За свою жизнь я …
Во-первых, я сразу всё понял. Хотя тогда – мир для меня был перевёрнут вверх дном.
Во-вторых, я чётко знал, что и как мне делать. Я выбрал путь, выбрал время, выбрал способ… и пошёл.
В-третьих, я безошибочно мог определить, кто мой враг. Я знал, где он скрывается или, как и когда он нападает.
В-четвёртых… Нет. Просто я слишком много знал. Я мог вникнуть в суть любой проблемы и за короткий срок обучиться всему…
А самое главное, всё это – были мои заблуждения.
***
Помню, как-то очень давно, я шёл по пустыне, и мне повстречался одинокий путник. Он был не местный, попал в какую-нибудь передрягу и потому остался без воды. Он лежал па песке, старался открыть глаза и поднять голову. Вид его был жалок, одежды порваны, кожа сожжена палящим солнцем, в мозгу и в глотке всё пересохло… и он умирал…
Его мягкое тело постепенно превращалось в падаль и даже пахло почти как падаль. Он не мог различить ничего перед собой, не мог толком поднять голову и даже перевернуться на спину. Но он всё слышал. Он слышал, как я проходил тогда мимо, как я остановился и посмотрел на него. Наверное, он даже чувствовал, что я старался пронзить его взглядом, презирая его немощь.
Он не смог ничего мне сказать, хотя и так было ясно, что он нуждается в помощи…
Но совсем скоро моё презрение перешло в безразличие. Тогда я пошёл дальше, а он силился протянуть руку мне вслед. Я наслаждался его отчаянием.
В другой стране, это было на востоке, я бродил по вечерним улицам, тонко плетущимся среди скал. Тогда, засыпая от скуки и безделья, я услышал чей-то тонкий голос, взывающий о пощаде. Среди тёмных закоулков я нашёл старенький сырой грот; в нём двое застали свою жертву. Она была ещё совсем юной и хрупкой. У неё были красивые черты лица, и она стала бы прекрасной женой и матерью…
Горе-разбойники хотели отобрать у девушки скудные украшения, да увлеклись забавой так, что измучили её до изнеможения. К удивлению всей троицы я остановился как раз перед ними. Думаю, это нарушило планы бандитов, и, видимо, заодно они решили избавиться и от меня.
Я никогда не испытывал страх. А потому в тот момент я всего лишь достал свой нож и решил судьбу двух жалких недоносков. Вид их потрохов вверг девушку в ужас. В тот момент она не знала, кого боялась больше: тех ублюдков или меня.
Её судьбу я тоже решил.
Ещё помню случай, он произошёл в каком-то портовом городке, где много пиратов, воров, шлюх и прочей грязи. Так вот там, я не поделил судно с одним из капитанов. Его старая развалина досталась мне в качестве выигрыша в карты, я был чертовски везуч! Правда, подобное корыто я отстаивал лишь из-за принципа.
Капитан был в возрасте, любил выпивку, как и прочая шваль в этом городке, имел вид одуревшего бродяги, но мощь скалы и сила бури, как ни странно, оставались в его теле и даже подчинялись ему.
В тот вечер он задумал проучить меня. Поймав в рыбацкие сети и притащив на пристань к своему судну, он изрёк нечто грозное и захохотал, будто собрался вершить правосудие. Его матросы постоянно крутились возле моей головы, изредка дергая её. Терпел это безобразия я недолго, просто хотел убедиться, что капитан уверовал в своё торжество.
Тогда-то расправа и оказалась для него неожиданностью, – на его месте я бы это предусмотрел.
Я озверел всего лишь на мгновение. Но за это время расправился с каждым матросом. Один за другим они гнули животы и опрокидывались в теплые лужицы собственной крови, захлёбывая немного в рот. А капитан до утра висел, болтаясь, на мачте, пока его не сняли горожане. Они еще долго боялись вылезать из домов по ночам. А я часто вспоминал все это и не мог сдержать улыбку.
