-Ну, вот мы и пришли, - всю дорогу Рита всё сильней прижималась к нему, то и дело покачивая обворожительными голыми ножками. - Ставьте, ставьте меня, пожалуйста. Теперь я пойду сама.
Они вошли в подъезд покрытой мозаикой пятиэтажки (на торце был выложен рисунок: Рабочий и Колхозница с лозунгом "Слава труду!") с вычурными балконами. Затем она быстро повела его по хорошо освещённой лестнице на второй этаж. Удивительное дело, здесь не пахло мышами и котами, не был заплёван и завален окурками пол и лестница, а со свежевыбеленного потолка не свисали обгоревшими сталагмитами спички. не говоря уже про похабные надписи и прочие рисунки - их тоже как-то не наблюдалось. Даже в виде гениталий с подписями из трёх букв.
- Ну, вот мы и пришли, - второй раз произнесла она, как заклинание. Процокав каблучками, она замерла возле двери с овальным номером "5". - Поцелуй меня ещё, - предложила она, очевидно для храбрости. Когда он сделал это, слегка отстранилась: - Пока всё... Давай сначала зайдём. Ленка молодец, улетела с родителями в Москву. Мне оставила ключ - присматривать... Собаку отдала знакомым, а ключик мне. Вот здорово1 ак ты считаешь?
- Считаю, что здоровей просто некуда, - Толины мышцы рук начинали только-только отходить. - Вообще-то детская самостоятельность должна поощряться родительским интересом. Особенно, если детки свои...
- А, да, ты прав, - она участливо отмыкала дверь, пробуя все ключи в сумочке. - А, вот, нашла... Входи, Анатолий...прости, Толя. Извини, я тебя предупреждала...
-Да ничего. Стерпим как-нибудь.
Когда за ним кракнула английским замком дверь, обтянутая красной кожей, как министерская дверь или антикварный диван, он понял: дороги назад теперь не будет. Он полностью ощутил себя в её власти. Она подчинила себе ситуацию и взяла его через ситуацию в свои руки. Это настораживало и одновременно благостно воздействовало на психику, которая показалась ему в этот момент утомлённой и почти в конец издёрганной, чего до сих пор не происходило. Это был всё ещё он - Анатолий Васильевич Цвигун, лейтенант госбезопасности, отличник Высшей школы КГБ, хороший спортсмен, имеющий 1-й разряд по боксу. И вообще - замечательный парень, любящий Советский народ и Советский Союз, не говоря уже про всё Прогрессивное Человечество сразу... Всего было не перечесть. "Я люблю тебя жизнь и надеюсь, что это взаимно", - пронеслись в его ушах слова знаменитой песни, ставшей для него девизом. То, что эту девушку звали Ритой, а по отчеству она была Юрьевной и была она ещё дочерью его непосредственного начальника, 5-го Отдела 5-го Управления КГБ полковника Юрия Керимовича Мутазалиева, было одновременно приятно, прекрасно и даже смешно...
* * *
...В квартире была прекрасная гэдээровская мебель на кухне в виде подвесных шкафчиков и прочих прибамбасов весёлых цветов, а в зале был установлен вдоль стенки рижский гарнитур орехового дерева с остеклёнными "посудными" дверцами. Там же помимо цветного "рубина" на гдээровской чёрной тумбочке со стеклянными дверками находился "видик". Правда, советского производства - "Электроника", который с треском и скрежетом засасывал в себя кассету через приёмник сверху. Но у большинства советских граждан, за исключением работников Севера, нефтяников и газовщиков БАМА, предприятий обороны и соответственных НИИ, не было такой возможности. ("Торгаши", а также партийные и комсомольские функционеры в данном случае проходили по особым спискам.) Толя был в числе тех, кому выпала честь приблизиться к элите Советского союза, но на свою ежемесячную зарплату старшего лейтенанта КГБ в 220 рублей (со всеми обмундировочными и пайковыми доплатами)он пока не мог "разбежаться" на такие траты - до 1000 рублей и выше. Учителя и инженеры со своими окладами в 40-60 рублей выглядели совсем уж нищими на его фоне, что его коробило... Но он тут же себя успокаивал, вспоминая, что рабочие на металлургических заводах получали и того больше - до 300 рублей, а шахтёры вообще "гребли" тысячами в месяц... Желающий получить приличную доплату интеллигент мог записаться на уборку урожая в колхозе и совхозе, где платили ежемесячно 300 или 400 рублей. Или устроиться в ходе летних каникул, каковые были у школьных учителей, на завод с такой же оплатой труда.
