мать заснула на лужайке под раскидистым деревом, а они выехали на дорогу. «Смелей, крепче жми на сцепление, а газ добавляй понемногу. Скорость не забудь переключать» Никогда не забыть ему того чувства, когда, послушная его детским рукам, «Волга» тронулась с места.  Эх, покатал бы Наташку! Отложил альбом, потер ладонями  ступни. Холодные, как лед. Странные игры устраивает судьба. Погиб ведь отец не на дороге. Отчего вдруг язва желудка открылась. В два месяца сгорел. Вздохнул паренек. Надо спать, а то мать проснется. Он  погасил свет, прыгнул на кровать, подтянул колени к подбородку, закутался в одеяло, трижды глубоко вдохнул, наполнив до отказа легкие воздухом, и через, несколько секунд уже тихо похрапывал.

                * * *
Сергей раскрыл глаза, оглядел комнату. Шкаф с зеркалом. Краска облезла. Сколько лет стоит. Еще с папкой покупали. А как отец умер, ни одной новой вещи не приобрели. Мать одна работает, я учился. Письменный стол. На столе компьютер. Он вспомнил, как копили деньги. Мать даже новое пальто себе не купила. Зиму проходила в старом. Платок на поясницу завязывала, чтобы не застудиться. Зима, как назло, была холодная. Вернусь со службы, работать пойду. Учиться буду на вечернем, или заочно. Парень соскочил с кровати, потянулся, заиграл гантелями.
— Сереженька, завтрак готов! — услышал голос матери.
— Сейчас! В душ иду!
Холодные струйки обжигают кожу. Мускулы напряглись. Сегодня хороший день! Вечером  с друзьями соберемся в кафе, посидим. А потом служба! Два года быстро пролетят! — Наташка! — произнес  вслух. Губы невольно сложились в счастливую улыбку. Закрыл глаза и ощутил ее прикосновения, аромат Красного мака. Володька говорит, старомодные духи!  Много он понимает.  Растираясь мочалкой,  весело рассмеялся. У Наташки даже попка  источает аромат любимых духов. 
— Ну, мать, давай корми! Что у тебя! — Сергей вошел в кухню, потер ладонями.
— Твои любимые, оладьи из кабачков со сливочным маслом.
Парень склонился над тарелкой, облизнул губы.
— Спасибо, мать!
Женщина, подперла кулачком щеку, залюбовалась сыном.
— Взрослый ты стал! Отец бы порадовался! — слезы навернулись на глаза женщины, повисли на ресницах.
— Мам, ну что ты!
— Тяжко мне! Уедешь, одна останусь!
— Всего два года, и опять  вместе. Сегодня  платье новое наденешь!
—  Зачем деньги на проводы тратишь! Лучше бы себе что-нибудь купил!
— Мне сейчас ничего не надо! Деньги  сам заработал!  На вокзале вагоны разгружал. Перед ребятами неудобно. Компьютер купили, совсем  редко с ними общаюсь!  Вечер устрою, помиримся. Чтобы служилось легко. И потом все так делают.
— Раньше делали! — вздохнула мать. — В былые времена. Тогда  служба удовольствие приносила мужчине. А теперь, не угадаешь, куда пошлют, где возникнет горячая точка. За два года  все забудешь, и не поступишь в институт.
— Приду, позанимаюсь! Что-нибудь останется в голове!
Сергей встал, подошел к матери, поцеловал в щеку. — Спасибо, очень вкусно! — Седая прядь на виске бросилась ему в глаза. Недавно появилась? Ведь не было. Сердце наполнилось жалостью. Одна  останется. Даже слова не с кем сказать. С соседками не дружит.  Работа дом, только о нем забота. Ничего! Успокоил себя Сережка. Отдохнет немного. Наташка будет заходить. Они подружатся.
— Пойду немного позанимаюсь,  почту посмотрю. Профессору на сайт в Москву писал, работу свою послал. Может быть,  уже ответил.
Он сел у стола, включил компьютер, окунулся в мир цифр, и позабыл о земных проблемах.
Мать положила руку ему на плечо. Сергей вздрогнул.
— Извини, сынок. На дежурство вызвали.   Обед на плите.  Так что на вечер иди без меня.
Сергей раскинул руки, потянулся всем телом.
— Хорошо, мам! Есть не хочу. Еще немного поработаю и пойду. Надо  проследить, чтобы стол накрыли, ничего не забыли. Все будет отлично! — он поднял руку с вытянутым вверх указательным пальцем.
Надежда Ивановна поцеловала сына в висок. — Много не пей! — погладила по щеке.
У двери  остановилась.  Как же он похож на отца! И лицом и характером!

Глава 3.

Свет люстры отражается в бокалах. Тихая музыка звучит с эстрады. Официанты в черных костюмах  обходят столы, разливая вино, подавая закуски. Вадим Евгеньевич гордо оглядел зал. Прекрасный вечер! Я молодец! Сумел показать себя! 
— Прекрасно выглядишь! — наклонился к жене.
— Спасибо, дорогой! — Тамара Николаевна поднесла фужер с шампанским к губам, отпила глоток. — Кто эта девушка, сверлящая тебя взглядом, в красном платье, с глубоким вырезом на спине?
— Менеджер! Неужели ревнуешь!? После стольких лет совместной жизни! — Вадим положил руку на плечо женщине, привлек к себе, поцеловал в висок, ощутив все тот же, что и в первый день их знакомства, запах духов. — Не пора ли сменить духи!
— Новые духи,  новый любовник! — улыбнулась мужу Тамара. — А у меня всю жизнь только один мужчина, ты, дорогой!
Вадим отвернулся,  постучал ладонью по столу, поднял бокал.
— За наших дорогих гостей! —  встал, потянулся через стол к мужчине в синем костюме, с ровно постриженными тоненькими усиками. — Не побрезговали, так сказать, приехать в наш город, подписали бумаги на строительство отеля. Обещаю, сдать в срок, и выплатить затраты!
Мужчина скривил рот в улыбке. Прикоснулся краем бокала к бокалу Вадима Евгеньевича. — Не сомневаюсь! —  высокий голос с мягким немецким акцентом  потонул в шуме аплодисментов.
— За сотрудничество! — Анатолий Алексеевич подмигнул Вадиму, шепнул  на ухо. — Завтра еще раз просмотри внимательно все бумаги,  прежде чем подписывать.
— За что тебе, деньги плачу, адвокатская сволочь! — продолжая масляно улыбаться гостю, сквозь зубы, промычал Вадим.  — Вы, уж, извините,  мой  ресторан пока скромный. Пока не сумел воплотить  мечты в реальность. Но обещаю, новый отель, будет  построен по самым высшим международным меркам! —  он поставил бокал, склонился над тарелкой с закуской.  Им овладело необъяснимое раздражение. Сколько пойдет вокруг него разговоров, когда начнется строительство. И так, уже оброс сплетнями по самую макушку. Все надоело!  Бизнес, деньги! Теперь надо начинать строительство гостиницы. Пропадаю на работе с утра до ночи. С сыном некогда поговорить. А у него, явно, нелады! Тамарка занята своей внешностью. Ишь, разрумянилась от вина. Вадим отрезал кусок осетрины, отправил в рот, медленно прожевал. А все-таки, прекрасный заключили контракт!  Немчина, бывший владелец поместья в нашем крае, дал солидный куш!  Конечно, метит вернуть потерянное  родственниками в революцию. Прав Толик, бумаги надо еще раз перечитать. Впрочем, черт с эти немцем! Его доля в бизнесе законна. Нам тоже перепадет изрядный кусок. Построим пятизвездочный,  восстановим имение, туристы  одолеют, прибыль потечет рекой!
Вадим Евгеньевич оглядел, заставленный закусками, стол, подвыпивших гостей. Потянул галстук. Душно, дышать тяжело. Встал, отодвинул стул, задел недопитый бокал, осколки стекла усыпали пол.
— К счастью, Вадик! — рука Тамары легла на его локоть.
Мужчина кисло улыбнулся и на нетвердых ногах пошел к двери. В фойе,  вышел на балкон, раскурил сигарету, выпустил дым. Холодный осенний воздух смешался с дымом, застрял в горле. Вадим закашлял. Острый кулачок несколько раз хлопнул его между лопаток. Потом нежные пальцы коснулись волос на затылке.
—  Жена в зале! — вздохнул мужчина.
—  Жена не стена! — Вероника прижалась к его спине полной грудью.
Вадим нащупал ее ладонь, потянул, приглашая стать рядом.
— Не надо играть с огнем!
— Да ведь у вас и огня не осталось!
— Ну, как говорят, семейный очаг!
— Не очаг, а пепелище! — девушка  облокотилась на перила балкона рядом с Вадимом. — Почему ты не расскажешь ей о наших отношениях?
— Не начинай, пожалуйста! У нас сын! И потом мое положение в обществе! Связи с заграницей. Там разведенных не любят!
— Надеешься,  так красив, что я тебе вечно буду признательна!
— Ника! Я тебя из грязи стриптиза вытащил! — Вадим сжал ее руку. — Сегодня ни к чему выяснение отношений!
— Да, пошел ты! — Вероника вырвала руку, виляя бедрами, пошла по ковровой дорожке просторного холла.
Вадим облегченно вздохнул. Последнее время, она стала  допекать упреками. Но их отношения,  светлый островок, где можно отдохнуть от семьи, от жены. От сына, с его вечными проблемами. Отмазал от армии, теперь проблема, куда бы  пристроить. В аттестате одни тройки! А нынче, чтобы выжить в бизнесе, знания, ох, как нужны! Он всмотрелся в темноту ночи. Вон на том бугре  скоро расположится строительная площадка. Успеем до холодов фундамент залить! Или подождать до весны?
— Вот ты где, дорогой! — нарушила его размышления, Тамара. — Они уже расходятся.
— Надо проводить! Хотя, Анатолий отлично справится. — Вадим обнял жену за плечи. — Значит, домой, в теплую постельку!
                * * *

— Похоже, сынок наш еще не появлялся! — Вадим снял костюм, бросил на диван.
— Они сегодня в кафе, Сережа вечер устраивает, в армию уходит! — Тамара  вытащила шпильки из волос. Крашеные рыжие пряди распались по плечам.
— Вот как! Не  знал! Совсем сыну внимания не уделяю!
— Я тебе  говорю постоянно! — Тамара присела рядом с мужем.       
Вадим  раскинул руки, потянулся, зевнул. — А все-таки, я молодец! Хорошее дело провернул! Нужное! Город мне спасибо скажет!
— Не сомневаюсь, дорогой! — Тамара улыбнулась мужу, наклонила  голову к плечу.
Вадим критически оглядел фигуру жены. Кокетничает! А ведь привлекательности в ней! До Ники далеко! Выдумала имя, Вероника! На самом деле, Настя! Вадим почувствовал жуткую усталость.
— Ты, извини, мать! —  хлопнул ладонью по круглому плечу жены. — Устал нечеловечески! Спать, спать! — и быстрым шагом вышел. Тамара посмотрела мужу вслед.   Глаза  наполнились слезами. Ласки от него  не дождешься. Наверное, не напрасны  слухи,  о его связи с этой приезжей шлюхой.  Откуда она взялась! Говорят,  привез из столицы. Женщина ладонью вытерла скатившуюся на щеку слезу, встала, сняла платье, пошла в душ. Прохладные струйки  освежили. Тело ощутило приятную истому. Вытираясь, большим розовым махровым полотенцем,  оглядела себя в широкой зеркальной стене. Еще не совсем состарилась! Почему он равнодушен ко мне!? Привычка!? Живем, как в Америке! У каждого отдельная спальня! Ванная, душевая, туалет. Никто никому не мешает. Все есть, только счастья нет! Потому, что спим в разных постелях. Она вышла из ванной, завернулась в махровый халат, проходя мимо спальни мужа, прислушалась к ровному дыханию. Намаялся за день! Может быть, я неоправданно строга к нему!? Человек старается для семьи! Добытчик!   Тамара тихо открыла дверь комнаты, не зажигая свет, прошла к кровати, залезла под одеяло. Провела ладонью по прохладной простыне. Кажется, совсем недавно, они и дня не могли прожить друг без друга. Спали в обнимку. Молили, бога подарить   мальчика, имя придумали. Каждый вечер, Вадим прикладывал ухо к ее животу, прислушиваясь, к движениям, созревающего плода. Потом поднимал голову, и, глупо улыбаясь, заглядывая ей в лицо, каждый раз произносил одну и ту же фразу: «Шевелится, сорванец!»
Женщина тяжело вздохнула.  Сорванец вырос. У него теперь своя жизнь.  Наверное, уже с девочками гуляет!  Где-то, прогудела машина, и тишина снова окутала дом. Выпитое вино, усталость вытеснили из ее памяти воспоминания, погрузили в глубокий сон.

Глава 4.

На белой скатерти стола, разнообразие закусок. Стекло бокалов искрится от света люстры.
Сергей встал, поднял бокал с шампанским.
— Рад  вас  видеть, друзья!  Послезавтра поезд увезет меня  на дальние рубежи, охранять нашу Родину! Обещаю,  приложу все усилия, чтобы никто вас не потревожил!
— Ну, ты загнул! — Володька поднялся,  с шумом отодвинул стул. — Давай по-простому. Выпьем за виновника торжества! — он вылил в рот содержимое бокала.
Уже успел подзарядиться! Подумал Сергей. Мать красоту свою сохраняет, у отца бизнес!  Володька, сам себе господин!
— Пью за твою легкую службу! — поддержал друга Николай. — Возвращайся скорей! Уже поговаривают, о сокращении мучений до года. Может, успеешь попасть, под новый указ?
— Это я попаду! Через год вместе с Наташкой школу закончим, и  прощай любимый город! Она в театральный, в Москву поступать, а я в армию. И разлучит судьба двойняшек! А ведь нельзя разлучать! —  закрутил Мишка лохматой головой.
Сергей  почувствовал, как маленькая ножка провела по его щиколотке, под брюками. Щеки  вспыхнули, заалели. Вот бестия! Поднял глаза на Наташу, сидящую напротив. На ее лице печать целомудрия. Ну, как на нее сердиться! Сергей оглядел гостей. Людка льнет к Николаю. У них тоже любовь. Володька к девушкам серьезно не относится. Сидит между Ирой,  и Мариной. Наклоняясь то к одной, то к другой, шепчет  на ухо.
— Что смотришь? — открыл в улыбке крупные белые зубы, Володька. — Не нравлюсь?
Сергей улыбнулся.
— Мы вот такие! —  Владимир скривил рот  в усмешке. — Нам профессора писем не пишут. И на службу мы не ходим. У нас другая дорога!
Звуки медленного блюза поплыли по залу.
— Потанцуем! — Сергей заглянул в глаза Наташе.
Девушка доверчиво положила руку на плечо друга. Маленькие ножки в белых туфельках легко задвигались в такт музыке. Запах красного мака защекотал Сережкины ноздри.
— Я пьянею от тебя! — склонившись к ней, прошептал  Сережа.
Ее щеки  покраснели.
— А я от тебя! —  уловил  он движение ее губ.
Его рука легла на спину девушки, привлекла к  себе.
— Постоянно думаю о тебе. Буду очень скучать! А ты?
— В школе буду учиться! — прищурила глаза Наталья. Отчего лицо стало хитрым. — Мне еще десятый класс надо закончить!
— Моя рыженькая лисичка! — Сергей  коснулся щекой  щеки девушки. — Сегодня всю ночь будем гулять!
— А твоя мама!
— Ее вызвали на дежурство. Видишь, она даже на вечер не пришла.
В знак согласия Наташа опустила ресницы.
Музыка смолкла. — Я с подружками,  прическу поправить! — отстранилась Наташка.
Он удержал в ладони ее пальчики. Застыл на месте, наблюдая, как Наташа, подхватив под руку Люду, застучала каблучками. Ира и Марина побежали следом.
— Тебе чего от моей сестренки надо? — сжал локоть Сергея, Мишка.  Глаза паренька налились кровью, губы  задрожали.
— Ты где так напился? — удивился Сергей.
— Володька водку принес! — путается языком во рту, Мишка.
Сережа повернулся, но Мишка поймал его руку.
— Ты не ответил на мой вопрос?
— Нравится она мне! А ты мал еще, приставать с глупыми вопросами!
— Нет, ты ответь, что тебе надо от моей сестры? Узнаю,  у тебя с нею что-то было, убью! — Мишка дернулся всем телом, отставил ногу в сторону, поднес, сжатый кулак к лицу Сергея.
Сергей оттолкнул Мишкину руку.
— Не твое дело!  Наташу никогда не обижу!
— Понятно! Я тебе не позволю! — раскинул руки Мишка, загораживая Сергею дорогу. — Так у тебя с нею было или нет! — крикнул,  брызгая слюной.
—  Иди, проспись! — Сергей отстранил Мишку, пошел к столу.
— Разговаривать не хочешь! Не подходим мы тебе! Умным стал! — крикнул вслед Михаил.
— Он тебя обидел?  — подошел  Володька. —  Пойдем,  разберемся!
Сережа подошел к столу, сел, налил в стакан минералки, жадно выпил. Оглядел стол с остатками еды. Наташка вернется, и уйдем. Банкет закончился!
Плечо больно сжали холодные пальцы. Он обернулся и увидел перекошенное злобой Володькино лицо.
— Ребята, вы что? Где набрались?
— Ты встань, когда с тобой разговаривают! — сквозь зубы прошипел, Володька. — Колька! — крикнул  товарищу. — С нами разговаривать не хотят!
Раскачиваясь, задевая стулья,  через зал двинулся Николай.
И этот набрался. Спортсмен! Завтра Ильич ему задаст по первое число! Промелькнуло в голове у Сережи.
Николай приблизился к столу, и, не удержавшись, упал на Сергея.
— На ногах не держишься! — подставил к его груди ладонь. Сергей. — Тебе пить нельзя!
— Сам знаю, что мне можно, а что нельзя! Ты мне не отец! — Колька, раскачиваясь на нетвердых ногах, с трудом удерживает равновесие.
— Коль, с нами разговаривать не хотят! —  пьяно заскулил, Мишка. — Я ему говорю, отстань от сестры, а он воображает. Ставит себя выше нас. Зазнался, паскуда!
— Кто паскуда? Кого  обзываешь? — Колька размахнулся и ударил Мишку в лицо.
Мишка покачнулся, осел на стул, уткнулся  носом в салат.
— Ты кого бьешь, падла! — Володька замахал руками перед носом Николая.
— И тебе врезать! Получай! — Колька с размаху двинул кулаком  Володьке в глаз.
— Ребята! Вы с ума сошли! — Сергей встал между Николаем и Володькой.
— Ты кто такой! Чего лезешь! — подступил к нему Николай. — тяжелый кулак мелькнул перед лицом Сергея. В глазах  потемнело. 
— Да он совсем озверел, ребята! Поддай ему, что стоишь? — Володька подтолкнул Николая.
Володька прыгнул на спину Сергея, вцепился  в волосы.
Сергей резко повел плечами, сбросил обидчика. Но сбоку в челюсть  нанесли сильный удар. Дикая боль заставила взвыть. Упал на пол.  Кто-то ударил его в низ живота.  Сергей охнул,  почувствовал, как заныла печень. Еще удар под левое ребро. Нестерпимая боль выключила сознание.
— Прекратите сейчас же! — метрдотель вцепился в рукав Михаила. Тот дернулся в сторону, ткань затрещала. Рукав разошелся  на плече по шву.
— Ах, ты, мразь! — Мишка  поднял кулак над головой мужчины.
— Милиция! Милиция! — закричал тот,  срывая голос, и выбежал в коридор.
Посетители кафе замерли. Вмешиваться в драку подвыпивших друзей никто не решается. 
— Они угомонятся, поверьте! — седовласый полный мужчина за столиком у колонны, погладил руку высокой худощавой соседки. — Не нервничай, Сонечка! Тебе нельзя волноваться!
Сонечка, закрыв лицо узкими ладошками, заплакала навзрыд.
Посетители за столами у эстрады,  встали. Высокий мужчина лет сорока, дрожащими пальцами, путаясь в складках ткани, вытащил из кармана брюк, положил смятую купюру под заполненную закуской, тарелку. Их ужин только начался. Но страх оказаться свидетелями драки,  одержал победу над аппетитом.
— Скорее же, скорее! — толкнула партнера полная дама. Встав со стула,  потянула норковую горжетку, набросила на обнаженные плечи.
— Почему замолчали? — директор, кафе,  подбежал к сцене. Лица музыкантов вытянулись от страха,  на побледневших щеках играют нервные мускулы. Наконец,  скрипач, прижал подбородком инструмент, тронул смычком струну. Нелепый мотив разнесся по притихшему помещению, где слышны только наносимые по человеческому телу звуки  безжалостных ударов. Пианист тихонько подыграл на басах.
— Господи! Когда же милиция подъедет!? — прижал ладони к разгоряченным щекам, мужчина. — Все клиенты разбегутся. Вечер испорчен! Сгорела выручка! Господи! За что!?
Николай больно загнул Мишкину руку за спину.
— Ты руки не распускай. А то тебя живо загребут. Чужих, не бьем, ребята! — гулко разнесся его крик по залу. — Тащи его на улицу!
Мишка потер руку, несколько раз сжал и разжал пальцы.
— Ты мне руку вывихнул! — подступил  к Николаю.
— Сейчас не время выяснять отношения! —  толкнул Мишку Николай. — Тащите его, а то сейчас милиция нагрянет!
Под зазвучавшие бравурные аккорды, Николай и Володька вцепились в лаковые ботинки неподвижного Сергея и потащили по красной ковровой дорожке к выходу, оставляя тонкий кровавый след.
Мишка бежит вслед.
— Убили! Мы убили Сережку! Что теперь будет! Наташка! Она не переживет! У них любовь!
— Заткнись! — оглянулся Володька. — Не скули! На воздух вытащим,  быстро очухается!
— Тяжелый, падла! — сквозь зубы, процедил Николай, волоча за ногу безжизненное тело,  равнодушно наблюдая, как голова Сергея считает ступеньки выходной лестницы.
— Все! Больше не могу! — Тяжелый, гад! — Владимир отпустил ногу Сергея, ладонями потер поясницу. — Ноет, зараза!
Мишка наклонился над Сергеем!
— У него кровь на голове.
— Наверно ударился  об стол, когда падал! — сплюнул Колька. — Я его по голове не бил!
— Если он умер! Нас всех посадят! — Мишка закрыл голову руками и застонал, всхлипывая. 
— Не скули! — толкнул его Володька. — А то, как дам, сам здесь ляжешь!
От остывшей вечерней земли, острая боль кольнула в поясницу. Сергей  приподнял отяжелевшие веки, шевельнул занемевшей рукой.
Володька, стоявший рядом, вздрогнул.
— Шевелится! Ты боялся,   сдох! — толкнул  всхлипывающего Мишку. — Гляди! Хлюпяк!
Мишка подскочил к Сергею, наклонился.
Сергей не видя лица наклонившегося над ним,  понял. Надо сопротивляться,  иначе убьют!  Приподнялся и двинул кулаком по темному пятну, загораживающему над его глазами, свет  уличного фонаря.
— Ой,  — взвизгнул Мишка. — Он дерется! Ой, ребята, он убьет меня!
Володька вмиг очутился возле, пытающегося подняться, Сергея и пнул мыском туфли  в бок.
Жгучая боль пронзила  тело. Сергей застонал. По почкам бьют, пронеслось в затуманенном сознании, и  снова впал в забытье.
Мишка метнулся к  ограде кафе. Горячая струя крови из носа, стекает по губе, на ворот рубахи. — Ах, ты, гад! — твердит, раскачивая прутья ограды. Один из прутьев дрогнул, согнулся, выскочил из бетонного фундамента. — Я тебе покажу, как бить! — Приложил еще усилия, вытащил арматуру из скрепляющей сверху, толстой  проволоки. Размахивая, обретенным оружием,  подбежал к лежавшему Сергею, поднял над головой двумя руками железную палку и с размаху ударил Сергея по голове.
Тело вздрогнуло, ноги в лаковых ботинках резко приподнялись вверх и  опустились вниз.  Кровь хлынула на асфальт. В сознании Сергея возникло, улыбающееся лицо Наташки.  И  снова все  погрузилось во мрак.
— Теперь ты, точно его убил! — Володька дрожащими пальцами полез в карман за сигаретами.
Мишка бросил арматуру, сжал голову руками и побежал в сторону.
— Вернись! —  крикнул Николай. — Натворил, а мы за тебя отвечать будем?
— Что делать? — Володька втянул голову в плечи, шмыгнул носом.
Николай шумно сплюнул, растер плевок ногой. — Надо его куда-то оттащить!
— К речке!  — подбежал Мишка. — Там овраг есть. Листьями присыплем, не найдут.
— Далеко! Не успеем!  — мелкая дрожь пробежала по спине Володьки.  Он повернул голову налево, потом направо. Вдруг его осенила, внезапно пронесшаяся, дикая мысль.
— Ребята! Придумал! Тащи к вечному огню. Утром менты обнаружат, подумают пьяный забрел, бухнулся лицом в огонь и сдох. 
— Правильно! —  согласился Колька. Все отпечатки сгорят. Фиг, нас кто найдет! Сам сгорел и баста!
Николай  поплевал на ладони, ухватил ногу убитого. Сплюнул возле Володькиных ног.
— Что стоишь? Бери за ногу! И ты помогай! — обернулся  к Михаилу.
— Я боюсь! — простонал Мишка. — Если он еще живой! Может врача вызвать?
— Трус! — прошипел Володька. — Как арматурой бить по голове, так не страшно, как следы заметать, так в кусты! Это ты убил! Понял, мразь трусливая! Где хочешь, скажу. И Колька подтвердит!
— Угу!  —  откликнулся Колька. — Черт с ним! Тащи, Володька! Некогда ждать!
Они крепко вцепились в ботинки Сергея и потащили тело по тропинке, протоптанной на газоне, небольшого сквера, к памятнику.
Мишка обхватил себя руками за плечи, с трудом переставляя ноги, идет следом. Зубы отбивают дробь. Сердце гулко бьется у горла. — Что я наделал! — шепчет парень.—  Что наделал! Теперь мне крышка! Наташка не простит! А если узнают, и посадят!? — парень с ужасом поглядывает на окровавленную голову Сергея, стучащую по дорожке. Может он, и боли уже не чувствует? Ему все равно?
Николай и Владимир подтащили Сергея к обелиску.
— Приподними! — приблизил лицо к Володьке, Николай. —  Одному не справиться!
Володька продел ладонь под спину парня, попытался сдвинуть.
— Тяжелый, гад!  Что стоишь? — крикнул,  застывшему,  на месте. Мишке. — Помоги!
Мишка покачал головой!
— Не могу! Меня мутит!
— Сволочь! Я с тобой потом поговорю! — пригрозил Владимир.
Володька поднял ноги Сергея. Николай вцепился в плечи. Почувствовал как от волнения, или от страха, вспотели ладони. Ткань заскользила между пальцами.
— Поднимай выше! Руки скользят!
Они  приподняли тело. Спина убитого прогнулась, касаясь земли.
— Эх, раз, два! — скомандовал Николай. Подняли  и положили на решетку, у самого огня.
— Далеко! — прошептал Николай. — Не захватится огнем. Надо подтолкнуть.
Володька, тяжело дышит. — Больше не могу! Тяжело!
— Надо подкатить! Толкай! — он уперся ботинком в бок неподвижно, лежащего, тела. Сергей сдвинулся. — Ты тоже толкай! — прорычал он на Володьку. Что я один отдуваться должен!
Они стали ногами  толкать тело. Наконец, спина Сергея накрыла вечный огонь.
Николай вытер ладонью пот со лба.
— Б…ь, взмок весь! Ну и работенка!
Ноги Володьки налились тяжестью. В глазах потемнело.
— Не горит! — прошептал Колька. — Не горит и не тонет, падла!
Струйка дыма поднялась с боку убитого.  Робкий огонек пламени, лизнул согнутую в локте, руку, пробежал вдоль предплечья, коснулся оголенной шеи, пополз к подбородку.
Подошедший Мишка, не отрывая взгляда, следит за  огнем.
Вдруг труп вздрогнул. Широко открылись глаза. По лицу пробежала нервная дрожь.
Мишка до боли сжал руку, стоявшего рядом, Володьки.
— Ребята, живой! Глаза открыл, дергается. Боль чувствует. Спасти можно!
— Не живой! Трупы всегда на огне корчатся! — прошептал Николай.
— Ты откуда знаешь? — облизнул пересохшие губы, Володька.
— В кино видел! — прошептал Колька.
Пламя уже хозяйничает над трупом. Охватило лицо, плечи, грудь. Крупные языки скачут по ногам. Все выше поднимаются клубы черного дыма. Едкий запах горящего мяса коснулся ноздрей палачей.
Володька отвернулся. Столб жидкости вылетел изо рта.
— Отодвинься, падла! — Николай со злостью отряхнул пиджак. — На меня наблевал!
И тут же почувствовал, как заурчало в желудке. Отбежал от обелиска, согнулся в судорогах над газоном, поливая траву обилием съеденного за ужином. Мишка упал у ограды памятника, свернулся клубком, обхватил ноги, покатился по газону.
Николай первым пришел в себя, с брезгливостью отряхнул брюки.
— Смываться надо! Скорей! — и побежал  через парк к массиву. Володька, опираясь ладонями в землю, пытался подняться, но не смог и, выгнув спину, на четырех конечностях бросился догонять друга. Мишка вскочил.  Все тело покрылось холодными мурашками. Повернул голову, вглядываясь в догорающий костер на могиле неизвестного солдата.
— Сгорел уже! —  беззвучно произнесли его губы. — Что теперь будет!
Ужас охватил подростка. Спрятав руки в карманы пиджака,  согнулся всем телом, и,  высоко поднимая ноги, побежал за товарищами. Если Серегу отодвинуть от горелки, может,  придет в себя и как-нибудь дойдет до дома? Преодолев страх,  остановился, поглядел на убегающих товарищей. Они уйдут, а я что Наташке скажу. Развернулся, и побрел назад. Еще шаг, еще, уговаривает  себя, приближаясь к ужасному месту. А вдруг там уже менты! Страх сковал все тело. Остановился, сглотнул слюну, вгляделся перед собой. Возле огня никого. Мишка ринулся вперед. Подбежал и с размаху ткнул ногой в труп. Обуглившееся тело откатилось. Мишка толкнул труп еще раз. Пламя уже не достает свою жертву. Оранжевые языки, обретя свободу, ровно и весело устремились вверх. Вот! Пусть теперь! Что будет, то и будет! Будто ужаленный, Мишка, отпрыгнул от обелиска и, не оглядываясь, помчался по дорожке. Башмаки цепляются за неровности асфальта, Наклоняясь и балансируя руками, чтобы не упасть,  бежит, ничего не видя перед собой.  Если что случится с Сергеем, нам не простят! Святое место обратили в место казни!  Мишка подбежал к дому. Поднял голову, в окне кухни горит свет. Бабуля не спит. Станет расспрашивать. Тяжело вздохнул, вошел в подъезд, считая ступеньки, поднялся на третий этаж.  Пальцы запутались в ткани подкладки кармана, вытаскивая ключ. Рука  долго не попадает ключом в замочную скважину. Наконец, замок щелкнул. Мишка, дрожа всем телом, потянул дверь. Проскользнув неслышно, как мышь, в образовавшуюся щель, юркнул в коридор. Не включая свет, скинул туфли, шмыгнул в  комнату.
— Мишь, ты? — услышал  певучий голос бабушки.
— М, м… — промычал Мишка. Открыл дверь в ванную, подставил ладони под струю воды. Наклонил голову, вздрогнул, ощутив холодные капли на шее. Выскочил из ванной,  прошел в комнату. Стащил  с себя брюки, костюм, рубашку, бросил на пол, и, отогнув край одеяла, нырнул в постель. Прикосновение прохладной простыни, показалось  наивысшим  блаженством.  Приятное тепло пробежало по телу.  Может быть, все обойдется! Подумал Мишка, ощущая,  ласковые объятия сна на  молодом теле.
                * * * 
Володька глубоко засунул руки в карманы, покачался с ноги на ногу, смачно сплюнул.
— Мишка куда-то подевался!
Николай повел плечами,  дрожа от озноба.
— Домой убежал! Куда же еще. Трус и хлюпяк!
— Ладно, завтра с ним поговорим!
Николай глянул на свое окно. Сквозь плотно задернутые шторы, пробивается узкая полоска света. Сейчас придет и уляжется спать. А утром, все будет как всегда. Зарядка, холодный душ, завтрак, заботливо приготовленный руками матери, и тренировка. Подрались! Ну и что! Отлежится Серега у вечного огня, зато не замерзнет, ночи то ведь холодные, И рванет домой. Уйдет служить, а за два года все забудется.
Володька окинул взглядом с головы до ног притихшего, нахохлившегося, как воробей перед снегопадом, друга.
— По домам?
Николай скривил рот, пытаясь улыбнуться.
— А куда?
Володька провел мыском туфли по дорожке, прочертив непонятную фигуру.
— Думаешь, обойдется?
— А то? — стуча зубами, тихо произнес Николай. — Выкарабкается! Живучий! Помнишь, как в девятом, возле моста? Ничего! Синяки прошли. Он долго зла не держит! Молодцом!
Володька тяжело вздохнул.
— В этот раз мы перестарались?
— Не дрейфь! — хлопнул товарища по плечу, Николай. — Утром все утрясется! Я знаю!
— У меня все спят! — Володька втянул голову в плечи.
— Значит, никаких расспросов не будет! — подбодрил  Колька. — Я тоже проскользну в спальню. Мать  всегда оставляет свет на кухне, если кого-то дома нет.
Размазня! Подумал Николай, зайдя в свой подъезд. Ему-то, уж точно ничего не будет. Папаша отмажет, денег много. А мои!?  У отца на работе неприятности будут. Да что я, остановил мрачные мысли, Колька. Еще ничего неизвестно! Открывая ключом дверь,  трясется как в лихорадке. Ему вдруг представилось, как перекосилось тело Сережки, объятое пламенем. Разве может человек выжить после такого? Тогда,  убийство!?  И прощай, олимпиада, карьера. Тюремные нары, бурда вместо обеда. Только сейчас он начал понимать, что они натворили. Не надо ни о чем думать, спать, спать! Твердят  неслышно  губы, пока руки снимают  одежду. Свернулся  под одеялом. Громкий гудок  машины заставил вздрогнуть. Милиция! Накинул одеяло на голову, закусил губы, представляя, как  поднимаются по ступенькам, нажимают кнопку звонка. Но тишину ночи никто не нарушил. Скинул с головы одеяло, прислушался.  Показалось! Как говорят: «у страха, глаза велики!».  До утра спать, а  там видно будет!
                * * * 
Володька презрительно кривит губы, наблюдая, как охранник возится с замком на воротах.  Пьяный что ли! Наконец, ворота распахнулись. Спотыкаясь, побрел по дорожке к дому. Мать, если не спит, станет ворчать,  нарушили сон. Будто устала от работы, с неприязнью подумал Володька о матери. Только о своей внешности заботится. Новую морщинку обнаружит, сразу паника, поход к косметологу. Отцу вообще на всех плевать.  Командировки, контракты. Им не до меня. Бабка кормила, растила. А как вырос, тоже забыла. Не любит в наш дом приходить! Никто не интересовался, какие оценки получаю в школе. А если, Серега умер!?  Паренек, вдруг почувствовал к себе жалость. Слезы хлынули из глаз. Размазывая по лицу соленую влагу,  разделся, залез в постель.  Подтянул колени к подбородку,  до боли закусил губу, сдерживая рыдания. Луч света заглянул в комнату, скользнул по стене, закачался перед  глазами.  Окровавленное лицо Сергея  предстало перед ним.
— А, а…— крикнул парень, но тут, же прикрыл рот ладонью. — Он умер, он умер! Это привидение! Зашептал Володька. Мы его убили!  Ну и черт с ним! Не будет зазнаваться! Если спросят, скажу я не бил. Мишка ударил арматурой. Батя не даст посадить. Деньги все любят! Но ведь я вправду его не убивал. Володька отбросил одеяло, сел на постели. Колька начал драку. А я что, как все! Набрал воздуху в легкие, с шумом выдохнул. Упал на подушку. В голове кружится как на пароходе. Много выпил! Вот и грезится! Надо бросать пить! Хмель закружил, затуманил сознание, погрузил в тяжелый, сумбурный сон.

