"Уж полночь минула, а сна всё нет и нет…" – мысли были какими-то вялыми, не в пример ритму поезда, который продолжал отсчитывать километры и станции, скатываясь со Средне-Русской возвышенности к югу.
Станислав и не заметил, как одеяло сползло на пол. При-шлось спуститься со своего "насеста" и подобрать. В купе было душновато. Он слегка приоткрыл форточку и загородился от набегающего ветра подушкой. Апрель – это всё-таки не июнь.
…В том апреле он таки решился на последний шаг – Светка помогла. Она как-то вечером, когда он был дома – собирался уже растянуться на своём сиротском ложе, зашла в комнату и неожиданно предложила:
- Давай с тобой повенчаемся в церкви.
- Ну, и как ты себе это представляешь? Мы же с тобой как кошка с собакой сотрудничаем! Зачем же Бога-то обманывать?
- Да ты мне и к чёрту не нужен! Я хотела только, чтобы детям нашим было хорошо – Светлана завелась, как всегда, с полоборота.
- Ну, тем более, что тогда и огород городить! Как-то чёрт и Бог на одной скамейке не умещаются. – Станислав старался не выплеснуть начавший закипать гнев, – Давай-ка заканчивать эту лавочку. Завтра я ухожу. Из этого дома я ничего не возьму, кроме компьютера и документов. Здесь всё равно моего ничего нет.
- Документы я тебе не отдам, пока ты не выпишешься!
- Конечно же, я выпишусь, как только будет куда, – Станислав в тот момент не думал о том, что трудовая книжка, диплом о высшем образовании когда-то ох как понадобятся! На руках у него был один только паспорт, который он с некоторых пор всегда носил с собой. – Ты так и не поняла за все эти годы, что мужик прост, как апельсин: ему не так много надо – погладь его лишний раз, скажи ласковое слово, и он тебе будет рыть траншею, таскать воду, и при этом ещё будет считать себя самым счастливым на свете… Помнишь, как ты как-то сказала мне: "Чтоб у тебя ничего не получилось!"? Всё равно, что проклятие наложила. Вот у меня ничего и не получается. Закаменел я с тобой и сердцем, и душой, какая уж тут церковь! – вздохнул Рубцов. Весь этот разговор был настолько тягостен, что он, не произнеся больше ни слова, лёг на диван и отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен.
Утром он погрузил компьютер в нанятую легковушку, и отвёз всё это к Елене. Вместе с компьютером взял ещё только папки с документами фермерских бухгалтерий – вот уже седьмой год подрабатывал нелёгким бухгалтерским трудом, ведя одновременно от пятнадцати до двадцати хозяйств, после того, как начал писать свои бухгалтерские программы. На душе было тяжело. Он знал уже, что больше не переступит порог этого дома, где всё было сделано при его участии, полито его потом, каждый кирпичик в стенах был не раз обласкан его руками… Он и представить не мог, насколько тяжело впоследствии будет ему проходить по этой улице, ощущая ирреальность пространства и времени, ему никак не верилось, что всё это – не дурной сон. Позже он поймёт, что приехав в этот город, сошёл с линии своей судьбы, и не явился к нему, как к коэльевскому Сантьяго в нужный момент царь Мелхиседек, и не научил распознавать знаки судьбы, и не рассказал о том, что Вселенная бесконечно богата, надо только уметь попросить у неё…
Раньше он за делами не замечал, как яростно цветут деревья, как в одну ночь городок покрывается белой кипенью, как потом весело гудят пчёлы, снимая с цветов щедрый взяток нектара. А в эту весну он особенно остро чувствовал запахи свежей изумрудной травы, которая бывает такой только по весне, ему было дорого всё: и жёлтые одуванчики и похожие своими полосками на маленьких зелёных бурундучков листья подорожника – как будто видел всё это он в первый и одновременно в последний раз…
Он никак не мог разобраться в своём отношении к Елене. Что это – любовь, страсть, привязанность? Впрочем, особенно и некогда было задумываться над этими животрепещущими вопросами, поскольку открытия и разочарования продолжались.
Перебравшись жить к ней, Рубцов достаточно быстро узнал, что дом, в котором Елена жила, был всего лишь съёмной квартирой, за аренду которой ему довольно скоро пришлось расплачиваться, поскольку пекарня, о которой он с фермерами договорился достаточно быстро, предполагаемых надежд по получению доходов не оправдала. Людей туда надо было возить в пять часов утра, а это траты на бензин; дешёвая мука была только у производителя, то есть у того самого фермера, который хотел получить свою долю прибыли; плата за электроэнергию, а печь "Дока-хлеб" была электрической, съедала существенную часть денег; потом шли зарплата работникам, арендная плата и так далее, и так далее. Выкрутиться можно было только на объёмах продаж, но и тут были препятствия – магазины, куда можно было поставлять хлеб, не хотели портить отношения с местным пищекомбинатом, а своих торговых точек у Елены Алексеевны, естественно, не было. Одним словом, через два мучительных месяца волевым решением Станислава от пекарни отказались, едва сведя сальдо к нулю.
Много ещё чего было в тот год. Как и у немалого количества предпринимателей того времени, у Елены оказалась бандитская "крыша", в виде двух "орлов": "качка" Лёхи и интеллигентного вида жгучего брюнета Руслана, местного смотрящего, сменившего не так давно отошедшего в мир иной предшественника Саню Битюга, которого убрали за что-то, забросив ему рано утром в форточку окна спальни гранату. Саня в последний момент совершил героический поступок, закрыв собой жену, получившую в результате взрыва контузию, а сам отправился на кладбище в шикарном, но закрытом гробу в сопровождении внуши-тельной процессии братвы, съехавшейся на похороны со всех районов. Вскоре на его могиле появился чёрный мраморный обелиск, где Битюг был изображён в полный рост сидящим то ли на стуле, то ли на троне. Примечательно было, что могила его находилась в каких-нибудь пяти метрах позади гранитного камня с барельефом похороненного под ним основателя района, верного коммуниста-ленинца Лебедько Сидора Ивановича. Поди разберись, что это было – ирония судьбы или чья-то злая шутка…