Таков был неполный перечень всех благ для советского человека. Именно так работал принцип "робочизации", когда предпочтение отдавалось именно этой категории советских граждан. Это имело свои несомненные плюсы, но таило многие опасности, уже подрывающие строй изнутри. На фоне угрожающего роста дефицита, пока не затронувшего товары первой необходимости в Центральных областях, подобное разделение в оплате труда и в распределении благ порождало недовольство в интеллектуальных слоях. Брожение мысли начинались оттуда - давали о себе знать диссиденты или "несогласники", которых КГБ отслеживал, внедряя в их среду оперативных и секретных сотрудников. Однако первые две категории тоже не дремали: у многих были свои "выходы" на различные "крыши" ЦРУ и прочих Натовских спецслужб, вроде журнала "Посев", народно-трудового союза (НТС), а также Лондонского радио. После каждой попытки уличить или привлечь к ответственности по знаменитой 58-й за разговоры и анекдоты, направленные к свержению и дискредитации Советской власти, по тем или иным фигурантам "из-за бугра" начинала проводиться мощная компания поддержки. В эфире звучали "разведанные" фамилии и имена оперативников, выдуманные факты о пытках и "запираниях" в ПНД. Кроме того американское и британское посольства нередко обращались через МИД СССР с требованиями прекратить в отношении тех или иные фигурантов оперативные разработки, которые рассматривались не иначе как "сведение с ума" и прочие элементы ущемления гражданских свобод. То, что фигуранты очень часто в разговорах или в своих материалах, отправленных с оказией через те же посольства прямо призывали к свержению Советской власти, ими как-то в расчёт не бралось и на ум не принималось.
...Сняв туфли на ходу, Рита стремительно вбежала в зал. Она распахнула одну из дверек книжного шкафа, вытащила из-за стопок кипу машинописных листиков, соединённых большой пластмассовой скрепкой.
-Вот, это то самое, - она потрясла ими в воздухе, а затем плавно водрузила их на диван, застланный клетчатым пледом. - Можете взять... - её голос стал тягучим, словно обиженным. - Попьём кофе или чай? Чай?.. У Ленки на кухне есть бразильский - очень здорово! Я хотела сказать - кофе... Знаете, он такой крепкий...
Она стояла в неловкой позе, заложив ногу за ногу. Гибкие сильные икры её напряглись. Толя мимолётом вспомнил красивые Танины ноги, в "общаге", и тут же изгнал от себя по-дальше это воспоминание. Волосы чёрным водопадом опускались на её плечи, а узкие миндалевидные глаза Риты напоминали серпики молодой Луны. Они искрились тревожным любопытством, в котором было сильное сомнение и сильное желание. И желание явно побеждало сомнение.
Рита молчала. Лишь руки - одна, согнутая у бедра, а другой она словно пыталась опереться о подбородок или закрыть грудь, - выдавали её нетерпение. То, что она хотела испытать, было одновременно и страшно и прекрасно.
- Может, потом? - предложил Толя. - Потом кофе и чай?
- Потом... А что сейчас?
Он сделал к ней шаг, другой... Кинул мимолётный взгляд на портрет Брежнева над книжным столом, а затем прижал её голову к груди. Его губы нашли её тёплую, удивительно нежную кожу, стали покрывать её поцелуями.