 Глава 5.
               
Наташа провела помадой по губам.  С удовольствием оглядела в большом зеркале туалетной комнаты, свое отражение.
— Хороша! — подмигнула Люда. — Сережка тебя любит в любом наряде. Наверное, даже в ночной рубашке.
Наташка покраснела.
— С чего взяла! У нас ничего не было!
— Ври больше! — подхватила разговор Марина. — На твоем сияющем лице все написано!
— Правда! — согласилась Люда. —  Ни за что не поверю! Любимый друг уходит в армию на два года, и не нарушил твою девственность. Все они одинаковые!
— Сережка не такой, как все!
— Заливай больше! — прищурила глаза, Ира. — Чтобы никому не досталась! Чтобы ждала преданно и верно!
— Конечно! — хлопнула ладошкой по плечу подружку, Людка. — Не обижайся! Мы не со зла! Я лично только завидую вашим отношениям. Сережка мировой парень! С таким не страшно и на край света!
— Счастливая ты! — вздохнула Марина. — А Володька со мной поиграет, как  с другими девчонками, и бросит.  Ему найдут богатенькую невесту!
— Не завидуйте! — сверкнула глазами, счастливая Наташка. — Бабушка говорит, не говори гоп, пока не перепрыгнешь.
— Ты уже перепрыгнула! — рассмеялась Людмила. — Пойдемте! Мальчишки, наверное, заждались.  Погуляем по ночному городу вдоволь. А завтра, « Не плачь, девчонка …» — пропела  девушка. —  И только, стук колес набирающего скорость, поезда.
— Тух, тух ….— подхватила Маринка, раскачивая согнутыми в локтях, руками.
— Ой, девчонки! — побледнела вдруг, Наталья, — Пойдемте скорей, что-то нехорошо стало. Надышались туалетными ароматами. —  щелкнула замочком маленькой белой сумочки.
Девчонки вошли в зал кафе.
— Где  мальчишки?
Опрокинутый стол с осколками посуды, и остатками еды. Вокруг хлопочут уборщицы с вениками и совками.
— Что это! Мамай прошел! — усмехнулась Людка.
Наташа побледнела. Сердце подскочило и замерло.  Приложила руку к груди.
— Сколько времени прошло? Десять, пятнадцать минут? Что случилось? Ой, девочки! Мне страшно!
— Не волнуйся! — обняла ее за плечи, Люда. — Мальчишки подрались. С кем не бывает. Мужики все такие. Пока мы прихорашивались, они отношения стали выяснять.
— Да! — поддержала Марина. — Как обычно! — она закачалась всем телом, изображая пьяного, приложила пальчик к губам: —  как у них: « ты меня уважаешь!»
По спине Наташи пробежали мурашки. Ноги похолодели.
— Случилось что-то ужасное!
— Сейчас узнаю! — Люда подошла к уборщице, несущей совок с осколками посуды.
— Мальчишки подрались!
— Подрались, подрались! — кивнула головой пожилая женщина. — Все четверо передрались и убежали.
— А милиция! — удивилась Люда.
— У нас один дежурный. Как назло отлучился, жена у него приболела. Заведующий вызвал городских, еще не приехали.
Люда покачала головой, вернулась к стоящим у входа, девчонкам.
— Подрались и убежали. Посетителей напугали. Все кто, сидели за столиками, разбежались.
— Понятно! — подхватила, Маринка. — Чтобы свидетелями не быть. А милиция еще не подъехала. Не торопятся стражи порядка!
— Без них разберутся!  — усмехнулась Ириша. — Мальчишки,  наверное, уже помирились! Мужики без драки жить не могут!
— Пойдемте, поищем их на улице! — Людмила потянула Наташу за руку.
— У меня ноги онемели! — прошептала побледневшая Наташа. — Не могу идти!
— На воздух выйдешь, пройдет!  Ничего с твоим Сережкой не случится! Какая же ты впечатлительная! — она подтолкнула Наталью  к выходу. Ира и Марина пошли следом.
У Наташи подворачиваются каблуки, подгибаются колени.
— Не волнуйся! — обняла подружку, Люда. — Они уже, наверное, помирились!
Наташа  покрутила головой.
— Но их нигде нет!
— Значит, домой убежали!
— Как убежали?  Сережка обещал гулять со мной всю ночь!
Ирина с Маринкой спустились с крылечка.
— Ты налево, я направо! — скомандовала Марина.
Наташа, оперлась на локоть Людмилы.
— Он не мог меня бросить, здесь, в кафе, одну!
— По пьянке, все вылетело из головы!
— Да он и не пьяный был. Сережка не пьет. Что ты глупости говоришь? — рассердилась,  Наташа. 
— Зловещая тишина! Тебе не кажется!
— Не преувеличивай! Уже дома спят!
— Мобильник у Мишки. Он, наверное, начал ссору. Постоянно придирается к Сергею.
— Ревнует! — Люда оправила  волан на кофточке. — Близняшки всегда ревнуют друг друга.
Ира и Марина подбежали к девочкам.
— Нигде никого! Десятые сны уже смотрят!
— Какие сны? — возмутилась Наташка. За пятнадцать минут успели подраться, дойти до дома и сны смотрят? Не хотите искать,  одна пойду! — она  оттолкнула Люду, и побежала по дорожке, ведущей к парку.
— Куда ты глупая? — догнали ее девочки. — Там темно, где ты будешь искать. Ира достала из сумочки мобильник. — Володьке позвоню! — набрала номер,  услышала невозмутимый голос автомата: « абонент недоступен». —  Телефон отключен! — набрала номер Николая. Услышала тот же ответ. —  Даже у Мишки отключено! Ничего не понимаю. —  удивилась девочка.— Никто не отвечает, телефоны у всех отключены!
— Пьяные, спят! Пойдемте девчонки, холодно! — Ирина обняла себя за плечи.— Сейчас самое лучшее, залезть в теплую постель, подложить ладошку под щеку, и захрапеть сладко до утра.
— Правда, девчонки! — рассмеялась Марина. —  По домам! Завтра предъявим им претензии!
— Вы идите, я  поищу Сережу. Не мог он без меня уйти! — Наташка потянула руку.
— Мы тебя не пустим! — Люда крепко взяла Наташу за руку. — Пойдем домой! Из дома ему позвонишь!
— Может, правда! — Наташа еще раз глянула в темноту аллеи парка. Почему-то, ее неудержимо тянет пройти по дорожке, где они не раз ходили вместе, постоять у вечного огня. Но она покорилась подружкам.
Увидев темные окна, Наташа снова встревожилась.
— У Мишки в комнате темно. Только на кухне свет. Бабуля не спит.
— А у нас все спят!  — Люда тряхнула волосами.
— Я сказала, своим, заночую у Марины! — рассмеялась Ира.
— Напились, и про все забыли! Пойдем, подруга! — подмигнула Марина. — Я лично устала! Сейчас под душ и в постель!
Ирина вздохнула. — Вечер испорчен!
Обнявшись, они побежали в подъезд.
— Идешь, или нет? — Люда подтолкнула, притихшую Наташку. — Так и будем стоять! Холодно!
— Пойдем! Только мне совсем не хочется спать! — Наташа, медленно передвигая ноги, побрела к подъезду.
— У Мишки узнай подробности! — крикнула вслед, Людмила. — Завтра  расскажешь!
Наташа повернула ключ, тихонько толкнула дверь.
— Говорила,  всю ночь будете по городу с Сережкой гулять! — Варвара Михайловна вышла в коридор. — Поссорились, что ли?
Наташа покачала головой.
— Не знаю, куда он исчез? Пока мы наводили красоту в туалетной, они подрались и разбежались!
— Подрались? — удивилась бабушка. —  Мишка,  пришел и залез в постель. Поди, уж спит, как сурок. — А кто сказал, подрались?
— В кафе все разбежались, уборщица мела осколки посуды, она и сказала.
— Так может, их в милицию забрали?
— Как в милицию? — побледнела Наташа. — Ты сказала, Мишка спит!
— Ну, значит,  помирились и разошлись по домам!
Девушка сняла туфли, шагнула в комнату Мишки,  зажгла свет.
— Мишка! — наклонилась  над братом, — где Сергей? Почему вы подрались?
М, м… — пьяно застонал Мишка.
— Пьяная рожа! — затрясла Наталья брата, — Проснись, сейчас же! Где Сергей?
Сон и хмель овладели парнем. Он даже не в силах  приподнять веки.
— Пустая трата времени! — бабуля покачала головой.— Говорила, не затевайте гульбу. Добром не кончится! Не люблю я эти вечеринки! Да еще в общественном месте. Дома бы посидели,  под приглядом взрослых!
— Ладно, бабуль! — Наташа махнула рукой на старушку. — Сережкина мать должна была с нами сидеть, но ее вызвали на дежурство.
— Ну и отстань от него! К утру проспится, расскажет! Ложись спать! Поздно уже! Я тоже лягу.
— Я не хочу спать! — Наташа вышла из комнаты брата, зашла в кухню, присела на табурет, сжала руками голову. — Иди бабуль спать! Я посижу тут немного.
— Не переживай! — старушка погладила внучку по растрепавшимся волосам. — Я пойду! А то мать проснется. Она уставшая пришла.
Наташа встала, подошла к телефону. Набрала номер. Длинные гудки.  —  Ответь, пожалуйста! — прошептала девушка. —  Где ты, что с тобой!?
Она положила трубку. Почему  ноет сердце? Потерла ладошкой грудь. Наверное, я и вправду, глупая, зря тревожусь. Вошла в комнату, медленно стянула платье, повесила на спинку стула. Откинула покрывало на кровати, села. Спать не хочется, а надо. Завтра буду как пьяная. Погладила руками живот. А вдруг там уже началась новая жизнь. Сережка обрадуется. Я ему в армию напишу, как только узнаю. Наташа легла на спину, положила руки за голову. Хочется плакать. Какие надежды  загадывала на вечер.  Будто по ее  просьбе Сережкину мать позвали на дежурство. Можно было провести вместе последнюю ночь. Каждая клеточка в ее теле трепещет. Как она ждала  близости! Нежные и сильные Сережкины руки коснутся ее обнаженных плеч, груди, бедер. Губы сольются в страстном поцелуе. Крупная слеза сорвалась с ресницы, покатилась по щеке, обжигая кожу, проследовала к подбородку, скатилась на шею, обдав холодом. Как быстро остывают слезы. Подумала девушка. И жизнь так же быстро проходит. Сегодня есть человек со своими радостями, горестями, печалями, проблемами, а завтра нет. И нет ни проблем, ни печалей, ни радостей. Ничего нет! Страшное слово — нет! Будто эхо отозвалось в ее груди, сердце наполнилось страхом и ужасом. Почему пришли в голову такие страшные мысли! Удивилась Наташа. Ведь ничего не случилось. Завтра будет новый день. Повернулась на кровати, положила руки на грудь, закрыла глаза. Устала, обиделась на Сережку, вот и одолевают мрачные грезы. — Надо заснуть! — трижды повторила вслух. Она поворачивается с боку на бок,  открывает глаза через каждые десять минут, прислушивается к тиканью часов, смотрит на светящиеся в темноте цифры. Но сон не идет. Время движется нестерпимо медленно. Слабый свет наступающего утра проник через штору, когда усталость окутала ее тяжелым сном.
   
                * * *
Милицейская машина остановилась у кафе. Громко хлопнула дверца. Два милиционера один за другим легко соскочили с подножки.
— Молодежь нынче озверела! Пьют, дерутся! —  оправил китель Геннадий Иванович.
— Что там стряслось! — сержант пошел вслед за участковым.
Геннадий Иванович толкнул стеклянную дверь, удивленно оглядел пустой зал.
— Опоздали! —   подошел к барной стойке.
Паренек в белой куртке, провел пальцем по тонкой ниточке темных усов.
— Здрасте, Геннадий Иванович!
— Что случилось? — мужчина положил синюю папку на барьер.
— Да уже все тихо!  — Обычная драка! — вот и Константина Андреевича спросите. — бармен отвернулся.
Заведующий виляющей походкой приблизился к служителям порядка.
— Извините, зря вас побеспокоили! Ребята  немного пошумели.
— Беспокоитесь за репутацию кафе? — смерил его презрительным взглядом Геннадий Иванович.
— Ну, как же! Не без этого! —  скривил губы в улыбке, заведующий.
— А вот я вам запишу ложный вызов! — постучал костяшкой указательного пальца по коже папки, майор.
— Да как же ложный! — Константин Андреевич достал из кармана костюма платок, вытер испарину, выступившую на лбу. — Ребята расшумелись, вот и сигнализировали!
— Сколько времени прошло с начала драки?
— Да минут пять, потом позвонили! — срывающимся, от волнения, голосом, произнес мужчина. — Драчуны выскочили на улицу, больше их никто и не видел. Помирились, наверное, и спят уже без задних ног. Вы уж извините! — он приложил ладонь к груди. — Выпить, закусить!
— Да нет, пойдем! — Геннадий Иванович прижал папку локтем, кивнул сержанту.
На крыльце, паренек тихонько заметил.
— Зря отказались! Я бы не прочь перекусить!
— Да я тоже  проголодался. Только, не хочется с ними связываться! Не знаю, как тебе объяснить, не доверяю ему. Пойдем к себе, чаю попьем. У меня в холодильнике  колбаса осталась.
Они сели в машину.
— Трогай! — скомандовал  участковый.
— А что драка! — повернул голову водитель.
— Без нас разобрались, и следы уничтожили! Не поймешь, что там произошло на самом деле.
Машина резко свернула налево.
— На дорогу смотри! — недовольно посмотрел на водителя участковый.               
               
Глава 6.

Утреннее небо осветилось слабым светом. Розовые лучи, словно прожектора,  пронзили голубизну небесного купола. Огненная корона медленно выплыла из-за  горизонта. Полоски света, словно перья огромной птицы, побежали по тихой водной глади небольшой городской реки. Где-то чирикнула  пичуга,  откликнулась другая и, набирая силу, зазвенел хор пернатых, прославляя новый день.
— Эх! — сдвинул на затылок старенькую, серую кепку, Степка, городской дворник. — Сколько раз встречаю рассвет, и летом и зимой, а не перестаю удивляться, сей красоте! Он прижал древко метлы к плечу, и не спеша, размеренными движениями, размахивая метлой направо и налево, двинулся по парковой аллее, напевая, незатейливый мотивчик, сочиненный в минуты унылой утренней обязанности.
— Дворник  нужная профессия! — тихо рассуждает  вслух. — Кто согласится подметать улицы? Все хотят в бизнесмены пробиться, в крутые. А убирать, кто будет? Степка! Больше некому. Так будь любезен, уважай Степку! 
Степана дурачка в городе все знают. Никто не помнит, как и когда он появился, где родился, рос, почему прозвали дурачком.  Все помнят его с метлой в руках, неизменно и в дождь, и в снег, убирающего улицы  квартала.  Мать в роддоме отказалась от ребенка. Вырос в  доме малютки. Потом в детском доме. И уже много лет трудится на благо  города. Он и сам  не помнит себя без метлы. Каждый день,  ранним утром выходит на уборку улиц, а после окончания работы, наведения лоска на тротуарах, пьет чай с белым батоном и малиновым вареньем, которое любит с раннего детства,  в небольшой каморке,  подвала единственной городской девятиэтажки.
Скребя метлой, Степан приблизился к  узкой дорожке, ведущей к обелиску.
— Кто ж так траву примял! — щеки  покрылись красными пятнами,  созерцая  безобразие. — Я  убираю,  стригу, а кто-то топтать будет! — он грозно поднял метлу над головой, угрожая невидимому противнику. — Вот я тебе! — крикнул,  размахивая своим оружием. — Ты мне только попадись! Уж за мной дело не станет! Так отдубасю, не обрадуешься! Степка убирает! Степкин труд уважать надо! 
Глаза парня остановились на бурых пятнах.
— Это кто еще нагадил?  Неужто, собаку выгуливали!
Наклонился, и ткнул  пальцем в ржавый след. Густая жидкость окрасила палец в красный цвет. Ванька поднес руку близко к глазам.
— Никак, кровь! —   привстав на цыпочки, оглядел вверенные ему владения.
Темное нагромождение возле обелиска  насторожило Степана. —  Пьяный что ль улегся? Так  я ему сейчас накостыляю! — Степка вприпрыжку, насколько позволяют старые галоши, сваливающиеся с босых ног, и которые,  удерживает, напрягая пятки, побежал к памятнику.
Еще издалека, ему показалось что-то странное в позе застывшего человека.  Не шевелится. Совсем пьяный? Или околел от водки!  Преодолев страх, Степан приблизился.
Вроде человек!  Оглядел дворник незнакомца.  Лицо вдавилось в решетку. Правая рука заломлена под живот. Остатки сгоревшей одежды прикрывают обугленное тело. Застывшая кровь густой маской облепила спутанные волосы.
— Господи! — перекрестился Степан.  — Никак, мертвый! —  отскочил от трупа и замер. — Что ж это делается! — прохрипел он. От волнения  пропал голос. Онемели руки и ноги.  Ткнуть метлой, может, еще жив! Повернуть, кто такой? Или,  бежать от страшного места, куда глаза глядят!   Степка  поднял метлу высоко над головой,  и, мыча от ужаса,  помчался по аллее.
Забиться в каморку и не выходить целый день! Решил он, но страшная картина стоит перед глазами. Образ несчастного пострадавшего, толи по своей нерасторопности, то ли, кто-то помог ему угодить в огонь, не покидает паренька.  Остановился, снял кепку, почесал затылок. Куда бегу! В милицию надо! Во куда! И развернувшись в противоположную сторону,  побежал к зданию  милицейского участка.  Подбежав,  присел на нижнюю ступеньку, вытер грязной ладонью пот со лба, оставив черный след. Несколько раз глубоко втянул в себя прохладный утренний воздух. Опершись на метлу, встал, поднялся по ступенькам и толкнул кулаком дверь. Дверца громко стукнулась о стену. Молодой сержант, сложив на столе руки, устроив таким манером, подушку, вздрогнул, поднял голову.
— Осторожнее нельзя! —  потер ладонью занемевшую шею. Окинул недовольным взглядом,  испуганного, бледного, с трясущимися губами,  раннего посетителя.
— Ну, что у тебя!
— Там, там! — брызжа слюной, заикаясь, произнес, Степка. — Там, у огня, человек сгорел!
— У какого огня, говори яснее! — закинув руки за голову, потянулся сержант. — У костра что ли?  Так вроде не зима еще, чтобы костры разводить! — усмехнулся, довольный своей остротой,  и подмигнул Степке.
— Памятник, огонь, человек! —   путаясь во рту, языком, прокричал Степка.
— Ты что кричишь! — застегивая пуговицы на кители, вышел из соседней комнаты, Геннадий Иванович.  — Присядь! —  положил руку на плечо Степана, усадил  на стул.
— Налей  воды! — повернулся  к сержанту. — Успокойся и расскажи! — мужчина протянул дворнику, стакан.
Зубы Степана застучали по стеклу, трясущаяся рука расплескала воду. Он отпил несколько глотков.
— Там, у памятника, человек!
— Покажешь? — встал Геннадий Иванович.
Степа кивнул.
— Пойдем, посмотрим! — участковый надел фуражку.
Они вышли из отделения. Степан,  размахивая метлой, побежал по тротуару в сторону парка.
Геннадий Иванович торопится следом за дворником. Что-то Степка напутал.   Может, пьяный прилег. А может, померещилось с перепоя.  Вчера, кто-нибудь из бомжей заглянул в каморку, угостил водкой. Вот и пригрезилось мужику. С кем не бывает. Зря спешим. Сейчас придем, а там уже и нет никого.  И вовсе не было. Ругать  нельзя! С дурака, спроса нет!   Пробежав несколько шагов по узкой тропинке, ведущей к обелиску, Геннадий Иванович уже издалека заметил у вечного огня на решетке, темный предмет. Куча старого тряпья, намеренно принесенного, чтобы осквернить памятник. Молодежь погуляла. Для них ничего святого нет!  Ну, я им задам! Решил участковый. Больше молчать не стану! Распустили! Сладу с ними нет! И чему только в школе  учат! Но, приближаясь к обелиску, он почувствовал, как сердце  сменило ритм. Нет, похоже, не мусор.
Степа уже приблизился к памятнику. Крепко, поставив древко метлы в грунт,  обнял веник, и замер, дожидаясь милиционеров.
У Геннадия Ивановича перехватило дыхание. Медленно, переставляя, вдруг онемевшие, ноги,  он приблизился.
Сомнений не может быть. Труп обгоревшего человека!  Пьяный, случайно, забредший, бомж, но факт налицо. Труп! Только этого не хватало! Такое  за годы службы в небольшом  городке не случалось видеть!
— Что делать будем, Геннадий Иванович? Скорую вызывать? —  тихо спросил Валера,
Мужчина,  словно очнулся от тяжелого сна.
— Да, конечно! И скорую,  и бригаду оперативников. Нам не справиться.  Придется Павлику поработать!   Если, не пьяный!  Значит, убийство!? Какая жестокость! — трясущиеся пальцы соскальзывают с цифр мобильника. Эх, раннее утро, человек нежится с молодой женой, а тут я.
— Алло! — откликнулся заспанный голос Павла.
— Извини, друг, знаю,  в отпуске.  Ты у нас квалифицированный специалист!
— Разбудили, так говорите, по существу! Что случилось?
— То ли несчастный случай, то ли убийство. У вечного огня, в парке!
— Сейчас буду! Ничего без меня не трогать!
Павел  поцеловал жену в пухлую, розовую, теплую, пахнущую чем-то душистым, щеку, и соскользнул с кровати.
— Ты куда? — Нина, не открывая глаз, повернулась на бок.
— Скоро приду! Спи!
Мужчина натянул брюки, заправил рубашку. Забежал в ванную, плеснул горсть холодной воды в лицо, надел туфли, и,  открыв дверь, вышел на площадку. 
Сбежав по лестнице, выскочил из подъезда,  на ходу продевая руки в рукава куртки, побежал по тротуару, поеживаясь от утреннего холода. Первое расследование убийства. Надо приложить все усилия для раскрытия.  Радость и тревога одновременно окутали его сознание.
— Наконец, то!  — встретил  молодого следователя, участковый.
— Ничего не трогали? — заикаясь, произнес,  Павел. — Труп опознали?
— Кто ж его опознает? —  вздохнул Геннадий Иванович.
Глаза Павла с удивлением рассматривают несчастного. То ли, бомж, забрел на огонек погреться.  То ли убийство. Но если убийство, то чудовищное, по своей жестокости.
Он приладил фотоаппарат, щелкнул. Подошел сбоку, щелкнул еще раз.
— Может быть, была драка? Где-нибудь недалеко?
Геннадий Иванович снял фуражку, почесал затылок.
— Вчера вечером  из кафе звонили. Приехали минут через двадцать, уже все было тихо.
Машина скорой помощи, резко затормозила возле аллеи.  Седой мужчина в белом халате  склонился над трупом.
— Парень молодой. Явно видны кровоподтеки на голове. Похоже, его сначала избили,  потом положили на огонь.
— Мог ли он сам упасть?
— Избитый? — Федор Григорьевич  из-под съехавших очков, поглядел на молодого следователя.
— Все подробности после вскрытия. Но вряд ли он мог сам приползти к памятнику.
— Если драка здесь и произошла!
— Возможно!
Геннадий Иванович сдвинул густые брови на переносице, наблюдая, как  санитары выполняют привычное, для них, дело. Принесли носилки, положили тело, прикрыли простыней. Отнесли в машину. И только когда, скорая, скрылась из виду, тихо произнес:
— Жаль парня!

Глава 7.

Павел, окинул взглядом монумент, и вспомнил, сказанную участковым фразу о происшедшем ночью в кафе, скандале. Выпили, поссорились, подрались, выскочили на улицу, побежали в сторону парка, а здесь, и случилось убийство. Молодежь нынче горячая!  Он  прошел вдоль аллеи. Примятая трава! Человека тащили. Вот и следы крови. Эксперт прав. Избили и положили на огонь!
— Пойдемте, в кафе!
Геннадий Иванович догнал Павла.
— Директор объяснил,   ребята, торжество отмечали, подрались и убежали.
— А посетители?
— Когда мы приехали,  в зале никого не было.
— Ясно!
Следователь поднялся по ступенькам, усмехнулся, увидев на входной двери замок, покачал головой.
— Здорово вы их напугали!
— Они никогда не закрывали!  А тут на все, что называется засовы! — Геннадий Иванович  постучал кулаком в стеклянную дверь. 
Павел  приложил ладонь к стеклу, заглянул  внутрь.
— Нет никого! Время раннее! Подождем! — участковый снял фуражку, провел ладонью по коротко остриженным волосам.
— Что значит, подождем!  — возмутился Павел. — Вызывайте директора, персонал.  Произошло убийство! А мы будем ждать! Звоните!
Геннадий Иванович вытащил из кармана мобильник, дрожащими пальцами стал нажимать на кнопки.
— С утра торчите под дверями?! Не терпится! Видите, нет никого!  — пожилая женщина,  в синем, повязанном по самые брови, платке,    сердито оглядела  мужчин.
Павел  почувствовал себя, нашкодившим школьником.
— Да, мы, собственно, по поводу вчерашней драки.
— Драка, как драка! Парнишки подрались и помирились. Какой вечер нынче без драки! — она сняла замок, толкнула дверь. — Я  ничего не знаю, мое дело убирать!
Мужчины  вошли вслед за ней в помещение.
— Кто дрался, можете сказать? Кого из компании  знаете?
Тяжело ступая полными ногами, уборщица  пошла вглубь зала, раскачивая бедрами.
— А хоть и знаю, не скажу! Директор не велел!
— Почему не скажете? — возмутился Павел, и подошел к женщине.  — В городе произошло ужасное убийство.  Если  хоть что-то знаете, обязаны рассказать!
Уборщица  попятилась от следователя, приложила натруженную ладонь к груди.
— Кого убили?
Павел прошел к столу, подвинул стул, сел, достал из кармана блокнот.
— Садитесь! И расскажите все, что знаете. Фамилия, имя, отчество!
— Прасковьей кличут! Фамилия Рыжикова. — она присела на край стула.
— Кто вчера был в кафе?
— Дети,  школу недавно закончили. Мишка с сестрой, Наташкой. Колька, Сергей, девчонки Маринка, Ирка, кажись, да сейчас и не вспомню. Володька, еще,  бизнесмена, сынок, и Людка. Кажись, они вечер справляли. Сергей заказывал, в армию,  уходит.
— Кто  начал драку?
— Откуда мне знать. Задрались, потом на улицу побежали.
— Что за ребята?
— Так говорю,  нынешние выпускники  из соседней школы. Живут все в одном  квартале. Только Володька в доме, на горке.
— Больше ничего не можете сказать?
— Так больше ничего и не видела! — она ясно представила, кровавый след на ковровой дорожке.  Володька с Николаем волокли по полу, потерявшего сознание, или уже убитого Сергея. Женщина тяжело вздохнула, вспомнила наказ директора, ничего не рассказывать, поправила концы косынки на голове, встала и пошла к барной стойке. Достала из кармана большую тряпку, смахнула пыль с полированной поверхности.  Рассказать следователю, какой ужас она вчера испытала? Но, вдруг закроют кафе, как напугал директор,  пенсии хватает только на хлеб и молоко. А здесь, все-таки можно прокормиться.  Прасковья до боли прикусила язык.
— Знает намного больше, чем  поведала! — наклонился к уху Павла, Геннадий Иванович, но не хочет, или боится говорить.
—  Драка произошла здесь! — поднялся со стула Павел.
— Директора ждать не будем? — удивился Геннадий Иванович.
— Надо торопиться! Одного участника происшествия  мы знаем! Он все расскажет. А с директором встретимся позже, он никуда не денется. Ребята, могут сбежать, или родители  у родственников спрячут. Ведь, наверняка, понимают, какое зло сотворили! — Павел почувствовал уверенность в своих предположениях, спрятал блокнот в карман, быстро прошагал к выходу. Геннадий Иванович и сержант Валера поспешили за ним.
Сбежав по ступенькам крылечка, Павел остановился, обернулся к спутникам.
— Сейчас, в домик на горке!
— Постановления на арест у нас нет! — потянул его за рукав, Геннадий Иванович.
— Нам незачем постановление!  Прежде, надо застать его дома, расспросить! Может быть, уборщица напутала. Потом будем решать, что делать!
                * * *
Тамара Николаевна приложила ладони к щекам, наклонилась к  большому, овальному зеркалу, вделанному в розовый кафель ванной комнаты, внимательно себя рассматривая. На носу темное пятнышко. Неужели,  возрастное? Надула щеки, с шумом выпустила воздух  через рот. Повторила упражнение, пять раз.
Взглянула на часы. Только восемь! Вадим с Володькой спят. Намеренно проснулась  пораньше, чтобы сделать освежающую маску.  Ей необходимо хорошо выглядеть. Впереди поход в косметический кабинет, потом забрать платье у портнихи.
Трель звонка  заглушила шум воды. Кто бы это мог быть, такую рань! Удивилась женщина, запахнув полы пеньюара.
— Милиция! Впускать! — услышала  взволнованный голос охранника.
— Проводи!  — она  широко распахнула  дверь на веранду.
— Геннадий Иванович! Вы к мужу?
Участковый смутился, оглядев полуодетую женщину.
— Владимир дома?
Павел прошел в прихожую. Широкий холл, встретил ярко освещенной люстрой, мягкий уголок, обитый кремовой, с люрексом, тканью. Такие же кресла окружают невысокий журнальный столик, с хрустальной вазой, в которой гордо вытянулись красные розы.
Кучеряво живут! Как нынче модно говорить, подумал парень. Переступил с ноги на ногу, борясь с неловкостью
— Сына позовите! Куда можно сесть? — повернулся  к хозяйке.
— Располагайтесь, как вам удобно! — развела Тамара руками. Пройдя к лестнице, ведущей на второй этаж, медленно стала подниматься, поглядывая на непрошеных  ранних гостей.
— Володя, сыночек, к тебе пришли! — раздался сверху ее голос.
— Отстань! Не мешай спать! — послышался недовольный крик.
— Ты как с матерью разговариваешь? Вставай сейчас же! Милиция пришла! С тобой желают говорить! Спускайся!
— Какая еще милиция! Не ври! Иди, занимайся своими делами! Дай поспать!
Павел нервно передернул плечами,  взбежал по лестнице.
— Владимир! Открой!  Следователь Бугров! Поговорить надо!
— Там открыто! —  откликнулись за дверью.
Павел толкнул дверь, шагнул через порог. На широкой кровати, накрыв ноги одеялом, сидит взлохмаченный паренек. Правый глаз украшает синий кровоподтек.
— Вовочка, что с глазиком! — приблизилась к сыну Тамара Николаевна.
— Отойди, не твое дело! — оттолкнул мать, Володька.
Павел оглядел комнату. Широкой, дубовый стол, с последней моделью компьютера. Шкаф с зеркалом. В беспорядке разбросанная одежда по стульям. Накренившаяся вешалка.  Вчера, после гулянья,  не видел, куда бросает одежду. Похоже, уборщица не солгала. Он, уж точно, был в числе подравшихся в кафе. Павел сбросил со стула  темно синий пиджак, подвинул стул к кровати, сел, устремил  взгляд на парня.
— Рассказывай, с кем вчера дрался?
Володька отодвинулся к спинке кровати, побледнел, заикаясь, по слогам, произнес.
— Я не дрался! Он первый начал.
— Кто первый?
— Зазнавала этот!
— Значит,  не отрицаешь,  драка  была. Кто зазнавала?
— Да, Серега. Он первый начал. А я что, я ничего.
— Кто еще участвовал в драке? — Павел достал блокнот, просверлил взглядом парня. — Подробнее, пожалуйста, все что знаешь!
— Вовочка! — хлопнула в ладоши, Тамара Николаевна. — Ты подрался с Сережей? Зачем? — она положила ладонь на руку Геннадия Ивановича. — Не может быть! Они с Сережей друзья. Вовочка не мог его побить! Поверьте,  мальчика оклеветали!
Геннадий Иванович отстранился от женщины.
— Вы даже не в курсе, где ваш мальчик ходит и чем занимается!
— Вовочка, скажи, это неправда! — Тамара подошла  к сыну, провела ладонью по волосам.
— Мать, отстань, не до тебя!
Тамара Николаевна  закрыла лицо руками. Щеки ее горят. Впервые она ощутила стыд и досаду. Сын при посторонних неподчительно обращается с нею.  То, что Володя участник какой-то драки, волновало мало. Вадик все уладит!
— Этого не может быть! — громко произнесла Тамара. Глаза присутствующих устремились на нее. — Этого не может быть! Мой сын не участвовал в драке! Вы путаете, господа!
Препротивная дамочка! Подумал Павел и снова пробуравил взглядом Владимира.
—  Повод драки, кто, с кем?
— Да, не помню! — Володька вытер ладонью взмокший лоб. — Пьяный был. Вроде, Мишка  начал кричать на Серегу. Они часто ругаются из-за Наташки.
— Кто Наташка?
— Сеструха, Мишкина. У Сереги с нею шуры-муры!
— Так, дальше!
— Ну, потом все и задрались!
— Кто еще присутствовал в вашей компании?
— Ну, мы, значит, собрались Сережку провожать. То есть, Серега затеял этот пир. Из-за него и драка вышла.
— Сергей вас пригласил на вечер, правильно я понял? — Павел постучал ладонью по блокноту. — По какому поводу пригласил?
— Так он, в армию уходит, сегодня или завтра? — он почесал затылок. — Да я, не помню, отстаньте? Идите вы все?
На скулах Павла задвигались нервные желваки.
— Ты как разговариваешь?  Посажу в сизо, все расскажешь! Подозреваешься в убийстве товарища? — Павел встал. — А ну, быстро одеваться! Возимся здесь, с тобой!
— Вовочка, что же это!? — взвизгнула Тамара Николаевна. — Вадик, Вадик, скорей сюда, сюда! — она тяжело опустилась на кровать, приложила руки к груди. — Ой, сердце! Инфаркт!
— Не паясничай, мать! — Володька послушно соскочил с постели, прыгая на одной ноге, старается попасть в штанину мятых брюк. Спина покрылась холодным потом. Как этот, мужик сказал. Убийство! Значит, Серега умер там, у вечного огня.  А мы надеялись,  он очухается и уйдет домой. Так, он умер! Что теперь будет? Дрожащие пальцы с трудом проталкивают пуговицы в петли рубашки.
— Что здесь происходит? — крупная фигура в полосатой пижаме закрыла дверной проем.  — Где Семен? Как вы вошли, молодые люди!? — полные щеки хозяина подрагивают от нескрываемого гнева. — Тамарочка, объясни, что происходит? Кто эти люди?
— Отец, не выпендривайся!  — скосил глаза,  Владимир.
— Семен сказал, милиция! Я разрешила впустить! — забормотала женщина, оправдываясь перед хозяином.
Похоже, только она и слушается своего толстяка! Промелькнуло в голове у Павла. А сын предоставлен сам себе, не уважает ни отца, ни мать.
— Куда вы его уводите! Предъявите ордер на арест! — Вадим Евгеньевич   преградил дорогу.
Владимир  отодвинул отца, вышел из комнаты, медленно  стал спускаться по ступенькам.
— Успокойтесь! — остановился Павел перед взволнованным и рассерженным хозяином. — Мы его не арестовали. Поговорим в отделении. Здесь обстановка не позволяет сосредоточиться ни ему, ни мне.
— А…, а…, — закричала Тамара, приложила ладони к груди и упала на постель. —  Куда ты. Вовочка?
Павел смело встретил, полный презрения взгляд Вадима Евгеньевича. Ну и семейка!  Уверен в своей власти. Посмотрим кто кого! —  Успокойте жену. Через час он вернется! Я Вам обещаю!  — он  быстро вышел из комнаты.
— Как бы ни убежал! — Геннадий Иванович сбежал по ступенькам, огляделся. Володи в холле не было. — Сбежал, подлец! —  выскочил на крыльцо. Парень, засунув руки в карманы, втянул голову в плечи, и как, нахохлившийся воробей, покачивается с пятки на носок.
— Ух, ты! — Геннадий Иванович достал из кармана платок, вытер намокший лоб.
— Беспокоитесь,  сбегу? — подмигнул Володька, и скривил тонкие губы в наглой усмешке. — Кого мне бояться? Вас, что ли? Я ничего не сделал. Подумаешь, подрались! Задерживать не имеете права! И вообще, ничего не стану рассказывать без адвоката!
— Иди! — слегка толкнул его в спину Павел. — Грамотные все стали! Без адвоката не станет  разговаривать! Я тебе предъявлю такие факты,  в штаны сделаешь, и выложишь все, что знаешь, как на духу!
— Не  толкайся! — повернулся к следователю, Володька. — Тоже мне, представитель власти! У самого еще молоко на губах не обсохло!  Карьеру на мне хочешь сделать! Выслужиться!
— Пусть тебя моя карьера не волнует! Иди, без пререканий! А то пятнадцать суток схлопочешь за грубость при исполнении! На это у меня прав предостаточно!
Геннадий Иванович подошел к парню, крепко сомкнул пальцы на его локте. У Володьки тревожно забилось сердце.  Он покорно залез в машину, сел на сиденье, поглядел сквозь зарешеченное окошко.  Предстоит мне дальняя дорога в казенный дом, как предсказала недавно, Маринка на картах. Зачем я пошел на этот проклятый вечер! Не люблю Серегу, постоянно у меня с ним конфликты. Погоди! Остановил он ход тревожных мыслей. А может быть, еще какая драка случилась?  Следователь ведь не сказал ни слова, ни о Кольке, ни о Мишке. Может быть ошибка?
При виде тяжелых створок двери, окрашенной под дуб, с надписью «Милиция», у Володьки затряслись колени. Не выпустят, чует мое сердце, вздохнул парень, тяжело переступая порог. В коридоре он впервые за всю свою недолгую жизнь, ощутил, как хороша свобода. И как страшно ее потерять. Спотыкаясь,  дошел до кабинета, в который его, отяжелевшего от страха, буквально втащил, участковый.
Павел прошел к столу, подвинул стул, кивнул побледневшему пареньку.
— Присаживайся!
Глаза Володьки с тревогой следят за движениями следователя. Выдвинул ящик стола, достал синенькую папку, раскрыл, аккуратно положил на стол лист чистой бумаги, из пластмассового стаканчика вытащил ручку. Он ведь в отпуске. Вспомнил Володька. Женился недавно. Неужели дело настолько серьезно, что его отозвали на работу? Строит из себя! Вдруг охватил паренька гнев. Без году неделю работает, а воображает!
— Давай, рассказывай!
Володька прищурил левый глаз, откинулся на спинку стула.
— Что рассказывать! Ничего не знаю!
— С кем вчера гуляли в кафе?
— Так Серега пригласил, вечер прощальный устраивал, в армию уходит.
— Кто присутствовал на вечере?
— Не помню! — Володька вдруг испугался. Назову, значит, всех заложу. Пойдут выспрашивать. Возможно, они уже и Мишку, и Кольку забрали. Может быть, Серега на всех наклепал?
— У меня есть показания, кто присутствовал на вечеринке. Город у нас небольшой, многие видели вас в кафе.
Холодный пот выступил у парня на спине.
— Чистосердечное признание, половина наказания! — постукивая ручкой по стакану, тихо произнес, Павел. — Я жду!
— Без адвоката ничего не скажу! —  голос Володьки сорвался, на визг.
— Ты брось! Я тебя пока, как человека спрашиваю! — повысил голос Павел.— Нечего здесь спектакль разыгрывать!
— Так я что, я рассказываю! — забормотал Володька. — Вчера Серега устроил вечер в кафе. Мы все пришли.
— Кто, назови по именам! — Павел склонился над листом, быстро водя самопиской.
— Серега, я, значит, Колька, Мишка и девчонки. Наташка, Мишкина сеструха, Ирка, Людка и Маринка. Посидели, выпили.
— Что пили?
— Шампанское!
— С чего драка началась?
— Не помню, не видел. Мишка с Серегой  раскричались, потом кто-то крикнул, наших, бьют. Ну и началась куча-мала. Я не помню, честно!
— Пили шампанское, и ничего не помнишь? А если на экспертизу отведу.
Володька провел ладонью по взмокшему лбу.
— Я водку принес!
— Так, уже ближе к делу.
— Мы через пятнадцать минут, как позвонили из кафе, приехали, никого в зале не было! — вмешался Геннадий Иванович.
— Так мы ушли домой! Кого убили? Мы никого не убивали! — Володька решил  предотвратить обвинение. Ведь следователь там,  в его спальне не назвал имя убитого. Может быть, это вовсе и не Сережка, а кто еще. Зачем сознаваться, рассказывать подробности!  Сам себе дело сошью? 
— Кто кого бил, что делали после, как вышли из кафе.
— Не помню я ничего, начальник! — заскулил Володька и замотал склоненной головой, как усталый конь в стойле.
— Назови фамилии и адреса всех, кто был на вашей вечеринке.
— Это, пожалуйста!  Я же говорю! Сережка  Никитин, виновник, так сказать, торжества. Мишка и Наташка Федоровы, Колька Шарапов, Маринка Голубкина, подружка моя. Кстати, она подтвердит, я никого не бил. Что девчонок тоже всех назвать? Так они, вроде, в туалет ушли, когда мы задрались.
— Помнишь? Давай дальше называй.
— Людка еще  Гущина, Ирка Старцева. Больше никого не было.
— Адреса!?
— Они все на квартале проживают,  квартиры  не помню.
— У меня есть в книге,  сейчас принесу! — поднялся Геннадий Иванович.
Через минуту, книга с переписью, проживающих на участке, легла на стол следователя.
— Отпускай парня! С него мало толку! — наклонился к следователю, участковый. Пройдем по домам. Все равно у нас ордера нет на задержание.
— Распишись! — Павел подвинул Володьке, протокол.
— Что писать?
— Записано с моих слов, верно, и подпись!
Владимир подвинул листок,  непослушными  пальцами,  нацарапал свою подпись. Однако, руки трясутся у молодца!  Заметил  Павел. То ли с перепоя, то ли от страха.
—Никуда из города не выезжать! Понял!  Свободен!
Следователь едва сдержал смех, наблюдая, как проворно вскочил Владимир, и скрылся за дверью. Он  доволен собой. Все-таки, первое дело! Начал неплохо!
— Обойдем, что ли, остальных? — Геннадий Иванович оправил китель, взял папку. — Иди домой! —  повернулся  к сержанту. — Носом клюешь после дежурства!
Павел поглядел в окно.  Легкие утренние облака, обгоняют друг друга. Только дождя не надо!  И так на душе тяжко!
— Не пойму,  убили товарища и ничего не помнят!
— Может быть, действительно выскочили на улицу и разошлись по домам, а обгоревший труп вовсе не из их компании! — возразил Геннадий Иванович. Ему не очень верится в Пинкертонские способности молодого следователя.  Год в городе. Ни одного стоящего дела.  Не преуспел ни в  жизни, ни в карьере! Разве, что женился, с ходу! А тут убийство! Возможность проявить  профессионализм. 
— Не исключено! Только, уверен, погибший из их компании. И они упорно скрывают ход драки!  —  встретил взгляд участкового, Павел.
— Ты про убитого ничего не расспрашивал!
— Намеренно! Кто-нибудь  расскажет о подробностях драки. — К кому сначала зайдем? — он собрал со стола бумаги, положил в ящик стола. Не торопясь, прошел по кабинету к выходу.

