Химист это вам не какой-нибудь химик! Химист это матрос-специалист по химзащите, а если надо, то и по химнападению. Такая служба есть в любом подразделении, по крайней мере, в нашем в конце сороковых годов было именно так.
Химистом у нас на батарее был матрос Лёвушкин – добродушный, весь какой-то округлый, приятный, неторопливый, с походкой вперевалочку, как у медведя. С медведем его сближала и поговорка: «Чем похож химист на медведя?» «Оба пребывают в спячке!» «А чем отличаются?» «Медведь сосёт свою лапу, а химист – государственную!».
И действительно, химист, по плану боевой подготовки, в год должен был подготовить и обеспечить всего 3 учения: летнее и зимнее дневные и одно ночное, чаще всего летом.
Но и на мишку выпадает фишка! Выпала она и на Лёвушкина. Влюбился химист! Роковым образом! Влюбился не в кого-нибудь! На Русском острове практически не было девушек, как таковых, нельзя было влюбиться в кого-нибудь, если их не было. Влюбился наш герой в… жену командира батареи. И, по слухам, она в него тоже. Галина была симпатичная, стройная, несколько худощавая, темноволосая и черноглазая молодая женщина не старше 25 лет - привлекательная. Слухи на то и есть слухи, что их услышат. Услышал и командир батареи старший лейтенант Лазарев. Многие его поступки свидетельствуют, что он, несмотря на молодость, был вдумчивым, серьёзным, волевым человеком. Он ничего не сказал ни жене, ни Лёвушкину, а вызвал меня и приказал:
- Завтра принимай хозяйство у Лёвушкина. Будешь химистом.
- А что с Лёвушкиным? - вырвалось у меня невольно неуставное обращение.
- Лёвушкин займет место снарядного в орудийном расчёте.
Надо сказать, что артиллеристы орудийных расчётов, конечно, не имели столько свободного личного времени, как химист или электрик-связист. Тренировки и ученья орудийных расчётов были более частыми и более интенсивными, снаряд шестидюймового орудия весил несколько десятков килограмм.
- Есть принять хозяйство химзащиты!
И я стал химистом.
На другой день я принял у Лёвушкина: документы, противогазы, бочку с ипритом, бочку с дегазатором, ёмкость с хлорпикрином, жаровню, резиновые комбинезоны, сапоги, перчатки, мешки и другие предметы.
Вспоминаются 3 характерных эпизода в моей «карьере» химиста.
1. «Пополнение запасов отравляющих веществ».
Закончился запас иприта. Я на батарейном «студебеккере» еду на базу. До базы 35км. Дорога грунтовая, но грунт – скала, и машина едет резво. Безлюдье. Батареи и другие объекты припрятаны до поры. Где-то здесь самая мощная из них – «Ворошиловская» с 305мм орудиями. Острословы посчитали, что залп этой батареи стоит столько же, сколько новый трактор. Дорога вьётся среди сопок, покрытых, где лесом, где густым кустарником. За рулём наш матрос Нелидов. Шофёр он классный, возил раньше кого-то из старших флотских командиров, но проштрафился и был «сослан» на самую отдалённую батарею (её дореволюционный номер был 13), где нарушить режим было очень трудно, да и начальство сюда никогда не заглядывало. Ни я, ни он пока не знаем, что через несколько дней во время праздника дня военно-морского флота свободолюбивый рисковый характер его снова подведёт, и на сей раз гораздо суровее. Старшина группы механиков Мартыненко – истовый служака, как это свойственно уроженцам Украины, приказал ему выдраить, как следует, гараж. Оба они служили уже более 5 лет.
- Слушай, Мартыненко, сегодня День военно-морского флота, я уже переоделся в праздничную форму, обещаю завтра всё вычистить.
- Нет, сегодня!
- Сегодня не буду!
- А я тебе приказываю!
- Пошёл ты… - и Нелидов, схватив попавшуюся под руку кочергу, ударил… непосредственного своего командира по лбу…
Мало того, схватив нож, погнался за бросившимся наутёк Мартыненко, который нашёл убежище в кабинете врача. Тот, испуганный возможным трагическим исходом, закрыл кабинет изнутри.
- Товарищ капитан, откройте, я Вас не трону!
Военный суд «тронул» Нелидова и приговорил его к 5 годам лишения свободы.
Но сейчас мы с ним этого не знаем. Мы мирно беседуем, нам в кабине слышен ровный гул мотора, да металлическая бочка в кузове иногда напоминает о себе - «укрепил недостаточно надёжно».
Вот и центральная часть острова на берегу бухты Новик. Бухта узким фьордом врезается в самое сердце острова. Здесь расположены некоторые флотские постройки, административные небольшие здания, жилые домики офицеров.
