Клетка. Глава 4

Александр Студницын
  На реализацию малоправдоподобной затеи, чей  фундамент закладывался там, где один человек уже доподлинно свихнулся, мы решились через полмесяца.
  Пешеходные зоны в Ленином районе на поверку оказались невероятно тесными, хоть улицы и производили впечатление огромных отрытых пространств. Иррационально, по привычке, нам пришло в голову встретиться именно в знакомом квартале.
  День проведения опыта не заладился с самого начала. Мне приснился дурацкий сон, а за ним ещё один. В первом в окно пытались заползти металлические змеи, и я затыкал трещины в рамах и стенах. Рептилии распадались на небольшие островки, и когда одна группа кидалась к стеклу, другая всё время ускользала из зоны видимости. От этого усилия были бесплодными. Чувствовалось, что неприятели знают какой-то тайный ход и вероятно уже в доме.
  Атаки делались реже, но и сил не прибавлялось. Мне пришлось потратить массу энергии только чтобы убедить свою одноклассницу в необходимости ловли гадов. А ведь ещё предстояли поиска тех, что просочился. На беду, девушка пребывала в глубокой апатии. Мириться с этим представлялось возможным, лишь пока враги ещё нападали, но вдруг движение стихло, и тогда я схватил подругу за плечи, дёргая за руки со всей силы, но она никак не реагировала, и даже глаза не меняли выражения. Лену становилось жалко, и сочувствие сопровождалось столь мощным потоком эмоций, какой обычно сопутствует исключительно явлениям нереальным. Опустившись на подоконник, я зарыдал. На небе мелькали кресты пролетающих самолётов, напоминая железных тварей, а сердце горевало о том, что моя одноклассница больше их не увидит, ведь стоит так далеко, неспособная пошевелиться… Тут комната словно пошатнулась, и застывшая девушка поменяла место. Теперь она возвышается почти подле меня. Глаза студентки нехорошо улыбались. От этого выражения веяло таким холодом, что чувство одиночества, теснившееся в груди, превратилось в страх. Лена смотрела уродливыми неживыми глазами, и я каким-то шестым чувством понял, что в неё пробрались змеи. Из-за мгновенной попытки разбить окно и расширить диапазон бегства, мою руку больно порезал массивный отвалившийся осколок…  и так наступило первое пробуждение.
  В пределах заспанного взгляда бледный рассвет поднимался серыми клубами с асфальта. От погоды веяло удушливым тлением жаркого ненастья. По времени срочно вставать не требовалось, и мои грёзы продолжились. В новых кошмарах я повторил подвиг прошлой зимы. Всё развивалось аналогично. По ошибке затесавшись в чужой поток, мне удалось надолго одурачить окружающих, всё было очень хорошо, но лекция почему-то не начиналась, и в результате не прекращающихся разговоров всплыла правда о совершаемой мной ошибке. Студенты долго не верили в неё, завязался спор. Однако я сам их во всём переубедил. Они замялись, словно не знали как теперь с таким человеком общаться и ушли… От разочарования обида сдавила рёбра и горло, становилось даже страшно, ведь почему-то думалось, что у меня больше ни с кем не получится заговорить. Тоскливо блуждая по коридорам, я открыл дверь с размытыми цифрами 965, и оказался в той же комнате, куда лезли рептилии из предыдущего сна. В углу помещения стояла Лена, заплаканная и несчастная. Мы долго ругались, и второе возвращение в реальность сопровождалось болью в руке, пораненной, будто уже вечность назад. Нытьё в окоченевших пальцах постепенно видоизменялось, не находя приемлемой формы в этом мире, но в итоге предстало в нарядах звука, что раздавался у изголовья кровати. 
  Для проведения эксперимента было оговорено встать пораньше и приступить к опыту утром, поэтому страдания от иллюзий и недосыпания плавно перешли в звон будильника. Последний находился в телефоне, и как вечно отклоняемый звонок, преследовал своего хозяина, казалось, всю жизнь. Странно, но почему-то именно в тот час я подумал: "Хорошо бы это звучал не просто сигнал к пробуждению, а чей-то реальный звонок". Мне неожиданно захотелось поговорить с тем, кому так нужно моё преждевременное пробуждение.
И словно подслушивая эти мысли, через минуту трубку потревожил Кирилл. Выяснилось, что мы уже опаздываем, и пришлось поторапливаться. Глядя на электронные часы, я уже прикидывал способы избежать задержки. Однако поразительно как это оказалось просто.
С виду нелёгкая утренняя дорога промелькнула быстро и отняла на редкость мало душевных сил. Улицы и трамвайные маршруты будто сговорились и подгоняли мою поспешность своей пустотой. Бледное перегоревшее солнце смотрело взволновано, и подобно каждому нерву действительности, явно желало, чтобы я появился вовремя.
  В результате, не встретившись друг с другом, опаздывающая часть коллектива приехала порознь с большими интервалами. Лену с Дашей переполняли насмешливость и задор. Меня они ждали совсем недолго и не успели придумать всех деталей грядущего опыта, впрочем его и далее никто не обсуждал, и к появлению последнего из нашей компании, ситуация не изменилась.
  Сама суть операции - банальна и очевидна, но как показала практическая её сторона, некоторая более тщательная подготовка пригодилось бы. В ходе осуществления плана, мы столкнулись с тем, что можно часами гулять по городу и так и не выбрать достойной кандидатуры на роль жертвы. Несколько долгих недель в уютной, но неестественно прибранной комнате четверо молодых людей рассуждали о том, как пойдёт эксперимент, и не подумали о критериях отсева подопытных, а любое принятое без них решение всегда выглядит слишком ответственным и отпугивает. Так мы и шли. Мужчин боялись, женщин стеснялись, похожие на нас студенты могли обо всём догадаться, старушки – поднять истерику – никто не подходил. К тому же, звонивший мне утром опоздавший привёл с собой одного своего знакомого – Диму. Этот неожиданный спутник постоянно отвлекал моих друзей разными забавными историями и шутками, чем сильно мешал проведению мероприятия. Выглядел незнакомец, как человек с будущим удачливого торгового дельца. При взгляде на него,  сознание так рвалось попрактиковаться с определением личности, что в глубинах моего «я» этот процесс уже вовсю осуществлялся. Глаза исподтишка скользили по корпусу приятеля Кирилла и увлечённо отмечали широкую спину, руки и угольно-чёрные волосы. По уверенной манере вести беседу можно было предположить, что обозреваемый умел в целом увлекать за собой случайные умы и управлять жизнью вокруг себя. Но финал его судьбы неизменно рисовался в воображении таким же безрадостным, как и у многих других встречных. Иными словами, я думал, его ждала никчёмная и бездарная жизнь.
  Мимо тянулись офисные здания, неуютные постройки, в которых чувствовалось что-то голое и незаконченное. Люди проходили мимо с каменными лицами, и лишь изредка встречались подвижные выражения. Трафаретный квартал выглядел сосредоточенно погруженным в размышления. Сейчас я и заикнуться бы не посмел о какой-либо попытке прервать его жизнь своим сумасбродством, но тогда меня подталкивала особая сила. У неё нет названия, но это то самое «нечто», что обычно заставляет человека совать пальцы в розетку, проверять прочен ли лёд, на котором он стоит, и танцевать на перилах балкона, испытывая храбрость. Дима очень благотворно влиял на мою компанию. Он очаровал своих новых знакомых и об изначальном смысле нашей прогулки уже никто всерьёз не думал. Осуществить намеченное собирался только я, и один прохожий как раз привлёк моё внимание. Вернее взгляд сам выцепил несчастного из молчаливого потока. Хотелось любого движения или жеста, поскольку голова устала от болтовни непрошеного участника опыта.