Глава 8.
               
Прозвенел и замолк звонок.
После продолжительной паузы,  Геннадий Иванович снова нажал на черную кнопку.
Наконец, щелкнул замок, лохматая голова заспанного мужчины показалась в проеме. Глаза широко открылись, сон сразу пропал, увидев участкового при всем параде.
— Что стряслось? — распахнул  дверь Андрей Петрович. — Проходите, я сейчас!  —  смущенно запахнул на груди  пижаму.
Геннадий Иванович и Павел прошли в прихожую.
— На кухню проходите, жена спит, после дежурства. Трудная ночь была.
Павел оглядел прихожую. Здесь победнее, но тоже, видно, люди достатка. Глянул в зеркало, в широкой резной рамке, пригладил волосы.
— Наш новый следователь! — представил Павла Геннадий Иванович. — Сынок ваш дома?
— Спит!  — мужчина побледнел.— Вчера они  товарища в армию провожали.
— Мы как раз по этому поводу, разбудите! — Павел прошел на кухню. Чистоплотная хозяйка! Оглядел, выложенные до середины стены белым кафелем, навесные полки с закрытыми дверцами. Подвинул стул, сел, достал блокнот.
Андрей вошел в комнату сына.
— Вставай!  Милиция к тебе пришла!
Колька потянул одеяло, повернулся на бок.
— Не слышишь! Что тебе говорят! Дурака валяешь!
Николаю не понять слов отца. Тупая  боль сковала тисками,  голову. Зря вчера выпил водки.  Провел ладонью по лбу, потер затылок.
— Долго  будешь валяться! — отец больно сдавил его плечо.
— Ну, что случилось, пап!? — Колька открыл глаза, приподнял голову. — На тренировку не пойду, не могу, передай тренеру, завтра приду.
— Я тебе не пойду! Ты у меня не пойдешь! Милиция к тебе пришла! Или так вчера напился, что не понимаешь, о чем говорят?
— Какая милиция? Зачем? — Колька сел на постели, въезрошил ладонями волосы? — Ты серьезно, пап?
Щеки Кольки побледнели. Зубы забили дробь. Сережка? Неужели убили? Не может быть! А если? Скажу, ничего не знаю! Свесил ноги, потер ступнями одна о другую. Потянул со спинки кровати потертые джинсы.
Наблюдая, как Николай медленно застегивает замок на брюках, тяжелое предчувствие овладело Андреем.
— Что ты натворил?
— Ничего, пап! — справившись со штанами, Колька  вышел из комнаты. Отец прошел следом.  — На кухне они.
Парень  заглянул  в приоткрытую дверь. Участковый, заложив руки за спину, рассматривает календарь. За столом  молодой парень, склонился над раскрытым блокнотом.
Ух, ты, напугал папаша! Вот же Сережка сидит,  заявил в милицию, пожаловался, что избили, падла! А я думал он настоящий мужик! Ошибался, значит в его порядочности. Парень поднял голову, постучал ручкой по блокноту, встретился взглядом с вошедшим хозяином.
— Ну и где же ваш сын?
По спине Кольки пробежали мурашки. Это не Сережка! Этот постарше будет! Мент!?  Он шагнул в ванную, открыл кран, набрал горсть воды, плеснул в лицо. Что спрашивать станут? Что говорить? Холодные капли побежали по щекам, подбородку, обожгли грудь. Не вытираясь,  упершись ладонью о стену, тяжело переставляя непослушные ноги, приблизился к кухне.
— Проходи! Не прячься за отца! — чеканя слова, произнес мужчина, сидящий у стола.— Мы тебя слушаем!
— Что говорить? —  парнишка почесал затылок.
— Где вчера был. Как устроили драку?
— В кафе сидели.  Сережку в армию провожали.
— Какого Сережку?
— Одноклассника!
— Дрались с кем?
Николай переступил с ноги на ногу. — Между собой повздорили немного и разошлись по домам.
Павел внимательно оглядел парня. Широкий торс, под загорелой кожей играют мускулы. Такой может  серьезно поколотить. Глаза прячет. Чувствует за собой грех. Но кто, же оказался у вечного огня? Случайный прохожий? Может быть, не стоит сейчас выспрашивать подробности? Их было четверо. Володя, Николай, Мишка и Сергей.  Надо навестить  остальных.
— Говоришь, разошлись по домам?
Колька  утвердительно качнул  головой.
Павел встал. — Попрошу никуда не отлучаться!
                * * *
Быстро шагая по улице, Павел снова и снова мысленно повторяет. Кто сгорел у вечного огня!? Неужели эти парнишки, вчерашние школьники так жестоко обошлись со своим товарищем!?  Ведь они явно не все рассказывают. Действительно, ничего не помнят!? Упились до потери памяти? У двоих из четверых друзей побывали. Один явный грубиян, никого не уважает, ни отца, ни мать. Тем более не станет уважать друзей. Эгоист, о себе высокого мнения, хотя ничего, собой не представляет. Второй неприятный тип, но силы не занимать, не потерпит оскорблений.
Геннадий Иванович коснулся локтя следователя.
— К Федоровым зайдем! Михаил моложе на год? Нарушений  не было.  Мать трудяга, в ресторане работает, посуду моет, бабушка на пенсии, сестренка Наташка, близняшки с Мишкой. Отец года четыре, как умер, разбился в аварии. Вот их дом! — указал майор на четырехэтажку.
Поднимаясь по лестнице, Павел испытывает тревогу. Что если они расправились с этим подростком? Понятно, он не в состоянии постоять за себя с такими оболтусами. Из-за сестры поссорились.
Участковый нажал на кнопку звонка. Павел переступил с ноги на ногу. Время, пока открыли дверь,  показалось вечностью.
Ухоженная старушка с короткой стрижкой,  седых волос, задержала строгий взгляд на Павле, потом перевела глаза на участкового.
— Случилось что, Геннадий Иванович?
— Михаил дома?
— Спит! Проходите! С утра хлопочете?
— Служба! Варвара Михайловна! — Геннадий Иванович пропустил Павла вперед. — Следователь!
Павел облегченно вздохнул. С Мишкой все в порядке. Может быть действительно, подрались, помирились и разошлись по домам. У огня пьяный  сгорел. Ночи стали прохладные.  Несколько дней назад, сам видел, как там бомжи грелись.
— Мишка, вставай, к тебе пришли! Что натворил негодник!? — прозвенел бабкин голос.
Боевая старушка! С уважением отметил Павел.  Подошел к столу, подвинул стул.
— Да вы, располагайтесь, чаю, может быть?  Мы еще не завтракали.
— Не беспокойтесь! — остановил ее Геннадий Иванович. — Мы с Михаилом побеседуем и пойдем.
— Да он сейчас! Мишка идешь ты или нет? — крикнула женщина. — Вот, теперь и дочка проснется,  разволнуется, а у нее сердце больное.
— Ну что такое! В выходной день спать не даете! — в проеме двери,  возникла заспанная, недовольная физиономия паренька.
— Входи, входи, не робей! — повернулся к нему участковый. — Давай рассказывай, что вчера натворили?
Павел увидел, как лицо паренька побледнело, он дернулся, словно собираясь бежать, но, похоже, страх сковал  руки и ноги. Заикаясь,  тихо забормотал.
— Я что, я ничего. Он первый начал. А потом все стали драться. — Мишка прикрыл ладонью рот.
— Дальше! — произнес Павел.
— Я ничего не знаю! Пусть Колька с Володькой рассказывают.
Павел заметил  ужас в его глазах.
— Они уже все рассказали. Теперь твоя очередь! — следователь постучал синей самопиской по блокноту.
Мишка взъерошил ладонями волосы, в глазах заблестели слезы.
— Я ничего не делал, только сказал, чтобы он к Наташке не подходил.
— Кто?
На лбу паренька выступили крупные капли  влаги.
— Сережка живой?
—Вы кого избили?
Мишка быстро закрутил головой.
— Мы никого не били. Так надавали друг  другу и все!
Тревога и растерянность паренька, подсказали следователю. Михаил боится рассказывать, чтобы не подвести товарищей. Или заранее сговорились?
— Рассказывай, что с Сергеем сделали?
— Ничего не делали, подрались, потом помирились и разошлись по домам! — Мишка потер кулаками глаза.
В комнату вбежала девочка. Побледневшее лицо, растрепанные волосы рассыпались по плечам, по бледному лицу текут слезы. Наташа подскочила к брату, схватила за плечи, с силой затрясла.
— Что вы с ним сделали? Рассказывай, подлец, ты все знаешь!
Маленькие кулачки забарабанили по Мишкиной груди.
— Убью,  если узнаю!
Женщина, на ходу завязывая тесемки наброшенного халата, подскочила к дочери, схватила за руки, обняла, прижала к груди.
— Успокойся, доченька, ничего не случилось! Не надо расстраиваться!
Мать, понял Павел. Все трое похожи, как капли воды.
— Что они натворили?  — В глазах женщины, блестит влага, дрожит голос. — Скажите, не скрывайте! Я должна все знать!
— Любаша, тебе нельзя волноваться! — Варвара Михайловна тяжело опустилась на стул, приложила ладонь к груди.
— Так, что же случилось?  — Люба не отрывает взгляда от следователя.
— Вчера в кафе произошла драка, я пытаюсь восстановить подробности происшедшего.
Брови Любы сошлись на переносице.— Разобраться сначала надо!
— Именно это я пытаюсь сделать. Но они ничего не рассказывают.
Павел почесал затылок, встал, закрыл блокнот.
— Попрошу, никуда не отлучаться без моего разрешения.
На улице, Геннадий Иванович, снял фуражку, достал из кармана большой платок, вытер пот со лба.
— Навели страху, ничего не скажешь! —  скривил губы в невеселой улыбке.
— Что ж, — согласился Павел. — Такая наша работа! Появление в доме милиции,  не приносит радости хозяевам. Мы выяснили,  трое из четверых подравшихся живы и здоровы. Уже хорошо! Если четвертый, Сергей, а они все говорят, что он первым развязал драку, цел и невредим, искать потерпевшего у огня, будем в другом месте.
 
Глава 9.               

Надежда Ивановна дважды повернула ключ в замке, толкнула дверь. В прихожей тяжело опустилась на ящик с обувью. Провела ладонями по гладко зачесанным волосам, поправила воротничок на платье. Тишина в квартире насторожила. Сергей спит после гулянья! Может быть, Наташа с ним. На цыпочках приблизилась к двери комнаты сына, приложила ухо к холодной, крашеной поверхности. Открою и смущу обоих. Надавила, на  дверь ладонью,  заглянула в проем.  Кровать аккуратно убрана, покрывало не смято. На столе стопкой сложены книги. Штора не задернута. Не приходил домой!? Удивилась Надежда Ивановна.   Гуляли по улице, как мы когда-то с его отцом.  Раньше к любви относились бережно. Дмитрий тоже застенчивым был, до свадьбы  ни разу не решился поцеловать. Она вздохнула, села на кровать, бессмысленным взглядом уставилась на фотографию в рамке, где сфотографировались у машины, втроем на фоне полосатого дорожного столбика. Женщина грустно улыбнулась.  Немного смазано. Дима поставил фотоаппарат на капот машины. Положила руки на колени, разгладила ткань платья. Раздеться,  съесть что-нибудь. В холодильнике найдется пара бутербродов. Только с силами соберусь. Женщина вздрогнула, от прозвеневшего звонка у входной двери.  Медленно поднялась,  пошла в коридор. Пальцы долго не могут справиться со щеколдой. Как же я сегодня устала. Никогда так не уставала на дежурстве.
— Сын дома? — Геннадий Иванович  приложил ладонь к козырьку фуражки.
— Заходите! — Надежда Ивановна распахнула дверь, посторонилась. —  Сережи нет! —  Я  с ночного дежурства. Похоже, он домой не приходил. Вчера  с товарищами в кафе устраивали вечер. Завтра  уходит на службу в армию.
— Где он может быть? — Павел прошел в комнату, внимательно окинул взглядом жилище. Не богато, но со вкусом! — Комнату Сергея можно посмотреть?
— Конечно, пожалуйста! — женщина  распахнула дверь.
Действительно,  домой не приходил. Кровать аккуратно застелена чистым недорогим  зеленым покрывалом. У изголовья углом поставлена подушка. На письменном столе у окна компьютер, стопкой сложены книги  в правом углу. На стенных полках и в книжном шкафу, книги, книги. Заметив удивленный взгляд Павла, Надежда Ивановна улыбнулась.
— Читать любит! И художественную, и учебники. В Москву, на архитектора готовится.  Отслужу, говорит, потом учеба!
Гордится сыном. Подумал Павел и вздохнул. Недобрые предчувствия овладели им.
— Сережа что-то натворил? — щеки женщины побледнели. — Вы не скрывайте, он от меня никогда ничего не скрывает. Как отец погиб, мы с ним душа в душу живем! — она не отводит беспокойного взгляда от лица следователя. Дрожащие пальцы коснулись ворота кофточки, теребят пуговицу. —  Хотя он у меня смирный, выдержанный, в драку редко ввязывается. Отец таким же был, он весь в отца!
— А вот вчера в драку ввязался! — участковый снял фуражку, присел на стул у стола.
— Я виновата! Вчера  должна была на их вечере присутствовать, да на дежурство вызвали! — женщина приложила ладони к покрасневшим щекам.
—  Девушка у него есть?
Надежда Ивановна приложила ладонь к груди, пытаясь сдержать громкие и тяжелые удары сердца. Кивнула, не отводя взгляда от участкового.
 — Наташку люблю, если что, он женится, все понимаю, дело молодое,  я ж не зверь!
Павел опустил голову, стараясь не смотреть в глаза женщине.
— Мы пойдем! Когда Сергей придет, скажите,  пусть в участок зайдет!
Павел направился к выходу, Геннадий Иванович последовал за ним.
— И сильно подрались? — женщина поспешила следом. — Все живы, здоровы?
— Не беспокойтесь!   — Геннадий Николаевич положил руку на плечо женщине. — Когда ему на пункт назначено явиться?
— Завтра! — Надежда Ивановна посмотрела на Павла. Но тот не подняв головы, щелкнул замком и вышел на площадку.
Мужчины медленно  спускаются по ступенькам. Надежда Ивановна застыла в проеме двери, не в силах сойти с места. Скрывают. Что-то случилось. Она смотрела вслед, пока они не вышли из подъезда. Потом вернулась в прихожую, закрыла дверь, прошла в комнату сына. Где же он?  Наташе  позвонить? Неудобно. Подведу девчонку, мать с бабушкой разволнуются. Дождусь, пока Сергей придет. Надо было поменяться дежурством, и пойти с ним в кафе, тогда ничего бы не случилось. А что случилось?  Сердце участило удары. Присела на край кровати. Ну, подрались, с кем из мальчишек в этом возрасте не бывает? Тогда где он? Часы громко пробили два удара. Девять часов утра! Еще рано!  Но всю ночь гуляли! Сколько можно? Пора бы придти домой. Нет, все-таки позвоню. Встала, вышла в комнату, набрала номер мобильника. Гудки, гудки, гудки и тишина! Какая зловещая тишина! Что делать? Встревожилась женщина. К участковому  пойти?  Он ведь только ушел. И ничего не знает.  Она вошла в кухню, зажгла газ на плите,  поставила чайник. Села на табурет. Есть не хочется!  Утомилась! Надо прилечь, решила Надя. Выключила плиту,  прошла в комнату, села на диван, скинула тапочки, поправила подушку,  легла,  натянула до подбородка мягкий плед, закрыла глаза. Немного посплю, пока Сережка явится, вместе  позавтракаем, успокоила себя, женщина.
                * * *
Павел Андреевич прищурил глаза под яркими лучами  солнца. Очки  не взял. Посмотрел на мыски туфель. Уже запылились. Он старается думать о различных пустяках,  отгоняя тяжелые мысли.  Стайка птиц, с криком пронеслась над  головой, уселась на ветке раскидистого дуба у тротуара.
— Ты  думаешь, это они Сергея? — Геннадий Иванович поправил на голове фуражку.
— Ничего не думаю! Боюсь думать! — не поворачивая головы, произнес Павел. — Страшно, мне, Геннадий Иванович. Страшно и жутко. Предчувствия нехорошие.
— Насчет предчувствий,  брат, загнул. Ты милиционер, а не гадалка. Пока не готовы материалы экспертизы, паниковать не надо!
— Жаль мне ее, очень жаль!
— Ты в отделение? — остановился у поворота Геннадий Иванович.
— Зайду,  жену успокою. Теперь, наше свадебное путешествие не скоро  состоится.
— Ничего, раскроешь дело, потом и поедете. Я  тоже домой, после ночи голова гудит. Уже возраст не тот, чтобы сутками  на работе пропадать!
                * * *
Павел повернул ключ в замке, потянул за собой дверь, снял туфли, на цыпочках прошел в ванную. Открыл кран, подставил лицо под холодную струю.
— Слышу, слышу! — голос Нины, словно  колокольчик разнесся по квартире. — Медовый месяц не закончился, а  он уже от жены с утра удирает! — дверь ванной раскрылась. Разрумянившаяся  Нина возникла за спиной мужа. — Сейчас я тебе разборку устрою! — пухлые губки сложились в обиженную гримасу.
Павел  обнял жену, прижался  щекой к теплой, гладкой коже.
— Ой! — взвизгнула Нина, пытаясь вырваться из цепких объятий мужа. — Мокрый, холодный, фу, терпеть тебя не могу!
— Это кто меня не любит? — он прижался губами к виску Нины. Запах духов, ароматного мыла стукнул в голову, словно вино.
Нина покорилась,  крепко сомкнула руки на шее мужа.
— Только не сейчас, блины на плите, со сметаной, как ты любишь!
— Тогда, корми! — Павел пошел следом за Ниной, отгоняя желание обнять, покрыть поцелуями ее лицо, шею, грудь, прижаться к ней всем телом и забыть сегодняшнее утро. Нет, не сейчас. Поем и на работу. Может быть, результаты экспертизы уже готовы.  Зашел на кухню,  сел к столу, вдохнул аромат свежеиспеченных блинов, сложенных горкой на широком блюде Ловкие руки жены положили на тарелку  аппетитные кусочки, подвинули  чашку со сметаной, бокал с кофе.
— Пожалте,  барин, завтрак! — склонилась Нина в шутливом поклоне.
— Спасибо, дорогая! — Павел  занялся едой.
— Вкусно!? — женщина улыбнулась, наблюдая, как муж есть блины, присела  напротив, поставила локоток на стол, подперла подбородок.
— Очень! — кивнул Павел. — А ты ела?
— Что ж я возле еды и буду голодать? — рассмеялась, Нина. — Себя я в первую очередь покормила. Дождешься тебя, как же!
— Извини,  такая работа!
— Ладно, не извиняйся! Понимаю! Знаю, за кого замуж шла!
Павел взглянул в глаза жены. Прочел в ее взгляде,  участие и уважение.
— Спасибо, Нинулька! — ему захотелось рассказать жене о  первом  серьезном деле, поделиться сомнениями и предположениями. Но он остановил себя. Еще и рассказывать, собственно, нечего. Отодвинул тарелку, пустой бокал, встал.
— Спасибо, дорогая! Очень вкусно!
— На работу! — подмигнула Нина, — До вечера! А отпуск?
— Одно дело разберу,  потом в отпуск! —  виновато переступил с ноги на ногу, почесал затылок.
— Ну, что с тобой поделать! Подчиняюсь! — Нина поднесла ладошку к виску. — Есть, ждать, товарищ начальник!

Глава 10.

Молодой следователь идет по знакомой дорожке к месту работы, впервые ощущая горечь от своей профессии. Думал, буду пользу  приносить. Выходит, одни неприятности. С утра людям настроение испортил. И даже не знаю, была причина или нет. Может быть, с Геннадием Ивановичем раздули из мухи слона. Надо было сначала экспертизы дождаться, а мы, сразу по домам пошли. Ну, подумаешь, подрались пареньки. Нет, не умею  работать!
Потянул ручку двери, створка громко хлопнула. Посмотрел на дежурного, склонившегося за раскрытой книгой за стеклом.
Сержант вскочил, приложил руку к козырьку фуражки.
— За время  дежурства происшествий не произошло! —  отрапортовал парень.
Павел покраснел. Он еще не  привык  к такому вниманию.
— Садитесь! — кивнул пареньку. Прошел вестибюль, поднялся на второй этаж, в кабинет.
Алексей встал.
— Здравствуйте, Павел Андреевич! Заключение экспертизы принесли.
Павел прошел к столу. Увидев на столе листы бумаги, заполненные текстом, почувствовал, как загорелось огнем все тело, будто  вошел в парную, пот крупными каплями выступил на лбу. Не отрывая взгляда от  листков,  снял пиджак, повесил на спинку стула,  сел, положил локти на стол. Поймал себя на мысли,  намеренно тянет время, отодвигая просмотр бумаг. Тяжело вздохнул, подвинул листки,  склонился над текстом. Глаза будто застлал туман. Буквы замелькали в диком танце. Потер ладонью лоб. Ну же, читай, не трусь!
«Труп принадлежит молодому человеку, не старше девятнадцати лет. Тело сильно повреждено ударами тяжелого железного предмета, типа железной палки, арматуры. Проломлен в нескольких местах череп. Большая потеря крови. Смерть наступила в результате болевого шока в момент соприкосновения тела с огнем. Наличие алкоголя в крови незначительно».
Холодные мурашки пробежали по спине Павла.  Его предположения не  случайны. Снова и снова перечитывает написанное.  Он был прав, когда подумал,  не алкоголик, забрел   погреться. Не случайный прохожий. Один из четырех друзей, подравшихся на вечеринке в кафе. И, вероятнее всего, Сергей.
Желание, все  раскидать на столе, накричать,  разбить,  овладело им. Убийство! Ужасное, жестокое! Своей жестокостью, перечеркивающее человеческую природу.  Еще вчера они были детьми. Мишке  не исполнилось восемнадцати. Теперь пойдет, в колонию! Жизнь себе загубил!  Или убийство совершил кто-то другой? Ребята начали драку, а он вернулся и добил, мстя за старую обиду? Разум не хочет верить в совершенное  молодыми людьми.  Дрожащими пальцами, путаясь в складках ткани,  достал из кармана костюма, пачку сигарет, вытащил одну, защемил зубами. Щелкнул зажигалкой, один раз, другой.
— Что-то серьезное? — Алексей подошел к шефу, поднес горящую спичку.
Павел  зажег сигарету, жадно затянулся, выпустил дым, сплюнул попавшие на язык, крошки табака.
— Случилось, случилось! Сам не могу поверить, что такое может быть на белом свете! Как жить после этого рядом с людьми! Совсем озверели! Кто виноват! Как мы относимся   друг к  другу? Что  с нами будет дальше? — он поднялся, прошел по кабинету до окна, назад к двери, снова к окну.
Алексей наблюдает, поворачивая голову за начальником. Его тоже охватило беспокойство. Но он не лезет с расспросами, видя, возмущение Павла. Расскажет, когда гнев уйдет. Значит, действительно, серьезное дело!
Павел смял в пепельнице окурок, зажег новую сигарету.
— Бланки прокурору на арест подготовь! — остановился посреди кабинета, задержал взгляд на Алексее. —  Три штуки, слышишь. В дежурку позвони,  двоих оперативников позови. Пойдем преступников брать!
Алексей повернул ключ в железной дверце сейфа.
— Сами заполните?
— Давай! — Павел, не выпуская изо рта сигареты, вписал, запомнившиеся фамилии. — Среди ночи разбудят, не забуду! Подонки! Убийцы! Подлецы! —  твердит Павел.— К стенке их! Они не заслуживают жить среди людей!
Буквы на строчках получились неровные, как у неряшливого школьника. Окинув взглядом свою писанину, Павел почесал затылок. Даже неудобно нести к прокурору. Надо было Алексея попросить. У него почерк красивый. Впрочем, ладно. Не до каллиграфии сейчас. Положил ручку, достал из кармана брюк платок, вытер испарину на лбу. Остынь, остынь! Повторил  себе несколько раз. Голова должна быть трезвой, холодной. Сейчас надо ехать на задержание. Потер ладони. Эх, надавать бы им! Не имею права!  Нынешние методы, обильно насыщенные побоями его не вдохновляют. Он всегда был противником, и не оправдывал рукоприкладства работников милиции никакими обстоятельствами. Есть масса приемов при сопротивлении. Скрутить руки. Надеть наручники. Только не бить! Такого права никому не дано. Избиение — это наказание. Наказывать имеет право только суд. Нынешняя демократия всем руки развязала, дубинки на пояс повесила. Отец и дед рассказывали, раньше такого не было. Это в кино теперь оболгали Советскую власть, поставили в один строй коммунистов и фашистов.
— Собирайся! — кивнул Павел Алексею. — Я к прокурору, а ты в оперативку заскочи, жду тебя на улице. —  открыл сейф, достал новенький, пахнущий оружейным маслом, «Макаров», опоясался ремнем, застегнул кобуру, надел костюм. Эх, форму бы надеть. Ведь еще ни разу не надевал. А сейчас бы в самый раз!  Блеснуть лейтенантскими погонами! Да ладно, в другой раз, некогда переодеваться. Мне и на задержание не положено ехать! Вспомнил Павел. Но я поеду! В отделении народу мало. В глаза хочу этим подонкам взглянуть.
                * * *
Машина подпрыгивает на неровностях дороги. Павел  напряженно вглядывается в окно. Мелькают витрины магазинов, киоски, с яркими разрисованными коробками печенья, конфет.  Лоточки с мороженым. Еще осень не вступила в свои права. Солнце светит почти, как летом. Улыбка скривила губы. Вспомнился эпизод из «Ералаша», Что на коробке, то и в коробке. Круглые шоколадные печенины с откусанными краями. Вот уж, совсем не, кстати, мысли посещают. Перемешалось все в голове. Удивился мужчина. На задержание преступников еду, а думаю, черт, знает, о чем. Пригрезится же такое.  Потер ладонью глаза. К детям еду. Повторил себе Павел. Никакой агрессии. Жесткость и сдержанность. Я  не знаю подробностей происшедшего. Не имею права распускать чувства.  Повернулся к спутникам.
— Ребята, никакого самоуправства! Слушать мою команду! Рукоприкладство исключено!   Понятно!
—  Понятно, Павел Андреевич! Не маленькие! Как сказали, так и сделаем! — сплюнул высокий худощавый сержант.
— Отвечать по форме! — повысил голос Павел.
— Есть, без рукоприкладства! — четко произнес Алексей.
Павел склонил голову, спрятав улыбку.
— Куда поворачивать? —  водитель, притормозил  у перекрестка, перед мигнувшим желтым глазом светофора.
— Направо,  к особняку!
— К олигарху, местному, что ли? — усмехнулся шофер. — Этот из любого преступления выкрутится. Зря только бензин потратим.
— Разговорчики! — прервал Павел. Но подумал,  он прав! Сейчас за деньги и не таких преступников отмазывают.
— Не выкрутится! — громко, по слогам, произнес Павел.
Узкая дорожка пролегла прямо к воротам особняка. Он вылез из желтого газика оперативной машины, подошел к воротам, нажал кнопку звонка. В камеру смотрят: представил следователь, впускать или нет.  Вот переполох сейчас  создадим. Ворота распахнулись.
— Въезжайте! — махнул рукой Павел и пошел по выложенной  декоративной плиткой, тропинке, к  дому.
— Чем обязаны? — выплыла  в голубом, просторном шелковом платье, делающем ее пышную фигуру, еще более обширной, Тамара Николаевна. — Вадика нет дома!
— Он нам  не нужен! — сдержал раздражение,  Павел.
— Сын где?
— Здесь я! —  усмехнулся Владимир, спускаясь по лестницы со второго этажа. — Что еще у вас приключилось?
Павел сжал кулаки. Стукнуть бы пару раз по его круглой, красной морде. Нахальный тип!
— Не у нас, а у вас! — с нажимом произнес Павел. — Прошу впредь обращаться  официально. Меня зовут Павел Андреевич.  Вам предъявляется обвинение в убийстве! Собирайтесь! Машина во дворе!
— Вовочка! Какое убийство?  Не пущу! — женщина раскинула руки в широких рукавах, загородив собой сына. — Он никуда не поедет! Придет Вадик, разберется!   
— Выводите! — кивнул Павел сопровождающим.
— Вы что, охренели! Я никого не убивал! — Володька остановился на лестнице. Лицо  побледнело. Рука вцепилась в перила и задрожала. Сережка до дома не дошел? Умер? Промелькнуло у парня в голове. Мы его убили, и теперь придется отвечать! Но ведь я его не убивал!  Били все втроем, а отвечать буду я один?
— Я не убивал! — ноги у Володьки подкосились,  он сел на ступеньку. — Я, правда, не убивал!
Он все знает! Понял Павел. Вчера утром дурака валял. Или думал, обойдется. А ведь струсил! Вся спесь пропала!
— Втроем убивали и все ответите! — Павел едва сдерживает себя, чтобы не накричать, и не оскорбить. Подонки! Крутится у него в голове.
— Вы не можете его забрать! — подбежала к Павлу Тамара Николаевна. — Без адвоката он ничего говорить не будет!— она приблизилась   к сыну, зашептала ему в лицо. — Володечка, не ходи с ними, дождись отца! Не говори им ничего!
Владимир поднялся.
— Мать, уйди! — отстранил  женщину. — Сам знаю! Где ваша машина!
Сержант достал из кармана наручники. Володька покорно подставил руки. Холод железа сковал запястья. Звук захлопнувшегося замка громко отозвался в мозгу парня. Все! Защелкнуло! Сколько дадут! Теперь смотри небо в клеточку. Он вздохнул. Серега сам виноват! Не надо зазнаваться! Цепляясь туфлями за ковер, спотыкаясь на каждом шагу, он побрел  из дома.
— Вовочка! Куда ты! Подождите, я мужу позвоню! — Тамара нажимает на светящиеся цифры мобильника, крашеные ногти соскальзывают. — Господи! Где же Вадик. Куда подевался! — бормочет взволнованная женщина. Увидев, как сын подошел к машине, влез, дверца захлопнулась, она подбежала к следователю.
— Куда вы его увозите!
— В милицию! Свидание вам предоставят! — Павел отстранил Тамару, и сел рядом с водителем.  — Заводи!
Машина плавно  тронулась с места. Сквозь прутья решетки Володька глядит на мать, бегущую по дорожке  в раздувающемся балахоне. Он почувствовал жалость к матери.  Не поцеловал. Когда теперь увижу. В глазах защипало. Володька закрыл лицо руками. Проклятая водка! Напились, устроили драку. Из-за чего дрались? Пытается  восстановить тот страшный вечер, но в памяти возникают только отдельные обрывки. Сереги больше нет!? Что  мы наделали! Как он умер? Когда мы его тащили, или когда положили на огонь? Кто придумал, на огонь положить? Колька? А я тут причем? Пусть он и отвечает. Все расскажу, как было? А как было, не помню. Он поглядел в окно.
— Куда едем?
Никто не ответил. За решеткой молоденький сержант сжал двумя руками автомат.
Как преступника везут. Подумал Володька. А кто я? Человека убил! Конечно, преступник!
Машина подрулила к знакомой четырехэтажке. За  Колькой приехали! Всех разом заметут! И что, очную устроят! Владимир сжал голову ладонями. Я его только раз ударил. Колька бил. А у него удар. Любого завалит! Так и скажу. Что ж мне одному отвечать! Пусть все отвечают. Мишка еще арматурой ударил! Вдруг ясно вспомнил, Володька. Когда мы уже Серегу на улицу выволокли. Вот, значит, Мишка и убил. Мишку тоже заберут! Он увидел, как Павел и два сержанта, один высокий, другой среднего роста, коренастый пошли вслед за следователем. Автомат взяли, дубинки на поясе болтаются. Тоже нашли преступников! Сладили! Сами такой же молодняк! Молоко на губах не обсохло. Ему стало особенно горько и обидно. Представители власти  не намного старше его, а вот, забрали. Сиди, подчиняйся! Прижался лбом к холодным железным прутьям и замер.

