АМОК
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
КОМА
Я взлетаю над миром, который не знаю совсем. Я – чья-то душа, оставленная, как и Макс без тела, но это меня не тяготит – мне легко и приятно.
Без грехов, наполненной до краев любовью.
Я – предчувствие. Я – послесловие. Я – автограф на звезде. Любовь переливается через мой край в то, что меня окружает.
Я вижу вселенную, возможно, будущего, возможно – параллельного мира. Или она находится где- то за миллионы парсеков от нас.
Серый Город. Но это мой Город. Такие Города снимают в Голливуде режиссеры-фантасты. Технологичный. Со всех сторон окруженный океаном. Город из памяти всех жителей Земли.
Город моей памяти, моего сна, моей последней ночи
Я чувствую воду океана, ее спокойное равнодушие, я – чья-то душа, чья-то покинутая душа, но оставшаяся свободной, как и вода, понимаю я. Мне все доступно. Как и океану.
Океан чист и безбрежен. На середине его вдалеке от Города Остров – там стоит дом, похожий на замок, напоминающий сто тысяч католических домов, виденных мне в обычном мире.
Что это сон? Явь? Мечта? Могила Лены Варшавской? Истинная ее могила?
Я заглядываю в одно из окон, вижу женщину, лежащую на кровати, подключенную к непонятным мне приборам, тук-тук бьется ее сердце… их так много, приборов, что я не успеваю запомнить все.
Двое мужчин разговаривают рядом. Странное дело, они говорят на каком-то другом языке, но я-душа, понимаю каждое их слово, каждый жест.
- Она придет в себя? – спрашивает тот, что помоложе.
- Никто не знает, - отвечает тот, кто старше. – Кома такая неизученная вещь. Как и вообще человеческий мозг.
Значит, это все-таки люди, - почему-то радуюсь я, кружась в воздушном танце с тысячью пылинок. Волн и точек, создающих этот мир – я вижу их все. Каждую., золотую пылинку в отдельности.
Странно, чему тут можно радоваться. Умирающей женщине – умирающей мне. Я не знаю, как я поняла, что это я, лежу сейчас подключенная приборами к реальной, настоящей, моей единственной жизни.
- Не надо меня спасать, - кричу я. Но мне ответом лишь океан.
Кома. Амок. Кома. Амок.
- Судя по результатам томографии, ее мозг еще жив, мало того, он создает фантастические картины того, что могло было бы быть в нашем мире, миры, вселенные – в них она счастлива, может быть тем, что не осознает их выдуманность. Для нее Творец – это вы. Вы, единственный, кого он по-настоящему любит.
- А кто она сама? - чуть не кричит тот, кто помоложе, и я взмываю от его крика к потолку.
- Она – по-прежнему ваша жена. Жена Бога.
…Я просыпаюсь. На часах 9 утра. На соседней койке дрыхнет Герасимов. Мы давно уже не спим вместе. Рядом. Какой жуткий сон мне сегодня приснился. Уничтожающий всю историю человечества. Сводящей ее на нет. Ничего нет – мы всего лишь сон умирающей от комы женщины, не желающий признавать свою истинность, забывшей о себе, но не забывшей о своем муже. Нет ни Пушкина, ни Сикстинской Мадонны, даже Кремля – нет. На календаре 11 мая 2007-го года. В этот момент я понимаю, что именно сегодня я умру.
Для того, чтобы воскреснуть в том, другом мире…
…- Козел! Сволочь! Мудак! – я уползаю на самое дно его газели, вскрикиваю, вытираю руки о разорванные джинсы.
Коричневые, подготовленные под пахоту поля вокруг, расчерченные ветками голых деревьев, сплошная беллетристика, – как восторженно сказала бы моя подруга Иванушкина.
Меня только что изнасиловали. А это уже не беллетристика, это факт биографии. Неизвестный мне человек, который назвался Андреем. Он трахнул меня и в итоге чуть не убил. Я до сих пор чувствую его руки на своей шее, и страшно болит голова, он бил меня о стены своей машины. И я не знаю, беллетристика это еще, или уже факт биографии, потому что стены машины были серыми и мягкими словно бархат. Иначе – если не это – моя голова просто раскололась бы на части.
- Мой муж, знаешь – он Бог, он тебя накажет, - выплевываю я ему в лицо. Он кажется смущенным, этот Андрей. – Ничего не было, нет, потому что тебя не существует, ты – это только то, что я о тебе придумала…
Двенадцатью часами ранее. Газета. Мне плохо. То есть плохо совсем уже так, что я не могу даже выпить кофе. Я кричу эту непонимающую меня толпу: «Вызовите Кащенко, я сошла с ума. Этот мир не может быть мною придуман».
Напилась – всеобщее резюме. Надо же, а казалась такой идеальной, со своей идеальной семьей. Трудоголичка. Алкоголичка. А где ее муж? Он уехал за ребенком. Надо же – и именно в тот момент, когда Долгова так постыдно напилась. Или накурилась. Или нанюхалась.
Я вытаскиваю из сумочки замечательные феромоновые Машкины духи, только они и способны мне помочь, снова нюхаю… Это как крем Маргариты, к нему очень быстро привыкаешь…
- Помогите, - умоляю я окружающих. Даже если все вы нарисованы, бред чьего-то больного воображения, все равно, помогите. Ведь не могла же я создать вас бездушными, неспособными воспринимать чужую боль, без морали.
Я кидаюсь к мужчинам. Но они понимают только одно – я предлагаю им себя. Чей-то язык внутри моих губ. Я вырываюсь и бегу прочь. Это так подло и так неправильно! Я же просила о другом.
Спасите мою душу…
В зеркале в туалете в переплывах неправильного света отражается лицо совсем другой женщины. Той. Что увидела в своем сне. У нее нет возраста. На ней бесовская, неподвижная маска. И я, наконец, вдруг понимаю, почему она ушла из своего мира.
Он тоже казался ей ненастоящим. Любой мир, в котором мы существуем, кажется нам не таким, как должно. Вселенная по физике это всего лишь точки и волны, сплетенные в узоры органики.
Да. Лилит?