  В стороне от нас проходил клерк с совершенно запуганной и опустошённой физиономией. Чтобы изменить вектор всеобщего внимания пришлось высказать парадоксальную идею, что такое убийственно-скорбный вид возникает только от мелких проблем на работе. Мол, у подопытного всё прекрасно и в личной жизни и в бытовом плане, да и особые философские заморочки также не наблюдаются.   
  - Посмотрите на его лицо внимательно. Оно не привыкло грустить. Ему не идёт эта маска, поэтому и создаётся такое пугающее впечатление. – Делал я вялые попытки вернуть интерес к цели мероприятия.
  Нехотя мы стали следить за жертвой моего выбора. Над нами нависали, то облачное небо, то строительные леса, то крыши подземных переходов, но слежка продолжалась, ведь никто не желал что-либо предпринимать. Вскоре на счастье клерка, мы его потеряли где-то у светофора.
  Подобные ситуации ещё пару раз повторились, и нам захотелось есть.
  Найдя небольшое кафе, было решено обсудить план дальнейших действий. Особой охоты приставать к людям ни у кого не наблюдалось, один я по-прежнему мечтал доказать свою теорию. Вернее её несостоятельность.
  - Зачем тебе это нужно? – то и дело доносилось из ресторанчика. Он стоял неподалёку от места, где рабочие меняли асфальт и наши голоса заменяли тишину в общем грохоте.
  - И как ты вообще собираешься определять личности прохожих? Насколько мне известно, в реальности не попадаются такие умельцы, - объяснял Дима.
  Но ничьи попытки переубедить одержимого не имели успеха.
  До конца я сам не знал, к чему больше стремился, убедить всех, что мир ограничен, или опровергнуть эту мысль. Наш непредвиденный друг раздражал просто дико, и моё естество намеревалось противостоять ему любым способом. Мозг противился каждому утверждению пришельца, каким бы оно ни оказывалось. А Дима продолжал влиять на окружающих всё безраздельнее. Прямой агрессии ко мне от него не исходило.
  Видимо, он был очень тщеславным юношей и не выдерживал негативного отношения к своей персоне, хотя, кто знает, может отчасти им и в самом деле двигала жажда примирения. В конце концов, парень даже попытался начать диалог дипломатично, т.е. издали:
  - Ты веришь в экстрасенсорику?
  - Пожалуй… скорее да, чем нет… (при ответе мой голос стал растягиваться, словно кисель) но боюсь, если и в твоей голове присутствует такая же убеждённость на её счёт, как на прочие проблемы бытия, то мы понимаем по разному это понятие. (Неприязнь, засевшая между рёбер, задерживала фразы на моём языке, и в глазах соседей по столику я будто ощущал зубами строительную пыль, из заоконных перспектив)
  - Почему?
  - А с какой целью ты спросил? Клонил же к чему-то, не так ли?
Звуки работы пытались откусить фрагменты речи, но им мешало стекло. Мой оппонент, нисколько не смутившись, уверенно пояснил, и даже спокойно продолжил есть свой черничный пирог.
  - Я клонил к тому, что если ты веришь в потустороннее, то тогда понятно, почему тебе так хочется довести до конца вашу авантюру. Хотя по мне, достаточно уже существующих знаний, чтобы прекрасно понять всю глупость подобной затеи.
  - Ты не понимаешь… Дим, - вмешался Кирилл.
Мы то как раз и хотели продемонстрировать, что вся его теория всего лишь комплексы, не более того, а заодно решили научить парня свободнее общаться с незнакомцами. А то Андрюха всё время стесняется. Плюс посмеяться думали, само собой.
  - А, (сообразил наш дипломат), ну тогда, в принципе… - он обвёл всех нас пустыми глазами - можно по-быстрому завершить эксперимент, не так ли Андрей? Ты готов проверить свою силу воли?
  Тупо смотря в окно, я говорил ещё ленивее прежнего.
  - Безусловно Дим, хотя предпочитаю называть это победой над иррационально-негативным восприятием мира, но не важно. В общем, могу приступить и сейчас. Я даже согласен не затягивать процесс…
  - Вот, вот это другой разговор, - загорелся пожиратель сладостей, - а то мы с Кириллом ещё к Сене хотели заскочить, а потом можно и в клуб метнутся. - Собеседник доверительно подался вперёд - Андрей, но всё таки прежде чем тебе найдут подопытного, можно спросить?..
  - Да, легко. Говори.
  - Лишь один вопрос... Как ты собираешься это сделать? Я же вижу, что в твоей голове имеется некий расчёт не только на спасение от стеснительности, депрессии и тому подобных состояний, сдаётся мне, здесь скрыты иные мотивы. К тому же, только практический опыт при борьбе с психологическими трудностями не поможет. Ты явно пытаешься доказать что-то себе. Ведь так? Можешь даже не отвечать что именно, мне всё равно. Просто интересно беспочвенны ли твои надежды, или в них есть какой-то свой прикол?
  Мои виски оторвались от застеклённой улицы, и энергия вновь разлилась по телу. Руки протёрли запотевший лоб, и речь начала выплёскиваться совершенно неудержимо. Пропорционально рос и городской шум.
  - Вот ты тут про экстрасенсов упоминал… У меня на их счёт есть одна гипотеза. На ней-то всё, на самом деле, и завязано. Вот как, по-твоему, они используют свои способности?
  На этот риторический вопрос и Кирилл и Даша что-то попытались ответить, но я их перебил.
  - Возможно, это делается так: иногда читая книги, кто-нибудь из вас наверняка чувствовал, что ему под силу представить интонацию писателя? Так могут многие, здесь нет ничего из ряда вон выходящего, однако, если начать с предыстории, последнее время, судя по некоторым проверкам через аудио и видео, моему слуху стало удаваться безошибочно узнавать никогда не слышимый голос. Тембр, что принадлежит автору того или иного обрывка текста. К слову, возможно, это не только я такой исключительный. Просто никто не присматривается к изменениям в действительности и к тому, как она уплотняется.
  - Да уж, а может всё проще, ты случаем не мог помнить, как разговаривает твой литератор раньше, а потом забыть?
  - Думаю, вряд ли, некоторые творцы, которых я пролистывал в последние месяцы, совсем неизвестны, и мне довелось столкнуться с их реальными особенностями дикции лишь ненароком в интернете. Кстати, кое-кого из этой группы вообще нельзя назвать полноценным создателем произведений искусства, просто в той же сети мне доводилось просматривать сообщения, а потом увидеть в живую того, кто их написал. И подобные случаи происходили недавно. Вы, вероятно, встречали одного здоровенного мужика, учащегося на химии в соседнем потоке? Помните, он ещё вечно со мной здоровается? Так вот, прежде чем  этот тип предстал перед моими глазами впервые, я прочитал множество его сообщений в аське, мы тогда переписывались на тему взаимопомощи, касающейся некоторых домашних заданий по физике... В общем, поскольку факты постоянно подтверждали суть моих фантазий, стали напрашиваться выводы, то ли в мире что-то меняется и стремительно растёт, сжимая пространство вокруг и не оставляя даже мелкого разнообразия, то ли я что-то такое понял и обрёл сверхспособность.  Кстати, первая версия не так уж и безумна, если в неё вникнуть, вот хотя бы гляньте за окна, там ведь стройки и ремонтные работы? А они меня везде преследуют. Постоянно этот шум… Может за подобным всегда что-нибудь стоит?
