ВОПРОС ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ. КАК СЛАВУ МОЖНО ЗАСЛУЖИТЬ?
В конструкторском бюро ПТНИ, где он теперь трудился, собралась неплохая компания единомышленников: умных трудяг, умеющих в то же время весело разнообразить свой досуг полезными хобби. О безответной пока любви Рэма к киноискусству знали многие.
Тогда-то и произошёл случай, тот, единственный, теоретически возможный для каждого, но останавливающий свой взгляд на том, кто всеми днями-годами прожитой жизни искал его. Случай, перевернувший всю карьеру Юстинова, но именно в том направлении, о котором последний мечтал.
В один из рабочих дней Рэм вместе с другими сослуживцами слушал радио, которое, как и во многих конторах тогда, просто не выключалось. И, честно сказать, - присутствующие в том замкнутом пространстве не особенно уже вслушивались во всю информацию, несущуюся со стены (во-первых, доступное и обыденное быстро надоедает, а именно это отличало тогдашние передачи - возможно, они были полезными, но пресными; во-вторых, - работать-то всё-таки тоже надо было осмысленно, абстрагируясь иногда от внешних раздражителей).
Но в тот момент голос диктора зазвучал так, как не смог, если бы речь шла о прогнозе погоды или очередных достижениях «могучего советского народа». Это скорее почувствовали, чем поняли все специалисты проектно-технологического института совнархоза.
…Человек (ребёнок!) попал в беду. Ожоги 2-3 степени. Нужна кожа людей с аналогичной группой крови, чтобы спасти юного бедолагу, который по мальчишеской любознательности-глупости превратил себя в горящий факел, обрёк на взрослые испытания. Конечно, случайно, конечно, по недомыслию, но всё страшное у ж е произошло, и все «если бы, да кабы» были неуместно-кощунственны. Срочно надо было что-то делать, а не размусоливать подробности трагедии. Судьба отвела на всё – про всё для спасения Володьки Гуляева 10-12 дней. «Разводить руками» его беду было некогда.
Семнадцать мужчин и женщин, имеющих своих детей (как Рэм) или только мечтающих о них, впервые, столь срочно и массово, забыли о своих чертёжных столах, покинули рабочие места. Они спешили на помощь.
То, что Юстинов появился в Ярославской железнодорожной больнице с кинокамерой, никого из коллег не удивило: чаще его можно было лицезреть в дождь без зонтика, но без своего «третьего глаза» - практически никогда.
А недремлющий в нём художник хотел снять фильм о том, как общая боль за страдания другого человека объединяет даже незнакомых ранее людей, делает их способными на преодоление многих барьеров (в том числе – и болевых), что в обычной обстановке кажется невероятным. Ему повезло: его кровь, как и одиннадцати сослуживцев, оказалась нужной.
Правда, большинство из присутствующих думали, что приехавший на мотороллере кинолюбитель будет лишь фиксировать на плёнке чужие поступки-подвиги по спасению маленького даниловца. Но так Рэм, конечно, не мог: всё, что интересовало или восхищало его, «Гамыч» с детства примерял на себя…
Нынешняя «примерка» во многом отличалась от предыдущих ( с фотоаппаратом или аккордеоном). Когда с интимного места, которое лишь сейчас без стеснения обозначают в телепередачах или на страницах ( а мы - не будем), ножом (не кухонным, конечно, но всё же…) и без наркоза (интересно, лишние мучения энтузиастов доставляли кому-то удовольствие или в стране, как и продукты, обезболивающие лекарства тоже были в дефиците?) у него отрезали лоскут именно его кожи, когда его кровь заструилась по сразу охромевшей ноге и намочила носок, когда он понял, как опрометчиво поступил, приехав на мотороллере (на нём же теперь с и д я предстояло и домой возвращаться), вот тогда по-настоящему и родился оператор-режиссёр Рэм Александрович Юстинов, создавший фильм, прославивший его на весь Союз, а позднее - и мир (человеческий). А создать достойный гимн обычным людям он смог лишь потому, что по-настоящему б ы л одним из тех, кто хотел помочь чужому ребёнку.
