В полвторого ночи охранники выкидывают меня из редакции. Им тоже все равно. Но мое нахождение здесь – это непорядок. Не вызывают такси, не укладывают спать, даже не звонят в скорую помощь! Меня трясет, как в бреду, я бреду по улице 1905-го года. В абсолютном смысле то, что происходит, то и происходит, значит, это было для чего-то нужно. Но для чего нужно это мое хождение по ночной Москве?
Маленькая моя Алинка спит в Костроме у бабушки и видит светлые,
веселые сны. Зачем я начала писать свой роман про Лилит? может быть, именно он и является причиной происходящего? Может, это наказание – от настоящего Бога за то, что я придумала ему Богиню взамен? Мне страшно. Я снова мажусь духами. Маргарита. Лилит. Даська Герасимова…
За мной стаями бредут бездомные собаки. Я не замечаю машин, едущих следом. Я прошу помощи, но не понимаю, у кого ее следует просить, чтобы уж точно не остаться на бобах.
У Бога? Но есть ли он вообще, теперь я в этом уже сомневаюсь.
Если бы я уехала тогда на Кубу, если бы та девочка-даун не поцеловала бы меня в храме, где была бы я теперь, я бы не шла сейчас по этим темным улицам, вообще не понимая направления и маршрута. Я курила бы сигарету в Гаване и брала бы интервью, беседовала бы с сыном Че Гевары, была у меня на него одна зацепка..
Будет шесть часов утра и я обязательно найду дорогу домой. Есть метро. Там четкие и понятные маршруты. Я обязательно найду ее, эту чертову дорогу.
- Не верь сердцу, - раздается мужской голос внутри меня, только любви в нем я уже не чувствую, скорее, бесконечную усталость. – Дайте ей адреналин. Больше, больше адреналина. Сегодня ты должна вернуться к себе домой, Лилит…
- Я сошла с ума, - кричу я светящейся неонами Москве, городе, которого не существует.
Господи, как бы мне зацепиться за нее, за эту ускользающую от меня реальность. Я пытаюсь прочитать названия улиц, но буквы расползаются на моих глазах. Я плачу. Но я НЕ чувствую своих слез. Матрица. Все вокруг – матрица. Адреналином в сердце и я приду в себя.
Все выдумка. Лена Варшавская. Бронзовый солдат, Россия, Эстония – даже Америка.
Как там говорил Макс Ситников, НАДО ВЕРИТЬ только своим ощущениям. По моим ощущениям ничего этого ВООБЩЕ нет.
Господи, истинный, только ты способен мне помочь. ВЕРНИ МНЕ – МЕНЯ.
Вдруг рядом останавливается обычная белая газель. Из нее выходит парень в красной толстовке. Он подходит ко мне и говорит: «Здравствуй, Дася, я приехал за тобой».
- Как тебя зовут, - спрашиваю я.
- я - Андрей, - отвечает он. – Я пришел за тобой. Я хочу тебя спасти.
- Первозванный Андрей. Я позвала тебе и ты, наконец, пришел, - я разрыдалась. А ты меня не тронешь? – во мне просыпается маленькая провинциальная девочка, которой я перестала быть десять лет назад.
- Ты что! Мне за тебя голову оторвут. Хозяин, меня прислал к тебе. Тебя нельзя тронуть.
И он нежно целует меня в лоб. Как брат. Как отец. После мы идем вдвоем к его белой, раздирающей тьму, газели.
И я сажусь в нее. Словно королева в карету. Мы трогаемся. «У тебя ум есть, - вдруг поворачивается ко мне водитель – Сейчас, Дася, ты села в машину черт знает к кому. Ты привыкла ходить по лезвию бритвы. Но когда-нибудь это должно было закончиться…
Я вою. И выбиваю ногой его лобовое стекло, и выпрыгиваю на скорости 60 километров в час. Не так уж много в абсолютном значении, но если это происходит на пыльном шоссе – и ты обычный человек…
Мы где-то в районе Беговой. Андрей, я буду звать его так, затаскивает меня гневно обратно. «Ты можешь сейчас поспать, - чуть не рычит он. – А когда ты проснешься, весь этот кошмар закончится. Я тебе обещаю».
Я не могу закрыть глаза. Я понимаю, что как только я это сделаю, я умру – он убьет меня.
Андрей протягивает мне бархатную подушку и укрывает одеялом. И брызгает в лицо какой-то гадостью типа черемухи. «Ты уснешь хоть когда- нибудь?» - орет на меня он.