Глава 11.
               
Галина Семеновна повесила полотенце на веревку, облокотилась на перила балкона. Осень в этом году радует теплом. Вон и деревья еще зеленые. И дождей мало. Вдохнула терпкий воздух. К кому это милицейский наряд! Удивилась женщина, наклонив голову, стараясь  разглядеть браво шагающих парней в милицейской форме с дубинками на поясе. Позади высокий молодой человек в темно сером костюме. Но это не Геннадий Иванович. Участкового она хорошо знает. Группа  зашла в подъезд. К нам пошли! Опять в тридцатую квартиру.  Молодые,  выпить любят,  потом драка. Она вздохнула и зашла в комнату. Громко и заливисто прощебетал звонок в прихожей. К нам? Галина Семеновна быстрым шагом прошла в коридор, не глядя в дверной глазок, распахнула дверь.
— Вы не ошиблись, молодые люди! Тридцатая квартира этажом выше! — она потянула на себя  пластмассовую, резную ручку.
Широкая ладонь Павла легла на ее руку.
— Не ошиблись! Нам сюда. Разрешите!  — Павел перешагнул порог, прошел мимо растерянной, прижавшейся к стене коридора, женщины, в комнату.
— Сына позовите!
— Что случилось? —  прохрипела женщина. У нее пропал голос. Галина Семеновна приложила ладонь к груди.
—  Он вам  потом расскажет.
— Вы скажите, что он натворил? Мальчик на тренировку второй день не ходит. Как в воду опущенный. Коля, выйди, пожалуйста, к тебе пришли!
— Он не мог никого обидеть! Отец всегда рядом с ним. На тренировки вместе ходят. Только тренируется он у другого тренера, стесняется  отца.
Она ничего не знает. Ни о драке, ни о том, что мы вчера их уже посещали. Мужики сговорились, скрыли от матери. Понял Павел.
— Николай, выйди, мы вчера договорились! — следователь постучал согнутым пальцем в закрытую дверь комнаты. За дверью никто не отозвался. — Это ведь его комната?
Женщина кивнула.
— Он дома, или ушел? Может быть, вы не видели, когда он вышел?
— Я на кухне была, но он всегда говорит, когда уходит.
— Николай, выходи! — Павел приложил ухо к створке.  Хлопнула оконная рама.
— Быстро на лестницу! Уйдет!
Сержант и курсант выбежали в прихожую. Павел выхватил из кобуры пистолет.
— Вы думаете, он? — женщина прислонилась к стене коридора, лицо побледнело.
— Не трогайте его! Он еще совсем ребенок. И ведь третий этаж!
Оперативники выскочили на лестничную площадку. Павел уже был у двери, но в этот миг щелкнул замок, в проеме двери, возник Николай в накинутой наспех, незастегнутой  клетчатой рубашке.
— Вот я! Ну, забирайте! Вы же за этим пришли? —   лицо исказила гримаса. За внешней наглостью, явно проглядывает обескураженность и растерянность.
Куда делся вчерашний кураж.
— Ребята назад! Он здесь? — крикнул Павел в распахнутую дверь.
Сдерживая гнев, он подошел к Николаю. — Убежать хотел?  Лучше чистосердечное признание?
— В чем? — по телу Николая пробежали холодные мурашки. — Я за свои поступки отвечаю!
— Похвально! Тогда собирайся! Поедем в отделение, там все и расскажешь!
— Что рассказывать?
— Как убили товарища!
Галина Семеновна приложила ладони к щекам. — Кого убили? Сережу?
— А вы откуда знаете? — повернулся к ней, Павел.
— Медсестра звонила из больницы. Я в больнице работаю. Сказала, мальчика какого-то привезли.
— Почему вы решили, Сережу? Какого Сережу?
— Они последнее время постоянно ссорились. Мой и Володька. Ссорились с Сережей.
— Мать замолчи! — Колька сжал кулаки.
— Коленька, как же так? Что вы сделали? — она  заглянула сыну в глаза.
— Мать, я никого  не убивал!
Женщина обхватила голову руками, застонала. — Я всегда чувствовала,  добром это не кончится. И спорт его дурацкий,  с кулаками, никогда не одобряла. Горяч он, когда в раж войдет. А выпьет, совсем зверем становится. Сколько раз говорила отцу, приглядывай за ним! Колька как прильнет к экрану, так не оторвешь! Боевики смотрит. Нравится ему, как  кровь льется рекой.
— Ну, ведите, что стали! Не хочу ее слушать! — взвизгнул Колька. — Ведите!
Павел кивнул сержанту. Тот достал наручники. Николай покорно подставил руки. Щелкнул замок.
— Прощаться будете! — Павел нащупал опущенный в карман пистолет. Слава Богу, не пригодился!
— Видеть его не хочу! — Галина Семеновна закрыла лицо руками. — Никогда бы не подумала! Мой сын способен на убийство!
— Я никого не убивал, мать! — крикнул Колька с лестничной площадки, куда его уже вывели оперативники.— У них нет никаких доказательств!
— Вы уверены, что это они убили? — повернулась женщина к Павлу, задержавшемуся у двери.
— Следствие покажет! — уклонился от прямого ответа, Павел. Хотя, теперь он твердо  уверен,  эта троица, одного из которых еще предстоит взять, убили своего товарища, и убили жестоко.
Колька  тащит ноги по ступенькам подъезда, выйдя на улицу,  ощутил в желудке позывы тошноты. Его бьет озноб. Наверное, Людка из окна видит, как его ведут к желтому милицейскому газику. Теперь всем растрезвонит. Прощай Людка! Подумал парень. А все-таки, надо было выпрыгнуть из окна. Фиг,  догнали бы! Уехать к тетке в деревню, ни за что бы, не нашли. Значит, Сережка умер? А я надеялся,  он протрезвеет, уйдет домой. Права мать, моя злость  стала заглушать рассудок.
— Ты уже здесь? — скривил он рот в невеселой усмешке, увидев в машине, Володьку,  — Вот окольцевали! —  Николай сел на скамейку, напротив друга. — Теперь, надолго вместе!
Машина резко тронулась с места. Колька пошатнулся, перегнулся вперед. Володька уперся ему руками в грудь, больно нажав наручниками.
— Сиди! Не дергайся! Ты бил, а мне отвечать за тебя!?
— А ты не бил? Кто арматуру приволок?  Вместе били, вместе и сядем!
— Арматуру? Я не помню. Арматурой я  не бил!
Павел прислушался к речи друзей. У них не хватит духу отпираться. Сознаются быстро. Значит и дело закроется. С Нинкой уеду в отпуск. Почесал затылок и вздохнул. Мальчишки еще.  Водка! Напились и не соображали, что делают. Теперь Мишка. А там Наташка. Молоденькая девочка. Первая любовь! Перед его глазами предстала девочка, с растрепавшимися волосами, вцепившаяся в брата. Как я сообщу матери Сергея. Ведь необходимо провести опознание. Следователь повернул голову, через плечо поглядел на задержанных. Притихли. Сколько им дадут? Десять, пятнадцать!? Молодость пройдет в тюрьме!
Газик подъехал к подъезду Мишкиного дома. Павел вздохнул, представив, какая сцена его ожидает.
Звонок заливается радостной трелью. Но к двери никто не подходит. Если  убежит? Здесь всего второй этаж. Выпрыгнет в окно, и не догонишь. Что ж так долго дверь не открывают.
— Иду, иду! — раздался, наконец, голос  в прихожей. —  На кухне посуду мою, да еще чайник шипит на плите, вот и не сразу услышала. —  старушка кивнула Павлу, как хорошо знакомому человеку. — Опять Вы  к нам пожаловали. На этот раз с чем?
— Да все с тем же! — Павел прошел в коридор. — Где ваш внук?
— Не видала. Был в комнате. — Мишка, к тебе пришли!
— Павел перешагнул порог комнаты. На распахнутом настежь окне,  выгнулись парусом  тюлевые шторы.
— Во двор, быстро! — крикнул  оперативникам.  Вскочив на подоконник,  выпрыгнул из окна. Так я и предполагал. Видел сквозь занавес, как мы подъехали.
— Ой, Боже мой! Что ж это делается! — Варвара Михайловна схватилась за голову. — Арестовать его хотите?
— Это громко сказано, бабуля! — усмехнулся Алексей. — Задержим надвое суток, а там разберемся.
Оперативники выскочили на площадку.
— Надо было тоже через окно, как Павел Андреевич! — щеки  Алексея покраснели. Недотепы, растерялись! Мальчишка обманул!
Фигура в черном свитере мелькнула  возле дерева, и скрылась за углом дома.
— Павел Андреевич! — водитель Валера махнул рукой. 
Павел побежал  за беглецом. Валерий должен  стеречь задержанных.  Если бы Валерка среагировал, уже догнал бы. Надо было хоть одного оставить возле машины, во дворе. Свернув за дом, он сразу увидел бегущего впереди, парня. Далеко не убежишь, подумал Павел,  смерив взглядом расстояние между бегущим и собой. Прибавил скорость, и через минуту,  настиг беглеца, схватил за шиворот, заломил руку назад.
— Ой, больно, дяденька, не надо! — взвыл Мишка.
— Куда это ты? Мы же договорились!
Подбежавший сержант защелкнул наручники на запястьях Мишки. Алексей и Игорь подхватили парня под руки, потащили к машине.
— Только не бейте! Я все расскажу! — заскулил Мишка. Из его глаз  хлынули слезы.
— Куда вы его! — подбежала старушка. — Что я Любаше скажу? У нее сердце больное! Наташка в школе. А он, больным сказался, второй день дома сидит. Господи! Что ж это такое! Что он натворил? — пожилая женщина в отчаянии приложила ладони к побледневшим щекам.
— Мишка! Негодник!
Мишку втолкнули в газик. Машина  понеслась по улице. Сквозь стекло Мишка видит, как бабушка осталась стоять посреди двора.
Павел нащупал в кармане пачку сигарет, вытащил, но она оказалась пустой. Смял, швырнул в окно.
— Павел Андреевич! Извините, не сообразил, мог бы сразу его взять! — Валера повернулся  к Павлу.
— Все правильно! Ты не имел права покидать автомобиль, оставлять без присмотра задержанных. Да, ладно! — остановил парня Павел, увидев, что тот открыл рот. — Взяли ведь!
Мишка прижался  к спинке скамейки. Сиденье под ним намокло от пота, проступившего сквозь брюки. Волчонком поглядывает то на Володьку, то на Кольку, то на сопровождающих их молодых милиционеров. Сережка умер? Потому они всех забрали! Крутится в голове один и тот же вопрос. Но спросить друзей  боится.  Он  ничего  не помнит. Если всех забрали, значит, случилось что-то ужасное. Вчера следователь сказал,  нельзя уезжать. А я убежал. Теперь меня засудят!  Я дурак! Мысленно снова и снова повторяет Мишка.
Машина резко подскочила на  ухабе. Мишка больно стукнулся головой о железный край. Повернул голову, взглянул в окно. Никак не могут ямку на дороге засыпать! Узнал он улицу. В милицию везут. Допрашивать будут и бить.  Потер ладонью ушибленное место. Сережке разве больно не было, когда мы его били? Ясно представил картину драки. Перед  глазами возникло окровавленное лицо Сережки, широко раскрывшиеся глаза, когда огненные языки коснулись  тела. Слезы в два ручья  потекли из  Мишкиных глаз. Подняв, скованные наручниками, ладони,  вытер щеки.
— Хватит, сопли распускать! — пнул его ногой  Колька. — Как арматурой бить, так не плакал. Размазня!
Володька скривил рот в кислой усмешке.
Сами тоже боятся, а меня задевают. Подумал Мишка, оглядев их побледневшие, вмиг осунувшиеся, лица. И свалят все на меня. У Володьки отец крутой, денег даст, откупит. За Кольку тренер вступится. А я? За всех отвечать? Арматурой я бил. Но на огонь притащить, они придумали. Я не хотел!
— Я не хотел его убивать! — сквозь рыдания прохрипел Мишка.
— Заткнись, чучело!  —  Николай ударил ногой  Мишку по коленке. — Может быть, нас задержали совсем по другому поводу.
— По какому, еще другому? — размазывая по щекам соленую влагу, просипел Мишка.
— Заткнись, я тебе сказал! — Колька зло сверкнул глазами.
Мишка прижал руку ко рту. 
 
Глава 12.

Павел смотрит в лобовое стекло машины на мелькающий пейзаж. Голову сдавило, словно тисками.  Он должен  придти в дом Надежды Ивановны, сообщить об убийстве сына,  отвезти  на опознание в городской морг! Рассказать  ужасные подробности гибели Сережи. Закусил губу.  Но может быть,  у вечного огня  обнаружили труп неизвестного?  Если не подтвердятся данные о погибшем, тогда и ребят отпустим.  Его уже не радует, удачно проведенная процедура задержания подозреваемых. Не радует первое серьезное дело. Еще вчера,  расследование происшедшего вызывало в его душе прилив энергии и гордости.  Теперь ему  стыдно. Неприятен факт ареста, а еще, более ужасно посещение человека с горькой вестью. Если бы все это предвидел, не пошел работать в следственные органы. Так часто, представляемая им, романтика милицейских буден, теперь полностью потонула в отрезвляющих волнах  сухого безрадостного, преступного мира.  Но ведь я выбрал профессию по призванию. И отец, и дед занимались следовательской работой. Мне нравилось  представлять себя за чтением сводок, выезжать на место преступления. Ни страха, ни отвращения  не испытывал. Павел поймал себя на мысли,  будто оправдывается   перед собой, за выбранную специальность. Зачем я сейчас занимаюсь психоанализом. Сейчас это ни к чему. Что я должен сделать, прежде всего? Он подвел итог проделанной работы. Подозреваемые задержаны! Теперь факт опознания! Да, да, вот, что теперь самое ответственное. Надо  пойти к Надежде Ивановне. Холодный пот побежал у него по спине.  Поручить Алексею.  Он не посмеет отказаться. Но удобно ли это? Нет, я должен пойти сам.  Мое присутствие необходимо при опознании. Или послать Алексея доставить женщину, а потом провести опознание. Павел перебрал в голове несколько вариантов, но, ни один его не удовлетворил. Он не знал, как облегчить женщине жуткую процедуру. Понимает, сообщение, с которым  придет в дом Надежды Ивановны, будет для нее неожиданным и ужасным. Чем он сможет утешить женщину, у которой в жизни уже была одна трагедия, гибель мужа, а теперь и сын. Она останется одна со своим горем. И никакие утешения тут  не уместны. Где взять такие слова, которые помогут  пережить горе. Он впервые столкнулся с фактом, когда вынужден нести в мирный дом, известие о несчастье. Но я должен! Снова  и снова повторяет себе Павел. И таких случаев в моей следовательской практике будет  немало.
— Машину не сдавай! — повернулся к  водителю. — Поедем к Надежде Ивановне!
— Допрашивать не будете? — удивился Алексей.
— Только после опознания. Я должен быть уверен,  убитый, действительно Сергей. Только этот факт будет полным доказательством их вины. Посидят, подумают. Им есть о чем поразмышлять.
— Все троих, что ль, в обезьяннике держать?  — скорчил недовольную гримасу Алексей. — Не имеем права закрывать их надолго. Да и, как я понял, у нас, и так будут неприятности. Вадим Евгеньевич, наверное, уже в курсе. Женушка оповестила.
— До вечера посидят, ничего с ними не случится! Если появится, кто из родственников,  изложишь обстановку. Но особенно не распространяйся. Тайна следствия, понял!
— Понимаю, Павел Андреевич!
Машина подъехала к отделению милиции.
Глаза Павла внимательно следят за  мальчишками. Вышли из машины, пошли к зданию милиции.   Запястья скованы наручниками. Головы низко опущены на грудь, ссутулившиеся спины. Откуда такая жестокость? Мало уделяли внимания родители? Или телевизор с боевиками, ужастиками, драками, кровью? Дверь милицейского участка давно захлопнулась, а он все продолжает смотреть в пространство. Перед его глазами неотрывно стоят бледные лица и округлившиеся от страха, глаза ребят.
— Куда едем, Павел Андреевич? — нарушил  размышления следователя, Валера.
— К потерпевшей. Матери погибшего.

                * * * 
Тамара Николаевна поднялась на веранду, опустилась в плетеное соломенное кресло. Руки в широких рукавах халата безвольно повисли с подлокотников. Женщина ощутила бессилие, словно паралич, овладел  телом. Глаза  остановились на перилах веранды. Зеленый кузнечик медленно сполз с листа сирени на барьер,  подвинулся по деревянному ободку. Вот зеленая тварь! Откуда он взялся. Осень на дворе. Живет, и дела  ни до кого нет!  А мне что делать? Как жить? Над ее ухом прожужжала муха. Что ж я расселась? Она повела плечами.  Володечку увезли в милицию, а я сижу!? Надо позвонить Вадиму, адвокату. Надо бить тревогу! Надо выручать мальчика! Она резко вскочила. Кресло завалилось на бок. Женщина, словно заблудилась, побежала по веранде вправо, потом влево.
— Что с вами? — домработница Настя остановилась в распахнутой двери. — Вам помочь?
— А что со мной? — словно очнулась  Тамара Николаевна. — Со мной ничего. Разве ты не видела? Володю увезли! Надо Вадиму позвонить. Где мой телефон? Что ты стоишь? Делай что-нибудь! — крикнула Тамара и раздраженно стукнула ногой по деревянным половицам.
— Что мне делать? — пожала плечами Настя. — Ходит, где не надо ваш Володька, вот и нашел на свой зад приключений.
— Как ты можешь так говорить? — голос женщины сорвался на крик. — Я тебе деньги за работу плачу! Ты кормишься в нашем доме!
— Ой, подумаешь, куском попрекаете! — Настя сморщила нос,  и, виляя бедрами, ушла.
Тамара Николаевна обхватила голову руками. — Куда я дела телефон? Надо срочно Вадику звонить! —  вбежала в комнату, кинулась к дивану, сбросила на пол подушки в красных бархатных наволочках, растрясла плед, подбежала к журнальному столику, скинула газеты. Мобильник издал визгливый стон, стукнувшись о ковер.  Села на диван.
— Кто его сюда положил? Настюха, зараза! — пробурчала скороговоркой, женщина, трясущимися пальцами нажимая на кнопки.
Звук модной мелодии усилил  раздражение. Не мог оставить обычный звонок! Тоже мне крутой!
— Сейчас не могу! Томочка, позвони позже! — произнес голос Вадима, и короткие гудки оглушили Тамару, как гром.
— Не вешай трубку! Паразит!— закричала в трубку Тамара, снова набирая номер. — Не вешай трубку! — но телефон не отвечает. — Отключил, гад! Только о себе думает!— она набрала  буквы сообщения. — Читай гаденыш! Твой сын! Негодяй! — ругательства в обилии посыпались из губ женщины. Она швырнула аппарат о спинку дивана, уперлась локтями в колени, положила на руки голову и застыла. Наконец мобильник пропел мелодию танго. Тамара схватила телефон.
— Не вешай трубку! Володю забрали в милицию!  Я не знаю, что делать?
— Не паниковать! Я свяжусь с адвокатом! — спокойный голос мужа, вызвал в женщине новый приступ паники. Тамара отбросила мобильник.
— Легко ему говорить! Не паникуй! Володя в милиции! Голодный! Среди преступников! Подумаешь, дети подрались! Подрались и помирятся! Она вскочила. Собрать еды, отнести? Позвонить Наде? Кажется, так зовут Сережину мать!  Но я не знаю номер телефона. Вместе учились в одном классе. Нет, ничего нельзя делать! Надо ждать! Вадим знает, как прекратить этот кошмар! Тамара легла, подложила под голову подушку,  закрыла глаза.
                * * *
Галина Семеновна, обняв себя руками за плечи, прошла по комнате до двери, потом к окну. Задержала взгляд на  соседнем подоконнике. Два сизых голубя, стуча по железному карнизу, клювами, поглощают крошки хлеба, заботливо покрошенные соседкой. Приучила, каждый день прилетают. Вздохнула женщина, созерцая нежную идиллию влюбленных птиц.   Мой сын убийца! Убил своего товарища. Я всегда говорила Андрею, не надо его отдавать в секцию бокса. Ненавижу этот спорт! Крупные, как горошины, слезы потекли из ее глаз. Женщина всхлипнула, растерла пальцами влагу по щекам. — Как он мог!  Ему нет оправдания! Она сжала  ладонями виски.  Может быть,  зря волнуюсь.  В милиции разберутся. Возможно, Коля не виноват! Но он подавлен, ноги его не слушались, когда уводили. Сцена ареста сына ясно предстала перед ее глазами. — Что делать! — сквозь рыдания прохрипела женщина.  На столе зазвонил телефон. Галя вздрогнула. Встала, подошла к столу, сняла трубку.
— Он и сегодня решил себе праздник устроить!? — прозвучал недовольный голос мужа. — Его отчислят! Ни на какие соревнования он не поедет, так ему и передай!
— Андрей, его забрали!
— Куда забрали?
— Милиция приезжала.
— Что у них за шуточки!? Вчера  все выяснили!
Галина Семеновна стерла со щеки набежавшие слезы.
— Ты плачешь, Галя? Объясни, что случилось?
— Я тебе говорю, приехала милиция, и Кольку увезли.
— Когда?
— Полчаса назад!
— Почему не позвонила?
— Я хотела, но ты сам позвонил.
Андрей замолчал.
— Алло, алло! Андрюша, ты меня слышишь?
— Слышу, слышу. Натворил он дел!  Кого они избили, Сережку? Позвони Наде! Не плачь, я постараюсь приехать пораньше.  Может быть ничего серьезного. Попугают и отпустят!  Следователь молодой, еще не опытный, для авторитета, так сказать.
Короткие гудки, словно набат прозвучали в ушах женщины, отдались болью в голове.
Галина потянулась к книжке с телефонными номерами. Перелистала страницы. Вот он номер Надежды Ивановны. Она набрала цифры. Длинные гудки один за другим, равномерно режут ухо. Никого нет дома? Удивилась Галя. Позже позвоню.  Села на диван, сложила руки на груди. Подожду Андрея. Вместе решим,  что делать! 

                * * *
Люба опустилась на кухонный табурет. Расширенные глаза матери, напугали ее, едва она открыла дверь. Услышанные слова,  заставили сердце участить удары. Пришла домой с работы, принесла полную сумку продуктов. А тут. Погоня! Через окно. Руки скрутили! Наручники надели!
Варвара Михайловна подошла к дочери, обняла, погладила ладонью по волосам
— Не переживай доченька. Все обойдется!
— Мама! — Люба отстранилась от матери. — Мишку поймали, как преступника, увезли.  Ты говоришь, обойдется! Что обойдется? Сейчас Наташка придет. Как я ей объясню?
— Что объяснишь, мам?
Наташа вошла в кухню, положила пакет со свежеиспеченными булочками на стол. Взяла одну, откусила кусок. — Чаю налейте, товарищи!
— Мишку увезли? —  бабушка отвернулась,  боясь встретиться взглядом с внучкой.
— Куда увезли? Шутишь, бабуль! — щеки девушки побледнели. Она положила надкусанную булочку на стол. С трудом проглотила кусок.
— В милицию увезли. За драку.
— Так вчера же все разрешилось?
— Значит, не все! — вздохнула старушка.
— А с Сережкой что? Они его избили! Что с Сережкой? — Наташа резко повернулась, выскочила в коридор.
— Куда ты!  — крикнула вслед бабушка. — Не ходи, сиди дома!
— Вот и она убежала! — хлопнула в ладоши старушка.— Нет, мать успокоить! Так у нее тоже свои дела! Куда побежала! Любаша,  крикни ее из окна, пусть вернется!
— Ох, оставьте,  мамаша! Не до них! Сами творят, пусть сами и отвечают за свои поступки!
— Люба! Ты же мать!
— Ах, мама, отстаньте! — Люба, пошатываясь на нетвердых ногах, вышла из кухни, сделала шаг, уперлась в стену рукой, и медленно сползла на пол.
— Доченька, тебе плохо! — Варвара Михайловна подбежала к дочери, сжала запястье. — Пульс не прослушивается!  Господи! Что ж это! Любонька, родная, я сейчас скорую вызову! Держись! — она вбежала в кухню, смочила полотенце холодной водой, склонилась над дочерью, распахнула ворот платья. Приложила к груди мокрую ткань.

Глава 13.
               
Павел остановился у двери. Не отводит взгляда от черной кнопки звонка. Нажать, зазвонит, откроют. Скажу, здравствуйте! Вашего сына убили! Поедемте на опознание! Коротко, просто и ясно. Вдруг она упадет в обморок? Но ведь я не уверен, что это Сергей.  Значит, зайти и сказать: «Есть подозрение, что ваш сын убит. Я отвезу вас на опознание!»
Дверь открылась. Павел отпрыгнул в сторону.
— Показалось, кот  скребется! — женщина приветливо улыбнулась. — Проходите! Вы ко мне?
Следователь кивнул головой, не в силах произнести ни слова. Неуклюже переступил порог, каблук скользнул по круглому лоскутному половику.  Уперся ладонью о стену, и чуть не повалил вешалку.
— Да вы не волнуйтесь! Сережа еще не пришел! — она внимательно посмотрела на Павла. Бледное лицо,  избегает ее взгляда. Ведет себя странно. Споткнулся, шкаф чуть не повалил.
— Плохо себя чувствуете?
Глаза женщины вгляделись в лицо следователя. И вдруг она вспомнила,  вчера он приходил, спрашивал Сергея. Сергей так и не пришел домой.  Когда, вчера? А сегодня он приходил? Все перемешалось в ее голове. Где же Сергей? Он никогда  так подолгу не отлучался из дома. Она приложила ладонь к груди.
— Молчите! — тихо произнесла  Надежда Ивановна. — Сережа! —  оперлась рукой о стену, и медленно, как ходят тяжело больные, волоча ноги, двинулась в комнату. Павел последовал за нею.
Надежда Ивановна дошла до дивана,   и села,  завалившись на левый бок.
— Вам плохо? — Павел наклонился к ее лицу. — Не волнуйтесь! У нас  нет уверенности, что найденный, — он не посмел произнести: труп, и повторил снова, — что найденный, ваш сын. Вы должны поехать на опознание. Возможно это ошибка.
Слова, которые она произнесла без звука, можно было понять по движению губ.   — Его больше нет!
— Еще ничего неизвестно! — попытался успокоить женщину Павел.
— Вчера на работе почувствовала,  моему сыночку плохо! — шепотом произнесла Надежда Ивановна. — Старалась отогнать мрачные мысли. — она закрыла глаза. Павел испугался.  Если  она сейчас умрет от горя? Что  стану делать? Кто опознает погибшего?
— Я поеду с Вами! — прервал тихий голос его размышления. — Только с силами немного соберусь!
В прихожей громко хлопнула дверь. В комнату вбежала Наташа. Расширенные глаза, бледные щеки, растрепавшиеся волосы.
— Надежда Ивановна! — девушка бросилась к дивану, опустилась на колени. — Его больше нет? Да!? Не молчите! Я знаю, они убили его! Их всех забрали! Убили, убили! — Наташа обхватила голову руками,  закачалась всем телом из стороны в сторону. Прерывистые рыдания вырвались из ее груди.
— Я так и знала! Я искала его в парке, везде искала! Что они с ним сделали?
Надежда Ивановна  обняла девушку за плечи.
—  Наташенька! — слезы покатились по щекам женщины.
Павел присел на край стула у стола. Пусть поплачут! Подумал он. Девчонку тоже надо взять на опознание? Вдвоем им будет не так жутко. Но ведь она несовершеннолетняя. Можно ее везти на такую процедуру?
Надежда Ивановна подняла глаза на следователя, будто угадав его мысли.
— Девочку надо отвезти домой. Вы на машине? Ей нельзя туда! — она  погладила Наташу  по голове. — Тебя отвезем домой. Нам надо ехать!
— Знаю, куда он вас собирается везти. Поеду с вами! Я вас не брошу! — Наташа взяла в ладони руки Надежды Ивановны. — Вместе нам будет легче! Я буду себя хорошо вести! — посмотрела на следователя умоляющим взглядом. — Вы же понимаете, как ей сейчас тяжело! Ее нельзя оставлять одну! У Надежды Ивановны никого нет, кроме меня. Я поеду! Все равно поеду!
Павел  махнул рукой.
— Машина  внизу!
                * * *
Газик подкатил к городской больнице. Сторож  внимательно прочел пропуск.
— Прямо по дорожке и налево!
Ну, держись! Мысленно подбодрил себя Павел! Самое ужасное впереди!
— Со мной пойдешь! — наклонился к  водителю.
Тот побледнел, не отрывая взгляда от руля, отрицательно покачал головой.
— С покойниками, не в ладах! — не оборачиваясь к Павлу, одними губами, сказал Валера.
— Ты тоже милиционер! Соображаешь, как я один!
— Понято! — согласился Валерий.
Шофер затормозил у небольшого сооружения, с решетками на маленьких узких окошках. У Павла сжалось сердце.  Если я в смятении, каково женщинам!
Серый линолеум, заглушает шаги по длинному коридору.  От скупых лучей тусклых лампочек, туман в глазах. Двери, двери, по бокам коридора, обитые серым железом. Неужели, столько покойников!? Во всех комнатах?  Специфический запах.  Кружится в голове.
Как во сне, Павел, вслед за патологоанатомом, перешагнул  невысокий порог.
— Подойдите ближе! —  Антон Борисович   откинул простынь.
Надежда Ивановна до боли сжала окостеневшими, холодными пальцами, руку Валеры.
Она,  узнала туфли, и манжеты на рукавах, ставшей черной, белой рубашки.
— Что с ним?
— Обгорел!
— А…а! Что они с ним сделали? —  Наташа зажала рот ладонями. Пальцы девушки впились в руку Надежды Ивановны.
— Это мой сын! — Надежда Ивановна, будто со стороны услышала свой изменившийся,  опустившийся до басовых интонаций,  голос.
Валера взял ее под руку. В голове закружилось, ноги, онемели. Скорее выйти на воздух! Сесть на лавочку. Сердце, кажется, разрывается на части. Опираясь на руку Валеры, она прошла по коридор, вышла на улицу,  дошла до скамейки, села, прислонилась спиной к холодным деревянным рейкам. Наташа присела рядом, поставила локти на колени, опустила на сомкнутые ладони, лицо.
— Почему? За что? Так жестоко? — сорвались с ее губ слова. — Кто сотворил такое?
Павел сжал зубы.   Он не находил слов для утешения. Да и нужны ли они сейчас?
— Мы отвезем вас домой! — он наклонился, коснулся ладонью плеча женщины.  Наташа и Валера взяли ее под руки. Она, медленно переставляет, будто не свои, ноги.
Надежда Ивановна смотрит в окно, и не узнает улиц города. Не понимает, куда повернула машина. Наташа прижалась к ней, держит в руке ее руки, заглядывает  в лицо. Глаза сухи. Не плачет, не кричит! Словно каменная! Наташе стало страшно. Остановить машину, убежать домой! Там бабушка, мама! Мишку увезли в милицию! У матери больное сердце. А у Надежды Николаевны никого не осталось. Она одна. Как придет в пустую квартиру!
— Иди домой, девочка! Бабушка с мамой будут волноваться, я сама! — Надежда Ивановна повернулась к Наташе.
— Я с вами! — покачала головой девушка. — Я вас не брошу! Провожу!
— Спасибо тебе! — женщина погладила ее руку. — Ты хорошая!
— Приехали! — повернулся  Валера.
Надежда Ивановна поглядела в окошко, и  не узнала собственный дом.
— Ваш дом! Выходите!
Павел вышел из машины, подал руку. Она, тяжело ступая, сначала на одну ступеньку, потом на вторую, сошла на тротуар.
— Не ходите за мной!
Она права, понял Павел. Если  чувствует в себе силы, самое лучшее для нее, одиночество!
— Я не хочу домой! — всхлипнула девушка. — Что я буду делать дома?
— Успокоишь маму и бабулю!  Им еще тяжелее, чем тебе!
— Если бы милиция  приехала в кафе, ничего бы не случилось! Вы виноваты!
Машина резко остановилась. Павел стукнулся лбом о стекло.
— Иди домой!
Наташа громко хлопнула дверцей, спотыкаясь и путаясь ногами в густой траве, побежала через газон к дому.
— Ну, вот! — вздохнул Павел. — Самое страшное позади!
— Я  чуть не свалился в обморок! —  Валера провел ладонью по лбу.  — Первый раз в морге.  Женщину жаль! Одна осталась. Муж погиб, теперь сын! Куда Павел Андреевич?
— В отделение!

Глава 14.