Через операционную прошли многие его друзья: Валерий Харитонов, Вениамин Жуков, Эля Лузинова, Валя Цикина, Сева Сорин, Володя Смирнов, Ревокат Исаков, Люда Цветкова, Наташа Иващенко, Владислав Кислица. Их, молодыми, здоровыми и добрыми, сохранили кинокадры фильма «Людям большого сердца». Некоторых живыми теперь только эта кинолента талантливого коллеги и сохранила…
Разве не символично, что совсем недавно в Знаменскую башню приезжали представители команды подлодки «К-19», чтобы увидеть кадры-мгновения, запечатлевшие Валеру Харитонова, одного их тех моряков, кто первыми своими незащищёнными телами пытались прикрыть от атомного реактора-убийцы остальных. Да, теперь сняты фильмы, написаны многочисленные воспоминания о том страшном событии. Но лишь на любительской киноленте рэмовского фильма Валера по-прежнему живой: способный к небольшому подвигу ради одного человека, способный к большому подвигу ради сотен людей. Правда, это деление не кажется мне объективным: подвиг - он и есть подвиг, нет у него цены и размеров…
Рассказ о ярославцах, помогших ребёнку, вошёл в сборник очерков «Они живут рядом» Владимира Ширяева под названием «Человек - человеку». Подлая бумажонка о Рэме Юстинове как о неблагонадёжной личности, снимающей что-то о «крови, разбрызганной по стенам» в условиях нашей розово-благоухающей действительности, тоже увидела свет - на столе соответствующего официального лица. Тень Советска снова замаячила на горизонте событий. Школа доносительства была прочно усвоена мелкими душонками людей, о которых Рэм никогда не стал бы делать фильм. За любые деньги - не стал бы…
Фильм о настоящих людях и достойных поступках создавался на одном энтузиазме, так как, прежде всего, был необходим самому автору: Рэм хотел показать человеку величие его души, отличающее нас от других представителей жующее-двигающегося мира.
Иногда он уставал от непонимания, а зачастую - прямой агрессии окружающих; хотелось «махнуть на всё», снять тапочки, лечь на диван и отгородиться от всего мира «Правдой», не каждый номер которой тогда соответствовал своему названию. Только не для этого вооружила его Природа даром мысли, слова, действия!
«Диванные» мечты долго не задерживались в его голове, лишь на секунды слабости отвлекали от пути борьбы, навязанной чьим-то недомыслием и злобой. Рэм понимал это, привык к этому, преодолевал это.
Судьба, часто, вероятно, любующаяся созданным образчиком мужчины-ребёнка, с детской непосредственностью верящего в мир-сказку, в неиссякаемость доброты, проверив (в очередной раз!) улыбчивого бодрячка на прочность, посылала ему и следующего помощника.
Таким «ангелом» оказался в момент подачи кем-то подлой бумажонки в КГБ очередной «первый» от правящей (и - единственной тогда) партии, руководящий в то время коммунистами ПТНИ. Поговорив с Юстиновым по телефону в стиле «добрых народных традиций», то есть не особенно ограничивая себя рамками нормативной лексики (не знаю, как что-то другое, а это в большей степени, чем всё остальное, делало народ и партию «едиными»), политический босс приказал продемонстрировать ему «крамолу» в 21.00. Это был приказ, не подлежащий обсуждению. Рэм понимал свою правоту, но волновался (такое чувство человека, униженного ситуацией, когда приходится доказывать, что ты - «не верблюд», к сожалению, знакомо многим не понаслышке, я думаю).
Увидев же ещё не склеенные отрывки фильма, облачённый серьёзной властью человек разразился ещё более крепкими словечками, чем в телефонном монологе. Но - уже в адрес злопыхателей. А с автором киносюжета заключил устный договор: «сигнал» был, «доложить» положено, но…
- Я отчитаюсь: уничтожил, запретил и прочее. А ты работай. Никому ничего не говори. Молчи и работай. Когда ж покажем твой фильм, они сами заткнутся. Фильм нужный. Он станет кляпом для глоток тех, кто пытается охаять тебя. Иди!
