День в доме дождя

Рвг Махарадзе
Он стоял у окна и думал. Думал, что считает капли, стекающие по ту сторону стекла. Дождевые капли чертили по гладкой прозрачной поверхности, кривые и плавные дорожки,  сливались и исчезали воедино, где-то там, внизу. Он думал также о пронзительной «ноте», звучащей в нем, и о полынной горечи у основания языка, которую он никак не мог проглотить, дергая кадыком, судорожно сдавливая спазмом глотку, чувствуя в ней все нарастающий ком горечи. Полынной и безнадежно не проходящей. Капли на стекле рассеивали неяркий свет на незримую белесую паутину, проникающую сквозь Него и в Него. В «ноту», пронзительно звучащую в середине,    под   сердцем   человека, стоящего у    окна:  «- И-и-и-и-и- У е х а л а-а-а-а-а – И-и-и…»  «Вот и уехала. Двадцать первая, двадцать вторая, двадцать третья…» - продолжал он считать капли на оконном стекле. За окном накапливались на асфальте лужи. В ореоле брызг разъезжались встречные, выцветшие под дождем машины и, застигнутые атмосферными осадками, неуклюже прыгали по лужам прохожие. С зонтиками и без. Ему было все равно. Как все равно было плачущему небу, набухшему, как огромный нос от слез и собственного плача.
Он и Она были вместе неделю. Семь дней. Множество часов и минут, сладких, как поспевшая земляника. Они держались за руки. Всегда. Шли ли они по улице, готовили на кухне какую-то странную, смешную еду, или лежали рано утром на надувном матрасе, служившем им их смешным ковром-самолетом, который поднимал и уносил их в щекочущие, головокружительные дали. Всегда рядом, взявшись за руки.
Окружающие их люди, странным образом, либо отражали, либо впитывали свет, дневной свет, или электрический свет ночи. Они же – излучали какой-то смешной свет, который даже на фотографиях, сделанных «на память», засвечивал эти самые фотографии. Радиация любви, безвредная, но от которой люди почему-то шарахались. И им было смешно. Он и сейчас улыбнулся, погладив жилку на виске, вспомнив и мгновенно ощутив прикосновение Её губ, легкое, как взмах крыльев нежнейшей из нежнейших бабочек. Улыбка, погостив на его губах, стекла с лица. Рот искривила болезненная гримаса, вызванная к жизни осознанием и ощущением болезненного звука, который, как казалось, протаскивают сквозь Него. Как непрерывную, колючую нить сквозь игольное ушко. Сквозь Его душу.
«Уехала». И казалось Ему, что колючки этой нити выдирают из него куски плоти – Прошлого, Настоящего.  Оставляя по себе гулко звенящую пустоту. Он отвернулся от окна, и взгляд его нашел кубометры пустоты. Ранее наполненной их смехом, заполночными танцами, переходящими в веселую возню, в которой победу одерживали Двое. Здесь еще витал тонкий запах духов, в которые Она была порой одета. Как в единственные и обольстительнейшие одежды… 
Теперь же, здесь царили кубометры пустоты, неумолимо выдавливавшие его из прибежища и убежища Их счастья. Перекинув ремень дорожной сумки через плечо, он пересек невеликое пространство съемной квартиры, вышел из неё и закрыл дверь. Шагнув в тысячи километров, отделяющих Их друг от друга.
P.S. «Ищите в гулкой пустоте неугасимый огонек надежды»