Проехали утопающий в зелени скромный дом начальника политотдела гарнизона капитана 1 ранга М. Карпова, с сыном которого мы учились в ТОВВМУ и дружим уже 63 года. Сюда его семья всегда приглашала меня в гости, но странным образом чувствовал я себя там почти как дома, со своими близкими.
Едем по берегу бухты и приближаемся к складам. Матрос-кладовщик в обычной робе, посмотрев документы, ведёт меня к навесам. «Студебеккер» послушно едет за нами. Подходим к стеллажам с бочками. Кладовщик – мне:
- Давай бочку!
- Надо бы защитную одежду…
Он посмотрел на меня снисходительно:
- Это не потребуется.
- Ну, хотя бы противогаз?
- Обойдёмся, - и повёл меня к бочкам со страшными опознавательными знаками.
- Рукавицы одень! – наконец-то заботливо, скомандовал он – и, предварительно облизав палец и подняв его вверх для определения направления ветра, сам натянул на руки резиновые перчатки.
Подставляем нашу бочку. В неё входит примерно 100л, но нам нужно только 50. Берём вдвоём с ним такую же, но только с ипритом.
Кладовщик специальным ключом отвернул крышку бочки, которая находилась не на днище, а на круглой цилиндрической поверхности.
- Встань с наветренной стороны! – снова скомандовал он.
Мы с трудом приподняли бочку, взяв её с разных сторон за днища, и стали понемногу поворачивать вокруг оси, чтобы струя (иприт плотная жидкость, несколько гуще машинного масла) попала в такое же отверстие нашей бочки. Никакой воронки не предусматривалось. Смертельная струя устремилась мимо наших лиц прямо в отверстие. Запах иприта не чувствовался.
Но вдруг направление ветра изменилось. Убийственный газ попал в лёгкие!
Как мы (по крайней мере, я) не бросили бочку, не знаю – нельзя, ни в коем случае, мы бы пропали!
- Ничего, - с усмешкой проговорил бывалый химист, - прими вправо!
И действительно, больше ничего особенного не произошло.
2. «Ученье по проверке противогазов личного состава в условиях химического заражения».
В землянке с двухярусными нарами, расположенной возле позиций нашей батареи, я собрал всех свободных от вахты матросов и скомандовал надеть противогазы. Двери в землянку были закрыты наглухо. У двери была расположена жаровня с раскалённым песком, наподобие той, на которой готовят кофе по-турецки. Надев противогаз, я начал капать, вернее, лить на песок боевое отравляющее вещество - хлорпикрин. Хлорпикрин испарялся, и вскоре вся землянка представляла собой газовую камеру. Противогаз, конечно, защищал дыхательные пути, но, безусловно, не на 100%, и находиться в таком тесном и закупоренном помещении без вентиляции даже в противогазах было невыносимо трудно. Особенно мне, ведь я стоял прямо над жаровней, и весь пар поднимался мне в лицо. Ядовитые струйки газа тончайшими змейками, преодолев преграду, слева и справа вдоль резиновых щёк маски пробирались к дыхательному горлу. Естественное желание выбежать из землянки - дверь была рядом - сорвать маску, вдохнуть морской воздух я преодолевал еле-еле. Но нужно было терпеть. Норматив по времени был, как мне помниться, 20 минут. Матросы терпели. И я тем более. «Тяжело в ученьи, легко в бою»!
3. «Ученье по проверке действий личного состава в условиях химического нападения, заражения материальной части и её дегазации».
Ученье было наиболее приближено к боевым условиям. Поскольку на батарее по штату был всего один химист, мне на время учения придали двух помощников. Конечно, учению предшествовали планомерные теоретические занятия. И вот однажды летней ночью в отсутствие личного состава в расположении батареи мы настоящим боевым жидким ипритом заразили несколько объектов. Затем была объявлена боевая тревога, и сразу же за ней химическая. Боевые расчёты заняли свои места, одели противогазы. По приказу командира батареи, заранее выделенные с каждого из 4 орудийных расчётов для этой цели, матросы должны были обнаружить, а затем и нейтрализовать очаги заражения специальным веществом – дегазатором. Иприт поражает не только дыхательные пути, но и кожу, поэтому им в дополнение к противогазам была выделена защитная резиновая одежда. Фантастическое зрелище представляли неуклюжие медлительные фигуры, напоминающие слонов, рыскающие в разные стороны и пытающиеся в кромешной тьме найти заражённые места. Но как ни странно, операция была произведена быстро и успешно.
Да, не так-то сладка лямка химиста! Может быть, и мне надо было поухаживать за женой командира?
Сейчас, когда я пишу эти строки, вспоминаю, что обыкновенный противогаз, который так помогал нам тогда, изобрёл русский учёный академик Зелинский, который в своё время вёл в нашей 110 школе занятия химического общества, и именем которого в то время была эта школа названа.
Что же мы так редко вспоминаем выдающихся людей России, жизнь свою положивших для счастья народа, «не требуя ни славы, ни венца»!