  Я улыбнулся в кромешном молчании и продолжил, упиваясь гордостью за свою байку, столь поразившую мою компанию.
  - Так как всё неземное в нашем мире связано с пошлостью, экстрасенсы имеют кое-что родственное с шизофрениками. Их фантазия живёт не только по слепой воле владельца сознания, но и опирается на некоторые другие факторы. У больных – эта все явления нашей действительности, возможно, поэтому про них и говорят «без царя в голове». У колдунов механизм несколько отличается. Маги изо всех сил стараются воображать вещи реалистичнее, они стремятся сблизить свои видения с реальностью и заземляют их. В итоге, глядя на любого человека, они элементарно фантазируют о том кто он и не ошибаются, ведь вариантов, в общем-то, немного. Аналогично и с предсказанием будущего. Чистое воображение. А вся пугающая магическая атрибутика и ритуалы нужны лишь для разжигании его.
  - Я понял тебя Андрей, но КАК? Как фантазия может заземлиться?
  - Это подобно движению мысли художника. Когда мастер слова пишет роман, он рано или поздно замечает, что творит совершенно отдельную, обособленную реальность, никак не связанную с внешним миром. И тогда, если писатель талантлив, он подчиняется уже её законам, и являя обществу свой очередной шедевр, открывает путь к другому варианту мироздания. Автор просто чувствует ритм, и так сказать, дух книги, настраивается на её волну и пишет события реальные только для творимой им вселенной. Экстрасенс также улавливает смутную пульсацию, но именно нашего мира, и как это ни самонадеянно звучит, я думаю, что и сам присоединяюсь к столь хрупкому потоку.
  - Или оглушающий ритм повседневности исказился грохотом машин, и теперь все его слышат. - Устало произнесла Лена. Ей, как и мне, уже в тягость был и Дима, и мои глупые пререкания.
  - Может пойдём подышим, все ведь уже поели? – торопливо сказала Даша.
  Поднявшись с потрёпанных коричневых стульев, мы наскоро расплатились, причём Кирилл взял в долг у моего оппонента, который каждому предложил деньги. С этого момента должник раздражал меня не меньше своего знакомого.
  Улицы от кафе немного петляли, но постоянно превращались в тупики угловатой проезжей части. Пересекать её не хотелось, и наши силуэты бесприютно искали обходные пути. Подобно греху данный процесс вызывал к жизни некоего демона, покрывающего действительность налётом ирреальности. На фасадах большинства строений слегка колебались нарисованные мнимые дома и ухмылялись нам симметричностью и лживостью своих лиц. От материи веяло смертью и трагедией, хотя ткань скрывала всего лишь глупый способ реставрации. С каждым новым шагом город становился всё более искусственным, а день разгорался за пеленой облаков, как скрытая жизнь под непроницаемой маской. Духота усиливалась.
  Гуляя по бульвару, ещё издали я заметил ту самую неоконченную стройку, что столько дней блуждала за окнами брата Лены. Близость привычного зловещего призрака не придавала действиям решительности, и в сердце теплилась надежда, что мы найдём личность для проверки моих способностей не здесь.  Но как раз в момент, когда  знакомый пейзаж привлёк всеобщее внимание, Дима выбрал мне жертву, с силой толкнул под локоть и указал на девушку.
  Навязчивость и невоспитанность этого типа, обнажали в себе его тайное желание манипулировать. Он будто специально предложил приступить к эксперименту именно в том месте, где я терял уверенность и боевой дух. Но отказаться уже не представлялось возможным. Меня взяли «на слабо».
  На ногах незнакомки красовались чёрные сапоги поверх джинсов, а с плеч свисала тёмно-синяя модноперекошенная кофта. Глаз радовали яркие рыжие волосы и неестественная манера двигаться, напоминавшая езду на велосипеде. Надо сказать, кандидатура для эксперимента мне понравилось, даже как-то слишком, что удвоило мою стеснительность. Тем не менее, я уверенно произнёс:
  - Она живёт в этом районе, неподалёку, и  здесь же  находится дом её  родителей. С ними у неё хорошие отношения, хотя и омрачённые несколькими скандалами. Родители излишне заботятся о девушке. Помимо всего у подопытной есть парень, с которым она не завершила очень сложную эмоциональную связь. С ним ссор больше, чем с матерью и отцом, можно сказать, гораздо больше. Возрастная категория одна и та же, но натуры совсем разные. Ещё могу добавить, что у её возлюбленного есть склонность к агрессии и нездоровому образу жизни. Если вскоре он не исправится, то его ждёт очень бедственная судьба или даже ранняя смерть.
  Мои мысли постепенно переключались на более сложную часть опыта, и потому больше говорить я не мог. Только подытожил:
  - Вот, наверно всё.
  Никто не знал, что на это ответить, кроме улыбающегося Дмитрия.
  - Ну, теперь проверяй. Внедриться, как вы планировали, к её знакомым всё равно нельзя, вряд ли они сейчас из-за угла выскочат.
  Подойдя к ничего неподозревающей горожанке, взбодрённый собственным пророчеством, вернее парализованный страхом, я уже начал что-то косноязычно ей объяснять, когда Дима снова неожиданно появился и начал запросто общаться с девушкой. Первые секунды до сознания не доходил смысл происходящего, казалось, что этот идиот сейчас испортит весь эксперимент, но в целом, в контексте ситуации, мой разум вполне быстро заметил, что так здороваются и разговаривают только хорошо знакомые люди.
  Подошли Лена, Даша и Кирилл. Выяснилось, что жертву наших причуд звали Олей, а Дима и есть её парень, который по моими словам – вероятно скоро умрёт. Мы одновременно, каждый по своему, стали пытаться пролить свет на вышедший казус и много смеялись, отчего подопытная, похоже, долго не могла понять, в чём заключалась шутка, и в ответ только неопределённо улыбалась.
  В глубине души я радовался тому, как враждебно охарактеризовал её возлюбленного. Однако, перед своим спутником всё же извинился. Атмосфера между нами потеплела, и он подтвердил, что как ни странно, многое из мной сказанного - правда. "Особенно про мать Оли хорошо сказал" - твердил наш знакомый. Она не жалует Диму по совершенно неведомым причинам, и из-за этого у дочери случаются скандалы в семье. Само собой, друг Кирилла повторял, что я не прав насчёт их отношений с его пассией. Однако, неуловимо растерянное выражение в его взгляде говорило обратное.
  Оля прицепилась с каким-то никому до конца не понятным разговором к нашему провожатому, и мы утомлённо и молчаливо ждали, когда они прекратят свои мелкие пререканий. У меня упала гора с плеч после завершения эксперимента в ничью, и телу нравилось просто стоять, переминаться с ноги на ногу, и слушать их непонятную речь. Оля жаловалась на стройку поблизости и ещё на множество источников раздражения, главным из которых, казалось, был сам Дима. В конце концов, наш новый друг взглянул на часы и сказал, что ему нужно срочно с кем-то встретиться, и попросив Кирилла себя проводить, ушёл. Спустя минуту его девушка вежливо попрощалась с нами и тоже направилась куда-то своей дорогой, судя по её лицу, так до конца и не поняв, что произошло пятнадцать минут назад. Мы остались одни перед знакомым, возвышающимся неподалёку, каркасом будущего здания. 