Заняться делом. Еще раз просмотреть бумаги. Пытается сосредоточиться следователь, медленно идя по коридору отделения милиции. Или, вызвать задержанных? Устроить  очную ставку? Нет! Завтра! Пусть помучаются! Подумают о совершенном преступлении. Ночь вдали от дома, на казенной кровати вправит им мозги!
— Где мой сын?  — неприятный резкий окрик нарушил ход мыслей следователя. Павел Андреевич  остановился. Вот и началась осада! С раздражением подумал он. Местный олигарх приехал выручать сыночка! А кто с ним? Наверное, адвокат!
— Входите!  —  распахнул дверь перед гостями. 
— Вы не ответили, где мой сын? — Вадим Евгеньевич тяжело опустился на стул.
Павел прошел к столу, сел.
— Я вас слушаю!
— Почему вы забрали моего сына! Мы же с вами все обсудили!
— Ваш сын подозревается в убийстве своего товарища!
— Без адвоката вы не имеете права!
— Имею! — прервал его следователь. — Задержать на сорок восемь часов имею право без всякого объяснения!
— Я требую немедленного освобождения сына! Иначе, поговорим у прокурора!
— Согласен! — Павел вытащил из пачки сигарету, закурил. — Прокурор дал санкцию на задержание вашего сына!
По лицу Вадима  Евгеньевича пробежал нервный тик. Он  втянул голову в плечи, покачал головой. Потом поднял глаза на следователя.
— У вас есть доказательства, предположения такого серьезного обвинения?
Павел,  прикрыл глаза. Он не рискнул открыть рот, боясь выплеснуть все отрицательные эмоции, накопившиеся за день, на присутствующих.
— Отпустите хотя бы под залог! — Анатолий Алексеевич постучал ладонью по лежащей на столе папке. — Сколько надо?
— Ни о каком залоге не может быть и речи! — следователь встал, резко отодвинул стул.
— Мальчик не может  остаться на ночь в милиции! Он никогда…
— Тем более, у него будет достаточно времени, и соответствующая обстановка, обдумать свой поступок!
— Я дам подписку!
— Он останется до утра! После проведения очной ставки, я решу,  какую меру применить к задержанным!  Обнадеживать не стану, но вряд ли прокурор даст разрешение на их освобождение.  Они останутся под стражей до суда. Ими совершено убийство, с особой жестокостью, да еще групповое!
— Это какая-то ошибка! — Вадим толкнул адвоката локтем в бок. — Говори! Не молчи! За что я тебе деньги плачу! — услышал Павел шипение  папаши. Вот как заговорил. Значит, все-таки, деньги! Так и предполагал!
— Под залог, под расписку? Я сам договорюсь с прокурором! Мальчик будет до суда находиться дома.  Это не помешает ведению следствия! — заикаясь, произнес, адвокат.
— Он останется здесь! Вместе с друзьями! — отчеканил каждое произнесенное, слово, Павел.
— Пойдемте, Вадим Евгеньевич! —   Анатолий Алексеевич  понял, следователь прав.   
Павел проследил, как мужчины, неловко, спотыкаясь на ровном полу, дошли до двери, открыли, и скрылись в коридоре. До его ушей долетели слова нецензурной брани, зло брошенные Вадимом Евгеньевичем своему спутнику.
— Видал! Пришли отмазать! Деньги для них  открывают двери всех кабинетов! —  возмутился Алексей.
— Двое суток имею право продержать в сизо. Уверен, завтра они сознаются в совершенном злодеянии, а значит останутся до суда!  — Павел открыл папку, достал листы бумаги. Он не знает, что делать, писать, читать, кричать. В душе полный сумбур.
— Сейчас еще спортсмен явится! — усмехнулся Алексей. — Хлопотать за сына!
— Этот не явится! — постучал карандашом по столу, Павел. — У него нет денег. И мать Николая не разрешит. Для нее это был удар. Она не посмеет покрывать преступления сына. На сегодня визиты закончены.
В дверь тихо постучали. Не дожидаясь ответа, посетитель потянул ручку на себя.
— Можно! — высокий мужчина, перешагнул порог кабинета.
Алексей подмигнул Павлу. Ну, что я говорил!
Павел не сразу признал в вошедшем, отца Николая. Он, словно стал меньше ростом. Щеки побледнели и обвисли.   Андрей Александрович смял в руке кепку.
— Присаживайтесь! — Павел указал на стул возле стола.
Мужчина присел,  спрятал ноги под стул.
— Кольку сегодня забрали! Что он натворил? Вчера вы сказали,  еще не разобрались! 
— Вчера не разобрались, а сегодня пришли материалы экспертизы. И все стало ясно. Ваш сын обвиняется в убийстве своего товарища!
— Мой сын не мог убить человека! — Андрей  покрутил головой. — Он сознался?
— Я с ними еще не беседовал! Сознается! У меня есть доказательства! — Павел положил ладонь на папку. — Ваш сын преступник! Убийца!
Андрей Александрович сжался, словно ожидая удара.
— Что я могу для него сделать? — поднял  глаза на следователя.
— Пока ничего! Суд решит!
— Суд!? Значит, дело будет передано в суд?
— Разумеется!
— Могу я его увидеть?
— Не сегодня! Вам будет предоставлено свидание!
Андрей вышел из кабинета.   Впервые он ощутил неловкость и унижение. Никогда и никто с ним так не разговаривал. А как он должен со мной разговаривать. Подумал мужчина Я отец преступника. Убийцы! Так он назвал Кольку. Эх, сукин сын! Что натворил!
— Допрос проводить  будете, Павел Андреевич? — будто издалека прозвучал голос Алексея. Павел медленно повернул голову.
— Подожду до завтра! Им полезно провести ночь в неизвестности, на жесткой постели! —  собрал листы бумаги, сложил в папку. Им овладела невероятная усталость. Будто весь день махал кувалдой. И не мудрено. Задержание, потом опознание!
— Я, пожалуй, пойду! И тебе разрешаю! — посмотрел он на Алексея. — На сегодня рабочий день закончился!
                * * *
Андрей Александрович  поднял  воротник куртки, и медленно пошел по тротуару. Приду домой, Галина налетит с упреками.  Только не сейчас! Он повернулся и побрел в противоположную сторону.  Вошел в подъезд, нажал на кнопку звонка.
— Кто там? —  Варвара Михайловна долго возится с замком. Наконец, дверь открылась.
— Приперся, бесстыдник! Мало ты крови ее попил! Что тебе надо!  Заходи, коль пришел, стал у порога, квартиру выстужаешь!
— Да, я проведать! — Андрей неловко перешагнул порог, споткнулся, задел локтем вешалку. С нее упала синяя куртка.
— Ну вот, одни неприятности от тебя!
— Я на минутку! Люба дома!
— В больницу увезли. Слава богу, откачали! Как Мишку взяли, так она и упала. Господи! Что ж это делается?
— Мишу тоже взяли!? — Андрей не раздеваясь, прошел в комнату. Присел не край дивана.
— Так он  убийца! Сергея они убили, все трое!
— А Наташа!
— Наташка убежала, не знаю куда! Вот и сижу одна! Ты что ходишь! Женился, так живи! Не береди ей сердце!
Андрей  смял в руках фуражку.
— Ведь со школьной скамьи она по тебе сохла, из армии ждала! А ты женился на этой вертихвостке, Галке.
 — Так ребенка она ждала, не мог я!
— Вертихвостка, одно дело! В постель тебя затащила! Подружка называется! Сколько ночей Любка в подушку проплакала. Потом Сашка позвал, она и вышла, близняшек родила! А он, прости Господи, по пьяне в реке утонул! Все рыбачить с дружками ездил, не сиделось дома!
— Вы на меня зла не держите! — Андрей   положил руку на плечо женщине! Любе скажите, пусть не переживает! Я попробую уладить!
— Ты уладишь!? Если спасать, так всех  троих, а у нас ничего нет! Да и как их спасешь! Убили, ведь, сволочи! Товарища своего убили! Озверела молодежь! Насмотрелись по телевизору! Ни жалости, ни стыда.  По улице скоро нельзя будет ходить!
— Я постараюсь! Передайте Любе, пусть не переживает! — он вышел в коридор. Старушка прошла за ним.
— Не сердись, если что не так сказала!  Сижу одна в пустой квартире, мысли разные в голову лезут. Не нужна я никому!
— Будьте здоровы! — Андрей открыл дверь, спустился по лестнице, вышел на улицу.  Медленно пошел по дороге. Домой идти не хочется! Галина  догадается, о моем визите к Любе. До сих пор ревнует. Уж восемнадцать лет прошло. Нехорошо получилось с Любашей. Жизнь у нее не сложилась. Сашка знал о нашей любви, вот и искал смерть. У меня крепкая получилась семья. Галка оказалась не плохой женой. Только вот с Колькой теперь беда. А как хорошо жили! Все, мерзавец перечеркнул в раз. И свою жизнь, и нашу. Он не заметил, как очутился возле дома! Поднял голову. В окне кухни горит свет. Галина ждет. Начнет расспрашивать! Вошел в подъезд, поднялся по лестнице. Повернул ключ в замке. Перешагнул порог, щелкнул включателем, оглядел прихожую. Будто впервые пришел сюда. Глаза не узнают собственной квартиры. Снял фуражку, положил на вешалку, повесил куртку. Как тихо! Пусто и тихо! Прошел на кухню. Возле стола, положив голову на руки, сидит Галя, то ли спит, то ли о чем-то думает.
— Один, а где Коля? У следователя был? — ее  испуганные глаза остановились на муже. — Не отпустили?
Мужчина  покачал головой из стороны в сторону.
— Он там будет ночевать? — Галя приложила ладони к щекам. — Неужели ничего нельзя было сделать?
— Они убийцы! — преодолев спазмы в горле, тихо произнес Андрей. — Сережу убили!
— Боже мой! Как они могли! Вместе  выросли, вместе учились! Что не поделили? Как я в глаза Наде посмотрю! — запричитала Галина.
— Адвоката надо искать! — Андрей сел на табурет. — Поговорю с Анатолием Алексеевичем.
— Откуда у нас такие деньги! Уж заломит цену, я знаю! И потом он будет Володьку защищать! Зачем ему наш Колька. Их всех забрали?
— И Вовку, и Мишку.
— Мишка совсем ребенок! Его за что!
— Они втроем убивали!
— Кольку надо вытащить! Иначе плакала его спортивная карьера!
— У него жизнь пойдет под откос!
—  За что нам такое наказание! — Галина закрыла лицо руками. Плечи затряслись от рыданий. — Я не переживу позора! Мой сын предстанет пред судом! Даже в страшном сне такое не снилось!
Андрей обнял жену за плечи. — Ну, будет, слезами не поможешь!
—  У Любки был?
Мужчина отошел к окну. — Ты же знаешь, я обещал Сашке,  помогать Любаше.
— Тоже, помощник! Сейчас ты ей, чем поможешь? У самих горе!
— Любу увезли в больницу.
— Если ты пойдешь к ней, я тебе не прощу! Хватит с меня сплетен! Потом надо мной все смеяться станут! Не стесняется на глазах у жены любовницу навещать!
— У меня с нею никогда ничего не было! Она не позволяла!
— От того ты и кинулся на меня, с голодухи!
— Галя, о чем ты говоришь! У нас с сыном несчастье!
— Вот  именно, с сыном! Я тебя жду, а он по любовницам таскается!
— Да я пяти минут у них не сидел. Варвара Михайловна одна дома. Галя, я тебя прошу! Не устраивай сцен ревности! Сейчас не до этого!
Галина вздохнула.
— Значит, Кольку не отпустят до суда?
— Его и после суда могут не отпустить.
— Они, действительно убили Сергея?
— Галя, я не знаю подробностей! — Андрей сжал ладонями голову.
— Когда Сережу будут хоронить! Надя одна осталась! — Галина задержала взгляд на муже.
Андрей встал, прошел по комнате. — Надо завтра зайти к ней. Одной ей не справиться! Оформление документов, машина. Расходы. А еще лучше, к Вадиму  обратиться!
— Сыновья убили, отцы организуют похороны!
— Но, ты, же сама предложила? — Андрей остановился возле жены.
— Нет, я так! Удивительные иногда получаются в жизни конфузы. Ты и Вадим будете ей помогать!
— Ладно, дай мне что-нибудь поесть! Это не будет в твоем понятии, нарушением морали? — Андрей оттянул подтяжки, больно хлестнул себя по животу.
— Ради Бога! Если не против, я тебе разогрею, вчерашний суп!  — поднялась Галина.
— Хоть яду! — иначе, умру от голода. 
                * * * 
Надежда Ивановна  поднялась по ступенькам,  долго ищет в кармане ключ. Пальцы не слушаются, не сгибаются. Повернула ключ в замке, дверь жалобно скрипнула. Нащупала на стене включатель, яркий свет ослепил. Женщина закрыла глаза, прислонилась к стене. Постояла несколько минут, словно собирая силы. Потом сняла плащ, повесила на вешалку, прошла в комнату, села на диван.
— Не спросила, когда отдадут Сережу? — прислонилась  к спинке дивана. Ей вспомнилось заплаканное лицо Наташи. Какие у нее отношения были с Сережей? Он никогда  не рассказывал. Скрытный, как отец. Тот только через год признался и предложил выйти за него замуж. Нагнулась, пальцами стянула задники обуви, скинула туфли. Тяжело задышала, как после трудной работы. Вот и одышка. Еще вчера бегала и не ощущала усталости. Взгляд остановился на фотографии, на стене. Сергей повесил после гибели отца. Говорил, забывать не хочет. Они там все втроем сняты у вечного огня,  в парке. Теперь это место гибели Сергея. Абсурд! Он радовался, когда в городе построили  памятник. Любимое место для прогулок. Кто бы мог подумать? Закрыла лицо ладонями, и  застонала. Дети и такая жестокость!  Ладони медленно сползли с лица. Раскисать нельзя!  Впереди похороны. Завтра пойду в милицию, узнаю, когда можно забрать тело. Мне помочь некому. Одной надо все пережить. А потом? Никого уже рядом не будет. Как стану жить одна!? Без Мити, без Сережи. Сколько впереди у меня лет! Уже никаких радостей в жизни не будет. Все надежды уйдут в могилу с останками сына. И все! Жизнь для меня кончена! Она легла на диван, повернулась на бок, поджала ноги, закрыла глаза. Заснуть, потом проснуться. Все забыть! Будто весь этот ужас приснился.  За что? Ведь она никому никогда ничего плохого не делала. Это не сон! Это не сон! Прозвучал над ее ухом голос. Это не сон! Повторила она. Проклятие Божье! Или проверка на прочность? Зачем мне жить? В буфете, бутылочка снотворного. Всыпать горсть таблеток в рот, запить водой, лечь и заснуть навеки. А Сережу кто похоронит? Да у меня и сил нет встать.
                * * *
Наташа, опираясь двумя руками о перила лестницы, переставляет непослушные ноги. Куда иду? Зачем? Домой? А что дома? Остановилась, вытерла ладонью глаза, толкнула дверь. Не заперто, странно!
— Бабуль, мама, где вы? — крикнула девочка,  и, опершись рукой в стену, добрела до кухни.
Бабушка, сидит у стола.
— Бабуль? — Наташа медленно подошла, не решаясь коснуться   старушки, рукой.  Вдруг,  умерла от горя?
— Бабуль, ты живая?
— Лучше бы мне не дожить до этих минут! —  подняла голову Варвара Михайловна. — Вот не думала, что так разом потеряю все, что имела и берегла. Мишку в милицию утром забрали. Любашу в больницу увезли, и ты весь день где-то ходишь!
— Бабуль, прости! — Наташа опустилась возле бабки на колени. — Прости!  Я не убежала из дома! Я, я, — она закрыла ладонями лицо. — Не могу, не знаю, как теперь мне жить! Если бы ты видела, что они с ним сделали!
— С кем? — старушка взяла внучку за плечи.
— Они, они — заикаясь, сквозь рыдания проговорила Наташа, — Они сожгли его! Узнать нельзя! Я умру без него! — Наташа закричала и упала у ног бабки.
— Господи! И эта в истерике! — Варвара Михайловна наклонилась над девочкой. — Вставай на ноги!  Мне с тобой не справиться! Доченька! Наташенька! Да что ж это такое!?
Наташа приподнялась, оперлась на руку бабули, ощутив свое отяжелевшее тело, дойдя до дивана, рухнула, как подкошенная.
— Рассказывай,  где была?  —  присела на край дивана.
— Если бы ты знала! — рыдания мешают Наташе говорить. Она сжала руки, хрустнула пальцами, приподняла голову. — Я на опознании была! — хриплый крик вырвался из ее горла. — Ой, я умру сейчас!
— На каком опознании? — сердце  сжалось от ужасной догадки, когда она взглянула на искаженное болью и страхом лицо не девочки,  женщины, перенесшей тяжкое горе.— Сережка! Значит, правду сказал милиционер. — Ой, Господи! — по слогам, певуче протянула женщина. Что ж это за день такой! Одна новость страшнее другой! Сережа!?
Наталья кивнула головой.
— Страшно, бабулечка! Его узнать нельзя! Они его живьем сожгли! — она замотала головой из стороны в сторону, как помешанная.
— Что ты детка! Нельзя так!
— Я убью, Мишку! Вот этими руками разорву! — Наташа вытянула вперед ладони с трясущимися пальцами.
— Не говори так! — Варвара Михайловна обняла девушку,  прижалась губами к волосам. — Он брат твой! Ты еще не знаешь, что там произошло! Ему тоже нелегко! Сидит в камере, голодный, холодный!
— Так ему и надо! — отстранилась Наташа от бабки. — Когда увидела, думала, сразу умру.  Тетя Надя теперь совсем одна осталась! Хотела пойти с ней,  не разрешила. Не знает, кем для меня был Сережа.
— Одной, видимо,  легче  переживать.
— Все равно завтра пойду!
Зазвонил телефон. Женщина сняла трубку.
Щеки  побледнели, она приложила ладонь к груди,  села на стул. — Доктор звонил, плохо доченьке моей! — Варвара Михайловна приложила ладони к щекам, закачалась из стороны в сторону, как маятник. — Не вынесет она столько несчастья!
— Что с мамой!  Поедем сейчас! Я быстро, только кофту теплую надену. 
— Поедем! Только ты все эти подробности не рассказывай! Ей и так сейчас нелегко. Сына малолетнего в тюрьму упрятали, что еще может быть хуже. В убийстве обвиняют! Подумай о матери! Я уже старая! А тебе еще жить да жить!
— Я не буду, бабуль!
Наташа вытерла ладонями покрасневшие глаза. — Вот видишь! Я не буду плакать!
На улице,  Наташа взяла старушку под руку, и они медленно побрели по тротуару.
Бабуля права! Я должны подумать о маме. Ей сейчас хуже всех. А тете Наде? Она вспомнила серые осунувшиеся щеки женщины, поблекшие глаза. Что она сейчас делает? Перед ее глазами возникла картина в морге. Черные обуглившиеся кости, рваные обрывки ткани, и лицо, вернее, то, что было лицом? А может быть это не Сережка? Разум не хочет соглашаться с  жестокой действительностью.
Здание больницы с ярко освещенными окнами. Если мамы уже нет!? Промелькнуло в  голове Наташи.  Она,  быстро преодолела ступеньки, ворвалась в коридор и побежала.
— Куда ты, постой! — крикнула  вслед старушка. — Надо  доктора спросить?
— Вы к Федоровой? — преградил девушке дорогу, высокий, средних лет, мужчина.
— Она живая! — уперлась ему в грудь ладошками, Наташа.
— К ней, милый! —  подошла старушка.
— Она очень слаба! Никаких  разговоров! Иначе, я не отвечаю за лечение. Мы несколько часов провозились с ней, и я не хочу, чтобы  труды всей реанимационной бригады пропали даром.  Если вы себя будете достойно вести, ей эта встреча пойдет на пользу. Пойдемте, я провожу! Только, не более пяти минут! — он быстро пошел по коридору. Наташа торопится за ним. Только бы мама поправилась! Шепчут ее губы.
Варвара Михайловна, припадая на левую ногу, идет следом. Старая травма теперь при каждой нервотрепке, дает о себе знать. Вздохнула старушка. Она увидела, как впереди, врач открыл дверь палаты, Наташка юркнула под его руку.
Люба, услышав скрип двери, повернула голову, Наташа бросилась к ней, обняла, спрятала лицо  на груди матери. Глаза  наполнились жгучей влагой.
— Где бабушка?  — оттолкнула дочку, Любаша.
— Там она идет, в коридоре! —  прошептала Наташа.
Врач, держа старушку под руку, подвел  к кровати.
— Твоя больная нога! — Люба протянула руки матери. Та кивнула, сжала  пальцы дочери. По щекам  побежали слезы. Слава, Богу! Любаша жива!  Только бы Бог дал, чтобы  оправилась!  Сохрани ее Господи!
— Как ты доченька! —  она  присела  на край кровати.
— О вас беспокоюсь! —  Люба погладила руку матери. — Мишу не отпустили?
У Варвары Михайловны перехватило дыхание.
— Так, он там, утром увезли! — она отвернула лицо.
— Что следователь сказал?
— Сказал, отпустят. Выяснят и отпустят.
— Я так и знала! — Люба отвернулась к стене, закрыла глаза.
— Мамочка! — Наташа переплела пальцы рук.  — Мамочка,  не волнуйся! Все будет хорошо! Отпустят Мишку! Я была сегодня у следователя. Мишку отпустят, вот увидишь. Посидит немного. Попугают его, чтобы больше не хулиганил, и отпустят. Павел Андреевич сказал. — Наташа оглянулась на врача, он прикрыл глаза в знак одобрения. Щеки девушки покраснели. Впервые, так отчаянно соврала матери.
— Правда! — Люба всмотрелась в заплаканные глаза дочери.  — У тебя все нормально?
— Да, мамочка! — Наташа закусила губу, чтобы не разрыдаться.
Мужчина в белом халате положил руку на плечо девушке.
— Завтра утром придете. Ей надо отдыхать!
Наташа наклонилась, поцеловала мать в щеки, лоб, глаза. Люба провела ладонью по щеке дочери. Она что-то от меня скрывает, врач не велел говорить. Поняла она. Выйду отсюда, сама все узнаю.
— Идите, я устала! — Люба отвернула лицо к стене. Надо собирать силы. Без меня они  пропадут! Мишку надо спасать! Засудят парня! Она  слышала как, скрипнула, закрывшись, дверь. Сколько я здесь проваляюсь? Неделю?  А Мишка? Врач запретил им говорить правду. Разве можно меня обмануть. Наташка не умеет врать. В ее глазах стоит ужас!

Глава 15.

Вадим Евгеньевич, идет по коридору милицейского участка. Анатолий Алексеевич догнал, взял за локоть, зашептал в ухо.
— Завтра я найду концы! Они у меня попляшут!
Вадим отстранился, окинул адвоката презрительным взглядом с головы до ног.
— Плохо знаете свою работу!
Водитель широко распахнул перед ним дверцу машины. Вадим сел, покрутил нервно головой, ожидая, пока усядется Анатолий. Машина сорвалась с места. Мужчина молчит, сверля взглядом серое дорожное полотно, мелькающее перед  глазами. Не заметил, как подъехали к дому адвоката, как тот вышел из машины, произнеся:  «До завтра, Вадим Евгеньевич!».
— Домой? — спросил шофер, нажимая на газ. Вадим отрицательно покачал головой.
— Понял! — Василий резко развернул машину, и помчался, увозя  хозяина по быстро темнеющим осенним улицам.
Вадим снова и снова нажимает на кнопку звонка, заглядывает в дверной глазок. Неужели нет дома! Или с любовником? Вот досада! Как назло, отпустил шофера. Вернусь домой на такси, жена забросает расспросами. У него сейчас, нет  желания встречаться с Тамарой. Слушать ее рыдания и вопли по поводу случившегося с Владимиром.
Наконец, щелкнул замок, дверь распахнулась. Вероника в голубом пеньюаре, открыла от удивления рот.
— Разве мы договаривались о встрече?
— Кто у тебя? — Вадим, отстранил девушку, прошел в прихожую.
— Никого! Снотворное выпила, решила отдохнуть. Ты  разрешил не приходить сегодня на работу. Забыл?  — она зевнула, широко открыв рот, запахнула пеньюар, пошла в комнату.
— Ужасно не хочется ехать домой. Извини, Ника, за беспокойство! — Вадим снял туфли, прошел в гостиную,  скинул пиджак, бросил на диван, потянул узел галстука, расстегнул пуговицы на рубашке, сел, далеко протянул ноги. — Отдохну у тебя! Невмоготу!
— Что случилось? — девушка вгляделась в  лицо любовника. —  Контракт запороли?
— Иди сюда!
Вероника неохотно выполнила просьбу.
Вадим взял ее руку, приложил к своей щеке.  — С делами все в порядке!  Менты сына забрали!
— Володьку!?  — Вероника присела на колено Вадима.
Мужчина вздохнул  всей грудью, ощутив резкую боль в сердце. Потер ладонью грудь. — До инфаркта  доведет, мерзавец! В тот день в ресторане! — от повторного приступа боли, исказилось лицо.
— Лекарство налью!
— Не надо! Потом!  — Вадим обнял девушку за талию. — В тот день, когда вечер устраивали в ресторане. Сергей устроил банкет, в кафе,  по поводу ухода на службу в армию. Там  напились, подрались! Теперь  обвиняют в убийстве!
— Господи! — Ника  приложила ладони к щекам. — Кого убили!?
— Сережку!
— Кто убил?
— Да, они втроем и убили! Следователь говорит, с особой жестокостью! Подробности не знаю!
— Твой Володька убил? Не может быть!?
— Мой сын проведет ночь в милиции. С ума сойти можно! — Вадим закрыл лицо ладонями. По спине прошли судороги. Вероника обняла его за плечи.
— Пришел поплакать  в жилетку! Когда  плохо,  идешь ко мне, а когда хорошо, рядом с женой.
— Ника, как ты можешь сейчас сводить счеты! — Вадим поднял на любовницу глаза. — Я не знаю, что мне делать?
— Это работа для твоего адвоката!
— Черт его, побери! —  Вадим  отстранил девушку, встал, стукнул кулаком по столу. — Вместе были  у следователя. Он даже не смог уговорить отпустить Володьку под залог домой. Уволю дармоеда!
— Не пори горячку! Ничего с твоим оболтусом не сделается!   Толик разберется, похлопочет. У него богатый опыт!
— Тамара  грызет!  Мало уделяю сыну внимания!
— Не хнычь! — Вероника потянула Вадима за руку, усадила рядом с собой на диван, погладила  по голове. —  Лысинка  просвечивает! —   отвернулась, пряча улыбку. Тоже мне любовник!  Все они, как чувствуют старость, так к молоденьким лезут в постель погреться.  Она встала.
 — Если голоден, разогрею курицу.
— Спасибо, есть не хочу.
— Тогда, раздевайся! — Ника скривила  алый рот в улыбке. —  И в спальню! Лучшее лекарство разогнать твою печаль!
                * * *
Тамара снова и снова нажимает на светящиеся кнопки мобильника. Отключил, подлец! Где он может быть!? Второй час ночи!  Я весь вечер мечусь по квартире, места себе не нахожу. Не обедала,  не ужинала! Настю отпустила. Ее ужимки, ухмылки меня раздражают. А он, даже не позвонил. Ходил к следователю, или нет?  Что ж, Володю не отпустят? Она сжала ладонями виски, застонала. Позор на весь город! Участковый сказал,  убили! Не может быть! — Не верю! Не верю! — крикнула Тамара. Продела пальцы в волосы, сжала до  боли.  Неужели посадят! Нет, только не это!  Где Вадик! Сын в тюрьме, а он гуляет. Значит, правда, у него связь с этой чернявой шлюхой! Где он ее раскопал!
Хлопнула дверь в прихожей. Тамара наклонилась с лестницы, всматриваясь. Свет не зажигает. Вадим, или  чужой! Зашла  в спальню, остановилась у двери. Да, это его шаги.  Прошмыгнет в свою комнату, а утром скажет, ты спала, когда я вернулся. Нажала на   кнопку включателя, распахнула дверь. Вадим вздрогнул, прикрыл ладонью глаза.
— Где ты ходишь! Я с ума схожу! А ты гуляешь!
— Дорогая, я устал!  Много работы! Поговорим утром! — Вадим прошел мимо жены.
— Сейчас все расскажешь! — Тамара преградила  дорогу. — Ты был у следователя?
— Был! — Вадим отворачивает лицо, избегая ее настойчивого взгляда.
— Где Володя!?
— Остался там!
— В милиции!?
— Толик ничего не мог сделать! Дорогая, я ужасно, устал! — он ощущал покой в теле, после любовных утех.  Залезть под одеяло, и заснуть! — Вадим отстранил жену. — Утром поговорим! — и, скрывшись за дверью своей спальни,  щелкнул задвижкой.
— Вадим, открой! — Тамара застучала кулаками в полированную поверхность. — Ты не можешь так со мной поступить!  Выйди! Я не смогу заснуть, пока ты не расскажешь!
— Я смогу! — прошептал Вадим, освобождаясь от одежды. Прикоснувшись щекой к подушке, он мгновенно заснул.
Тамара прислонилась спиной к двери.  Лечь тут,  и умереть!  Утром он распахнет дверь, и увидит плоды своей жестокости. Уморил жену! Она откинула волосы со лба. Но, если он спит, значит ничего страшного. Есть надежда на лучшее. Зря  паникую. Вадим, как всегда прав. Утром будем думать. Анатолий сумеет защитить нашего мальчика! Он не допустит, чтобы его посадили в тюрьму! Тамара запахнула полы пеньюара, прошла в спальню, закрыла дверь, легла на постель. Где был Вадим? С Вероникой? Тоже выдумала имя! Верка, или  Груня, Маня!? Горечь обиды овладела женщиной. Слезы хлынули из  глаз. Одна, сижу день, вечер и ночь в пустом доме! Страдаю! Сын в тюрьме! А он развлекается в постели у любовницы. Мужчины бездушные существа!  Живет в свое удовольствие! Даже не позвонил, не поинтересовался, о моем здоровье. Ведь мы уже не молоды! Вдруг, я от горя лишусь рассудка, или сердечный приступ случится. Думает только о себе!
Лунный свет пробился  в щель между шторами, скользнул по потолку, закачался на стене. Тамара с ужасом наблюдает. У меня галлюцинации! Закрыла лицо руками.  Надо ни о чем не думать и заснуть. Володя в тюремной камере! Там холодно! Деревянные нары.  Я виновата! Мало беседовала с ним! Он вырос эгоистом! Уважения нет ни к матери, ни к отцу. Она вспомнила утреннюю сцену, когда сына увозила милицейская машина. Даже не  обнял мать! Щеки загорелись от стыда. Посторонние люди видели, как он со мной обращается! Женщина повернулась на бок, потянула угол одеяла, накрыла ноги. Почувствовала ломоту в теле, будто ее избили, зевнула. Все забыть и заснуть!

Глава 16.
               
Щелкнул замок, Нина выбежала в коридор.
— Соскучилась, страшно! —  поцеловала мужа в щеку.
— Добрый вечер, дорогая! — Павел обнял жену, вдохнул знакомый запах духов. И  ужасы  дня отступили. — Извини, задержался!
— Трудный день!? — Нина заглянула мужу в глаза, погладила ладонью по щеке. — Мой руки, буду кормить. Твой любимый борщ сварила.
Павел долго намыливает руки в ванной. Да, денек выдался!  Рассказывать Нине, или не надо? Хотя, если не ей, то кому еще.
Вошел в кухню, потянул носом аромат свежесваренного борща.
Нина поставила перед мужем тарелку.
— Люблю борщ!  — Павел откусил горбушку черного хлеба, зачерпнул ложкой густое варево, отправил в рот, с аппетитом разжевал.
— Вкуснятина!
Нина присела напротив, подперла кулачком щеку.
Павел быстро опорожнил тарелку.
— Другая еда имеется в этом доме?
— Пирог с яблоками! — Нина поставила блюдо с пирогом на стол, отрезала кусок,  налила большую чашку чая.
Закончив ужин, Павел встал,  обнял жену, поцеловал в щеку.
— Спасибо! Очень вкусно! —  сел на табуретку, и залюбовался тонкой, легкой фигуркой, ловкими движениями рук, поворачивающими под струей воды, тарелки и чашки. Хорошо, у меня есть она!  И вдруг, вспомнил, как закричала Наташа на опознании.  Потеря друга надолго останется незаживающей раной.
Нина почувствовала взгляд, повернулась.
— Ты что? — никогда не видел, как моют посуду. — О чем  думаешь?
— Надо беречь друг друга! Помогать всегда и во всем! —  Павел, подошел к жене, привлек к себе.
— Пусти,  вытру руки, пойдем в комнату, и ты мне все расскажешь!— прошептала Нина, пораженная неожиданным приливом нежности мужа.
— Как ты догадалась? — заглянул ей в лицо, Павел.
— Тебя что-то мучает! Разве не так?
— Так! — вздохнул Павел. — Только я не знаю,  смогу ли рассказать.
— С тобой все в порядке!
Он поцеловал жену в висок.
— Главное, чтобы с тобой было хорошо! Рабочие будни! Праздников не жди при твоей специальности. Если есть потребность, расскажи, если нельзя,  не настаиваю. — Нина отстранилась, закрыла воду, вытерла полотенцем ладони. — Теперь я вся внимание! — улыбнулась женщина. Обняла мужа за талию. Они прошли в комнату, сели на диван.
— Даже не знаю, с чего начать! — Павел почесал лоб. — Со вчерашнего утра не могу осознать происшедшее. —  Внимательный взгляд жены его ободрил. — Произошел ужасный случай  Мальчишки! Вчерашние школьники, убили своего товарища. Не просто убили!  Избили, и еще живого положили на огонь. В парке, у могилы неизвестного солдата.
Нина прижала ладонь ко рту, сдержав крик. Лицо  побледнело.
— Зря сказал! — покачал головой Павел.
— Я бы все равно узнала! — тихо произнесла Нина. — Люди бы рассказали. Вы их  посадили?
— Сегодня всех троих забрали. Один из них, сын местного предпринимателя.
— Володька?
— Он самый. Второй спортсмен, а третий Мишка, малолетний. Теперь в колонию пойдет.
— Я их всех знаю! — вздохнула Нина. — В одной школе учились. У Мишки сестра Наташа. Они близняшки, в моем классе.
— Она ужасно кричала сегодня на опознании. У меня до сих пор в ушах звенит ее крик. — Павел обнял жену. — Очень боюсь и робею. Завтра у меня с ними беседа. Все факты раскрыты. От них только требуется подписать признание. Дело можно  передавать в суд. Мое первое расследование!
— Не переживай! У тебя все получится! — Нина положила голову на плечо мужа.
— Понимаешь, не так я представлял  свою работу. Ловить преступников, а тут, птенцы, неоперившиеся, и такое страшное преступление.  В голове не укладывается.  Откуда такая жестокость?
— Боевики смотрят по телевизору, вот и все воспитание! Одни деньги на уме!
— Володьку папаша откупит!
— Он уже приходил, требовал! — Павел повернул возмущенное лицо к Нине, — Понимаешь, требовал, чтобы отпустил под залог. Я оставил всех троих до утра в КПЗ. У меня есть на это право!
— Правильно! Пусть подумают о своей судьбе. Но тебе трудно придется! Этот буржуй немало усилий приложит, чтобы вызволить сыночка. За Кольку вступится спортивное общество. А вот Мишка? За него заступиться некому.
— Мать сегодня отвезли в больницу. У нее больное сердце!
— Тетю Любу? Баба Варя с Наташкой остались. Надо завтра зайти к ним!
Павел коснулся губами виска жены.
— Надежда Ивановна меня беспокоит. Даже Наташке  не разрешила  провожать! Одна пошла домой.
— Она сильная женщина!  Когда похороны?
— Завтра  отдадут тело.
— Надо помочь! У нее, наверное, и денег нет. Сергею, недавно компьютер купила. Два года собирала. На одну  зарплату жили. —  она замолчала, раздумывая, стоит завтра зайти к Надежде Ивановне, и чем она может помочь, убитой горем, женщине.
— Хорошо, у меня есть ты! — Павел обнял жену. — Не принимай близко к сердцу,  мои рассказы. Я больше не буду тебе ничего рассказывать.
— Обязательно будешь! — прижалась Нина к Павлу.
— Спасибо, любимая!

 
Глава 17.               
               