- Кто ты? – из последних сил шепчу я, так и не отрубаясь. – Ты от мусульман, которых я обидела? Ты новое земное воплощение Макса Ситникова? Ты – один из потомков того, кто лежит под Бронзовым солдатом? Ты тот, кто задушил Лену Варшавскую?
Он явно не понимает, о чем я говорю.
- Я от того, кто тебя любит, и кто хочет тебе помочь…
- Меня нельзя любить, я просто рабочая лошадка нашей редакции, до которой никому нет дела. Даже сегодня не было, - молюсь я.
- Когда-нибудь я запру тебя и приставлю к тебе охранников, чтобы ты никуда не сбежала, и чтобы никто тебя не обижал, и чтобы ты ничего больше не могла натворить, - почти шепотом объясняет он и добавляет. – в этом мире.
Чем добрее он становится. Тем сильнее я его ненавижу. Я пытаюсь расцарапать ему глаза. И вдруг понимаю. Что лечу с какой-то сверхнеобъяснимой высоты. Вниз. На свет. На обрывки света. И кроме нет ничего. Мне больше незачем дышать. Мы сливаемся с той, другой женщиной в коме.
- Приходи в себя, дурра, приходи в себя, - «Андрей», я понимаю, что на самом деле его зовут совсем по-другому, бьет меня об стены машины, и душит, пытаясь хоть как-то привести в чувство, и почти схематично насилует.
Раз-два-три. От этого скучного, как физзарядка, действия, я действительно очухиваюсь. И снова начинаю его лупить, и орать что есть мочи. Он смотрит на меня виноватым, испуганным взглядом.
- Мудак! Мой муж – он Бог, и он тебя убьет. А теперь быстро, вывез меня отсюда, - Андрей повинуется без слов.
Мы снова едем по шоссе. Уже обратно. А теперь быстро останови. Я в психозе. Это Волгоградка или Рязанка. Москва существует. И существую я. Я умерла и воскресла. Я не захотела возвращаться куда-то, где меня ждали.
- Как же ты меня достала! – кричит Андрей, тормозя, и я с силой захлопываю двери его газели.
Я пришла в себя на улице Ладожская. Возле дома 8/9. На меня никто не обращал внимания. Я зашла в аптеку и попросила дать мне постинор – средство, против нежелательной беременности, это было первое, что я сделала. Я попросила дать мне его совершенно бесплатно, потому что не могла найти деньги в своей красной сумочке. Все, что там осталось – записная книжка из кожи, подаренная мне миленой авадой от Крупчака. «Береги время, из него и состоит Жизнь», - с выбитыми на ней песочными часами умопомрачительной красоты.
Фотоаппарат, флешку и телефон «Андрей», бросая меня, забрал с собой.
- Помогите мне, люди. – фестивалила я опять, уже в центре москвы, возле метро баумановская, но меня опять никто не слышал. На фига такой мир, где никто и никогда не слышит друг друга? Наконец, вокруг начала собираться небольшая толпа. Неизвестная беременная женщина дала мне свой сотовый. Перво-наперво я звоню мужу. Герасимов в Костроме, но он берет трубку: «Как же ты меня дсоатала своими проблемами», - устало в миллионный раз повторяет он и ...раздаются короткие звонки
Я звоню родителям. Отец моментально дает мне телефон дежурного по городу. Меня везут в прокуратуру – и записывают в показаниях как Герасимову. Затем везут в милицию и записывают почему-то уже как Долгову. Везде я прохожу под разными фамилиями и в разных бумагах. В Склифосовского, посмотрев на мои чистые вены, врачиха, сначала поставившая в моих документах отравление психотропными веществами, исправляет это на обычный психоз. Я сумасшедшая – просто взяла и ни с того ни с его сошла с ума. Сбрендила. Свихнулась. Крыша поехала. Я Иван Бездомный – увидевший Дьявола на Патриарших.
Я звоню карапетяну. «давид саакович, спасите меня пожалуйста!»
- ты где, Дася? Ты где? – абонент вне зоны доступа
Меня отвозят в больницу на улицу 8 марта. Это сумасшедший дом. Обычный сумасшедший дом, даже не самый крутой в Москве. Я опять кричу. Что мой муж им всем покажет, что он Бог – но это, похоже, никому не интересно. Здесь все такие – Жены Богов.