Мужичок

Артемий Вахрамеев
 Последние лучи солнца ненавязчиво играли на стеклах старого деревенского дома. Иван Сидорович, как это обычно бывало в вечерний час возвращался домой после рутинных деревенских приключений, виной которым как всегда был обожаемый им портвейн "777" и, конечно же, благороднейший самогон местного производства. Иван Сидорович кое-как скинул с себя облезлые и почерневшие от дорожной слякоти валенки, потрепанный ватник и с выражением глубочайшего презрения уставился на соседний участок.
   В соседнем доме жил один из самых противных неприятных Ивану Сидоровичу людей, местный агротехник Добряков, не принимавший спиртные напитки ни в каком другом в виде, кроме валерьяновых капель. Добряков был одет в старое, еще советской моды пальто, но к слову сказать на нем оно выглядело очень опрятно, хотя толку от него в такой мороз было немного. Добряков весело помахал своему хмурому соседу и поковылял к своим теплицам, которые круглый год находились в ведении этого селекционера-любителя.
   Иван Сидорович был вне себя, мало того, что холоду в дом напустил, так еще и этот вшивый тип на глаза попался. Но вскоре неприятный инцидент был затерян в одурманенной алкоголем голове и Иван Сидорович, немного отогревшись, развернул газету. Буквы расплывались, черно-белые фотографии уже на первой полосе стали напоминать ненавистного соседа. И все ж ему хорошо! Жена, дети в городе учатся, машина своя, дом новый! И за что ж человеку такому все это? И еще издевается, ручкой он мне машет! Не знает еще Сидоровича! Я их, буржуев, как перегар чую! Тут в дверь постучали. Иван Сидорович кряхтя побрел в сторону крыляца и минут пять пытался отогнуть проржавевшие и обмерзлые петли входной двери. Но на пороге его ждал неожиданный и неприятный сюрприз.
   - Вечер добрый, Иван Сидорович, как поживаете? Я к вам по делу. - произнес трясущийся от холода, но все равно улыбчивый Добряков.
   - Чего надо? - буркнул хозяин дома.
   - Работа есть, плачу хорошо. - все еще ежась сказал агроном, - Чистите снег, лед колите, работы часа на три, пятьсот рублей.
   Прокрутив в голове свои завтрашние планы с соседом-комбайнером, душевным человеком и лихим собутыльником Митей, Иван Сидорович подумал, что он больше выручит денег за китайский сервиз его матери и при том не потеряет драгоценные часы хмельного досуга, а свечку поставить, так это всегда успеется. Попытавшись принять наиболее осмысленное выражение лица он ответил:
   - Завтра воскресенье, мне свечку бы за упокой брата ставить нада, да службу выстоять. Мы - люди православные. Не возьмусь.
   - Да к вам же все равно рабочие завтра приезжают крышу латать, вы их лучше проконтролируйте, мой вам совет, - наставительно заметил Добряков.
   - Какие такие рабочие? Не заказывал таких!
   - Ну как же. Мы сегодня с вами утром договаривались, вы говорили вам мать деньги прислала, что потолки сырые, говорил:"добавь, соседушка из своих, в долгу не останусь". Припоминаете?
   - Ах ты за мной еще считать будешь?! Да на таких как я земля держится! Хочу, и как монах буду, господь завещал в ските своем жить под водой небесной, так и буду жить без подачек. Не надо ничего мне от тебя!
   Добряков смутился, и, вздохнув, отправился назад через улицу. Иван Сидорович же перекрестившись со словами "не пьянства ради, а здоровья для" всплакнул над выцветшей фотографией своей матери, восмидесятилетней пенсионерки, высылавшей своему "Ванюше" по половине пенсии по инвалидности, и раззадорив себя мыслью о завтрашней попойке, забыв снять запачканные треники, завалился спать. Чудовищный храп еще всю ночь напоминал интеллигентному соседу о гордости простого русского мужика.
   На следующий день комбайнер Митя, не дождавшись своего частого гостя, отправился к покосившемуся домишке в конце улицы, который достался Ивану Сидоровичу в наследство от деда, и ни разу с тех пор не ремонтированному. Запыхавшийся Добряков вскоре предстал перед Митей в наскоро застегнутом пальто и съехавшей набекрень шапке.
   - Беда, Митя! Погиб Сидорович, совсем погиб! Это я виноват! Не надо было рабочих отзывать! Он сегодня к полудню выглянул на крыльцо, в руках бутылка и как крикнет мне с порога:"Чтоб ты сдох, буржуйская морда! Малафья тебя побери!"; и как стукнет по крылечку кулаком, что балка проломилась и накрыла крыша беднягу с головой. Я в ужасе подбегаю, смотрю, не дышит. Ах, Митя, давай за фельдшером! Я сейчас с ума сойду!
   Пораженный Митя постояв секунды три, пока винный пар не покинул его сознание, рванулся к сельскому медпункту. Таков был конец простого русского мужичка...
   Много лет прошло с тех пор: спился Митя, поминая своего лучшего друга и душевнейшего человека Ивана Сидоровича, уехал из деревни агроном Добряков, окруженный своими близкими и круговоротом житейских проблем, умерла и восьмидесятилетняя старушка-мать, горюя и скорбя о "Ванюше", но покосившийся домишко так и стоит на своем месте, в конце улицы, и как и раньше последние лучи солнца играют в осколках его стекол...