  Возможно лишь в силу недавних мистических происшествий, но что-то неведомое заразило нас троих поразительной бодростью и жаждой продолжения чудес. Наверняка сыграло свою роль и освобождение от смеющихся попутчиков. Гнетущий вид обглоданного дома столько раз откликался на робкие взгляды через пыльное стекло, что теперь вызывал чувство лёгкой меланхолии и светлой грусти. Лена сама предложила пойти к этой стройке, хотя трудно себе представить человека, желавшего попасть туда также как я. Подруга словно озвучила чужие стремления. Во мне же кипела жажда испытывать свои способности и дальше, поскольку именно в тот момент вера в них и в самом деле начала просыпаться. Облик незавершённости, косвенно связанный с безумием, притягивал сквозь чащи строительных лесов и безлюдных дорог, оккупированных машинами. В диспропорции окрестных зданий ощущалась тайная поэзия случайности. Даша рассказывала таинственные легенды и выдержки из религий древности. Это создавала зловещую мистическую ауру, облекавшую в запретные цвета нашу прогулку. Мы словно вернулись в детство, и наслушавшись страшных историй, пошли на кладбище.
  У бетонной ограды виднелись многочисленные пробоины. Подобно сотням огромных мышиных армий, приползших с разных сторон света, забор и стену дробили обстоятельства. Каждое старалось проложить свой маршрут как можно оригинальней. На огороженной территории работы велись вяло, и внизу вообще казалось, что стройка заброшена. Подчиняясь необъяснимому импульсу и подавляя сопротивление моей смущённой одноклассницы, мы пробрались не просто на земельный участок, но и под кровлю невоплощённого жилья. Запрещающие знаки никого не остановили. А погода тем временем стремительно портилась, начинал накрапывать дождь, и в воздухе ощущались множественные колебания. Сестра косвенной жертвы этого места старалась уговорить нас вернуться, забыв про то, что сама предложила прийти сюда, но чем больше она говорила, тем смелее становилась и вскоре начала шутить и улыбаться. Прогремел тихий и робкий гром.
  Первый отзвук грозы, услышанный той весной. В предчувствии сильного ливня, который предвещала духота, я старался найти короткий выход с территории, но за несколько минут началась настоящая буря. Прожив в городе много лет, часто забываешь, как может быть страшен самый обычный дождь, приходящий в сопровождении ветра и молний. Сначала мы прятались у выхода в провалах недостроенных окон и коридоров, но не прошло и минуты, как наша одежда вся вымокла. Кратковременно освежённые водой, наши помыслы утратили всяких страх перед рабочими. Удаляясь глубже в недра загадочной постройки, мы знали, что если нас найдут, то всегда можно будет солгать про то, как нас напугала гроза. Ведь так правдоподобно, что непогода вызвала ужас и вынудила бежать, игнорируя прочие укрытия, именно туда, где существует угроза реального обрушения. Странная уверенность конечно, но иного в головах не рождалось.
  Лестницы выглядели надёжно, и пространства, удивительно похожие друг на друга, не казались несовершенными и требующими продолжения. Этажи сменялись, не обнажая новых отличий. В уродливости пропорций была своя скрытая симметрия. Своды потолков напоминали ангары, а комнаты – пропасти. У ног расстилался мусор и иногда забытые инструменты. В таком доме должны жить машины или какие-нибудь сказочные существа. Думаю, если бы в наш век романтика основательнее царила в умах, возможно, кто-нибудь придумал бы волшебный народец наподобие эльфов, обитающий на старых стройках.
  Чем выше мы поднимались, тем громче звучали голоса, и удалённая работа ни на миг не замолкала, лишь звучание ливня создавало иллюзию тишины. Стены умирающих облаков, падающие на землю, прятали непрошеных гостей от внешнего воздействия. Наши тени утонули в дождливой тюрьме. У Даши сел телефон. Продолжать подъём становилось страшно. Обитатели верхних залов могли появиться в любой момент, и хоть отмазка на крайний случай и была, использовать её теперь не хотелось.
  Стихия отравила истоки наших весёлых бесед. Настроение неумолимо портилось. Роняя усталые взгляды по сторонам и натыкаясь на бетонные опоры, мы равнодушно делились впечатлениями от минутных движений действительности, интонации часто замирали на полуфразе и умолкали. Когда шаги водопада, заблудившегося в лабиринтах города, стали глуше, разрозненные высказывания приобрели характер раздробленных разговоров о самом простом и материальном. Отключившийся мобильный Лениной подруги, промокшую одежду, какие-то мелкие дела – всё это мы успели обсудить, пока с понурым видом спускались на нижние уровни стройплощадки. От периодических вспышек молнии и нарастающего грохота в сыром доминирующем молчании рождались мысли о войне. И запустение вблизи таило угрозу. Казалось, ноги скользили по разбитому снарядами полу, и в любой момент незримый противник мог прервать ненастный плен навсегда.
  Через образы сражений в голову проникали картины полуразрушенного неизвестного госпиталя, и в сознании открылась целая галерея, поблизости взрывали дома, и мы двигались в темноте её коридоров, готовые к смерти, как и остальные участники неизвестной катастрофы далёкого будущего. Не боялись огня и грохота только рабочие, продолжающие своё дело где-то в поднебесье и не замечающие ненастной мглы.
  Гроза долго не могла прекратиться окончательно, пару раз она словно уходила, но, забыв что-то, опрометью кидалась к выходу, овевая нас поцелуями  свежести и прохлады. Вторя хозяйке, отзвуки небесного электричества требовали к себе такого же внимания и не позволяли покинуть свои сети.
  От скуки в голоса то и дело вплетались философско-меланхолические ноты.
Лена смотрела на невидимую преграду, и её глаза отражали металлический блеск, как в моём сне, но теперь ум не находил в этом ничего пугающего. Хотя в горле уже начинался неприятный зуд, сознание пока не понимало, какая в дальнейшем произойдёт непредвиденная ситуация. Атмосфера назревающей беседы сильно походила на ту, что родилась зимнем вечером, когда я впервые встретил Сергея Константиновича. Теперь кто-то снова мог украсть мои слова и заставить мозг переваривать их на протяжении грядущих нескольких месяцев. Женский силуэт на фоне оживающего в буре города, напоминал века зарождения человечества, где в полумраке таились множества подобных фигур, ждущих у входа в пещеры своей древней и непОнятой судьбы.
  - Я хотела бы участвовать в вечном строительстве, и как те люди наверху, не уходить отсюда надолго. Сколько себя помню с момента переезда в нашу квартиру – здесь никогда ничего не заканчивалось, только продолжалось и продолжалось. Брату нравилось погружать взгляд в заоконную пустоту и встречать там обрез неоконченного дома, он говорил, такое слияние напоминает о реальности и стимулирует физическую активность. Алёша всегда видел в суете что-то исконно человеческое, а пейзаж, отрывавшийся в собственной комнате, воспринимался им как неиссякаемый её источник или как карманная суета.
  По лицу говорившей метнулась тень, зарница попыталась изобразить медленно включающуюся сломанную лампочку, но слишком быстро угасла. Подвижный сумрак придал на мгновение чертам одноклассницы подобие усмешки. Но рассказ продолжился в том же возвышенном ключе.