Окрылённый официальной поддержкой на таком уровне (пусть и не озвученной для других), «Гам Гамыч» в течение трёх месяцев, как в раннем детстве, молчал о том, что было для него самым главным. Кто лично знаком с нашим героем, догадается, каким тяжёлым испытанием это для него стало. Но ради реализации своей мечты, он был готов не только работать сутками, но и…молчать.
И когда смонтированный фильм увидел первый секретарь обкома ВЛКСМ Владимир Иванович Попов, он не мог не оценить, какой гимн руководимым им комсомольцам создал Юстинов!
Съезд молодых ленинцев местного масштаба закончился показом чуть было не запрещённого фильма. Как волновался Рэм! Как оборвалось его собственное сердце, когда после просмотра во вместительном зале престижного здания повисла мёртвая тишина. Но она длилась секунды (которые лишь ему показались минутами), а потом все присутствующие встали, и аплодисменты (не подобострастно-заготовленные, а искренне-восторженные) уничтожили тишину, так угнетавшую его, ожидавшего приговора своему детищу. И его, растерянного и смущённого, расплескала по поздравлениям- объятиям дружелюбная толпа комсомольских вожаков, как будто впервые понявших жизнь, протекающую за стенами их кабинетов и кабинетиков. И эта жизнь была возвышенно-прекрасно, хотя и больно-достоверно отражена в киноленте новоявленного Ярославлю художника.
Рэм заново открыл для себя наш город. А город открыл для себя Рэма. Начался счастливый период их взаимной любви. Рэм не знал, кого и благодарить за свалившуюся на него удачу - не научили его благодарственным молитвам. Создатель не обиделся: Он-то всё понимал…
А лестница славы подставляла всё новые и новые ступеньки для ещё одного своего избранника.
Поездка в ЦК комсомола. Вы были когда-нибудь в «коридорах власти» столицы? Нет? - Тогда немного потеряли. Были? - Тогда легко представите, как ощущает себя там человек, приехавший с периферии. Вежливое «подождите» выливается в многочасовое ожидание того, когда же на тебя, наконец, обратят внимание. А все вокруг жутко заняты: бегают, перетаскивая бумаги из кабинета в кабинет; встречаясь друг с другом, многозначительно-поспешно-соглашающе дёргают головами в ответ на любую козявочную реплику владельца более высокой должности или пренебрежительно-лениво склоняют своё вместилище мыслей даже на здравое замечание-предложение «мелкой сошки». Долго сидеть в таком бестолковом муравейнике опасно – начинают посещать странные догадки-вопросы: во-первых, нужны ли они, такие монстры-бумагомаратели бюджету страны? Во-вторых, нужен ли ты, гражданин Страны Советов, этой, снующей по этажам, братии? В-третьих…да хватит. Мысль-то понятна?
Правила из исключений, конечно, были и остаются (только ими, к сожалению великому, и держимся). Но у нас - речь о стандартном коридоре власти, заселённом стандартными его обитателями. В такой обстановке приезжий, зачастую и так слишком застенчивый для столичных приёмов, после сухих реплик и равнодушных взглядов, растерянно-измученный бесконечным ожиданием, съёживается ещё больше и покорно ждёт чьего-то благосклонного внимания. Вдавился в диван и Юстинов, но не от мучивших его мыслей (когда? за что? почему? - на эти вопросы он давно знал ответы), а с единственной целью - заснуть, чтобы компенсировать своему уставшему телу затраты на дорогу до Москвы, а душе - обиды на негостеприимные стены эти. Заснул, здраво рассудив, что силы ему ещё пригодятся…
За таким невинным занятием и застал его заведующий каким-то отделом центрального аппарата ВЛКСМ, имени-отчества которого не сохранила память Рэма, а вот благодарность к этому чиновнику с человеческим нутром отложилась навсегда. Ведь именно разбудивший ярославца москвич пригласил заскучавшего путешественника в столовую и распорядился о ночлеге. Именно по его указанию в тот же вечер состоялся просмотр в стереокинотеатре картины, с которой и направлен был Гамыч в длинноты столичных коридоров.