Павел раскрыл дверь кабинета, оглядел насупившихся ребят, сидящих у стены.
Однако, проведенная ночь в СИЗО нагнала на них страху! Спеси поубавилось.  Прошел к столу, сел, достал из ящика  папку, раскрыл. Не поднимая глаз,  чувствует, ребята следят за каждым его движением. В его руках их судьба. Это они уже осознали.
Следователь намеренно не торопится. Его  молчание наводит на них смятение. Они не понимают, почему он молчит, почему выжидает, какой готовит им допрос. Он не знает, с чего начать разговор. Сам в смятении. Первое серьезное дело. Убийство! Преступники почти дети. Убитый их товарищ. Жили в одном городе, в одном квартале, учились в одной школе. Как могли  совершить такой свирепый поступок! Не находит слов. В  душе смешались чувство жалости  к убитому,  и к преступникам. Глядя на их потускневшие лица, поджатые под стулья, ноги, язык не поворачивается назвать их преступниками. Но они сами расписались под таковым определением. Сами поставили на себе  страшное клеймо убийц!
— Я не буду говорить без адвоката! — тихо произнес Володька.
— Кто  сказал? — поднял глаза на ребят, следователь. Сжал в пальцах ручку,  она треснула пополам. И его взбесило. Подскочил к Владимиру.  На  скулах задвигались нервные желваки. Завел руки за спину, сжал пальцы, чтобы не ударить.  Наклонился к лицу парня и сквозь зубы,   прошипел.
— Будешь говорить!  И не вздумай вмешивать своего папашу! На суде все  ответите!
Володька отпрянул, уперся плечом в спинку стула.
Павел отошел от парня, достал из кармана сигареты, закурил.
—Что говорить? Начальник! — кривая улыбка пробежала по губам Николая.
— Все! Как начали драку. Кто зачинщик! Кому в голову пришла идея, живого человека положить на огонь!?
Мишка побледнел, часто заморгал ресницами.
— Он живой еще был!? — глаза мальчишки наполнились слезами. — Я же говорил, не надо, я же говорил! —  ладонями сжал голову. Сквозь рыдания, из его рта  слышатся отдельные слоги, составить из которых слова невозможно.
— Кто арматурой бил Серегу по голове? Теперь плачет, жалостливый какой нашелся! — Колька брезгливо передернул плечами, сплюнул густой шматок на пол. Повернулся к Володьке. — Может, и ты заплачешь? Не ты ли первым начал драку?
Володька втянул голову в плечи. Промычал что-то нечленораздельное.
Павел подскочил к парню.
— Все по порядку! Быстро! А то я вас всех сейчас! — он занес сжатый кулак над нечесаными Володькиными кудрями.
— Не имеете право! — Володька дернулся, стул опрокинулся, парень уткнулся щекой в пыльный  линолеум.
Павел подошел к столу.
— Подними! — кивнул  Алексею. — За себя не ручаюсь! —  сел, подвинул  чистый лист бумаги, достал из стакана карандаш, постучал по листу. Алексей поднял стул, усадил Володьку. Парня трясет дрожь. Все мышцы Володьки сжались под одеждой. Вдруг станут бить. Потом вспомнил, кто-то из знакомых отца посмеивался, мол,  следователь, приехавший из Москвы не сторонник новых методов. Предпочитает  чистосердечное признание. Владимир вздохнул,  вытер тыльной стороной, ладони,  выступивший на лбу, пот.
— Не помню. Все пьяные были!  Увидел,  Мишка что-то кричит, размахивает кулаками перед лицом Сереги, и врезал.
— Экспертиза показала, в крови убитого минимальный уровень алкоголя.
— Так он никогда не пил. Воображала несчастный! — повысил голос Владимир.
— Значит, вы враждовали с убитым? — Павел Андреевич задвигал самопиской по листу.
— Ничего мы не враждовали! — крикнул Николай. — Он всегда был задавакой! Как компьютер купил, так совсем зазнался. Даже на улицу перестал выходить. Мы его почти и не видели. После школы домой торопился. Вот только на вечер пригласил,  спасибо, не забыл.
— Для вас  его поведение было оскорбительным? — следователь повысил голос. — Парень много занимался, готовился поступать в  университет после службы. Ты, — он кивнул Николаю, — много времени уделяешь спорту. Тоже не балуешь товарищей вниманием, насколько мне известно. Теперь, нескоро попадешь в спортивный зал. Плакали твои тренировки! И в сборную не попадешь! С приводом, и судимых, туда не берут!
Колька уронил голову на грудь.  Слова,  произнесенные следователем, прозвучали как приговор. Он  прав! Подумал парень. Упекут в тюрьму, пропала спортивная карьера!
— Я не бил! — он закрутил головой, будто у него заболел зуб. — Я не бил! Это Мишка начал выяснять отношения с Серегой. Он за его сеструхой  приударил. А Мишка переживает.
Мишка вытаращил глаза.
— Да, я только сказал ему, если что случится с Наташкой,  убью!
— Так и сказал, убью! — Павел навел на мальчишку взгляд стальных глаз.  — Значит, ты угрожал погибшему? Ты зачинщик драки?
— Он начал, точно! Я вспомнил! — Володька дернулся на стуле. — Он, он, товарищ, следователь!
Колька закивал головой.
— Точно, он! Мишка из-за Наташки начал драку!
Михаил вытаращил глаза. Посмотрел на Володьку, потом на Николая.
— Вы что, ребята!? На меня хотите все повесить!  Ты же, его ударил. Подскочил, когда я с Серегой разговаривал, и ударил его. А теперь, значит, я виноват!?
— Вспомнили!? По порядку! — Павел встал, прошелся по комнате до окна, снова подошел к столу.
— Кто принес водку в кафе? Заведующий клялся,  водки на столе не было.
— Он принес! — Мишка встал со стула, вытянул  руки, указывая на Володьку. — Он! И мы все напились, кроме Сереги. Он водку не пьет! Не пил! — поправился он и вздохнул.
— Ясно! — Павел повернулся к Алексею.  — Записывай!
Алексей вытащил лист из папки,  быстро записал.
— Дальше! — Павел остановился возле Михаила. Он самый маленький из  друзей,  расскажет все без утайки. Если не перепутает, от пьянки и страха.
Мишка шумно потянул носом набежавшую влагу.
— Что дальше!
Парнишка  быстро заморгал ресницами, поглядел на Николая.
Боится! Понял Павел. Значит, Николай  начал драку. Рука у него тяжелая. Мать сказала, последнее время, сын стал жестоким. Обвиняла спорт! Спорт тут не причем. Зависть! Обычная человеческая зависть! Но, ведь у него любимое дело, отличная перспектива в будущем. Зачем завидовать? Есть подстрекатель! Осенило Павла. И, наверняка, это Володька. А вот ему роль завистника  подходит. Лентяй,  набалован родителями, ни к чему не стремится.
— Продолжай! — Павел встретился взглядом с пареньком. — Или боишься?
— Кого мне бояться?
— У Сергея был с твоей сестрой роман?
— А мне, откуда знать? Я за ней не хожу.
— Твои друзья  говорят, ты подошел к Сергею с разговором, чтобы он оставил сестру.
Мишка опустил голову, не выдержав пристального взгляда следователя.
— Ну, было, значит, у них.
— Что было?
— Да откуда мне знать? Любили они друг друга.
— Близкие отношения у них были?
— Не знаю? — Мишка потер  руками, глаза.
— Он угрожал Сереге!  —  крикнул Володька. — Оставь сеструху в покое, а то убью!
— Говоришь, любовь у них была? Ты осчастливил сестру! — Павел сильно сдавил рукой плечо паренька.
Мишка захлюпал носом.
— Я не убивал Сережку! Это они, Я не бил. Колька первый ударил. Они завидовали Сереге. Ненавидели его, потому что он не такой, как они. Володька ненавидел Серегу!
— Кто первым ударил Сергея?
— Володька закричал, а Колька ударил.
— Да, ты что! Мразь сопливая, хлюпяк! — Колька вскочил со стула, дернулся в сторону Мишки, сжал кулаки.
Павел положил ладонь на грудь Николая.
— Сидеть! Не на пирушке в ресторане!
— А что он врет! Нагло врет!
— Я не вру! — Мишка всхлипнул, размазал по лицу слезы. — Ты первый начал драку! Я только сказал, чтобы он к Наташке не лез, а ты ударил. Володька подскочил, стал куражиться, а ты ударил.
— Да, ты  арматурой  его по башке бил! — снова попытался встать Николай.
— Сидеть! — крикнул Павел. — Я тебя не спрашиваю!
— Это потом, на улице! А в кафе вы били. Ты и Володька!
— Падла, продажная! Знал, там бы тебя уложил! — Колька сжал голову ладонями, уперся локтями в колени.
— Продолжай! — кивнул Павел Михаилу.
— Они в зале стали драться. Люди вскочили с мест, убежали. Потом Серега упал, голову разбил. Колька его в лицо ударил. Он упал. А они его за ноги потащили. Голова у Сережки по ковру волочилась, потом по ступенькам. Кровь текла.
— Ты лучше, скажи, как арматуру принес и стал бить! — дернулся Николай.
— Кто арматуру принес? —  Павел подошел к  Михаилу.
Сдерживая рыдания, Мишка прохрипел.
— Я наклонился, а он меня, меня, — путаясь в словах, захлебываясь слезами, пробормотал Мишка. — Я только посмотреть,  а он меня, ударил. Потом я разозлился, убежал, сломал в заборе прут железный, он там давно шатался, и стал бить. Я не хотел, я не помню, как  получилось! — парень закрыл лицо руками и зарыдал в голос.
Сердце Павла заколотилось в бешеном ритме. Ему искренне стало жаль паренька. Что же ты наделал, дурачок! Сам себе подписал приговор. Но  говорит чистую правду! В этом Павел не сомневается.
— Он ударил, не видя тебя, не понимая! Пытался сопротивляться! А Ты!? — Павел отошел к окну. Он сдерживал себя, чтобы  как Мишка, не разрыдаться.
— Дальше? Вытащили на улицу.  Кто предложил оттащить Сергея  к вечному огню?
— Они! Володька и Колька! — сквозь рыдания выдавил Мишка. — После того, как я арматурой его  ударил.
— Гнида продажная! Не ударил, а бил изо всей силы. Озверел и бил!  — Колька сплюнул на пол, растер ногой.
— Я не помню! Ничего не помню! — громкие рыдания  Михаила вызвали боль в сердце даже у Алексея, записывающего показания ребят. Он почувствовал легкое пощипывание в глазах и в носу. Указательным пальцем потер переносицу, громко чихнул. Павел завел руки за спину, переплел пальцы, крепко сжал. Прошагал по комнате до двери, остановился. Позвать дежурного, увести  мерзавцев, сил нет их, видеть. Мозг не в состоянии переварить услышанное. Сволочи! Шепчет он, беззвучно шевеля губами. Сволочи! Дикари! Неслыханная жестокость положить живого человека на огонь!
— Неслыханная жестокость положить живого человека на огонь! — повторенная вслух  фраза прозвучала, как удары молота, в тишине помещения. На секунду все замерли. То ли удивленные произнесенному следователем, то ли вдруг осознанием содеянного.
— Так он мертвый был! — нарушил тишину Володька.— После  Мишкиных ударов, он не шевелился.
— Вы потащили его на огонь! Я не хотел! — Мишка встал со стула, подскочил к Николаю, размахивая перед его лицом,  кулаками.
Николай закрыл лицо ладонями.
— Отойди, сядь на место! — Павел ухватил Мишку за рукав куртки, толкнул к стулу. Горячие головы! Собой владеть,  не научились. Вот и натворили дел. Помогла  и выпитая водка. На суде алкоголь учтут, как отягчающее обстоятельство.
— Это не я на огонь его тащил! — Николай втянул голову в плечи, будто, ожидая удара. — Володька сказал, следы исчезнут, подумают,  пьяный забрел и упал.
— Ты что! — Володька побледнел. На скулах надулись желваки. — Я же думал он мертвый, испугался. Куда его деть!
— Так! — Павел остановился возле Владимира, наклонился, встретился взглядом с испуганным парнем. — Значит, следы решил замести! Пьяные, а поняли, что натворили! Отвечать  никому не хочется! Тем более, провести на нарах лет десять, а то и более, тоже перспектива плохая. Может, обойдется. Все дураки, а вы умные! Вы убийцы! Все трое! — Павел поднял кулак над головой.
— Он мертвый был! Он был мертвый! Потом на огонь! — повторяет Володька.
— Нет! Он был живой! И его, можно было спасти! Если бы вы опомнились и вызвали скорую! — следователь в два шага оказался возле стола, поднял вверх лист бумаги и потряс им. — Вот заключение мед. Экспертизы: смерть наступила от болевого шока, при соприкосновении тела с огнем. Вы убили своего товарища! С особой жестокостью! Суд это учтет при вынесении приговора!
Стук упавшего на пол предмета прервал  обвинительную речь следователя. Мишка упал вместе со стулом. Сердце подростка не выдержало психологической нагрузки. Он убийца! Последние слова, которые зафиксировала его память. Темные круги поплыли у него перед глазами, комок тошноты, как в тот страшный вечер подкатил к горлу. Попытался расстегнуть воротник рубашки, но, онемевшие пальцы не подчинились. И он потерял сознание.
— Воды! Скорее! — склонился Павел над парнишкой.
Алексей налил из графина  полный стакан, подбежал к упавшему. Павел поднял стул, поправил отяжелевшее тело. Налил в ладонь воду, плеснул в лицо Михаилу.
— Может, врача! —  Алексей посмотрел на Павла.
— Обойдется!
Мишка  вздрогнул от холодных капель, побежавших по щекам, залившихся за ворот. С трудом приподнял  веки. Перед глазами, словно в тумане возникло лицо матери. — Мама! — прошептал Мишка.
— Мама теперь далеко! — Павел слегка потряс его за плечо. — Ну, пришел в себя! — Дома надо сидеть, а не по кафе ходить,  людей убивать.
— Я не убивал! — прохрипел Мишка, тяжело поворачивая  пересохший язык во рту. — Когда все ушли, я вернулся, толкнул его, он перевернулся.
— Кого толкнул? — наклонился Павел. — Говори громче!
— Я вернулся. Подумал, чтобы он не сгорел и перевернул его. Ногой толкнул. Подумал, полежит, придет в себя и домой пойдет.
Павел покачал головой.
— Когда мы утром приходили на другой день после гулянки, вы все думали,  Сергей проспится у огня и пойдет домой? Но ведь намеренно потащили к огню, чтобы замести следы? Знали, наверняка,  после таких побоев, какие вы учинили, вряд ли человек мог выжить! Знали, что убили, и надеялись на чудо!? — Павел остановился возле Володьки, заложил руки в карманы, покачался с пятки на носок. Подошел к Николаю. — Ты тоже верил, после твоих кулаков парень остался живой?
Николай повесил голову на грудь.
— Подойдите, подпишите протокол.
Павел прижал щеку к прохладному стеклу оконной рамы.  Кожа на его лице горит. Не у всех выдержат нервы слушать подробности убийства, да еще такого жестокого. По сути, дело уже раскрыто. Преступники признались. Да и дела, собственно никакого  нет. Нет дедуктивных методов, нет расследования. Ничего нет! И человека нет. Молодого, полного сил, хорошего человека. Выгнутая ветка дуба постучала в окно. Павел отстранился. Погода меняется.  Осень наступает. А кто-то, не увидит, ни желтеющей листвы, ни первого снега, ни новогоднего праздника. Почему ему вдруг, пришла в голову вся эта, не связанная с делом, мешалда из мыслей?
Мишка, посапывая, распухшим от слез, красным носом, подошел к столу первым, склонился над подвинутым к нему, Алексеем, листом бумаги, неуклюже вывел свою фамилию. Николай споткнулся о ножку стула, долго прилаживает ручку в негнущихся от волнения пальцах.  Неряшливо нацарапал роспись под Мишкиной фамилией.
Владимир, на негнущихся ногах приблизился к столу, взял ручку. Хотел расписаться, но потом выпрямился.
— Без адвоката ничего подписывать не стану!
— Пиши! — толкнул его Николай, не успевший отойти от стола. — Все равно придется всем отвечать! Володька подтянул лист. Нажимая на ручку, которая  вдруг отказалась писать, нацарапал  инициалы. Попятился от стола. Прижавшись, друг к другу, мальчишки застыли, сверля взглядом, повернувшегося к ним спиной, следователя. Каждый думал,  от этого человека  зависит их дальнейшая судьба.
Павел подошел к столу, нажал на кнопку. Вошел молоденький сержант, вытянулся, как в строю.
— Уведите! 
Заложив руки за спину, став моментально ниже ростом, ребята, втянув головы в плечи, друг за другом поплелись к двери. Страх перед будущим,  леденит душу. Ничего, пусть отвечают за свои поступки. Заглушил Павел приступ жалости, сжавший, как тисками сердце.
— Что с ними будет? — Алексей прислонился спиной к спинке стула.
Павел пожал плечами.
— Суд решит! Но жизнь они свою поломали! Один несовершеннолетний, пойдет на год в детскую колонию, потом переведут в тюрьму. А эти двое надолго загремят!
— Они совсем еще дети!
— Детки! А натворили! Не дай Бог! —  открыл папку, вложил бумаги. — Можно прокурору нести на подпись и закрывать!
Алексей встал, прошел по комнате.
— Знаешь, что меня волнует?
Павел поднял на него глаза.
— Женщина эта, потерпевшая, мать погибшего, сегодня не звонила, и не пришла.  Кто будет парня хоронить?
— Действительно, не позвонила! — Павел  выдвинул ящик стола, достал маленький белый блокнот, перелистал. Придвинул телефон, повернул диск. — Хотя, постой! — нажал на рычаг. —  У нее нет родственников, как она справится?
— Вот и я об этом говорю! — Алексей достал из пачки сигарету, закурил.
— Но ведь в наши обязанности, организовывать похороны, не входит.  Я ей позвоню, предложу забрать труп.
— Все правильно! А кто ей поможет?
Павел опять завертел диск аппарата. Пошел длинный гудок. Еще, еще, и тишина.
— Она не берет!
— Живая или нет? — Алексей стряхнул пепел в пепельницу. — Я вырос в этом городе. Это ты приезжий! Как потом людям в глаза стану смотреть?
— Пойти к ней? Вроде оснований нет, дело закрыто!
—Служебных потребностей в свидании с потерпевшей нет! Разве только человеческие!?
— Ладно! — поднялся Павел, снял со спинки стула костюм, надел. — Прямо сейчас и схожу.

Глава 18.
               
Захлопнулась, дверь, щелкнул замок.  Николай прошел к лежаку, сел, обнял себя за плечи.
— Курить охота!
Володька   бросил ему на колени, пачку. — Анатолий передал. С дежурным договорился.
Николай вытащил сигарету, жадно затянулся.
— Следователь  узнает! Не сдобровать ни нам, ни твоему папе, ни дежурному.
— Не можем мы  голодными сидеть! И потом это не тюрьма! Пока следственный изолятор! А там видно будет!
— Надеешься, папаша вытянет!? — прищурил глаза Николай,  затягиваясь сигаретой.
— Толик всех постарается вытянуть! Нельзя одного! Групповая у нас!
— Откуда такие знания по правовым делам? — усмехнулся Колька. — В школе вроде этому не обучали.
— Записку  в  передаче нашел. — Володя вздохнул, подошел к лежаку, подвинул пакет, засунул руку.
— Колбасу вчера сожрали. Ни кусочка не оставили!
— Да, уж! — засмеялся Николай. — Мы сейчас все сожрем!
Мишка лег, подтянул ноги к подбородку.
— Есть хочу! Холодно здесь! Домой хочу!
Колька рассмеялся. —  Ничего, терпи!  В тюрьму переведут! Дадут  большое одеяло! Согреешься!
— Не хочу в тюрьму! — пропищал Мишка.
— Ты думаешь, нас в тюрьму переведут!? — остановил тревожный взгляд на товарище,  Володька.
— До суда имеют право! — махнул рукой Колька. — Под залог вряд ли отпустят!
Щека Владимира дернулась в нервном тике.
— В тюрьме уголовники!
— Ничего! Уживемся! — Колька подошел к товарищу, сжал кулак, покрутил перед носом.  — Видал! Мы тоже не лыком шиты!
— Бить будут! — Володька отодвинулся от Николая.
— Там твоего папашки нет. Кого им бояться? У них свои законы!
— Но мы им ничего плохого не сделали!?
— У них свои законы! — повторил Николай, смачно сплюнул на пол. Растер плевок ногой. — Я лично не сдамся! — он прошел по комнате.  — За себя могу постоять!
                * * *
Едва Алексей перешагнул порог, кабинета начальника милиции, Виталий Петрович сдвинул брови на переносице.
 —  Сознались все трое?
Алексей присел на край стула. Положил бумаги на стол.
Полковник подписал, не читая.
—Ужасное преступление! —  встал из-за стола, прошел вдоль придвинутых к столу стульев. — Звонил этот! — приложил ладонь ко лбу. — Предприниматель! Сына его вы задержали! Просит отпустить под залог.
— Павел Андреевич категорически против! — Алексей встал.
— Сиди! — положил ладонь на его плечо Виталий Петрович. — Мне тоже не нравится вся эта история! Я ему отказал! А почему Павел  сам не пришел.
— Он к потерпевшей, матери убитого поехал. Хоронить надо! Она трубку не берет.
— Ясно! — вздохнул начальник. — Как появится, пусть зайдет!
После ухода Алексея, Виталий Петрович сел  за стол, подвинул  листы. Попытался сосредоточиться на исписанных мелким почерком страницах. Убили, да еще додумались положить на огонь. Осквернили памятник!  И так по ночам бомжи греются у огня. Дежурного что ли там поставить.  Отодвинул бумаги. Вытащил из стаканчика ручку, постучал по столу. В ушах еще звучит голос Вадима Евгеньевича, после недавнего  телефонного разговора. Деньги предлагал!  Не стесняются! Думают, им все дозволено!   Хозяевами себя возомнили! Он почувствовал, как загорелись щеки от стыда. Надо сказать следователю, ни в коем случае не уступать. Закон для всех един!
                * * *
               
Андрей Александрович  уже минут пятнадцать сидит на лавочке перед входом в ресторан.  Наконец, в дверях показался Вадим. Быстро спустился по ступенькам.
— Извини!  —  Андрей, пожал протянутую Вадимом, руку. —  Потревожил! На  улицу позвал. Но там, внутри, у тебя такая обстановка. Не смогу говорить!
— Ладно! — Вадим присел рядом. —  Помогу с адвокатом!  Вытаскивать, надо всех. Одного не выпутать.  Толик тоже так считает! Звонил начальнику милиции. Но до суда не выпустят. Следователь не согласится. На весь город растрезвонили!  Слишком большая огласка.
Андрей почесал кончик носа. — Да, я другое, хотел сказать.  — он  провел ладонью по волосам.  — Ну, в общем, Наде, матери Сергея, помочь надо с похоронами. Неудобно! Одна она, родственников нет. И потом, дети вместе выросли, учились в школе. Теперь вот, так получилось!
— А,  вот о чем! — Вадим покрутил головой, будто ему жмет ворот рубашки, потянул рукой узел галстука. Потом хлопнул ладонью себя по колену. — Ты прав! Только кто пойдет?  Она  на порог не пустит! Мы для нее враги! Особенно, я! Буржуй недобитый! Денег дам!  Только иди один. С тобой она, может быть, станет разговаривать. С твоей женой они вместе работают. — Вадим поднялся, оправил полы пиджака. — Сходи, узнай,  расходы оплачу. Только ей не говори!
— Да мы сами, с Галей, и на работе у них  женщины, машина, они похлопочут.
— Ну, бывай! — Вадим  направился к ресторану.
Андрей смотрел в след, пока  круглая, располневшая фигура Вадима Евгеньевича не исчезла за тяжелой дверью. Да, натворили дел! Уверен, его Володька зачинщик драки. Себялюб!  Как и отец!  Уважения к себе требует! Новые русские! Крутые!  И мой туда же! Кандидат в олимпийскую сборную! Где я его упустил? Когда?  Драть надо было! Не жалеть! Резко поднялся,  пошел по тротуару. Потом остановился.  Вот так, сразу  приду к Наде? Помочь хотим! Нет! Не могу! Может быть, Галя? Женщинам легче договориться между собой.
                * * *
Галина,  как обычно,  поднялась по ступенькам  больничного крыльца, толкнула дверь. Остановилась, тяжело вздохнула. Будто три пролета одолела, сердце бьется, чуть не выскочит.  Две ночи без Кольки! Как он там? Следователь сказал, до суда не отпустят.
— Галина Семеновна! Вам плохо? — остановилась возле нее, медсестра Маша.
— Спасибо, Машенька, сейчас пройдет! Сердце немного прихватило.
— Надежда Ивановна не вышла на дежурство! Звонила,  не отвечает! — Маша поправила колпачок на голове.
— Когда звонила! — женщина пошла по коридору, на ходу расстегивая пуговицы теплой кофты.
— Да, все утро!
Галина вошла в ординаторскую, повесила кофту в шкаф, достала халат, надела, расправила полы. Ей сейчас еще тяжелее, чем мне. Подумала она. У меня сын в тюрьме, а у нее в морге. Мой, отсидит и придет, а ее никогда не вернется. Оттуда не возвращаются. Она пригладила волосы, мельком взглянула на свое отражение в зеркальной дверце шкафа. Перевела глаза на сестру, стоящую в проеме двери.
— Собери девочек! — Галя переложила бумаги на столе. Надо сходить к Наде. Сколько лет вместе в одной больнице. Как в глаза ей взгляну? Колька убил Сергея. Чем смогу  утешить!? Подвинула стул, села, положила локти на стол. Будто всю ночь мешки разгружала! В коридоре послышался звонкий смех. Чей-то голос пропел на высоких нотах: «Ах, вернисаж, ах, вернисаж…» — Тихо ты, распелась!
Машка ругается, улыбнулась Галина.  Молодость! Беззаботность!
Девчонки стайкой влетели в ординаторскую, столпились у двери.
— Проходите, присаживайтесь! — Галина Семеновна встала у стола. Каждый раз на дежурстве, утром собирает сестер, для раздачи поручений, и каждый раз они, толпятся у порога. Сама когда-то такая была.
— Я отлучусь ненадолго. У Надежды Ивановны  сын погиб!
— Позавчера в морг привезли! Страх глядеть! — закрыла ладошками лицо, Катя.
— Я чуть в обморок не упала! — замахала маленькими ручками перед лицом, толстенькая Зина. — Не вспоминай!
— За старшую, останется Мария! — прервала разговоры медсестер, Галина Семеновна. — Внимательно читайте рекомендации врачей при раздаче лекарства. В перевязочной соблюдайте чистоту! Все понятно!
Девчонки закивали головами.
— Тогда свободны! — девчата, подталкивая друг друга, выбежали из кабинета. Весь коллектив за последние два года обновился. В моей смене, только я и Надя со стажем. Старухами смотримся на фоне этого цветника. Галина сложила аккуратной стопкой папки на столе.
Зазвонил телефон.
— В общем, я говорил! Вадим обещал помочь! — услышала Галя, голос Андрея. — Сама сходи! 
— Поняла! — вздохнула Галина. — Я знала. Ни ты, ни Вадим не сможете пойти к Наде.  Она на работу не пришла. Сейчас и пойду.
Галина положила трубку. Ему тоже не сладко! Утром, за завтраком у мужа тряслись руки,  расплескал кофе из чашки. За двадцать лет совместной жизни  впервые видела его таким удрученным. Ах, Колька, Колька, что же ты наделал? Если, тюрьма? Прощай карьера, олимпиада! Сколько дадут за убийство? С особой жестокостью! Сказал Павел Андреевич! Хоть бы увидеть до суда. Как он? Похудел, побледнел? Она  с трудом перевела дыхание, подошла к шкафу. Протянула руку к дверце и застыла. Как сейчас приду к Надежде. Какие слова найти, чтобы успокоить? Сняла с вешалки  кофту, надела, машинально пригладила волосы, застегнула пуговицы, и вышла из кабинета.
По улице, Галя шла, не узнавая дороги, будто впервые идет к подруге.  Толкнула дверь подъезда, тяжело ступая,  поднялась по ступенькам. Сколько раз  приходила на день рождения Нади, сидела за свадебным столом, на поминках  Надиного мужа. Совсем недавно,  отмечали восемнадцатилетие Сергея. Высокий, стройный, парень. Крутой лоб, прямой, крупный нос, красиво очерченные, тонкие губы, немного выдающийся вперед подбородок.  Серые, с черными густыми ресницами, глаза, строгий, сосредоточенный взгляд. Она позавидовала подруге. Умный мальчик. С такими глазами становятся учеными, героями. Мой Колька другой. Взбалмошный, ленивый. Если бы не отец и тренер, вечно стоящие, у него над душой, ничего бы из него не вышло. Остановилась у двери, обитой черным дерматином. Сережка вместе с Андреем делали, вспомнила Галина. Постояла несколько секунд, прислушиваясь, не донесутся ли из квартиры хоть какие-то звуки. За дверью тишина, страшная, напряженная, жуткая. Ей захотелось убежать. Может быть участкового позвать? Не оказаться свидетелем, а то и подозреваемой. Ведь, как никак, заинтересованное лицо. Не стань Надежды, и дело закроют. Она махнула ладонью перед лицом. Господи! Какие страшные мысли иногда приходят в голову, и без всякого повода.  Решительно нажала на кнопку звонка.
                * * *
Надя повернула на бок занемевшее тело, пошевелила ногой, потом другой. Так и заснула, не раздеваясь, на диване?  Сколько времени? Поискала глазами будильник.  Всегда стоял на столе. Увидела перевернутый вверх ногами циферблат на полу, под столом. Скатился. До ее слуха донеслись короткие гудки. Трубка повисла над краем стола и раскачивается на проводе. Ну, вот, и трубку не положила. Никто, наверное, дозвониться не может.  Провела ладонями по волосам.  Вздрогнула от прозвеневшего в прихожей звонка. Господи! Какой  день? Сколько я проспала? У меня смена! За двадцать лет ни одного прогула.  Она оперлась о подушку дивана, встала, шатаясь, как пьяная, добрела до коридора.
Пальцы не слушаются, ключ не поворачивается. Наконец,  распахнула дверь, словно сквозь пелену тумана,  увидела  лицо Галины.
— Уходить  хотела! — перешагнула порог, Галя.  — Участкового звать!  Спишь? —  остановила взгляд на бледном лице подруги. Словно покойница! Пронеслось у нее в голове. Постарела лет на двадцать!   Она прошла в комнату.
— С тобой все в порядке?  А то я и чемоданчик захватила. Может укол успокаивающий сделать?
Надежда медленно двинулась за ней.
— Что со мной может случиться? Руки, ноги,  на месте. Голова тоже. Цела и невредима. Только вот, видишь, заснула. Будильник уронила, он остановился, не знаю, сколько времени. И телефон, вот! — она указала на стол. —  Трубка съехала.
Галина подняла будильник, завела, поглядела на свои наручные часы, поставила стрелки. Положила трубку на рычаг аппарата, села на стул, поставила у ног серый медицинский чемоданчик.
— Ты сегодня на смену  не пришла. Маша тебе все утро звонила!
— Теперь прогул засчитают?  Не могу  идти. Ноги и руки, словно чужие!
— Да кто тебя станет попрекать! У тебя обстоятельства! Я уж, думала, с тобой что случилось?
— Со мной все хорошо! — Надя опустилась на диван, сложила руки на груди.
Галя посмотрела на подругу. В своем  уме? Говорит, странно, будто не помнит о случившемся.  Глаза сухие.  Даже, не плакала.
— Помочь? Так ты скажи!
— Ничего не надо! — Надежда обняла себя руками за плечи. Ее трясет сильный озноб, как при высокой температуре.
В прихожей прозвенел звонок. Надя повернула голову.
— Будто, позвонил кто, или показалось?
 Я открою! —  поднялась Галина. На пороге  Павел Андреевич.
— Я позвонил, никто не подходит,  потянул дверь, она   открылась! — щеки следователя покраснели.
— Это я сейчас пришла и не закрыла. Проходите! Она там в комнате.
Он наклонился, чтобы снять туфли.
— Что вы, не надо! — остановила его Галя. Посмотрела на отрытую дверь комнаты, с раскачивающимися деревянными жалюзи, прошептала, глядя в глаза следователя. — Только, она, кажется, не в себе.
Павел кивнул головой. Так я и знал!  Зачем пришел?   Она тело должна забрать! Вспомнил следователь. От нервного напряжения у него зазвенело в ушах.
— Что вы здесь делаете? — он вспомнил,  Галина мать одного из задержанных пареньков.— Ваш сын?
— Да, — прервала его Галина. — Колька мой, сидит у вас в отделении. Мы работаем вместе, она не вышла на смену, вот я и пришла. — быстро произнесла  Галина и перевела дух, как после быстрого бега.
Павел остановился у порога.
— Здравствуйте, Надежда Ивановна! Примите мои соболезнования! Крепитесь! — словно робот, скороговоркой  произнес он. 
Надежда оглядела вошедшего. Милицейская форма! Сережка что-то натворил? Не может быть!
— Вы, по какому вопросу? — остановила взгляд на Павле.
— Да, собственно, — Павел не знает, как произнести, заученные слова, повторенные много раз, пока шел сюда. Вот черт! Достал из кармана платок, вытер вспотевший лоб. Она и в самом деле, не понимает, зачем я пришел. Права эта женщина, он бросил взгляд на Галину, будто приглашая ее догадаться о цели его визита. Но та отвела глаза.
— Вы когда заберете тело сына? —  Павел  ощутил необычайную легкость на душе, произнеся  фразу, которую заучил наизусть.
— Мы сделаем, я сама, мы все сделаем, не беспокойтесь! — Галя подошла к столу, поправила скатерть. Павел заметил, как сильно трясутся ее пальцы.
— Если, что надо, мы поможем! — он  снял фуражку, провел по ней ладонью, словно стряхивая пыль. — Машина,  ну и все, остальное!
— У нас все есть! Мы сделаем, не беспокойтесь! — Галина перевела взгляд на подругу. Надя, безучастно глядит перед собой. Не понимает, или делает вид? Подумала Галина. Вся в себя ушла!
— Тогда, я пойду! — поднялся Павел.
Галина пошла следом за ним в коридор.
Он, толкнул дверь, больше не произнеся ни слова, вышел, медленно стал спускаться по ступенькам.
— Спасибо, что зашли! — крикнула вслед Галина. Павел не оглянулся. Она закрыла на задвижку дверь, вернулась в комнату. С чего начать разговор? Надо оформлять документы в загсе, выписывать свидетельство о смерти, собрать необходимые бумаги, из милиции, заключение экспертизы, завизировать место на кладбище, договориться с могильщиком. Назначить день похорон. А она, словно, ничего не произошло, сидит, вытаращив глаза. Галину охватило раздражение. С ума сошла, или притворяется!? Как улитка, спряталась в ракушку. Я должна переживать! Будто у меня горя мало. Сережке теперь уже ничего не нужно. Мой Колька сидит в КПЗ голодный, холодный. Мне бы к нему  пойти, а я тут, вожусь, с этой умалишенной!
— Когда хоронить будем, Надь? — остановилась перед подругой. 
— Бумаги еще не оформлены, а сил идти, у меня нет, сама видишь! — Надежда Ивановна попробовала приподняться, но, обессилив, снова села на диван.
— Дай мне Сережкин  паспорт!
— В тумбочке. Под телевизором, в голубой коробочке! — указала рукой Надя. — Деньги в коробке из-под конфет.
— Сиди, сиди! — Галина открыла тумбочку. — Вот  нашла! —  подняла паспорт вверх. — Так, я, не буду терять время, прямо сейчас и пойду. К тебе вечером загляну! —  выбежала в прихожую,  громко хлопнула дверью. Ой! Выдохнула из себя воздух, женщина. Все она понимает! А я уж думала,  с ума сошла. Не спросила, привозить покойника во двор, прощаться!? Спускаясь по ступенькам подъезда, шепчет Галя.  Хотя, зачем везти,  смотреть страшно. Все подготовить, и  на кладбище!