  - Теперь мой облик вписан в пространства, которым положено находиться лишь в форме удаляющегося за горизонт призрака. Я не должна быть здесь. Незнакомцам наверху всё равно нет дела до непосвящённых в их тайны. Мне страшно подумать, но когда-нибудь работа закончится, и пропадут даже незримые строители. Фасад и стёкла закоптятся, запылится, стены обветшают и станут такими же, как у сотни зданий поблизости. Оберег моего брата умрёт. В дом будут приходить люди, не ради желания что-то делать и стремится к какой-либо общей цели, а просто чтобы молчать и падать в бездну однообразия. Пусть сейчас обитатели верхних этажей скрыты от нас и страх мешает приблизиться к небожителям, всё же потом настанут худшие времена. Обычная серость воцарится над этим местом, как проклятие, обнажая грязь всей нашей будничной апатии. Её дух вечно следует за каждым искателем счастья и уже неотделим от любого начинания, как строительный мусор.
  - Вы когда-нибудь замечали - Лена обернулась к нам – все люди рождаются, учатся, им прививают какую-то надежду на создания чего-то важного… но потом все мы просто живём, работаем и умираем. Наша биография, если её отобразить на бумаге, будет похожа на инструкцию для применения деталей конструктора-пазла, а не на жизнь нормальных личностей. Потерянные души мечтают сплести из чужеродной массы вселенную, подобную себе, но у них нет материала, точнее наоборот – всё что есть под рукой – лишь строительная пыль, а к процессу проектирования нас не допускают. Твоё учение, Андрей, про Мир образца и прочее… Я много о нём думаю последнее время, оно страшное, но до боли правдивое и в нём есть хоть какая-то вера в спасение. Алёша хотел стать тем, кто управляет жизнью. Тебе бы он наверняка не понравился. Если б ваши пути каким-то чудом пересеклись, ты бы считал его похожим на Диму. Но и такие люди, как сегодняшний наш спутник и мой брат, стремятся постичь окружающее, и к ним следует относиться терпимее. Последний за всё хватался, быстро начинал дела и бросал, ему всегда сопутствовали удача и смех. Но потом его вид изменился кардинально. Нельзя сказать, что болезнь нагрянула внезапно, скорее даже утрату рассудка поначалу можно было предотвратить… Если б только знать, как всё обернётся. После расставания со своей девушкой увлечения брата всё более сводились к компьютерным играм и пьянству, он потерял работу, интерес к действительности, и сел на шею к матери. Моя учёба в институте съедала львиную долю семейного бюджета, но несчастный лишь не забывал повторять, что не находит ни в чём смысла, и улыбаясь  упоминал о своей полной удовлетворённости сложившейся ситуацией, а ведь мы еле сводили концы с концами. Требовалась помощь, но наши проблемы больше не трогали остывающее сердце. Родственник демонстрировал счастье и равнодушие. Иногда мне кажется, что только я видела, как он внутренне страдает, даже его собственный ум не всегда замечал это.
  - Когда Алёша смотрел на стройку в тот проклятый день, у каждого из нас двоих в глазах умирала последняя надежда понять о жизни что-то важное. И меня пугает, что никто до сих пор не дал ответа на эти немые вопросы. Безмолвие породило оконную суету, безмолвие и убило, так странно.
  Лампочка в небе снова пыталась включиться, и в нынешней попытке сквозила двойная уверенность, но вспышка по-прежнему ни к чему не привела. Лицо рассказчицы сияло так ярко, что тени прятались за моими ногами.
Лена окинула взглядом помещение и повела плечом.
  - Вы заметили? Сейчас мы стоим у основания макета всей нашей ещё непрожитой, но уже такой понятной жизни! Эти пустые окна, бетонные стены, любой нерв пыльной пустоты намекает нам на что-то важное царящее вокруг, но если здание достроить, весь смысл уйдёт из символа. Вы с Дашей умные, может объясните мне, что обозначают бесконечно возносимые стропила и повсеместные незаконченности? Мир словно выжжен солнцем будущего и раздавлен обещанием. Мы смешаны со строительной пылью, смотрим в небо грязными лицами, и оно смеётся над нами ржавчиной на покосившихся кранах. Что мы стараемся возвести? -
Пользуясь паузой, натянувшейся подобно тросу между мной и Дашей, Лена немного вздрагивающим голосом решила уточнить:
  - Расскажите мне, ведь нельзя же существовать на земле только ради чьей-то другой жизни – это абсурд. Построить дом, чтобы жильцы в нём размножились, рассорились и возвратили тебе необходимость в создание нового архитектурного плана. Зачем? Какая во всём этом причина? Столько лет со дня переезда и со дня смерти отца… я думала о подобном, и наверное недостаточно, ведь не нашла даже намёка на ответ. Брат чувствовал гораздо острее и понял замкнутость раньше. Теперь у меня нет его, но есть вы, умные друзья. Что каждый из вас об этом думает?
  Похороненные эмоции и знания, пришедшие из снов, спутали блуждающую мысль. Удивительно, как скоро я отреагировал на столь сложный вопрос.  Моя подруга, для которой воображаемый двойник лучшего меня пытался забыть всё связанное с Клеткой, сама просила поддержать свой дух на пути, ведущем к полному осознанию угрожающей истины. Выбор не оказался трудным. Томления неразделённой идеи шептали – «Помоги ей..», а совесть молчала. Уже взволнованный тем, что подруга казалось бы собирается заплакать я был готов сказать нечто ободряющее, но передумал, увидев демоническую улыбку и глаза, таившие неведомое кипение жизни. Тем временем в воздухе, оживлённые молнией, сновали фантомные силуэты деревьев. Как бетонная плита надо мной возвышался монумент спокойствия:
  - Я думаю, Лен, что если извечные стройки и обозначают что-либо выразимое, то они - символ прогресса. Человечество стремится улучшать природу, видя её бессмысленность и несовершенство. Обустраивая быт последующих поколений, оно надеется на то, что потомки объяснят ценность данного опыта. Только трагедия уже нашего поколения в безраздельном отчуждении от всеобщего безумия. Мы не питаем иллюзий и можем только удивляться чудесам нового века и сосредоточенности на лицах архитекторов. Реальность в наши дни раскрыта перед пытливыми взорами так же, как в эпоху первых людей. Цивилизация стала новой природой, и очевидно, что бессмысленно возводить третью…
  У меня нет желания петь гимн плотникам, хотя они и понимают больше любого из нас. Я не знаю, остановится ли процесс совершенствования жизни завтра, но в любом случае, вижу, чем закончится всеобщий путь к небесам.
  - Ты считаешь, повсеместные стройки символизируют начало массового осознания Клетки, так?
  Тень проложила маршрут до меня и вернулась к хозяйке, принеся какую-то весть о её собеседнике. От этого я теперь казался себе лгуном и запинался.
  - Мне просто думается, что прогресс это не так уж хорошо, – его сила сужает восприятие действительности и ломает тайны мироздания. Перед нами скоро откроется бездна. Не знаю сегодня или через столетие, может даже позже, но она покажет свои глубины. Я чувствую её дыхания. Мой ум слишком много знает, и за обширностью информации нет никакого стержня…  В жёстких рамках чужого опыта прячется старость, но заменить его способна лишь вера в смысл жизни, а она чересчур неуловима. Наше естество дышит свободно лишь в бесконечных попытках доказать вселенной свою чужеродность. Судьба велит сердцу выражать недостижимость, загадочность и нереальность бессмертной души, ведь даже неудачная попытка будет свидетельствовать, что ты не часть ограниченности вокруг, а элемент чего-то другого. Каждый из нас нуждаемся в религии, указывающей путь в это пространство, но как пелось в одной песне, нынче «кто учит верить – не верит в сказки». К сожалению, и знание редкий спутник великих помыслов.