Волнение, пережитое Рэмом на этот раз, естественно, было ещё больше, чем на триумфальном показе в Ярославле. И не потому, что спасовал он перед первопрестольной (мы-то помним, как штурмовал он столицы ещё в юности, да и годы учёбы в Ленинграде давали себя знать): просто здесь, как нигде, ощущалась «самодеятельность» его фильма (качество плёнки, монтажа и пр.)
Но и здесь завороженная сюжетом аудитория на «ура» приняла любительскую ленту. Много красивых и правильных слов было сказано. Но высшей наградой, по признанию самого Рэма Александровича в наши дни, стали слёзы уборщицы, вжавшейся в угол кинозала со своим «орудием труда» - шваброй. «Есть же такие люди»,- горько-уважительно всхлипывала она, и большей похвалы ему и тогда, и спустя многие годы жизни не требовалось.
Но и новый триумф оказался лишь преддверием следующего. Без паспорта и бесплатно Юстинов был водворён в престижную гостиницу, где теперь ему были гарантированы постоянные внимание и забота местных начальничков.
И это не всё! Знали или догадались, дорогой читатель? Следующим этапом его пути к славе стал ЦК КПСС. Сам Никита Сергеевич, не всегда умевший должным образом вести себя в рамках европейской цивилизации, здесь сразу сумел рассмотреть кинодокумент, способный заставить людей на планете по достоинству оценить СССР.
По его персональному приказу-указанию фильм был растиражирован на все страны, переведён на все ведущие языки. Пусть мир увидит, какую поросль взрастила измученная войной и репрессиями страна: сильную волей, смелую поступками. Пусть поостерегутся с огульным осуждением в наш адрес. «Есть ещё порох…» Вот он: «Людям большого сердца»! Кто у вас, т а м, способен на такие бескорыстные жертвы?! Покажите, если есть. Нет? А наши - есть: на этой чёрно-белой ленте отражена вся гамма прекраснейших черт советского человека! И пусть все об этом узнают.
Здорово? Конечно. И всё так просто? У Рэма-то Юстинова? Нет, к сожалению: как всегда, не без мелких неприятностей (впрочем, они каждого из нас подтачивают с назойливой регулярностью)…
Коллегия Министерства Госкино благосклонно согласилась посмотреть работу «провинциального выскочки» (понять их можно - всей своей киномощью, находящейся на полном обеспечении государства, не высидели они такого документального сюжетика, чтобы «хозяин» столь рьяно схватился за него. Обидно). Лениво плавая в сигарном(!) дыму своими мыслями, они вальяжно роняли замечания о недостатках света, «переходов», о неизбежных (вспомним, что свой фильм наш новоиспечённый земляк верстал в полуподвальных условиях) царапинках… О чём угодно - но не о достоинствах картины! Рэм внутренне поскучнел, набычился и уже хоронил свои замыслы, проклиная министерских сидельцев. Плохо он всё-таки знал политический климат своей Родины того времени.
Окрик раздался вовремя, чтобы взбодрить одного и встряхнуть других:
- Данные указания не подлежат обсуждению, товарищи - заплатите причитающийся ярославцу гонорар. Спасибо за консультацию. До свидания.
Так озвучил «глас свыше» представитель ЦК ВЛКСМ, который и сам не оспаривал, и другим не позволял осуждать руководящие постулаты ЦК КПСС, под защитой которого находился сейчас шустрый режиссёр-оператор, чей фильм стал бестселлером документального кинопроката на тот исторический момент.
Прения прекратились, не начавшись, всё вошло в привычное русло подчинения и продвижения одобренного. Телевизионщики как могли исправили дефекты, замеченные чиновниками от Госкино. Более десяти раз прокрутили ленту о бытовом героизме советских людей по системе «Интервидения». Многие президенты и королевские особы позавидовали правительству, имеющему подданных, способных удивить своим мужеством не только в условиях войны. Самые лестные отзывы о фильме прислала королева Англии.
И этого мало! Состоялся «прямой диалог» с заграницей, благодаря телемосту, в котором с советской стороны участвовали: Рошаль, Капица, Леонов и… Юстинов. Неплохая компания для рядового сотрудника рядового института провинциального города?