Глава 19.               
Галина подошла к  своему дому, подняла голову. Во всех трех окнах горит свет. Может быть, Колька уже дома? Сердце забилось в предчувствии радостной встречи с сыном.  Вбежала в подъезд,  поднялась на третий этаж, открыла дверь. Не раздеваясь,  вошла в комнату. Андрей, спит на диване, на экране включенного телевизора, целуется влюбленная парочка.
— Кольку отпустили? —  затрясла плечо мужа.
Мужчина открыл глаза,  бессмысленно глянул на жену.
— Где Колька? Когда пришел?
— Я у тебя спрашиваю,  Кольку отпустили?
— Не знаю! — Андрей сел, потер кулаками глаза.
Сердце Галины гулко застучало. — Ты что, пьяный? — злость охватила женщину. Эх, дать бы ему по шее. —  Иллюминацию зажег! Свет  во всех комнатах! Подумала, Николая отпустили, так ты на радостях осветил квартиру. А ты, дурень, набитый! Спишь, телевизор включен. Сколько раз тебе говорила, не включай, если не смотришь! Электричество только жжешь!  — женщина опустилась на стул у стола, стянула с головы косынку.
—Зачем на голову платок повязала?  — Андрей покосился на жену.
— Тебе, какое дело! — Галина опустила руки на колени. — Весь день с похоронами хлопотала. Бумаги оформляла. Набегалась, ног не чувствую. Вот и надела. Неудобно, без платка. В церковь ходила, поминальную заказала на завтра.
— Какие похороны? — Андрей потянулся к пачке сигарет, лежащей в углу дивана.
— Не кури в комнате! — хлопнула мужа по руке, Галя. — Какие! Сережки Надькиного! Сам   надоумил, помочь! Вот  и помогаю! Мне это очень нужно! Своей беды хватает! Увидела в окне свет, потеплело на душе. Дурья башка, весь дом взбаламутил, чтоб тебе пусто было!
— Ну что ты, взбесилась! Заснул немного!
— Я ж по лестнице бежала, а ты…? — она закрыла руками лицо и громко зарыдала. Вся накопленная за день боль  вырвалась наружу. — Господи! За что мне эти беды! Сын в тюрьме! А я бегаю, о чужих забочусь! Благодетельница!
Андрей подошел к жене, обнял за плечи, привлек к себе.
— Ладно, успокойся! С Колькой уладим! С Вадимом вчера говорил. Адвокат постарается. А Надьке, кроме нас помочь некому. Вроде, как мы виноваты! Нельзя ее оставить одну!
Галя оттолкнула мужа, вытерла ладонями мокрые от слез, щеки.
— Ишь, какой заботливый! К Любке бегал, утешал, теперь Надьку жалеешь!? Меня, кто пожалеет! В чем мы виноватые перед ней? Откуда нам знать, что там, в кафе произошло? Напились, подрались, а мы виноватые?  Еще неизвестно, кто первым начал драку. Может Сережка? Он за Наташкой ухлестывает. Мишка стоит между ними! Наташка ведь малолетка. Мало ли что удумает пьяный мужик!
— Да ты совсем озверела! Галь, что ты говоришь? Сергей порядочный парень, он не позволит ничего лишнего!
— Был Сергей. И нет его! О Кольке надо думать! Жизнь у него теперь перевернется. Темное пятно! Разве ты не понимаешь? Убийца! Наш сын убийца! — она пропустила пальцы рук в волосы, и застонала.
— Галь, не надо так убиваться! Живой ведь! Ну, отсидит, выйдет! А может быть, условно дадут?
— Дадут! Условно! — она зло поглядела на мужа. Он никогда еще не видел столько ненависти в ее взгляде. — Ты ходил к следователю?
Андрей отрицательно покачал головой.
— Я вся в заботах, а ты не нашел времени, пойти в милицию, узнать, здоров Колька или нет. Свидание бы выхлопотал.
Андрей отошел от жены, сел на диван.
— Завтра утром схожу! Прости!
— Завтра не сходишь! Завтра похороны Сергея. Я уже все подготовила. Мужики нужны. Кто гроб станет выносить! У нас в больнице, мужиков,  главврач, и сторож.
— Завтра хоронить? А место на кладбище, могилу выкопать?
— Все готово! К Надьке зашла. Сидит на диване, не пьет, не ест. Словно помешанная. Поминки в больнице сделаем. Я ей говорю, Надь, завтра похороны, а она только головой кивает. Соглашается со всем, что ни  скажу. Словно ей все равно. Не понимает, день, или ночь. Чай налила в чашку, она отпила глоток, другой, и опять,  глаза, в одну точку глядят, и молчит. Тяжко так молчит! Аж, страшно! Скорей бы завтрашний день прошел! Не могу на нее смотреть!
— У нее никого нет! Завтра для нее страшный день! — тихо произнес Андрей.
— А для меня!? Разве не страшный!? Если бы знала, чем кончатся эти посиделки, разве пустила бы Кольку. Не люблю  попойки! И всегда не любила. Тоже, традицию завели, проводы в Армию! Будто  нельзя, без праздников и попоек! Вот теперь  хлебай тюремную похлебку,  на нарах!
— Ладно! Бог даст! Выживем! — Андрей сжал пальцы рук. — Я чайник, пойду, поставлю! Пришел, ничего не ел. Давай хоть чай попьем!
Галина махнула рукой. —  Как хочешь! Ничего не мило. Кусок в рот не лезет!

Глава 20.

Варвара Михайловна зашла в комнату, поглядела на, свернувшуюся калачиком, на постели, внучку.
— В школу пойдешь? Который день не ходишь?
Девушка не шевельнулась.
Старушка подошла к кровати, положила ладонь Наташе на плечо.
— Живая, или нет? Проснись девочка! Нельзя постоянно лежать в постели.
— Откуда вам знать, что можно, а что нельзя! — крикнула Наташка, и повернулась к бабке. — Надоели! Ненавижу! Оставьте меня в покое! Ничего не хочу! Жить не хочу! — по лицу девочки  покатились слезы.
— Девонька, моя, не надо! — бабушка присела на край постели, обняла худенькие, трясущиеся от рыданий, плечи.
— Как я буду  без Сережки!? — захлебываясь слезами, заикаясь, произнесла Наташа. — Ты ничего не понимаешь! Я, я, люблю его! —  Наташа  упала головой в колени бабушки. — Если бы ты видела, что они с ним сделали! Как я могу забыть все это!
Варвара Михайловна положила ладони на голову Наташи, погладила по густым волосам.
— Его, не вернуть! А жить надо! Ты еще молодая!  Пройдет время, забудешь весь ужас!
— Как ты можешь так говорить! — отстранилась Наташа. — Ты ничего не понимаешь! Мы любили друг друга! Он, такой, такой! — на миг ее заплаканное лицо осветилось мимолетным воспоминанием о счастье, и тут же исказилось в страшной гримасе. Потеряв, от волнения, голос, она прошептала. — Я умру без него!  — оттолкнув бабку, отвернулась к стене, закрылась с головой одеялом, злобно прошипела.
— Уйдите все! Никого не хочу видеть!
— Встань,  поешь!
Наташа не ответила. Все ее тело сотрясается от  беззвучных рыданий.
Бабушка протянула руку,  чтобы коснуться, девочки,  но рука повисла в воздухе, она отошла от постели, подошла к окну, отдернула шторы.
— Сегодня мама, после обеда возвращается из больницы. Упросила врача о выписке. Пойдем встречать?
Наташа не ответила.
Старушка вздохнула, и вышла из комнаты. В кухне, села на табуретку, налила в чашку чаю, взяла с тарелки кусочек хлеба, намазала маслом, откусила, запила чаем.  За один день семья распалась! Мишку в тюрьму посадили! Наташка лежит, страдает! У Любы больное сердце!  Каждый замкнулся в своем горе!  В прихожей прозвенел звонок. Она вздрогнула, тяжело припадая на больную ногу,  вышла в прихожую, отрыла дверь.
— Любаша! Сказала, после обеда выпишут, я к тебе собиралась!
Люба перешагнула порог, поставила сумку на пол.
— Как вы тут без меня? —  сняла куртку, повесила на вешалку, прошла на кухню. Немытая посуда в раковине, пыль на полу,  на полках.  Села на табуретку, пригладила ладонями волосы.
— Наташка в школе?
Варвара Михайловна приложила ладони к щекам, горестно покачала головой.
— Уж, который день не ходит. Лежит в постели, не пьет, не ест! Как не упрашиваю, не слушает! Говорит, не хочет жить! Любовь у них была!
— Еще одна беда!  Лишь бы, с собой ничего не сделала, дурочка! Что у них было, не говорила?
— Да,  Бог, с тобой! — махнула старуха руками на дочь. — Неужто, ты полагаешь? Ой, Господи! Дитя неразумное! За что на нашу голову!?
— Мам, успокойся, сказала, не подумав. Может быть, ничего между ними  не было? — поднялась, прошла в комнату, приоткрыла дверь, поглядела на  лежащую в постели, дочь.
— Не трогай ее! — старушка положила руку на плечо дочери. — Она плачет, страшно становится. Пусть лежит, так ей легче.
Люба  вернулась в кухню.
— Тогда, давай обед варить!  —  надела фартук, подошла к плите.
— Как  себя чувствуешь! — старушка присела  у стола, поглядела на дочь.
— Врать не стану, мам, плохо! Покалывает в груди, в голове кружится. Врач говорит, никаких стрессов, если хотите задержаться на этом свете! — повернулась Люба к матери. — Как без стресса? Сын в тюрьме! Дочь из постели не вылезает, плачет, горе у нее. А у меня, значит, все хорошо! Сплошная экзотика! Как избавиться от всех бед, разом? Одним взмахом? Волшебной палочки у меня нет!  —  застучала ножом по донышку, нарезая мелкими кубиками, луковицу.
— Доченька! Не знаю, чем могу помочь! — Варвара Михайловна горько всхлипнула. — Была бы моя воля, все бы отдала за твое счастье!
Женщины замолчали. Только звуки кухонной утвари, стук ножа, шипение чайника, бульканье бульона в кастрюле,  возвещают скорое завершение приготовление   обеда.
В прихожей пропел звонок.
— К нам? — задержала в воздухе ложку, Люба. Старушка взялась за поясницу, пытаясь подняться. — Сиди, мам! — остановила ее Любаша. — Сама открою!
Нина Георгиевна, увидев Любу, смутилась, щеки покрылись густым румянцем.
— Девочка ваша!
— Знаю! — прервала Люба. — Я  из больницы сегодня вышла. Проходите!
— Она учится хорошо! Догонит! Узнать пришла!
— Спасибо!  Раздевайтесь, сейчас обед будет готов, пообедаете с нами. Проходите в комнату!
— Спасибо, я не голодна! — Нина сняла плащ, повесила  на вешалку. — Я еще ни  к одному ученику не ходила! Первый год работаю.
— Мама ваша здорова! — Люба  задержалась у двери кухни.
— Спасибо! Не хочет сидеть дома. А на работе хлопот, хоть отбавляй. Как стала директором, так пропадает в школе. Папа часто к нам обедать приходит. Говорит, плохо, когда жена начальник!
— На работе веселей! — улыбнулась Люба. — Я швеей на фабрике, сколько лет проработала, мастер высшего класса. Развалился Союз, позакрывали фабрики, заводы. Хорошо, хоть здешний миллионер приютил у себя в ресторане, посудницей. Здоровье плохое, а терпеть надо! С больницы  вышла, зашла в ресторан,  так полную сумку продуктов дал, благодетель! Если Наташке скажу, совсем не притронется к еде. Мне не до гордости.  Увидеть бы, Мишку  до суда! — она прислонилась к дверному косяку.
— Я поговорю с Павликом!  — в глазах девушки заблестели слезы.
—Присаживайтесь! Сейчас обед принесу. Если хотите с Натальей поговорить,  она в соседней комнате, в постели. Уже который день не встает!
— Нет, я пойду, пожалуй! Не надо ее тревожить!  —  Нина приложила ладошку ко лбу. —  Завтра похороны Сережи! Если сможете, приходите. Павлик просил передать.
Люба шагнула в комнату, тяжело опустилась на диван.
— Мишку отпустят?
— Не знаю!   Для них это было бы хорошей встряской! Такое сотворить с товарищем! — она зажала рот ладошкой, увидев, как побледнели щеки женщины.
— Простите! Я не хотела!
Люба приложила ладонь к груди.
— Не извиняйтесь, сейчас пройдет! — отстранила руку девушки, пытающуюся расстегнуть ворот ее платья. Встретилась  с нею взглядом.  — Вы правы! За жестокость надо расплачиваться! Они подлецы! 
 — Я все слышала! — Наташа, в длинной ночной рубашке, с растрепанными,  волосами. Бледная,  похудевшая, словно приведение, застыла на пороге. Глаза  расширились от гнева. —  Ты предательница! — подбежала  к матери. — Взяла продукты у этого паразита! Он на крови людей деньги делает! Володька  убил Сережку, а ты! Как ты могла! Вообще к твоей еде не притронусь! Умру от голода, а есть не стану! — круто развернулась, смерила  взглядом с головы до ног, учительницу. —  Ваш муж моего брата в тюрьму упрятал! Мишка не виноват! Он не мог убить! Он знает, что я люблю Сережку. Это Володька с Колькой убили! Я вас всех ненавижу! — Наташа  закрыла лицо руками, и упала на пол.
— Наташенька! —  Варвара Михайловна склонилась над девочкой. — Люба, сделайте что-нибудь! Она совсем не в себе!
— Люба махнула рукой. — Мне тоже плохо! Чем я могу ей помочь! Свинье не до поросят, когда ее на огонь тащат!
— Люба! Ты мать!  Наташенька, доченька! — старушка ухватила девочку за плечи.
— Я сейчас, помогу! — Нина отбросила сумку,  приподняла руку девушки, кисть безвольно упала. — У нее обморок! У Вас есть лекарства! Покажите! Я сделаю укол, я умею, меня папа учил.
В тумбочке, под телевизором.
Нина взяла из коробки ампулу, освободила из пакета шприц, набрала лекарство, склонилась над девушкой, ввела иглу в предплечье. — Если не поможет, я в вену могу! 
Втроем, приподняли девушку, положили на диван. Нина поправила подушку, приложила ухо к груди Наташи,  двумя пальцами сжала запястье. — Пульс  становится ровнее, и наполненность хорошая! — она присела на край дивана.
Наташа открыла глаза, обвела всех непонимающим взором.
— Ты лежи! — Нина положила ладонь на руку девочки. — Сейчас все пройдет! Пусть  полежит! Накройте теплым одеялом. Дайте горячий чай с лимоном и медом. Она сейчас заснет! А я пойду!
Люба вышла в прихожую.
— Спасибо вам! Если бы не вы!
— Извините, это из-за меня! — покраснела Нина. — Мне не надо было приходить, но Павел просил, сказать!  — она махнула рукой. — Вы  извините, простите! Я не умею, не знаю, как надо себя вести в таких обстоятельствах.
Люба закрыла за учительницей, дверь, прислонилась к стене. Где взять силы, чтобы вынести все беды, свалившиеся, как снег на голову.  Дети подросли, школу заканчивают. Здоровье плохое, но потихоньку скрипела. И вот, все рухнуло в одночасье. Зачем отпустила Мишку на вечер в кафе? Теперь, Наташка! Вошла в комнату, опустилась на стул. Поставила глаза на безжизненно лежащую дочь. Словно мертвая, и не двигается. Только чуть приподнимается и опускается грудь под пледом при дыхании.
— Пойдем на кухню!
Варвара Михайловна тяжело поднялась, пошла  за дочкой.
— Ну, вот, и пообедали! — сложила руки на груди, Люба. — Готовила, старалась, а никому и не нужно. Наелись!
— Ты, правда, продукты от Вадима принесла? —  старушка строго поглядела на дочь.
— А что, я такое страшное сделала? — Люба  хлопнула в ладоши. — Вы меня удивляете, мамаша! Ведь говорят, дают, бери! Зашла на работу. Вадим Евгеньевич изволил распорядиться.  Кормиться нам надо! На  твою пенсию не проживешь! Искать другую работу негде. Куда мне идти, что делать? На гордости далеко не уедешь! Здохну, тогда живите, как можете! Мишку в тюрьму, меня на кладбище, гордитесь! Извините, что выжила. Надо было, прямиком, туда, как Сережка! — она вдруг побледнела. Потом лицо покрылось красными пятнами.
— Любушка, прости, меня! — Варвара Михайловна, позабыв про больную ногу, кинулась к дочери, опрокинула  стул, стоящий у плиты. — Сядь, милая! Я сейчас! — обняла дочь за талию, потянула  за собой. — Вот, табуреточка, садись!
Люба, нащупала ладонью сиденье, тяжело опустилась. — Врач приказал не волноваться! С вами проживешь без стрессов, как же!
— Ну, прости, меня, дуру старую! Я так спросила! Ты не думай ничего. Наташка кричала,  вот и спросила.
Люба растерла ладонью грудь. — Там на полке, флакон с лекарством. В больнице дали. Налей в стакан, добавь воды!
— Сиди, сиди, я сейчас! — захлопотала Варвара Михайловна.
Люба выпила жидкость. — Гадость, какая! — обернулась к матери. — Ты поешь! Горячее еще! Налей из кастрюльки! Там борщ и котлеты с гречкой. Я посижу пока.
— Не беспокойся, дочка! Я не голодна. Тебя подожду! Потом вместе!
— Я уже наелась! Спасибо! — Люба покачала головой из стороны в сторону. — Как жить дальше, не знаю! И зачем?
— Что такое говоришь! — хлопнула ладонью по столу,  старушка. — Грех это! Бог, даст, все уладится! И Мишку отпустят. И Наташенька поправится!
— Мои дни сочтены! — вздохнула Люба. — До суда доживу, а там, не знаю. Такой стыд  пережить! Мой сын убийца! Как   вынести! — она закрыла лицо  руками. Плечи затряслись от рыданий.
— Любушка, не надо! Нельзя тебе расстраиваться! Успокойся, милая!
— Вы бы, лучше, мама, думали, прежде, чем говорить! Скажете,  потом успокаиваете! — женщина вытерла ладонями, мокрые от слез, щеки. Встала,  подошла к плите. — Давайте, поедим!  — разлила по тарелкам борщ, села. — Завтра похороны! Надо сил запастись! — зачерпнула ложкой еду,  проглотила. — Как людям в глаза смотреть стану! Весь город, наверное, соберется! Надька, говорят, ходит, словно тень. На работу не выходит! Одна осталась! Без мужа, без сына!  Наверное, всех проклинает! А не смею к ней подойти!
— Ты,  причем! — отложила ложку, старушка. — Дети, они и есть, дети! По глупости натворили!
— Скорей бы завтрашний день прошел!  Наташку не трогай! Пусть спит! Хорошо бы, и завтра ей проспать.

Глава 21.

Тамара прошла по комнате, вернулась, снова дошла до двери, снова вернулась, подошла к зеркалу,  пригладила волосы, провела пальцем меж бровей, где залегла глубокая морщинка.  Опустилась в кресло. Легкая, воздушная ткань голубого пеньюара, поднялась облаком до лица. Господи, как долго тянется день. Поглядела на часы. Уже пять, Вадик  не звонит. Ходил к следователю, или нет? Сколько раз набирала его номер, ответ все один и тот же. Абонент недоступен! Позвоните позже! Намеренно, отключил телефон! А может быть, с Вероникой балуется! Какое ему дело до моих переживаний!
Настя  щелкнула включателем. — Свет, что ль экономите? —  миловидное личико скривилось в презрительной гримасе. — Тамара Николаевна, я пойду, у меня голова  разболелась!  Вадим Евгеньевич придет, обед в микроволновке!
Тамара  махнула рукой. Настя, виляя полными бедрами, прошла через комнату, скрылась за шелковой занавеской. Ну вот, совсем одна. Вздохнула женщина.  Подняла руку, легкая ткань опустилась на колено. Японский шелк! Вадим в прошлом году привез из командировки.  Обрадовалась, словно девчонка.  А сейчас все равно. Володька! Она сжала голову руками. Если посадят! Я не выживу! Единственный сын! Тихо застонала. Прокрутить бы последнюю неделю назад, как в кино, и начать все сначала! Еще лучше, с того момента, когда закончила школу. Зачем торопилась замуж! Хорошо  жилось,  в маленькой двушке с матерью и отцом. Утром, вернувшись, домой, после выпускного бала, расправила подол широкого платья, опустилась на диван.
— Теперь  делаю все,  что захочу!
— Что же ты хочешь? — с улыбкой вышла из спальни, мама, завязывая на ходу тесемки пояса, пестрого, красного в желто-черных разводах, халата.
— Ремня она хочет! — появился на пороге комнаты отец.
— В театральный поеду поступать, в Москву! — крикнула Тамара.
—  Только там тебя и ждут! — рассмеялся отец. Военный человек, полковник в отставке, он смотрел на увлечение дочери  отрицательно. Хотя приходил на спектакли школьного драмкружка. — Черт с тобой! Не стану перечить!
— Папка! — Тамара бросилась отцу на шею, обняла. Покрыла поцелуями его колючие с утра щеки.
— Ну, ладно, будет! Только смотри, не провались! Не позорь отца!
Она честно готовилась к экзаменам. Зубрила стихи и басни перед зеркалом. Больше любуясь собой, чем следила за мимикой. В город приехал Вадим. Серьезный, взрослый, немного полноватый, с аккуратно зачесанными назад волосами, нарядными костюмами.  Он развернул строительство ресторана и одновременно особняка на окраине города, на пустыре. Многие шептались за его спиной, мол, отмывает деньги, приобретенные незаконным путем. Но она не слышала пересудов. Каждый день посыльный приносил букеты, корзины цветов, коробки дорогих конфет. Лохматые игрушки,  духи, белье. А когда, в ее руки положили коробочку с бриллиантовым кольцом,  она сдалась.   На свадьбе, в недостроенном ресторане, гулял весь город. Но она видела, мать и отец, сиротливо сидевшие, в конце огромного стола, не одобряют ее поступок. Через год  родила Володьку.  Отец  простил, когда на колени, положили, теплый, пускающий пузыри, сверток. Сердце дедушки зашлось в умилении.
— Ну, дочка,  угодила отцу!
Володьку он любил! Только морщился, наблюдая, как  располневшая Тамара, выгружает из сумки на кухне, принесенные гостинцы.— Спасибо! — вертя недовольно головой, бурчал старик. — Ты ешь поменьше! А то,  Вадим   обзаведется молоденькой, худой любовницей. Сейчас худышки в моде! По телевизору показывает, ноги от ушей растут, крашеные блондинки!
 Потом отец умер, внезапно,  от сердечной недостаточности. Мать отказалась переехать к ней в роскошный особняк. Володька,  после смерти деда,  остался при живых родителях, без присмотра. С бабкой  доверительных отношений, как с дедом, не возникло. Тамара навещала мать, приносила продукты, и молча, выпив чашку чая с  домашним пирожком, торопилась уйти. Рассказывать матери о своей жизни не хотелось. Валялась по утрам в постели, Много внимания уделяла своей внешности. Тяжело переживая угасание красоты. Расстраивалась, при виде каждой, новой морщинки. А у Вадима, действительно, появилась молоденькая любовница.
Тамара вздохнула, отгоняя воспоминания.  Ей представилась картина, когда Володю увезли. Как она бежала вслед за милицейской машиной. Разве она его не любила?
Звук шагов  за  спиной, заставил  вздрогнуть.
— Не слышала, как ты вошел! — Тамара поглядела на часы над камином. Сегодня рано! Не поехал к ней! Поняла женщина.
— Устал! — Вадим швырнул на журнальный столик папку, сел в кресло.
— Ужин в микроволновке! 
— Спасибо, я сыт!
— Ты был у следователя? Договорился о свидании?
— Нет! —  вздохнул Вадим. —   Помогал Галине. Съездил в банк, снял деньги. Завтра похороны Сережки.  —  повернулся к  жене. — Только не болтай никому!
— И на кладбище пойдешь?
— Не знаю! У меня много работы!
— Совесть свою  успокоил! Надеешься все уладить при помощи денег?
— Дура! Прекрати! — вскочил Вадим. — Ты думаешь, сейчас можно без денег, что-то сделать?  Как думаешь Володьку вызволять? Попрекаешь деньгами!? Чем живешь? Весь день слоняешься по дому, никаких забот!
Тамара  поняла,  зря упрекает мужа. Володю не вытащить без крупной суммы.
— Прости! Целый день одна! В голове каша из мыслей! — она приложила ладони к щекам. — Как ты думаешь, мне прилично пойти на кладбище?
— Твое дело! — Вадим, оттянул подтяжки. Прошел по комнате. — Занес твоей матери продукты.  Жаловалась на тебя.  Редко заходишь!
— Боюсь! Станет о Володе спрашивать. Не знаю, что говорить!
— Пусть похороны пройдут!  Тело земле не предано, а я стану просить, предлагать, понимаешь? — Вадим остановился перед женой. Она съежилась под его пристальным взглядом, словно ожидая удара.  Он обнял жену, погладил по волосам.  — Потерпи!  Вытащим из тюрьмы,  отошлем куда-нибудь, может быть, за границу.
Тамара всхлипнула.  — Ну, будет! Вадим поцеловал жену в волосы, пахнущие сладким, непонятным ароматом,  отошел, сел на диван.
Приласкал, за сколько лет. Женщина поглядела на мужа, ожидая ласкового взгляда. Но Вадим  закрыл глаза, погрузившись в  невеселые мысли.

Глава 22.
 