  Конечно прогресс – хорошая и интересная штука, но так сложилось, что я, как и многие  из представителей современной молодёжи, его противник и невольный вершитель. Не испытывая приязни к делам «уходящего», моя воля обречена завершать начатое кем-то давным-давно. Такой статус сам по себе добавлял бы ответственности, если б кто-то смог его чётко обозначить.  Мне кажется, я сделаю всё, чтобы мы увидели ждущую нас пропасть, и приближу конец истории, просто желая выбраться за пределы бытия. Но именно в моей груди сердце не примет подобного открытия. Если наука в чём-то подобно Творчеству, то она отличается от него отношениями автора и произведения. Думаю, в отличие от художников, учёные способны ненавидеть плоды своего искусства. По крайней мере, такие учёные как я.
  Постепенно удаляясь от темы, как опасливый путник от бурелома, речь сбилась окончательно. До того момента мне ещё не приходилось обращать внимания на собственное родство с прилипшими к моим намерениям научными осколками грядущего. Странно было видеть, что мимолётность, продиктованная институтом и специальностью, так плотно окутала движения моих слов. Я напоминал себе сокурсника Лёшу, верящего в своё будущее учёного, и устыдился.
  Паузу заполняли хороводы неизвестных нам звуков. В коридорах раздавалось шуршание пакетов, и что-то железное и чёрное, похожее на огромный хвост, проползло за спиной. Я обернулся, но на меня смотрели в упор только бездонные пещеры оконных проёмов.
Даша, которая казалась потерянной в чащобах общей беседы, теперь бросала на меня косые взгляды, и её лицо принимало выжидающе недоброе выражение. Постепенно, как бы размораживаясь, девушка выходила из мрака, раскрашивая просветы тишины:
  - Понимаю, вы ждёте других слов, зная мои обычные суждения об излишне смелых идеях, но теперь, пожалуй, следует рассказать иное. Ободряющие речи всё равно бесполезны. Каждый из вас в чём-то очень сильно прав и вообще, то что ты, Лен, говоришь сейчас, а для Андрея есть привычная тема для дискуссии – одна и та же гипотеза. Жаль, твои чувства подверглись испытанию безвыходными идеями именно в столь сложный для тебя период. Правда должна излучать свет. Если мы перестанем верить, что во вселенной есть всё необходимое для счастья, то сам прогресс, само «знание» как категория – обесценятся. Зачем нужна истина? – на мой взгляд, она способствует созданию новой и прекрасной жизни для максимального числа людей. Остальные её надобности – не более чем праздное любопытство. Наука – инструмент общества, а не его поводырь, чем ближе мы будем к всеобщему раю, тем правдивее покажутся наши слова потомкам. Нет никакого идеала для умственных стремлений как абстрактной цели для результата, поэтому открыть «бездну», как выражается Андрей, невозможно. Я, однако, не отрицаю всех его утверждений, вероятно, за осознанием ограниченности и несовершенства реальности скрыто нечто интересное, вполне может быть. Мне самой не раз приходила в голову идея всеобщей похожести, но мой разум отвергал её, и, судя по всему, правильно делал. По логике вещей, нормальное сердце должно испугаться и не вынести искренних мыслей о гибели индивидуальности собственного владельца. Встаньте на место хотя бы своей подруги, т.е. меня, вы оба так говорите обо всяких клетках и стройках, что кажется, начинается целая война против бессмысленности и серости. А мне как поступить? Я тоже не люблю всю скуку, кружащуюся подобно пыли под этим небом. Выходит, нужно непременно идти в ваши ряды, чтобы не быть трусом? Любая обронённая фраза из уст Андрея лишь имитирует власть над жизнью, а на самом деле в ней прячется импульс, объяснить «что же надо с ней делать», но боюсь, оратор сам не знает ответа. Ты, Лен, усиленно обсуждаешь с ним правду, потому что впереди, согласно вашим настроениям, только пучина лжи и смерть, но это не так. От столь опасных умозаключений, жить и мириться с действительностью вообще становится страшно. Разве вы не замечаете, что я искренне хочу быть с Вами, хотя и не верю в Клетку, но мне тяжело даётся такая дружба. Вы страдаете, и я понимаю это отчасти… даже обстановка сейчас соответствующая, она помогает почувствовать. От неё в сердце появляется убеждённость, что рядом где-то за стеной, притаилась опасность. Голову терзают видения, и рождаются безумные картины – все с кем мы были знакомы раньше, словно отделены от приютившего нас места настолько плотной завесой, что можно сказать, они уже не существуют. Отсутствие так легко представить: Кирилл исчез, родители пропали, все умерли, и только мы перед пропастью. Идёт дождь, а за ним темнота, которой не будет конца.
  - И эта темнота железная – добавил я.
  - Не спорю, она ещё ржавая и змеиная, как смерть, но хуже. То к чему вы с Леной клоните - просто утрата вкуса жизни. 
  Даша сняла очки и неосторожно положила их на бордюр у выхода. Она принялась рассказывать о себе, что в какой-то степени воспринималось, как событие сверх естественное, так как странноватая подруга всегда скрывала свою биографию. Впрочем, речь шла только о внутренних переживаниях, а не о том, как они рождались. Даша пыталась убедить в своей сопричастности идеям замкнутого мироздания, и хоть её дух не понимал моего бунта против законов космоса, наверное, только я поверил ей.
Серую судьбу всезнайки наша спутница сравнила с бегством.
  - Ты словно движешься в одном точном направлении и не можешь свернуть, не потому что ищешь конкретную цель, а наоборот, из-за безвыходности… куда бы ни были направлены твои ступни, за любым поворотом взгляд упрётся в ту же тропинку.  Ограниченность с которой мне доводилось сталкиваться – это переизбыток информации. Она очень похожа на блуждание в заколдованном лесу. От ошипованных веток и запаха смолы остаётся лишь одна мечта - просто перестать думать, ведь в краю колдовских деревьев есть всё, ответы даже на самые сложные вопросы и шаблоны для тех, кто их задаёт. В огромных стволах мудрости скрыты желания и помыслы жаждущих знания, вот только......логика твердит: "Невозможна столь тонкая гладкость" - а интуиция подсказывает, что в чащобах поселился обман. Постоянно ощущается присутствие лешего, который тебя водит, вернее, не появляется ни при каких условиях до абсурда, и лишь умом проще понять существование нечисти, чем почувствовать. Когда душа попадается в эту ловушку, кажется, планета, человечество и всё на свете вечно пробирается сквозь овраги истории бесконечно и всегда в одном направлении, беспрерывно стараясь отыскать ключи к тем же дверям, что и век назад. Собственно, по своей природе участники подобного процесса полностью теряют индивидуальность и сливаются в единый поток, постепенно застывающей на месте мысли. Но я не верю своим глазам, и если ты, Андрей, улавливаешь в сходных переживаниях знамение гибели прогресса, я борюсь с этой иллюзией, нахожу в самой клетке опровержение подобиям, ищу отличия, и к сожалению, стоит мне ощутить хотя бы маленькое сомнение - всё начинается заново. Ещё есть чувство, что большинство окружающих за одно с моим врагом и вполне довольны таким положением. Например, вы двое. Сначала твой одноклассник заразился лживыми идеями, а теперь, видимо, и ты, Лен, поддалась. Да к тому же примкнула именно в тот момент, когда тебе требуется поддержка и понимание, которую я могла бы предложить. После всех дискуссий, спровоцированных словами Андрея, Кирилл и я тоже поняли Клетку, выдуманную нашим философом, но помалкивали и хотели спасти от неё свою подругу, забыв зло, которое  неосознанно нёс твой знакомый, теперь же что делать?  Мне думается, вам обоим хочется обсуждать зарешёченный куб лишь оттого, что вы явно страдаете меньше остальных, просто ваши переживания не так подлинно эмоциональны, как у вашего окружения. У одной депрессия из-за трагедии в семье, у другого вообще не ясно отчего, и вы сплетаете свои муки с одной опасной мыслью, которую не понимаете, и к коей и прикасаться не стоит. Если вы вдобавок ко всему сейчас осознаете ограниченность, как я, то неизвестно, что вообще с вами будет, ведь, если честно, безвыходность бытия – это чудовищно! О ней можно только забыть!