Прямой эфир не допускал каких-либо политических проколов, всё было просчитано наперёд, поэтому каждый из участников трансляции с утра получил заготовку «своего» выступления, которое необходимо было заучить, а перед телекамерой лишь озвучить для зарубежного зрителя. Красный (а не зелёный) огонёк был сигналом к началу выступления каждого участника телемоста. Очерёдность выступления все, естественно, знали заранее.
Космонавт Леонов, первым ощутивший объятия космоса без защиты своего корабля, по-военному чётко справился с заданием.
Профессор Капица, привыкший к телекамерам, как рыба к воде, о своём фильме про пингвинёнка, потерявшего мать, тоже рассказал сжато - по предложенной схеме.
А Юстинова, которого Фортуна столь неожиданно для него вознесла на этот телевизионный Олимп, под красный огонёк, призывно замигавший именно для него, охватил, как он позднее определил, «гам-гам полный»: он начисто забыл выученные фразы.
Прекрасно видя силуэты чего-то вытанцовывающих руками и ногами помрежей и ассистентов, понимая, что вся страна (что страна - мир!) ждёт его слов, он не мог вспомнить этот простецкий, по большому счёту, текст. И - уже мысленно представил катастрофу своей, только что начавшейся, карьеры киношника. Но Провидение повторно-срочно вооружило немтыря даром речи, учтя, вероятно, ответственность момента не только для нашего героя, но и для многострадальной России всей.
Страна не упала «лицом - в грязь», Рэм заговорил. Но не заученными, чужой волей навязанными фразами, которые он так и не вспомнил (или схитрил, как в бабушкином чуланчике?), а в полном соответствии с теми чувствами, которые волновали его с момента создания фильма. Он говорил о том, что просто не мог тогда не снять фильм о хороших людях своей страны, которых у нас большинство (не для красоты говорил - верил и верит в это!); говорил о том, что не ожидал и очень горд тем, что очутился в одном ряду с людьми, о которых раньше лишь слышал, но которыми гордился вместе со всеми россиянами; выражал авторскую благодарность тем, кто понял, зачем он снял свой грустно-оптимистичный фильм, и позволил ему сегодня на таком уровне продемонстрировать ленту-документ ещё раз. Не ему, создателю, давать характеристику своей работе: смотрите сами - судите…
В висках стучали злые молоточки: «Провалил! Пропал! Погиб!» Телевизионщики, те, кто отвечал за телеэфир перед высоким начальством, страх перед которым мешал им думать и понимать, нервно накинулись на него, обвиняя в самом жутком для них: «Все полетят!», «Всех снимут!» И хотя пугала-то каждого из них лишь своя собственная, пусть и невеликая, но столичная, карьера, в это слово «всех» они вкладывали столько грозного смысла, что виновнику их переполоха хотелось одного - бежать отсюда! Хотя его-то откуда могли «снять»? Но это был один из тех моментов (разовых в его жизни), когда логика покинула неглупую голову…
Лишь космический герой Леонов, побывавший там, слишком высоко для прочих, и, вероятно, уже не боявшийся земных неприятностей, подошёл к нему и без протокола резюмировал: «Ты, Рэм, лучше всех сказал». Возможно, ещё и пожалел мысленно, что «земноводный» ярославец в итоге оказался смелее его, покорителя космоса.