Нина  спустилась по ступенькам школьного крылечка. Пойти домой? Павел еще на работе. Прошла по тротуару, остановилась, и,  повернув в обратную сторону, ускорила шаги.
— Ну, спасибо, заглянула в родной дом! — открыла дверь Зинаида Васильевна.
Женщина, не скрывает радости. — В школе, не поговорить,  к тебе домой, ой как не хочется приходить! Теща! Никак не привыкну к новому званию!
Нина обняла мать за плечи,  вдохнув родной запах любимой, домашней  еды.
— Павлик добрый! Приходи в любое время, мы всегда рады!
— За отцом кто заботиться станет! С утра до вечера в больнице.  Главврач, ответственная должность! Ладо, проходи, будем обедать.
Нина прошла на кухню. — По твоему совету, к девочке этой, Наташе Федоровой ходила.
— Как она! —  Зинаида Васильевна присела на табурет.
— Плохо! Мать  из больницы выписали. С девочкой на моих глазах случился припадок, потом обморок. Я сделала укол. Страшно мама!  Чувствую  себя перед ней виноватой.
— Кто тебя обвиняет?
— В общем, никто! Павлик ведет следствие! Брата ее Михаила, посадили в тюрьму. Завтра похороны этого парня, которого они убили.   Сожгли на вечном огне, еще живого. Как подумаю, все внутри содрогается!
— Завтра, говоришь похороны? Надо пойти! Надежда твоего отца с того света вытянула. Дежурила возле него днем и ночью, когда у него инфаркт был.  Бедная женщина! Я сегодня ему по телефону сказала, когда сможет, тогда и выйдет на работу. Не упрекай! Ей тяжело! Стакана воды подать некому. У всех свои дела. Я так и не смогла найти время заглянуть к ней.  Все стали жестокими. Думаем прежде о себе.
                * * *
Надя остановила взгляд на столе. Чашки с недопитым чаем, куски колбасы на тарелке, остатки хлеба в решетчатой хлебнице.  Взяла в руки серую, бумагу, прочитала вслух, надпись, черными, крупными буквами: — Свидетельство о смерти. — Развернула.  Никитин Сергей. Глаза застлало темной пеленой. В голове закружилось.    Завтра похороны Сережи! Завтра! Вот и дождалась! Сына поеду хоронить! Кажется, совсем недавно,  они вместе с мужем привезли маленький живой комочек в голубом покрывале. Ярко светило весеннее солнце. Он  двигал маленькими ручками и ножками. Счастливые, не отводили глаз от малыша.  Теперь, готовься, мать, завтра опустят твоего сына  в сырую, осеннюю землю. И останутся  только воспоминания. Она прислонилась к спинке дивана, закрыла глаза. Галя сказала,  Георгий Львович похлопотал, машина, гроб. Утром Галя заедет за мной. Она потерла ладонью лоб. Платье черное есть, в нем Диму хоронила. Полезет оно на меня? Сколько лет прошло? Да, вроде и не изменилась. Встала, открыла шкаф. Перебрала вешалки. Моего почти и нет. Сережкины вещи. Его одеть надо!  Нагишом в гроб не положишь!  Где темно синий костюм? Он в нем ушел на гулянье. Тогда вот этот, черный в тонкую белую полоску.  И рубашку белую. Новую, надел в тот вечер. Эта  еще не старая, даже не рваная.  В магазин уже не успею сходить.   Носков много, туфли есть,  тоже ношеные, где теперь все новое взять? Она собрала вещи,  дошла до дивана, разложила, стала  еще раз пересматривать. Костюм, рубашка, носки, туфли.  Еще майка и галстук. Снова подошла к шкафу. Потянула с полки целлофановый пакет с  белой майкой. Пожалел надеть, вот и сохранилась. Слава богу! Хоть одна вещь не надеванная.  На тесемке, сбоку висят несколько галстуков. Темно синего в белый горошек, его любимого тоже нет. Вот этот подойдет! Пальцы коснулись  серого, с широкой, синей,  поперечной полосой. Отдернула руку, словно, уколовшись. Потом  сняла галстук, взяла с полки новенький, белый, носовой платок.  Надо положить под подушку маленькое зеркальце и расческу. Женщина пошла в ванную, взяла с полочки узкую красную расческу в футляре. Подняла глаза, посмотрела на себя в зеркало. Неужели это я? Серые щеки, впалые, черные глазницы, заострившийся нос. В зеркало нельзя глядеть сорок дней! Вспомнила она. Опустила глаза, и вышла из ванной.  В ящике стола в коридоре, долго  перебирала, старые, забытые сувениры, когда-то подаренные  на праздники. Она не  любила безделушек, и совала их в беспорядке по ящикам, столов, тумбочек, шкафов. Теперь, с ожесточением, расшвыривала, весь хлам. Вот ведь сколько, накопила ненужных вещей!  Наконец, на дне ящика  увидела зеркало овальной формы,  в красном ободке, с  ручкой. — Извини, сынок, другого нет! —  повертела сувенир в руках. Кто дарил? Я им никогда не пользовалась! Вернулась в комнату, подошла к дивану. Аккуратно сложила брюки, пиджак, рубашку, сверху майку, галстук, носки, платок, поставила туфли. Затем положила зеркало и расческу. — Ну вот, собрала одежду для сына! —  увязала вещи в  белый  ситцевый платок.  Села, перебирая в памяти, собранные вещи. Ничего не забыла? Теперь себя собрать. Платье на антресолях! Взяла стул,  вынесла в коридор.  Опершись на спинку, поставила сначала одну ногу, потом вторую, потянула ручку дверцы антресоли.  Бросила на пол, желтый пакет, тяжело слезла со стула. Вытряхнула содержимое. Черное шерстяное платье. Атласная черная косынка,  черный жакет, оставшийся от матери. Митеньку тоже осенью хоронила, вспомнила она.  Прикинула к груди жакетку.  Буду выглядеть на похоронах, франтом. Туфли в коридоре. Больше  ничего не надо.  Повесила вещи на спинку стула.  Надя представила себя в завтрашнем наряде, и осталась довольна. В нее словно вдохнули живую струю.  Женщина подошла к тумбочке под телевизором, открыла ящик, вытащила большой альбом в коричневой обложке. Прижала к груди, как драгоценную ношу, села на диван, положила на колени,  раскрыла.  На первой странице молодая женщина в велюровой шляпке и темноволосый мужчина в клетчатой кепке. — Мамочка моя и папка! — прошептала Надежда.  Вытащила фото, приложила к груди, потом к губам. — Мои родные! Завтра внука вам  отдам!  Не успели налюбоваться им при жизни. Теперь он с вами останется навсегда. Будет охранять ваш покой. Никому не даст  в обиду.  А я останусь совсем одна. Не знаю, сколько выдержу! Может быть,  скоро   свидимся! — туман застлал  глаза. Потерла веки пальцами. Слез нет! Сердце мое застыло! Не могу плакать! Сжала ладонями голову. В висках, уже который день подряд, стучат молотки.   Перевернула страницу. Девочка, с торчащими в стороны тугими косичками, хитро улыбается, кокетливо отставила ножку в лаковой туфельке. В первый класс   мама собрала,  папка настроил фотоаппарат, а я состроила рожицу. Надежда улыбнулась. В нижнем углу альбома,  девушка в белом  гипюровом платье, толстая темно русая коса перекинута на грудь. Школу закончила!  Все девчонки волосы навили, а мне отец не разрешил косу отрезать. На другой странице.  Институт! Москва! Девчонки в общаге! День рождения  отмечали. Вот и Димка в уголке. На порог его  не пускала. Пока не окончу институт, замуж не выйду. Он ждал! Она по ночам плакала в подушку. Боялась,  не дождется. Слово, данное отцу, не могла нарушить! Откинулась к спинке дивана, опустила усталые веки на воспаленные от бессонных ночей, глаза. Институт окончила, вышла замуж. Снова склонилась над новой  страницей.  В свадебном одеянии. Вернулись в ее родной город. Он детдомовский, куда она, туда и он. Перевернула  страницу. Сережке шесть месяцев.  Маленький, толстый карапуз,  на руках у Мити, улыбается беззубым ртом. Очень веселый мальчик!  А потом, вдруг описал  Митю. Она громко смеялась вместе с фотографом. Дима обиделся. Фотограф успокоил, сказал, на свадьбе у сына будет  гулять. Не пришлось!  Ушел Митя! И ей не придется гулять на свадьбе.  Завтра  проводит Сергея в последний путь! Там он встретится с отцом,  дедом,  бабкой.   Переворачивает  страницы, быстро пробегая глазами сверху вниз. Сережкино детство! Школа, первый класс. Как же он похож на нее? А иногда, кажется, на отца! Говорят, сын похож на мать, счастливый! Только счастье  где-то затерялось! Так же, как и мое. Мелькнуло, блеснуло  белозубой Митиной улыбкой, и исчезло. Сына подарила судьба, не дала насладиться радостью общения. Забрала в темноту неизвестности. Внуков теперь не дождаться! Прекратился ее род. Некому продолжить их древо жизни. Не успел он посадить свои зернышки, прорастить ростки, пустить корни. Все останется в земле. Пролистала несколько страниц, где запечатлены школьные годы Сергея. Взгляд привлекла большая цветная фотография симпатичной рыжеволосой девчушки, а рядом, другая.  Рука Сергея обнимает плечи девушки, щекой касается щеки,  на губах счастливая улыбка. За их спиной гранитная стела памятника в парке, и  решетчатая  воронка вечного огня.  Это Наташа!  Снялись у этого проклятого памятника!  Значит, правда у них с Натальей любовь!  Почему  не рассказал?  Закрыла альбом. Тусклый свет пробивается сквозь щель в шторе. Вот и утро  нового дня! Всю ночь, просидела.
Надежда Ивановна подошла к окну, раздвинула шторы. Серый, утренний,  свет осветил комнату.  Последний  рассвет, завершает его жизненный путь.   Опустят в могилу, и он уже никогда не посетит эту землю. Кончилось его пребывание на этом свете. Мало времени ему отпустил господь! Забрал на вечное царствие небесное! Надя оглядела комнату. Ни одной иконы. Дмитрия  хоронила, как коммуниста, даже свечей не зажигали. А Сережа,  комсомольцем не был. Не успел. Союз распался, коммунистов и комсомольцев объявили в опалу. Прошла в ванную, открыла кран с холодной водой, подставила под струю ладони, вода обожгла кожу, а она глядит, как бежит вода, омывая пальцы, стекает с ладоней в раковину. Плеснула горсть воды в лицо. От холода перехватило дыхание. Вернулась в комнату, оглядела, приготовленную с вечера одежду. Медленно стянула с себя халат.  Взяла черное платье. — Сыночек, надену то платье, в котором мы с тобой папу хоронили. — повернулась  к столу, где стоял портрет сына в рамке, перевязанный на углу черной ленточкой, приготовленный с вечера. — Жакет надену тот, помнишь? Который, тебе  не нравился. После папиных похорон  ни разу не надевала. А сейчас надену, ты уж, извини! Лучше ничего у меня нет! — села на диван, натянула черные чулки,  повязала на голову черный платок. —  Вот я и готова!
Зазвонил звонок.  Надежда Ивановна поднялась, вышла в прихожую, открыла дверь. Галина окинула ее взглядом. Ну, точно, черная вдова! Пронеслось у нее в голове. Облачилась с ног до головы во все черное.
—  Вещи собрала для Сережи? — Галя прошла в комнату, села на стул у стола. — Не спала! По  лицу вижу! Фотографии смотрела! —  кивнула  на альбом и разложенные на диване снимки.
Надя остановилась на пороге.
— Присядь! Дай с духом собраться! — Галя помахала ладонями перед лицом. Щеки ее горели. Ей никогда не приходилось заниматься похоронными хлопотами. Она  перебрала  мысленно в голове, словно по бумажке, все ли  сделала, ничего не забыла?
Надя присела напротив подруги, на диван.
— Не спросила у тебя, — Галина достала из кармана плаща носовой платок, вытерла вспотевший лоб. — Во двор не надо привозить, прощаться? Как ты думаешь? Из морга, сразу на кладбище! Если хочешь, привезем?  — всмотрелась в лицо Надежды.  Не  понимает, о чем   говорю. На бледных  щеках не дрогнул ни один мускул.
— Сюда не приедем!  — она встала. Вслед за ней поднялась Надя. —  Галя взяла сверток.  Постояв, несколько секунд  перед закрытой дверью, женщина медленно повернула ключ в замке. Звук их шагов эхом откликнулся на лестничной площадке.
— Куда такую рань? — приоткрыла дверь старушка на третьем этаже. И видно,  вспомнив, добавила. —  Прощаться привезете? Не по-людски это!
Надя узнала, стоящий у подъезда красный автобус. В прошлом году, за грибами с коллективом ездили.  Поддерживаемая руками Галины, она вошла в салон.
— Примите, мои соболезнования, Надежда Ивановна! — повернулся водитель Гриша.
Надя села на сиденье  возле двери.
— Венки, цветы, гроб, в больнице! — объяснила Галина. 
Надежда не шевельнулась. Галя скосила глаза на подругу.  Хоть бы слово произнесла. Как мумия! Словно дар речи потеряла. Галина не могла понять, почему в ее душе, против ее воли, поднимается раздражение.  Николай сидит в тюрьме, из-за ее Сережки.  Не будь этой вечеринки, и все было бы, как прежде, тихо и мирно. Словно черт их надоумил устроить праздничный  вечер!
Машина вырулила из двора, медленно выехала на улицу. Галина поглядела на подругу. Сидит, словно ее не касается происходящее. Даже спасибо не сказала. И это за  мои старания!? Автобус резко подпрыгнул, Галина задела лбом угол окна. Ей стало стыдно! Что это я! О чем думаю! Ведь это мой сын соучастник убийства! Они убили Сережку! Это я перед ней на коленях должна стоять, молить о прощении. Никакие  мои хлопоты не возместят ей потери сына. Она  положила руку на колено подруги.
— Надь,  прости, ради Бога! Не знаю, правильно ли я все делаю! 
Надя  смотрит в окно, но не узнает улицы родного города и не понимает  где они едут.
— Приехали! — крикнул Григорий.
— Здесь посиди! — Галя наклонилась к лицу Нади.  —  Санитары  все сделают!
Надя подняла на подругу глаза.
— Я сама его соберу! —  оперлась рукой о сиденье автобуса, приподнялась.
— Не положено! Если хочешь, сойди, посиди на лавочке. 
— Нет, я сама! — Надежда, неуклюже спустилась со ступенек автобуса, направилась к низенькому зданию морга. Дорогу ей преградил патологоанатом,  Антон Борисович.
— Нельзя, милая! Мальчики  сделают быстро и профессионально!
Галина подала сверток санитарам.
Надя закрыла ладонями лицо. Они будут прикасаться к ее сыну? Она вспомнила, как готовила вчера себя совершить последний обряд.  Собрать Сережу! Рассказать, какой костюм ему надевает, рубашку, галстук. Повернула побледневшее лицо.
— Они  умеют завязывать галстук?
— Не беспокойтесь! — положил ей на плечо руку, Антон Борисович. —  Гроб уже там! Вот цветы несут! — он указал на вход в приемный покой. Главврач, и двое мужчин, медленно спускаясь по ступенькам, несли большой  венок, за ними еще двое  мужчин, с венком поменьше. Девочки, стажерки, с букетами белых и красных астр. В глазах Надежды Ивановны запрыгали  яркие цветные пятна.
— Столько лет  проработали в больнице! — доносится до нее голос мужчины. —   Георгий Львович распорядился! —  он замолчал. Вспомнил, как вчера, главврач долго наставлял, не упоминать имени Вадима Евгеньевича, который дал на похороны деньги. «Сейчас, чтобы умереть по-человечески, надо быть миллионером!»
Молодой санитар, прижав сверток, к груди, быстро шагая по коридору морга, поглядел на товарища.
— Первый раз, такую работу выполняю!
— Я год здесь работаю! — подмигнул ему Юрка.  — Каждый раз, не по себе. Еще не привык! А этот! Сам увидишь! — из открытой двери потянуло холодом.
— Входи! Здесь никого нет! — подтолкнул товарища. Подошел к столу, откинул простынь.
Никита остановился у двери. Приставленный к стене  дубовый гроб, с откинутой крышкой, словно пригвоздил его к полу.
— Местный буржуй привез! — заметил взгляд товарища,  Юрий.  — Его сыночек в убийстве замешан, вот он и выпендривается!
— А если, тетя Надя откажется?
— Она ничего не видит и не слышит. И потом Георгий Львович всех предупредил,  только больница занимается похоронами.  Сам понимаешь, откуда такие деньги! Слава Богу,  зарплату платят вовремя!
— Приступим! — Юра потер ладони одна о другую, натянул перчатки.
— Не пугайся! Обгорел,  лицо разбито! Обрабатывали спец. составом, бальзамировали.  Видок у него ужасный!
— Брить не надо? — подошедший Никита не решается  взглянуть на труп. — Я его знал, хотя он моложе. В одной школе учились! Хороший был мальчишка! —  вздохнул паренек.
— Давай одежду! — Юра  занялся привычным делом. Никита отводит глаза,  стараясь не глядеть на изувеченное тело.
— Сволочи! Ничего не скажешь!  Ну, как, приукрасил! — закончил работу Юрка.
— Ладно! Не хвастай! — отвернулся  Никита, и услышал голос Юрия из коридора.
  — Готово! Можно выносить!
Никита выскочил на улицу, отодвинул с лица марлевую маску.  Вдохнул прохладный осенний воздух, прислонился к стене.
— Ох, какие мы нежные! — хлопнул его по плечу, Юрка.  — Зачем на врача учишься? В анатомичку  ходил? Ничего!  Привыкнешь!
Мужчины вынесли гроб. Надежда Ивановна шагнула навстречу, но Антон Борисович ее остановил. — В машину занесут!
Раскрыли заднюю дверцу автобуса. Гроб легко вкатился в салон. Поставили венки, цветы. Маша взяла женщину под руку.
— Надежда Ивановна, пойдемте!
Женщина замерла. Будто ее и нет рядом. Все командуют, никто у нее ничего не спрашивает? А ведь все это касается только ее. Она одна здесь главная. Надя оттолкнула Машу. — Я сама! Не трогайте! — крупными шагами, на прямых ногах  пошла к машине.
— Она не в себе, разве не видите, помогите, она не сможет подняться! —  прошептала Галина.
— Юра! — обернулся врач к парню. Тот кивнул головой,  догнал женщину. Коснувшись, ощутил, как все ее тело содрогается. — Не торопитесь! —  взял за локоть, помогая  влезть в машину. Очутившись в салоне, Надежда склонилась над гробом, стоящим на табуретках. Кто-то, подставил  стул, она села, не сводя глаз с белого тюлевого покрывала, закрывающего лицо.
— Он  задохнется! — громко произнесла Надя,  и  откинула тюлевое покрывало. — Дыши! Родной!  Потерпи! Недолго осталось! Папа, дедушка с бабушкой  встретят, позаботятся о тебе!
Галя, села на сиденье, расправила подол юбки, вздохнула, покачала головой.  Машина быстро наполнилась людьми. Автобус вырулил на дорожку, поехал к воротам больницы.
— С богом! — шепнула Галина. Скорей бы все закончилось!  С ума сойти можно!
Надежда Ивановна  положила ладони на холодный лоб сына.  У Галины мурашки пробежали по спине. Она не видит, его ужасного обгоревшего лица. Господи! За что такое! Ей горе! Мне беда! Кто нас проклял! Отвернулась к окну. Черный Мерседес следует за автобусом. Все-таки, приехал! Галина обвела взглядом, расположившихся по бокам, людей. Вот и Андрей, и следователь, Нина с матерью. Томка, в Мерседесе? Королева!  Галя скривила рот, подавляя злую усмешку. Перед законом все равны! Твой, тоже мерзнет на нарах. Еще неизвестно, сможет ли Вадька его откупить. До суда дойдет, некогда станет красоту по салонам наводить. И бархатные платья придется снять. Она  снова обвела взглядом, присутствующих. Наташки нет! Бабка и Люба здесь, а ее нет. Не пустили!? Зря! Девчонка должна попрощаться! 
— Как вчера, после укола заснула, так и спит! Не решились будить, вдруг опять плохо ей станет! — наклонившись к Галине, прошептала Варвара Михайловна, словно угадав мысли Галины. — Я и Любу не хотела пускать! Сердце у нее слабое!
Галина Семеновна отвернулась от старушки, поправила на голове черный платок. Мне своих забот хватает!
Автобус затормозил у решетчатой ограды  городского кладбища.
— Пойдем! —  коснулась Галя локтя Надежды Ивановны.
— Куда? — обернулась к ней Надя. — Куда приехали?
— На кладбище! —  лицо Надежды вызвало у Гали, искреннюю жалость. Не понимает, куда приехали.  — Выходим! —  взяла под руку подругу. Георгий Львович подхватил женщину с другой стороны, и они вместе  помогли ей спуститься   с машины.
Мужчины вытащили гроб, установили на подставке под навесом. Из двери, небольшой старенькой церкви вышел священник в черном одеянии.
Следуя за автобусом, Вадим Евгеньевич снова и снова повторяет, не глядя не жену.
— Нам не надо присутствовать на похоронах! Как ты не хочешь понять! Наш сын обвиняется в убийстве.
— Мне все равно! Я останусь, даже если она прогонит! Мы вместе выросли!
— Не хочу, чтобы она догадалась о моей финансовой помощи!
— Ее  мысли заняты сыном!  Возможно, позже,  она нам предъявит  претензии, может быть, проклянет, но не сегодня.
Мерседес остановился у ворот.  Тамара вышла из машины, остановилась возле забора, не решаясь подойти ближе. Вадим встал у противоположной стены. 
Монотонный, голос, произносящий слова заупокойной молитвы, не доходит до сознания Надежды Ивановны. Она стоит у изголовья, не отводя глаз от лица сына. Ее не пугает, обуглившаяся кожа,  побелевшая, после стараний патологоанатома, и печати смерти. Остатки светлых волос, прилипли ко лбу. Сын  неузнаваем! Но она знает, это  Сережа!
— Аминь! — донеслось до ее ушей.  — Прощайтесь!
— Прощайся! — шепнула ей на ухо Галина.
— Уже! Сейчас унесут! — Надя вздрогнула,  невидящими глазами поглядела по сторонам. Потом  наклонилась, поцеловала сына в лоб, ощутив холод окоченевшего тела и грубой бумаги.  Молитву положили!  Поняла она. Провела руками ото лба, до подбородка, коснулась щек. Тело женщины  все ниже склоняется над гробом. Концы  черного платка,  упали на лицо покойника. Ее щека  коснулась его лица. Ноги онемели, согнулись в коленях.
— Уведите ее! —  повернулся к толпе,  священник. — Она  упадет, разве не видите!?
Андрей и Георгий Львович подхватили Надежду под руки, отвели от гроба.
— Идти можете? — наклонился к ее лицу, главврач.
— Только постою немного! — понял по движению губ, Георгий Львович.
Глаза Надежды неотрывно следят за происходящим,   стараясь  запечатлеть в памяти.   Подняли гроб, понесли. Люди двинулись следом. Она выпрямила спину, медленно пошла по узкой дорожке. 
— Держи ее! — шепнул Андрею Георгий Львович. — Откуда только силы взяла! — они догнали женщину, взяли под руки. 
К Митеньке идут! Надя бросилась к открытой могиле. — Митя! Принимай сына!
В наступившей тишине, хрип, вырвавшийся из ее рта,  прозвучал, как  гром.   Анестезиолог, Миша, сжал в кармане, листки, с заготовленным текстом. — Не могу! Хоть убейте! —  прошептал, наклонившись к Георгию Львовичу.
Гроб закачался на ремнях, медленно опустился в яму.
— Стойте! — оглушил всех пронзительный, голос. — Как вы могли! Я же не простилась! Сереженька, родной! Они ушли без меня, не разбудили! Прости, меня, миленький мой! Прости! 
Наташу невозможно узнать. Из-под плаща, видна ночная рубашка, домашние тапочки надеты на босу ногу. По плечам распущены нечесаные волосы. Лицо распухло от слез.
— Я с тобой! — она подбежала к краю могилы. Тапочки, на ее ногах скользнули по сырой насыпи. Взмахнув руками, как крыльями, девушка чуть не упала  в яму.  Георгий Львович  успел ее подхватить.
— Отпустите! Я хочу к нему! Дайте мне хоть взглянуть на него в последний раз!
— Наташенька! Доченька! Посмотри на меня! — Люба  взяла в руки  холодные ладони  дочери. — Успокойся! Я с тобой! Ему никто уже не нужен! Я без тебя не смогу жить!
— Почему  вы без меня ушли? Как вы могли! Вы жестокие, злые! Вы хотите моей смерти!
Надежда бросила горсть земли.
— Прощай сынок! Спи спокойно!
Наташа разжала пальцы матери, оцарапав ее до крови, бросилась ко рву. — Сережа! Подождите! Пустите! Не хочу жить! —  девушка, яростно вырывается из  рук, словно цепями, сдавивших  ее. —  А, а, а!  Ненавижу вас всех! Ненавижу! Отпустите!
Толпа людей оттащили Наташу от могилы. Варвара Михайловна сжала  голову внучки  в ладонях. — Деточка, Наташенька! Да, что, же, это такое! Помогите!
Георгий Львович,  завернул рукав плаща на  руке девушки, вколол шприц с успокаивающим лекарством.
Влажный холмик, украсили венки. Улыбается молодое лицо на портрете, обрамленном черной рамкой.  Надежда Ивановна застыла у могилки. Вот и все! Его больше нет!  Будто и не было.
— Наденька, столы для поминок накрыли в больнице. Поедем! Уже все разошлись! Наташу с мамой и бабушкой Вадим повез домой. Бедная девочка! — Галя положила руку на плечо женщины.
— Что с нею? — обернулась Надя.
У Галины от удивления округлились, глаза. Она ничего не слышала и не видела. Ей нет дела до всего происходящего. Только бы умом не тронулась. — Пойдем. Я тебя здесь не оставлю! —  потянула  Галина руку Нади.
— Куда! — попыталась освободить пальцы, Надя. — Я здесь хочу побыть!
— На поминки!
— Я не хочу! — оттолкнула ее женщина. — И поминки мне ни к чему!
Маша приблизилась к женщинам, протянула наполненную кутьей ложку.
— Что это? — Надя отодвинулась.
— Кутья!
—Не могу! Меня сейчас стошнит! Что вы ко мне привязались! — Надежда сделала резкий шаг назад,  поскользнулась и упала.
— Только этого не хватало! — Галина Семеновна и Маша подняли Надю, отряхнули испачканный подол. Взяли под руки, повели к ожидающей машине. 
— Все хорошо, Наденька! — Георгий Львович  сжал  ее локоть, усадил на сиденье,  погладил  по плечу.
— Что вы со мной, как с маленькой! — дернула плечом, Надежда Ивановна.  — Сама знаю! Не хочу, не могу,  есть! В рот ничего не лезет!
— Посидишь с людьми!
Зря не сделал ей успокаивающий укол.  Подумал мужчина. Злится, не плачет! Это очень плохо. Лучше бы кричала и рыдала! Держит в себе боль! Так и до помешательства недалеко!
Надя, боком уселась на сиденье, спрятала ноги под лавочку, отвернулась к окну. Глаза, будто пеленой застлало, ничего не вижу! Удивляется женщина, следя за мелькающими улицами. Только тень движется. Ни одна краска не проглядывает. Звонкая капля стукнула по стеклу. Дождь начинается. Голова пуста! Ни одной мысли! О чем я недавно думала?  Галка  подошла, потащила! И я все забыла!  Что сегодня утром делала?
— Приехали! Выходите!
Надя, увидела, как все выпрыгивают из автобуса. Куда они меня привезли? На какое торжество? Подошла к двери, увидела протянутые к ней руки Георгия Львовича. Он ухватил ее за талию, поставил на землю. Вот привязался, мужик! Женщину охватило раздражение.  Она оправила платье, пошла к главному входу больницы. Галина догнала ее.
—  Посидишь немного, я тебя провожу!
Надя кивнула головой. Вошла в вестибюль, пошла по коридору к актовому залу. Стоящие девушки, медсестры, перешептываются за ее спиной.  Вертихвостки,  одежда  моя не нравится. Ей вспомнилось, как на первое Мая,  надела белое в черный крупный горох, новое платье. Галина в восхищении округлила глаза. — Помолодела на десять лет! Совсем, как девочка! Весь коллектив, не отводил  завистливых глаз. Тетка Клава, санитарка, проработавшая двадцать лет в больнице, поджала губы. «Женщина, сын взрослый, а ты коленки открыла!». Так я еще не старая, теть, Клав! Обняла старушку, Надя.
Она прошла в зал. Длинный стол, застелен  белой клеенкой. Бутылки водки, красного вина, тарелки, стаканы, блюда с закуской. Остановилась возле двери. За ее спиной прозвучал голос Галины.
— Садитесь, товарищи! Сейчас борщ подадут!  Пойдем,  тебя посажу! — Галя сжала ее локоть, подвела к стулу в центре стола.
Надежда села, положила руки на колени, расправила юбку. Обвела,  рассевшихся за столом, людей, долгим взглядом. Галина поставила перед ней тарелку с борщом. До нее дошел запах пищи, и она почувствовала резкий приступ тошноты. Глаза задержались на руке Георгия Львовича, разливающего по стаканам, водку.
— Выпей, легче станет! — Галя поднесла к ее рту, маленький стеклянный стаканчик, доверху наполненный спиртным.
Надя  потянула в себя жидкость. Обожгло гортань, она закашлялась. На тарелке, перед собой увидела винегрет, кусок колбасы. И снова ощутила во рту, тошноту. Отодвинула стул, встала. Никто не заметил, как она побежала к выходу. Выпитый алкоголь, вкусная, щедрая закуска заняли  внимание присутствующих. Надя прошла коридор, прислушиваясь, к своим шагам, громко звучащим в пустом помещении, вышла в вестибюль приемного покоя, толкнула дверь на улицу.  Спустилась по ступенькам, остановилась, вдохнула всей грудью прохладный воздух.
Домой!  Запереться на все засовы, и заснуть! Она медленно пошла по тротуару. Почему не слушаются ноги!  Ощутив резкий толчок в теле, остановилась. Оперлась рукой на фонарный столб. Я пьяная! Дошло до нее! Галка, зараза, заставила выпить водку!  Протянула перед собой руку, словно отодвигая от себя, что-то мешающее ей идти, и снова пошла.  Не дать себе расслабиться! Прошептала она. Дойти до дома! Только дойти до дома! Как нехорошо, как неудобно!  Напилась! Вдруг соседи увидят! Надя споткнулась, задержалась ладонью о землю. Почувствовала острую боль. С трудом выпрямилась, поднесла ладонь к лицу. Длинная кровавая царапина пролегла  от указательного пальца до запястья. Лизнула языком, ощутив во рту привкус крови. Подняла голову. Аллея парка,  высокая стрела, сквозь решетку, вделанную в гранит, пробивается пламя.  — Вечный огонь! — прошептали  губы. Я пришла к вечному огню.  Первая, пришедшая мысль  в голову, взять палку и громить, бить по этому, теперь, проклятому для нее месту. Гнев захлестнул. Подняла длинный шест, валявшийся на газоне и, волоча по земле,  двинулась к памятнику. Добредя до решетки,  почувствовала, как  ноги словно налились свинцом. Села на выступающий угол низкой ограды. — Сережа! — тихо произнесла женщина. Голова  поникла, и она  будто погрузилась в тяжелый сон.
Степан смел в кучу сухие листья. Поправил старенькую кепку на голове. Сейчас приду домой, заварю чай.  Парень вздрогнул,  заметив возле памятника что-то темное. Мешок или человек сидит!? В сумерках,  не разобрать! Не дай, Господи, опять, покойник! Он  перекрестил лоб.  Пересилив страх,  подошел ближе.
— Теть Надь! — наклонился,  тронул за плечо, ощутил запах водки. —  Живая! —  обрадовался, Степа.
— Кто здесь? —  испугалась Надежда Ивановна.
— Это я, Степка! — паренек смущенно переступил с ноги на ногу. — Я листья  намел, уже домой решил идти, гляжу, сидит кто-то. Сейчас к ночи бомжи часто здесь греются. Подошел, а это вы!
Надя   разжала замерзшие пальцы.  Палка громко стукнулась о землю. 
— Я недалеко живу! Чай заварю! — Иван протянул  руку.
Женщина вцепилась, в протянутую  ладонь, С трудом подняла отяжелевшее тело.  И покорно пошла, не спрашивая, куда он ее ведет.
— Пришли уже! — Иван открыл  узкую дверь.
Надя перешагнула порог низенькой каморки. В каких условиях, люди живут!  А у меня отдельная квартира.
— Садись, теть Надь! — засуетился Степка. Смахнул крошки с маленького столика у железной кровати, подвинул табуретку.
Она присела, наблюдая,  за пареньком. Зажег газ на плите, тут же расположенной у стенки, поставил старый, давно не мытый, черный от копоти, чайник.
— Ты здесь  живешь!
— Степка кивнул, улыбнулся.
Надежда Ивановна остановила взгляд на погнутых задниках старых галош.
— Не холодно тебе в галошах?
— Носки забыл надеть! А так, я не мерзну. Работаю ведь! —  Степан поставил на стол две чашки с отбитыми ручками, нарезал хлеб, вытащил из тумбочки, кусок копченой колбасы, ловко орудуя ножом, порезал.  Налил чай.
Надя двумя руками взяла чашку, отпила большой глоток. Положила на хлеб ломтик колбасы. Вот ведь, аппетит проснулся, в неубранной Степкиной коморке.  Она с удовольствием допила чай. Встала, стряхнула с подола крошки.
—  Завтра принесу тебе пальто теплое, куртку, сапоги! 
— У меня все есть!  Я провожу!
— Спасибо, тебе за  угощение! Сама  дойду!
Надежда Ивановна быстро пошла по тротуару. Вот и знакомые контуры дома. Она ускорила шаг, вошла в подъезд, поднялась по лестнице, повернула дважды ключ в замочной скважине, толкнула дверь. Рука привычно нащупала включатель.
— Вот и дома!   Лучше, чем у Ваньки! — тяжело опустилась на диван. Вся картина сегодняшнего утра ясно возникла перед ее глазами. Сборы, кладбище, отпевание, поминки.  — Прости, меня, сынок! —  обвела взглядом комнату. Компьютер, настольная лампа, книги, аккуратно, сложенные стопкой у края, магнитофон. Встала, подошла к столу. Пальцы скользнули по гладкой поверхности, клавиш магнитофона. Тихая музыка наполнила комнату.  Нечаянно включила кассету. Поняла она. —  Господи! За что! — громко произнесла Надежда и упала, как подкошенная на пол! — Сереженька, родной, мой! Что они с тобой, сделали! — сквозь, прозвавшиеся, рыдания,  прокричала. —  Как жить буду?  Одна  на белом свете!  Все меня покинули! Почему вы там, а я здесь!? Зачем?  —  ковер под ее лицом стал мокрым. Смолкли звуки музыки. Надя повернулась на бок. Господи! Что со мной! Я плачу? — Хорошо,   никто не видит!  Им незачем видеть мои  слезы! Им незачем видеть мое горе!  Они убили моего сына! — оперлась ладонями в пол, села. В мыслях выстраиваются картины из прошлого.  Галка  всегда мне завидовала. Поглядывала на меня с ненавистью. Вот здесь, за этим самым столом! В этой комнате! У нее из-за меня теперь проблемы! Сына посадили в тюрьму! Отсидит и вернется! Смертную казнь нынче отменили! А моего убили! Сожгли, как ненужную вещь! Живого человека положили на огонь!  Осквернили святое место! Нарушили покой героев, захороненных с почестями. Сергей, всегда поклонялся памятнику! Честный, добрый, мальчик! Сколько дел, нужных, полезных мог совершить!  А они!?  Оболтусы! Один сидит на шее у родителей! Другой, кулаками машет! А третий еще мальчишка! Как  воспитали  детей, если они совершили такое! Как  жить собираетесь дальше!?  — Я вас всех прокляну! — подняла  над головой сжатый кулак.  — Не сниму черной одежды, пока  проклятие не осуществится! Сниться  буду во сне, и наяву являться! — Надя поднялась, прошла к дивану, села, прислонилась  к спинке. — Не хочу жить! — хриплый крик вырвался из ее груди. — Но должна! Стану живым памятником! Живым ужасом для этих подлецов! Пусть думают,  сошла с ума! От такого горя, и не грех с ума сойти. Но я не сойду, не надейтесь! Скорее вас всех доведу до сумасшествия! — женщина упала лицом в подушку, Выпитая водка, тяжесть впечатлений сморили ее, и Надежда Ивановна  забылась тяжелым сном.
                * * *
Галина  выпила водку, пьяно мотнула головой, ткнула вилкой в салат, вилка выпала из ее руки. Андрей наклонился к жене.
— Галь, пойдем домой!
— Ты думаешь, я, пьяная!? —  помахала  указательным пальцем перед носом мужа,  обвела взглядом стол. Лицо ее сморщилось, из глаз потекли слезы. Галя  всхлипнула. — Она думает, только у нее горе!? А у меня, так, цветочки!?  Да, я, может быть, в сто раз больше переживаю! Что ей! Ее Сергей спит вечным сном, и ничего ему больше не надо!  Носи, цветочки, на кладбище и все! А моему, из-за ее Сережки, всю жизнь  испортили! — она  громко икнула, поставила глаза на, сидящего напротив, Вадима с Тамарой. — Вот, они! —  вытянула руку перед собой. — Все уладят! У них полные карманы денег! Стол накрыли! Панихиду заказали! Гроб дорогой купили!  Все расходы оплатили! И совесть их не мучает! —  перегнулась через стол, пьяно хихикнула.
— Пойдем домой! — потянул за рукав жену, Андрей. Галина поднялась, окинула всех бессмысленным взглядом. Пустой стул сразу остудил ее пьяное воображение. — Где  Надька?
— Ушла! — шепнул ей на ухо, Андрей. — И нам пора!
— Нет, погоди! Как это ушла? Все это из-за нее затеяли, а она ушла? Неблагодарная! Я еще с нею поговорю!
— Плохо человеку! Одной  хочется побыть! — Андрей крепко сжал локоть жены.
— Ей плохо! А мне, значит, хорошо! —  оттолкнула женщина мужа. Но он крепко сжал ее руку. — Пойдем домой! Нечего куражиться!
— Пойдем! — качнула головой, Галина. — К ней домой пойдем! Что она делает дома! А вдруг  не дошла до дома, под машину попала? — лицо Галины вытянулось в гримасу.
— А хоть бы что случилось! Так ей и надо! Проблем не останется! — Галина  повисла на руке мужа, как смятая вещь, вяло, перебирая ногами, подталкиваемая Андреем, поплелась к выходу.
Тамара  поглядела вслед. А ведь она права! Повернула голову, встретила взгляд Вадима.
— Нам тоже пора! — отодвинул, пустую тарелку, Вадим Евгеньевич. — Я распорядился, девчата  уберут.
Тамара поднялась, оправила платье. Да, Галка права! Не стань Надежды, дело об убийстве быстро бы уладили.
                * * * 
Варвара Михайловна, намочила полотенце в миске с водой, отжала, положила на лоб Наташе.
— Уже который час лежит без движения!
Люба не ответила. Прислонившись к спинке старенького кресла,  закрыла глаза. То ли дремлет, то ли думает.
— Выходит, я самая сильная! — тихо произнесла старушка. — Я должна за всеми ухаживать! Заботиться! А ведь мне уже не шестнадцать! На меня нельзя надеяться! Одна лежит, другая! Всем плохо! Одной только мне хорошо! Ступить не могу!  — Наташа застонала.
—  Наташенька!? — бабка  приложила ладонь ко лбу внучки. —  Горит огнем! — пригладила волосы надо лбом девушки. — Что ж ты так убиваешься! Как же мы жить станем без тебя! Бог дал, Бог забрал! И ничего теперь не поделаешь! Значит, так ему угодно! Значит, так надо!
— Оставьте, ее, мама! —  прошептала Люба. — Спит после укола, и пусть спит! Ваши советы и  утешения, ей сейчас ни к чему!
— Любонька! Как ты, дорогая! — забыв обиду, на молчание дочери, повернулась к ней Варвара Михайловна. — Что тебе подать? Валидол?
— Ничего не нужно, мама!  Прости, если  можешь! Не могу я беседу вести. Уже поздно!
— Голодная! Не ела ничего за весь день!
— Не хочу! Лечь хочу! И умереть!
— Не говори так, глупая! Грех!
— Пойду спать!  — поднялась Люба. — И ты ложись! Настанет утро, будем думать, как день прожить!
 
                * * *      
Девчонки окружили стол.
— Быстро все разбежались! — откусив большой кусок от пирожного, с полным ртом, проговорила, Люда.
— Это же поминки, а не день рождения! — облизнула Зина, короткие толстые пальцы, успев съесть кусок жирной селедки.
— Ну и хорошо, что все разошлись! — собрала грязные тарелки в стопку, Лена. — Вон сколько всего осталось,  разберем.
— Чур, пирожные,  не брать! Я меньше всех съела! — подвинула блюдо с пирожными к себе, Аня.
— Злые вы, девчонки! — вздохнула Маша. — Мне, лично ничего не хочется. Как на тетю Надю посмотрю, кусок в горло не лезет!
— Она ничего не ела! Черная вся, будто обгорела, как  Сережка. Смотреть страшно! — округлила глаза, Зина.
— Ой, типун, тебе на язык! — махнула на нее руками, Маша. — Она очень красивая. Просто, горе никого не красит. Конечно, лицо у нее, изменилось,  серое стало.
— Во всем черном одета, будет ходить по городу, людей пугать. Два дурачка теперь у нас в городе станет, Степка и она.
— Что ты мелешь, балда! — стукнула кулаком по столу, Маша. — Надежда Ивановна не дурочка. Все переживет! И Сережка ее красавец был  Я на него, не раз заглядывала, а он Наташку полюбил.
— Как ты думаешь, у них что-нибудь было? — засветились от  любопытства, глаза Лены.
— Конечно, было! А то чего, она в могилу лезть за ним хотела! — хитро сощурилась,  Аня.
— Значит, кандидат к нам в реанимацию,  с токсическим отравлением! — подняла кверху палец, Зина.
— Не дай, Бог! Что ты, каркаешь! — хлопнула ее по плечу, Маша.
— Да! Хорошенькое происшествие для нашего маленького города! — вздохнула Анна. — Уже по «Времени» передали. Откуда только узнали!?
— Местные газетчики настучали! Гонорар за горячие новости получили. На чужом несчастье деньги заработали! — застучала посудой, Зина.
— Нашли сенсацию! Ладно, девчонки, убираем посуду, и домой! — махнула рукой на подружек, Маша. — Жутко устала! Надо к Надежде Ивановне зайти!
— Не ходи сегодня! Ей сейчас не до тебя! — поправила фартук на животе, Зина.
— А вдруг, она с собой что-нибудь сделает? — вздохнула, Лена.
— Не сделает! Уверена! — Маша сняла скатерть со стола. —  Зина права, сегодня не пойду.
Девчонки вынесли посуду, оглядели стоящий посреди, зала, стол.
— Завтра мужики уберут! — Зина щелкнула включателем, громко хлопнула дверью.
— Бедная тетя Надя!  Когда выйдет на работу?
— Полагается три дня отгула! — произнесла в тишине коридора, Лена. —  У меня сегодня ночное дежурство!  Завалюсь спать в ординаторской!
                * * *
Тамара поглядывает украдкой, на мужа, ловко поворачивающего руль.
— Завтра пойду к следователю! — не глядя на жену,  произнес, Вадим. — Надо Володьку вытаскивать!
— Деньги предложи! Может быть,  под залог домой отпустят. Он сознался?
— Сознался, сознался! — передразнил Вадим. — В чем ему сознаваться? Надо отказываться! Ничего не знаю, не видел, не убивал! А он разнюнился! Мишка в слезы и все рассказал. Толик вчера  читал показания.
— Свидание просил?  Как он там, голодный, наверное!
— Сам виноват! — покрутил головой Вадим. —  Нашел компанию!
— Отпустят,  в деревню  с матерью отправлю. Там у нас дом пустой.
— Не надейся! Не отпустят! — Вадим, поглядел на жену. — После суда, возможно! Если удастся условное наказание выхлопотать!   — он  устремил глаза на дорогу. Потратил сегодня день впустую. Вечером тоже не удастся уйти. Сиди, гляди на эту толстую корову.
                * * *
Андрей поглядел  на красное лицо жены, похрапывающей на диване. Напилась! Горе у нее! Будто у людей все гладко!  Кольку надо выручать! Вадим обещал!   Но, в первую очередь, станет Володьку спасать. До Кольки ему дела нет. Завтра надо тренера попросить характеристику написать Николаю.  В институт сходить надо! Пусть тоже напишут. Может на поруки?
Он  взял телефон, вышел в коридор, набрал номер. Долгие, гудки, один другой.  Положил трубку. Никто не берет! Заснули? Вернулся в комнату, посмотрел на часы. Одиннадцать! Завтра к Любаше зайду.  Не повезло женщине! Мужа потеряла. Сын в тюрьму угодил, дочь на грани помешательства. И у самой больное сердце.
Прошел в спальню, сел, медленно стянул брюки, бросил на спинку кровати, рубашку. Откинул одеяло, лег. Неуютно стало в квартире. Совсем недавно,  жизнь била ключом. Словно  проклял кто! Повернулся на бок, прислушался к храпу жены, доносящемуся из соседней комнаты, подложил ладонь под щеку, как в детстве, закрыл глаза. Хорошо бы стать ребенком, хоть на время, пока все неприятности и беды утрясутся.  Представил лицо матери. Голубой халатик,  русые волосы, связанные на затылке в пучок.  Улыбнулся, засыпая.
                * * *
Галина застонала. Открыла глаза. Невыносимо болит голова! Сжала виски руками. Вчера напилась на поминках!   Заснула на диване.  На столе  лист бумаги. «Завтрак на кухне. Буду не скоро. Попытаюсь добиться свидания с Колькой». Прочла Галя. Господи! Колька!  На работу сегодня не вышла.  Прокрутила на диске знакомый номер.
— Георгий Львович!
— Отдыхайте! — услышала в ответ. — Намучились с похоронами. Подруге передайте, выйдет, когда сможет!
— Спасибо!
Она  вспомнила вчерашний день! Вела себя  безобразно! В голове гудит! Руки трясутся! Надька жива, иль нет?  Долго прислушивается к долгим гудкам в трубке телефона. Не берет трубку, зараза! —  А, чтоб, ты сдохла! — заикаясь, произнесла женщина, с трудом поворачивая язык во рту. Вышла на кухню, налила в чашку чай, обжигаясь, отпила несколько глотков. Прошла в комнату, легла на диван, и заснула.