  В порывах Дашиных умозаключений отзывались страсти, как и в откровениях Лены, но к счастью, внешне никто особо бурных эмоций не проявлял. Не было слёз, криков, истерики, и в плане поведения мы действительно походили на солдат в покорёженном войной уродливом доме, решающих как же поступить со штыками откровений, заготовленными для незримой армии. В это время бледные ненастные тени у ног играли какие-то роли, подобно тайным актёрам проникаю в наши мысли и смутно понимая, что наверное за всей решимостью брошенных фраз и за нервной самоотверженностью в выборе противника, для борьбы с вселенским тупиком не будет предпринято ничего. Слишком трудно держать в голове саму идею полного неприятия действительности. Небо останется недостижимым, и наша психика поможет извлечь из памяти негатив проигранного одинокого боя. А война сохранится, мы будем убиты пулями свинцового сплина рано или поздно. Раздавлены надеждами, как незримыми квартирами, которые есть пока только на плане строителей этажом выше. Но даже сейчас они уже существуют. Наша гибель стоит за спиной и ждёт, пока сотрётся память об оскорблении, нанесённом вершинам вселенной. Восстанавливая в уме эти минуты, мне кажется, что в них запечатлелась вся жизнь каждого из моих друзей, и мы словно продолжаем стоять во времени вечно на тех же развалинах. С годами лишь смутно вырисовываются отменяющие свет водяные кресты на окнах.
  Я припомнил свой сон о Сергее Константиновиче и взволнованно произнёс:
  - Никогда не забывайте сегодня сказанных слов, слышите? Даже если мои гипотезы ложны, и мы только дети, чью игровую площадку превратили в стройку. Поверьте, неважно, объявлена война с законами мироздания понарошку или всерьёз, когда-нибудь каждый будет убит по-настоящему. Железные пауки забвения уже родились и отныне станут размножаться в головах родственников и знакомых, а с ними и наш дух угаснет, смешиваясь со вселенским равнодушием.
  С той минуты бетонный пол напоминал о некой грядущей законченности. Если смотреть только на него, что все и делали, казалось – в пустотные помещения въехали постояльцы и своды над нами отныне обитаемы. Возможно, жильцы грядущего тоже чувствовали нас и шептались в темноте.
  Вздохнув, Даша опустилась внутрь оконного проёма и отвернулась. Связь с образом катастрофы от этого проявлялась лишь ярче. Девушка выглядела близоруким дозорным желающим увидеть предел своих способностей и снявшим очки. И пока страж сидел к нам спиной, Лена решила продлить свою сегодняшнюю откровенность.
  - Как бы мы ни были правы или искренни, я должна признать Андрей твоё понимание красоты, о котором у нас как-то возник спор... наверное, у совершенства есть два уровня. Один из них попытка осуществить что-либо невозможное. Другой – оберегать плоды этой попытки влюбленностью. К сожалению, только первый уровень важен.
  Запустение, парадоксальность, и намёк на «непонятное» рождают симпатии. Мы всеми чувствами устремляемся в непроницаемую даль мечты, но устаём и падаем, ощущая только песок на губах. Слёзы и кровь от разбитых коленей – последнее, что будет роднить нас с недостижимым. Мы станем беречь свои шрамы как воплощение красоты. Но прекрасное беспредметно, оно призрак, блуждающий между нами, не оставляющий следов, но порождающий сотни свидетелей, независимо друг от друга хранящих память о его величии. Вот и всё, но и этого достаточно. Ты, кажется, примерно так и говорил мне в своё время, а я не верила. Теперь думаю, а ведь правда – всё лучшее в мире – только грёзы, а идеальное в человеке – его способность дарить мечтам надежду на воплощение. Протест против мира – вера в другой, который нельзя вообразить, да Андрей?
  Я не успел ответить, послышался грохот, и звук совершенно не походил на гром, скорее он свидетельствовал о близости разрушения. Что-то упало где-то за стенной перегородкой, и воцарилась мёртвая тишина, даже капли скользящей воды стали звенеть глуше. Только вписанная в окно фигура не шелохнулась.
Скованный ледяным напряжением, я произнёс, стараясь сохранить нейтральную интонацию:
  - Вы не устали здесь сидеть? Давайте сходим куда-нибудь, к Лене домой хотя бы, а то сейчас народ сбежится, орать начнёт, да и вообще, по-моему, становится неуютно, вот гляньте! И оценивающе смотря в потолок, я соврал: может и на голову что-нибудь упадёт.
  - Да ладно, два обрушения подряд маловероятны. - В Лену будто неожиданно вселилась идея, и девушка что-то хотела понять и осуществить прямо здесь и сейчас. Студентка походила на помешанную, двигаясь по направлению то к одной стене, то к другой… я не смел ей мешать.
  - Странно, что эти огромные пространства будут поделены на мельчайшие фрагменты и торжественно вручены чужим людям. Словно озвучивала движения подруги – Даша. Она втискивала слова к нам, не поворачивая головы, так, словно её близорукий взгляд был обращён к нам.
  - По сути, даже сам будущий холл не так уж и велик, а разделённый – он похож на кладовки. Наверное, постояльцев сложат по углам, как мешки с цементом. Для них, увиденное нами сегодня, навеки останется секретом.  В отличии от Лены, они не наблюдали за тем, как возводилось их жилище. А так ведь создаются всё искусственное и существует потом, пока не сольётся с природой. Похоже, только мечты жильцов придадут комнатам объём.
  Моя одноклассница продолжала что-то искать. Я обнял её, желая успокоить.
  - Пойдём домой.
  - Да, Лен, (повторило одушевлённое эхо). Дождь, видимо, уже не кончится, но он теперь моросит, а я замёрзла. Давно пора уйти.
  - Сейчас, сейчас, ещё минуту, кое-что посмотрю Даш, хорошо? и студентка продолжала изучать перспективы заборов сквозь разные дыры здания.
  Мы с кареглазой интеллектуалкой потихоньку, не перекидываясь и словом, начали медленно уходить. Наши силуэты уже почти покинули огороженную территорию, и я даже помню как некая тень поодаль шла за нами, однако у самого выхода она исчезла. Все попытки докричаться до отстающей не привели к успеху. Условившись с Дашей, что она будет двигаться в сторону Лениной квартиры, я вернулся за девушкой и нашёл её в покинутом помещении, за тем поворотом, где что-то обрушилось. Среди разлетевшихся камней студентка бродила с потерянным выражением, но увидев меня, сразу оживилась. Видно было, что беглянка ждала именно моего возвращения.
