Да-да-да, друзья мои! Уж больно забавная безрезультатность наблюдается теперь даже и в самых отчаянных акциях. Мы уж и так, и сяк: и волосы распустим, и в дудки подудим, и флагами помашем, - всё без толку! Видно, фортуна повернулась к нам своей роскошной задницей. Ну, нам-то, разумеется, нет никакого дела до успеха или вообще хоть до чего-нибудь, но ведь так не может продолжаться до бесконечности. Есть – я точно знаю! – есть предел, за которым ни хрена не разберёшь. И не соберёшь тоже. Так чего ж мы там-то будем делать? Впрочем, не важно.
- Эй, эй, девочка, ну-ка отойди! Не мешай взрослому дяденьке лишаться рассудка!
- Я не девочка!
- Что? Тогда тем более отойди!
- Ты чего шумишь? – спросил меня мой случайный приятель.
- Ничего не шумлю, - ответил закономерный я.
- А, ну ладно тогда! – хором прокричали музыканты похоронного оркестра.
- Не-девочка, отвали, говорю! Не лишай мне мешаться!
Призадумались? А вот и зря! Это такая же мистификация, как и всё остальное: как утренняя тошнота на весь день, как мгла нефтяного кофе, как свирепые северные морозы, оседающие в клочковатой бороде, как непрожареный шашлык поэтических оргий
Подождите, не расходитесь: я только ещё начал. Вот, пожалуйста, вот моё драгоценное пиво, вот столики, вот стулья. А, и вы здесь? Даже не спрашивайте, не умоляйте – я всё равно не раскрою до поры до времени самые свои забавные секреты. Но уж если кто из вас выдержит всякие-разные пытки и мозговые атаки – тем будет сюрприз.
Ну вот, безрезультатность, значится. И ведь самый-то результативный перформанс, самое таинственное и нетривиальное представление разворачивается не здесь, а где-то в районе белоснежно сверкающего унитаза. Я потом покажу – мне бы только немножко перекусить. Ну! не скупитесь! Что ж вы думаете, что я и голоден никогда не бываю? Впрочем, это так и есть.
Так, сейчас кто-нибудь скорее всего вызовет санитаров. Конечно, может оно и правильно, да только я ещё самого главного не наговорил. Вот, полюбуйтесь: на каждом углу можно приобрести себе кусочек гениальности, - и что? Пытаешься применить на практике, а тебя – хвать за шиворот и волокут в дурдом. Ну, то есть фальшивка это всё!
Опять призадумались? Отчего бы это? Обычно все смеются, как назойливые вшивые собаки, а вы? Что ж вы, лучше прочих? Не лучше? Эх, жалко! Ну, если никто не против, давайте я буду считать вас элитой? То есть я буду говорить, как будто умею это делать, а вы будете слушать мой бред и задумчиво кивать, словно понимаете что-нибудь. Ага, вот и славно!
Помните, как в темноте мяукал Луи Арагон? Когда это было? Да вот, совсем недавно, году где-то в двадцать втором. Ну, и кто-нибудь сделал с тех пор хоть что-то более значительное? Вряд ли!
- Мальчик! Отойди от меня, пока не продырявил я твоё счастливое пузико!
- Я не мальчик!
- Не мальчик? А, тогда останься.
- Где ж ты видишь не-мальчика? – снова спросил меня мой приятный случатель.
Но в этот раз я не стал с ним разговаривать. Всё-таки я занят: я тут вообще читаю, и гримасничаю, и могу ещё вот всякое. Но не буду. Да и чего уж! Эх, Арагон, Арагон! Ну зачем же ты мяукал в кромешной темноте? Мне-то теперь как самореализовываться? Молчишь? И я тогда буду молчать…
А может быть безрезультатность наших акций не так уж и важна, а наоборот – намного важнее всякого другого? Ну да, может быть. Ну ладно, давайте перекурим немного, а там уж и продолжим…
Ага! Вон как все заулыбались, зашептались, зачавкали, зашуршали, затопали. Это правильно. Это так всегда и бывает. И вот, сейчас, пока царит повсюду скрежет отодвигаемых стульев, нашёлся бы какой-нибудь очаровательный доброхот – взял бы да и погасил всё освещение…
- И что?
- Да ничего! Всё та же безрезультатность, знаете ли…
- И что делать? – опять пристал ко мне какой-то свирепый получатель.
- Не знаю, - честно признался я, - можно, например, просто заткнуться, замереть в неудобных позах, устремить глаза в потолок (украшенный стремительными глазами, он будет куда более привлекателен) и в наступившей тишине вспомнить обо всех невероятных мертвецах. Они, конечно, были намного круче нас. Впрочем, чёрт с ними: свет можно и не выключать.