Немного успокоенный такой своевременной поддержкой, наш, временно-возвеличенный земляк, решил всё-таки «от греха» выбираться отсюда, и уже присматривал путь к отступлению. Но раздалось командное «Все по местам!», и у него, пригвождённого этой фразой к креслу, обречённо мелькнуло в мозгу: «Всё. Опоздал.» (Вдуматься бы: что - «всё»? куда - «опоздал»? Да не до этого тогда было.) Всё застыло финальной сценой «Ревизора», а в студию влетел директор со своей свитой и направился прямо к Юстинову. Последний мысленно зажмурился, снова онемел и лишь через какую-то пелену непонимания слышал: «Молодец, ярославец! Лучшее выступление! Пошли пить кофе…»
И лишь когда директорские руки почти насильно подняли его с кресла, к которому он прилип как к последней защите своей, и обняли за плечи, уводя в сторону съестных запахов; лишь когда осуждающе-озлобленные маски бывших паникёров сменились на милостиво-прощающие, а то - и заискивающие, он, наконец, осознал: всё позади - понят, обласкан, оценён…не побежден! Но чего ему это стоило…Возможно, прошлые беды-испытания и делают нас в чём-то сильнее (скорее всего - в плане приобретения опыта поведения в конкретных ситуациях), но измотанная ненужными боями душа становится всё-таки страшно уязвима…
Прославив свою страну, город, фамилию, от положенного ему гонорара (и очень немаленького!) он гордо отказался: не для денег делал. Хотел хоть так показать тем, равнодушно жевавшим сигары дядькам из коллегии Министерства Госкино, что не каждый пытается откусить от их халявного «пирога», который они так рьяно охраняют от «непосвящённых». Навряд ли они оценили альтруизм провинциала. Денежкам, скорее всего, «приделали ноги» для другого использования, более для себя оправданного. Возможно, ещё и посмеялись…
Но ему было не до них! Белкой в колесе закружилась его слава от случайно созданного фильма.
Новые лица «высокого полёта» разыскивали его, искали общения, настаивали на повторных встречах, становились друзьями. «Не имей сто рублей…» - эта истина не давала ему грустить по поводу гонорара, который, на мой (женский) взгляд, мог бы сослужить неплохую службу не только семье нашего героя, но и делу, которому он теперь всецело собирался посвятить себя: созданию детской и юношеской киностудии. Но что такое «бабские» рассуждения? Будучи неизменно мягким и добрым по отношению к «слабой» половине человечества, Рэм никогда особо не вслушивался в их советы, считая их, если и не вредным, то излишним шумовым оформлением любой проблемы.
Слушался он только своей интуиции, а она, как видно, служила ему неплохим путеводителем по нескучной жизни. Сколько замечательных людей довелось ему узнать! Конечно, именно та трансляция, где он оскандалился-прославился, стала главной причиной прекрасных знакомств. Возможно, доведись сейчас кому-либо посмотреть созданное им кинопроизведение, разочарование, скорее всего, было бы неизбежным: «много шума из ничего» сказали бы многие. Чёрно-белое изображение обычной больничной ситуации. Современников ничем не удивить после того, что позволено сегодня к демонстрации на наших телеэкранах. Но надо же учитывать тот временной отрезок, когда делался фильм! Это был прорыв в сознание зрителей, поэтому и привлёк внимание передовых людей своей эпохи.
Один из будущих друзей Юстинова, а на тот момент просто почитаемый ярославцем за небожителя, легенда отечественного кинематографа кинорежиссёр Марк Донской обратил внимание на нестандартные для телепередач фигуру и речь Рэма, восседая за столом с друзьями. И, как Чапаев в знаменитом фильме, вопрошал окружающих: «Кто такой? Почему не знаю? Ко мне его!» «Из-под земли достали» провинциала, привезли пред светлые очи его кумира. За одним столом сидели. Вино-чай распивали, друзьями стали на всю оставшуюся жизнь. Сказка? Быль. После смерти Донского-старшего его сын Александр Донской, как эстафету, перенял дружбу отца с ярославским кинорежиссёром-любителем.
Да, он так и остался «любителем» на этом поприще. Хотя на пике его славы Москва и сделала реверанс в адрес обиженного когда-то абитуриента: ему предложили учиться во ВГИКе. Новые друзья-поклонники просто настаивали на этом, и хочется верить, были искренни в своём желании сотворить нового москвича.
Но Рэм-то точно был убеждён, что именно теперь, когда он оценён в Москве на самом высоком уровне (каждый помнит: выше ЦК КПСС власти не было), можно, заручившись поддержкой новых знакомых, сопереживающих ему, вывести работу своей киностудии, функционирующей с 1957 года на общественных началах (читай - «на птичьих правах») при клубе ЯПРЗ (Ярославский паровозоремонтный завод), на качественно-новый виток. А приставка «любитель» к кинорежиссёру Юстинову ничуть самого его не обижала. Наоборот, в восприятии Рэма, она лишь подчёркивала то, что знали все, знакомые с ним: большей любви, чем киноискусство, не было в его жизни. С этим смирилась даже жена Нина.