  Приближаясь ко мне, Лена очень пристально вглядывалась в моё лицо, и глаза её отображали странную эмоцию сильно похожую на страх, но во много раз более глубокую и потаённую.
  Её голос казался хриплым и удивительно гармонирующим с сыростью.
  - Что теперь будет? Что станет с нами? Ведь скоро этот минутный порыв отчаяния и правды закончится… Что тогда? как можно забыть истину, сверкнувшую однажды, если она изменила целую вселенную перед глазами? Теперь, когда я потеряю свои сегодняшние мысли и предам всё высказанное, от космоса останутся одни руины, и пути назад уже нет. Страшно. Не знаю, заметил ли ты, как новая философия способна переделать человека, мне сейчас видно это на редкость отчётливо. Твой образ, оставленный когда-то в моей памяти, изменён. Ты словно научился полностью преображаться и стал самим собой в сиянии своих идей. Даже сравнивая с прошлой зимой - духовный рост колоссален. Будто две разных личности, или тебя подменил двойник из зазеркалья? Ты стал как бы увереннее и храбрее, а что будет со мной, я сойду с ума, как брат, да?
  - Мы всё забудем, и ничего не произойдёт.
  - А если разум всё же постарается выдержать? Ведь, когда закончится обучение, и бессмысленная офисная работа поглотит нас, в судьбе больше не случится важных событий. Поэтому мне как воздух необходима память о самых прекрасных мгновениях жизни. Точнее о секундах искреннего протеста и отрицания. Только за ними скрывается «самое важное».
  - И страшное. Мы никогда не попадём в мир Образца, к осиротевшей мечте, поскольку грёзы могут жить только без своих отражений. Само наше существование обуславливает истинную жизнь прототипов где-то там. Равновесие в раю держится за счёт ада.
  - Ну и пускай, я готова служить Великому, вопреки боли. Возможно, исключительно преданность такой миссии и есть подлинная жизнь.
  - На этот счёт не переживай, думаю, твои чувства заблудились между счастьем и паникой, а значит ты уже служишь…
  Лена явно чего-то от меня ждала, а погода снова портилась, разбрасывая осколки брызг по лужам. В их ровный шелест периодически вплеталось отдалённое бормотание и стук шагов откуда-то сверху.
  - Пойдём, Даша заждалась.
  В ответ одноклассница придвинулась ещё ближе, чем раньше и поцеловала меня. В отличие от неё, я не успевал так быстро переключаться между чувствами и застыл в недоумении. Усиленно что-то переваривая, восприятие убеждалось, что тело моей подруги становится больше. Она была ниже меня ростом, но с настойчивым прикосновением передавалась вся плотность её фигуры, и сердце в груди ощущало себя стучащим карликом, готовым потонуть в чём-то инородном. Словно душа Лены превосходила мою в объёме. Я завершил поцелуй, но сделал шаг назад.
  И тут глаза не нарочно коснулись измятого брезента, расстеленного неподалёку. Среди разрушенных потолков, где следы обвала неотличимо сплетались с незавершённостью, он образовывал небольшую горку вызывающую в сознании причудливые фантазии. Под строительным покровом из набросанных скомканных старых вещей, казалось, лежал мужчина. По виду рабочий. И что-то в его теле не вызывало привычного смущения и желания подвинутся, которое обычно возникает во мне при любой встрече.
  Он словно врастал в фундамент, становился основанием дома, так же явственно, как барельеф или колонна. Джинсы казались приваренными к полу. Его лицо, состоявшее из тряпок, кусочков камня и, главное, подвижных пустот, где таился ветер, напоминало кого-то из живых. Но напоминало неопределённо, с подчёркнутым безразличием. Если только лицо, сотканное из галлюцинаций, может что-либо напоминать. Секунду спустя хлам снова казался хламом, и неведомое преступление хранило свои следы лишь в нашем воображении. Всё нам только померещилось. Тогда я подумал, что это произошло исключительно от страха наткнуться на хозяев этого места.
  - Он мёртв - спокойно сказала студентка, - и, видимо, всё это время был здесь, за перегородкой.
  - Думаешь, его убил источник того грохота?
  - Нет, точно нет, присмотрись, конструкции обрушились чуть левее. Он тут давно лежал. Вероятно, рабочие и не спешили вниз, желая не видеть смерть.
  Забавно, что мы вдвоём смогли сравнить нагромождённый хлам с реальным человеком и понимали метафоры друг друга. Я притворно ужасался равнодушию спутницы и обращал её внимание на то, как реальность делала всё, чтобы скрыть эту воображаемую трагедию, и только моя знакомая целенаправленно нарушила могильный покой, вторгаясь в больные мысли. Даже балки, падая старались прикрыть тело, но чья-то воля не дала им осуществить задуманное.
  - Ну где вы там? – должен был раздаться голос Даши, но не раздавался.
  - Какого чёрта вы тут делаете? – должны были кричать рабочие, но никто не приходил.    Звенела тишина, одетая в саван ливня.
  - Завтра я ничего не вспомню,- прошла всего лишь минута, мы посмеялись, и память уже даёт слабину, страсти отступают. Я отправилась сюда за ответом, давно собиралась прийти, но только если бы ты меня не подтолкнул, так бы и не решилась. Похоже, спокойно жить нельзя, до конца понимая, что мечта недостижима, по крайней мере, мне не под силу выдержать это знание. Я хочу служить ей, и моя верность будет такой, как ты пожелаешь. Позвони мне завтра и напомни о Клетке мироздания, а если сочтёшь необходимым – солги, что всё это сон, и мой голос тебе поверит. Прости за эгоистичную просьбу, сделать выбор за постороннего, но ты даже не представляешь, как я слаба в глубине души. Во мне рушится какой-то фундамент, и скоро совсем не останется основания. Чёрное и подвижное, размножающееся квадратами марево заслоняет от глаз красоту, и эмоции не могут так жить. Твой взгляд царапал стены? мой – нет, перед ним лишь квадраты, тебе нравится архитектура? – для меня доступны только кубы. А люди? Ничем не лучше, они заражены ограниченностью, в них словно томятся каркасы, без надежды на завершение. Хотя прости, ты ведь ещё раньше всё понял и увидел… к чему разъяснять. Просто это такое одиночество, которое постоянно хочется усугубить.
  - Я всё устрою, Лен, не беспокойся, а теперь пойдём домой.
  И пока мы шли до квартиры, каждое здание уподоблялось приветливому случайному прохожему. Некоторые дома напоминали стариков, другие юношей, но их смешная улыбчивость не могла стереть из памяти образ мёртвого дома и забытого на первом этаже покойника. Теперь я бы мог работать экстрасенсом по части вещей неодушевлённых. Для меня не составляло труда распознать, какие строения лишены светлой энергии, а какие при смерти, кто из них доволен и благополучен, а кто здоров внешне, но отравлен шизофренией изнутри. Каждое здание походило на старого знакомого, желающего приободрить, и от обилия таких добродушных друзей сердца постепенно оттаивали. Идеи всё меньше беспокоили и меня и мою одноклассницу. Лишь вернувшись в квартиру Лены, окна встретили нас силуэтом незавершённой стройки. Более мрачного дома и представить себе нельзя. Как упрямый и наглый призрак, монумент смотрел сквозь рамы, омытые безумием, и напоминал дьявольского жениха на свадьбе, так нагло и хищно темнели его глазницы.