Она сделала слабую попытку отбиться:
-Толя, не надо... Я хотела сказать... В романе есть героиня, её тоже зовут.. ты прочитаешь как... Давай всё-таки чай... к чаю...
Когда всё произошло, они лежали на диване, слегка прикрывшись пледом. Она лежала на животе, положив одну великолепную, тонкую и белую руку на его грудь, увлечённо изучая все его волоски. Отыскав подушкой его плечо, она наконец пристроилась как надо. Затем - решительно отбросила подушку... Теперь в полутьме (в последнюю минуту до того она дотянулась до стенного выключателя) он различал белые точёные очертания её спины и ягодиц. На фоне чёрных волос, оттенявших белую кожу, это выглядело почти сюрреалистически, по крайней мере романтически. По крайней мере, он не знал как это назвать.
C улицы что-то сверкнуло - в следующий момент погасла одна из мачт освещения. (толе даже послышался какой-то звон и крик.) В комнате стало совершенно темно. Лишь зеленели светящиеся цифры и стрелки на круглом циферблате - настенные часы с эмблемой Берлина: медведь, ставший на задние лапы...
-Не фига себе война... - тихо молвил Толя, приподымаясь.
- Не надо включать свет, - произнесла она голосом гестаповца из сериала "Семнадцать мгновений весны". - Не надо, Толя, я прошу тебя.
С минуту они лежали в полной неподвижности пока она снова не прильнула к нему и не стала ласкать его грудь. Затем и целовать её, тщательно прожёвывая его волосы.
-Ну, извини... Я дура, кретинка такая... Ну, не могу... Стесняюсь я себя, когда голая. Я и в зеркало на себя, голая, ну, смотреть... ну, не очень... В самом, деле, очень глупо! Всё кажется - из-за спины кто-то как появится, как схватит...
-Ну, это бабкины сказки, - он погладил её волосы. Затем нашёл губы и совершил с ней долгий поцелуй. - Этим девчонок пугают на гадании. В воске и в воде кого-то видят, чбя-то тень им мерещится... А силуэт - проткнуть иглой... Что-то такое есть, наверное, но - не весь же бред принимать на веру? Ты прекрасна... Я сейчас вижу тебя и говорю тебе это. Это здорово видеть тебя так...
Она снова припала к его губам. Затем, отдышавшись напомнила:
-Книжку... Я хотела сказать, произведение не забудь. Там есть одна девушка, вроде... Ну, ты сам поймёшь. С этого момента мне кажется: Булгаков написал это произведение про нас - тебя и меня. И таких, как мы.Влюблённых и счастливых. Одно, согласись, дополняет другое. Нет, - она приподнялась на локте и откинула копну волос, - здорово, что это... ну, ты понял... произошло именно сегодня! Что ты думаешь об этом?
- Думаю, что да - здорово, - неуверенно произнёс он. - Да здорово, конечно. Быстро всё как-то, но очень здорово. Мы сами этого хотели - вот и произошло. Слушай, - сказал он, подавляя неловкость, - мне надо в одно место сходить... Понимаешь?
- Конечно, - она приподнялась ещё выше, и он увидел белевшие во тьме полушария её груди. - Возвращайся только быстрее. А то, мне без тебя так страшно...
Он и не думал там долго задерживаться. Одна лишь мысль не давала ему покоя: он не нашёл пятен крови там, где ожидал их увидеть. Это не унижало и не оскорбляло его, правда, неприятно саднило душу. Он помнил слабый крик, когда вошёл в неё - предварительно освободив от платья и трусиков...
"...Если там кто-то ещё побывал до меня, то кто этот счастливец? - подумал Толя. - какой-нибудь филолог МГУ, комсомольский вожак или сын дипломата? Тьфу, заткнись... Нет... Читал же, знаю - иногда у девушек с первого раза ни кровянит... Фиг его знает, может, у неё это - первый раз, и единственный... Может, всё это вообще не стоит - чтобы напрягать себя и думать часами? Нет, это наверное от того, что она дочь моего начальника.С этим надо правда - поосторожнее..."