Медалью «30 лет Советской армии и военно-морского флота» награждались все военнослужащие, принявшие присягу до 23.02.1948г.
Я принял присягу 02.11.1947г.
Вот отрывок из моего дневника.
«3 ноября 1947г. Понедельник
Вчера в моей жизни, да и в жизни каждого курсанта нашего курса был знаменательный день: мы принимали присягу. В торжественной обстановке, стоя в строю с винтовками в карре вокруг стола, мы чётким шагом подходили по очереди к столу, читали клятву и расписывались. Хотя и было довольно утомительно стоять под ружьём 1ч. 20мин. по стойке «смирно», хотя и один был текст, но каждый из нас произносил его по-своему, и каждый почти не чувствовал утомления.
Мы стояли в парадной форме, в суконках с галочками и звёздочками, в длинных брюках – клёш, подпоясанных ремнём с флотской бляхой, в новых хромовых ботинках.
Но вот последний чётким шагом встал на своё место. Мы спустились в физзал, где были встречены оркестром, и где нас поздравил адмирал Степанов. Затем в столовой нам устроили тёплую встречу курсанты всех курсов. Когда мы вошли (мы обыкновенно входили первыми), нас нарочно пропустили последними через всю столовую, где стоя дожидались нас наши старшие товарищи, встретившие нас бурной овацией. Оркестр играл весёлый встречный марш, мы прошли к своим столам, на сей раз застеленным белыми скатертями, сервированным стеклянной посудой и уставленным цветами герани. Было торжественно и радостно.
Добавлю, что недавно мы получили деньги за октябрь (125 руб.), из которых я послал 100 руб. домой».
Но вручали медали спустя два года, когда я, уже покинув училище, служил на Русском острове, и где-то наверху мою фамилию спутали с новобранцем Хаматбаевым, призыва 1949г. (очень похожие фамилии, правда?), которому (уже ведь оформлено!) её и вручили.
Насколько мы достойны были этой награды, видно из некоторого эпизода нашей с ним службы.
Однажды мы оказались вместе в карауле, и я должен был его менять. Караул назначался ежедневно на сутки, и все матросы и старшины поголовно должны были по очереди нести эту непростую вахту. Несмотря на погоду, время года и самочувствие. На батарее был всего один пост, но очень ответственный: на боевой позиции возле орудий. Наш караул состоял из начальника караула (обычно из числа старшин), разводящего, и троих часовых. Один их часовых – вахтенный - стоял на посту, другой – подвахтенный - бодрствовал в караульном помещении (спать ему не разрешалось), третий спал после вахты. Время вахты обычно составляло 4 часа. Если погода была плохая: шторм, сильный мороз, то 2 часа.
И вот наступило время моей вахты. Разводящий был обязан привести меня на пост и проверить смену часового, которая обставлялась специальным уставным ритуалом: «Стой, кто идёт!», «Пароль!» «Пост сдал, пост принял!» и т.д. Но он поленился:
- Пойди сам, сменишь Хаматбаева.!
В чёрной шинели и в чёрной шапке я вышел из караульного помещения в тёмную осеннюю ночь... В руках трёхлинейная образца 1891/30 года винтовка Мосина с примкнутым штыком с пятью патронами в магазине и столькими же в патронташе. Противогаз через плечо. Темень, ни зги.
Иду почти на ощупь в полной темноте. Виден только горизонт: море, оказывается, светлее неба, так кто же кого освещает?
Прибой, как великанский метроном, отсчитывает время вахты. Береговая линия внизу под обрывом, её не видно. Шторма не было, хоть и осень, но ведь внизу Океан!
А пушки – вот они, смотрят в море безлюдное – там ни огонька. И на острове вокруг – ни огонька. И в небе надо мной низкие облака – ни звёздочки – ни огонька. Ветер изрядный, но не шторм. Ни души, ни огонька! Мистика!
Минуточку, как это ни души? А Хаматбаев? Он же где-то здесь, сейчас он меня окликнет, я с тревогой жду его оклика. А может и выстрелить с перепугу прямо возле уха!
Орудия на позициях стоят как замершие часовые, блестит вороная сталь, не сулит ничего доброго врагу. А враги любят такие ночи! И новые возможные враги уже в такой ночи вырисовываются!
Иду, Хамат меня не окликает, а должен, ведь я сливаюсь с ночью, как бы сливался с ночью крадущийся враг. Вот и пост с телефоном – связь с караульным помещением, да и со всей батареей. Это самое высокое место – отсюда видна вся батарея, но в такую ночь врага не увидишь, хорошо, если услышишь. Но меня вахтенный не видит и не слышит.
Орудия стоят как замершие часовые, но где же настоящий часовой? Нет Хаматбаева. Легонько окликаю, нет ответа. Прошёл дважды вдоль артиллерийских позиций - нет вахтенного. Крикнул громче:
- Хамат! – нет часового.
По уставу рядом должен быть разводящий. По уставу следует вызывать начальника караула. Если телефон не работает – выстрелами. Я пост уже не вправе покидать.
Но и я, вслед за разводящим, нарушаю устав. Мне что-то подсказывает, что Хаматбаева не похитили американские морские пехотинцы, мне почему-то кажется, что он спит где-нибудь под тентом.
Ищу, смотрю, зову негромко, прислушиваюсь – нет нигде.
«В землянке!»
Землянка расположена рядом с позицией. Предназначена для отдыха личного состава артиллерийских расчётов, когда боевая готовность №1 (все бодрствуют на своих боевых постах) сменяется боевой готовностью 2 (половина на постах, половина отдыхает вблизи позиции). Землянка рассчитана примерно на 50 – 60 человек.
В землянке тьма абсолютно чёрного тела. Электроэнергия здесь (и на орудиях) включается только по боевой тревоге.
Я знаю, что в землянке два яруса нар. Беру винтовку за приклад, иначе не достать, провожу не очень быстро штыком вперёд по верхним нарам – никого и ничего. Провожу таким же образом по нижнему ярусу нар – ничего. После недолгого колебания провожу под нарами…
- Ой, - штык всё же кольнул «часового».
Если бы диверсанты высадились на нашем берегу, то они нашего героя ни за что бы не нашли, и он мог бы им ударить в тыл неожиданно, и уже за этот геройский поступок получить медаль или оправдать полученную.
Я не стал докладывать о происшествии. А свою медаль так и не получил. Награда не нашла своего героя, вернее нашла не совсем своего героя.