Что ж… да, вот ещё было дело: совсем в давние времена, когда я верил в святость камня и ценность металла, в мыслях моих затаилось желание выкрасть один драгоценный камень у короля. Ценность камня, впрочем, была не в его красоте или стоимости. Он считался высшим даром Богов для правления короля над миром холопов, для привнесения гармонии и покоя в их жалкие жизни, для облегчения страданий и излечения болезней и прочего.
Ибо верили тогда в таинство духов и силы богов, магию и колдовство, верил и я. Большего безумства впредь я не разрешал себе.
Но камень тот я выкрал, обманул короля. Всё вроде бы закончилось для него мирно лишь с небольшой материальной потерей. Другое дело – его завистники. У короля было много завистников, также мечтающих овладеть этим камнем. Им повезло меньше.
Поскольку были ещё на свете такие же как и я, битва та оказалась жестокой. Под предводительством подобных мне по силе, в бой шли обычные люди. Их я убивал сотнями, может, тысячами. Лишь самые стойкие, объединившись с неугомонным королем, докучали мне довольно долго.
Спор разрешился, когда на кольях повисли шестнадцать голов сильнейших военачальников, когда в море затонули пятьдесят судов, и когда юная дочь короля решилась умолить меня вернуть камень. Хм.
Нет, я её не убил. Мне вообще к тому времени все это надоело до тошноты. И камень тот потерял силу, иссох и опустел. Но я решил его вернуть.
Тогда-то я впервые и ошибся: король не захотел принимать опустошенный камень и задумал меня казнить. Может, с камнем ушла и его душа в бездну?
В любом случае, за душой последовал он сам. Его двор, озолоченный и украшенный, потух в один миг и налился багряным заревом.
Прекрасно помню, как всюду разливалась кровь: по белоснежным колоннам, площади, цветам, по воде в фонтане, на мраморной лестнице, ведущей в замок. Тогда я был в ярости и вновь на миг потерял над собой контроль. Опомнился лишь, когда увидел королевскую дочь посреди багряного озера крови. Подол её золотого платья впитывал красную влагу, по лицу юной королевны текли слёзы, руки были в крови, – она обнимала отца и рыдала… хм.
Я не раз видел смерть и сам стоял перед её лицом, но никогда мне не было страшно. Всё было продумано задолго до моего появления, и я верил в это, пока не встретил её…
Она разрушала всё на своём пути и ни на что не оборачивалась. Ею двигали страх, гнев, ужас, отчаяние. Её везде называли одинаково - месть.
***
Мой брат всегда считал это мир подарком для таких как мы, игрушкой в наших всемогущих руках. Он видел в нём развлечения, утехи и бесконечные убийства. Ещё он жаждал власти над этим “скудным пастбищем двуногих скотин, не ведающих правил и направлений”. Он видел своей целью организовать эти правила и направления для людей. Но у него были соперники в этом деле. Хоть мир и казался им скуден, но соблазн безраздельного обладания им всё же был велик, к тому же дух соперничества всегда подогревал их кровь.
Я вообще не видел никаких целей и даже не думал о них… просто жил как умел. Убивал.
Время для нас не существовало, и потому я не замечал его.
Но в одну ночь моя тёмная необузданная жизнь вывернулась наизнанку. Всего за одну тихую, безлунную ночь…
Сестра моя, прекрасная и нежная, ничуть на меня не похожая, всегда молила об одном, – чтоб я помнил её. Мне казалось странным это моление.
По наивности своей она верила в справедливость, добро, любовь, и во все те слова, которые придумали себе люди, чтобы жизнь их была менее бессмысленной.
Однако та ночь отняла у меня сестру, а вместе с ней и эти её странности.
И без того тлеющая надежда на значимость моего существования хоть для кого-то – потухла. Впрочем, тогда я этого не понимал.
Но мир в ту же ночь обрел убийцу.
Вы спросите, в чём же разница между мной до её смерти и после, если я убивал всегда?.. да вот…
Это случилось. Месть пришла ко мне, не спросив разрешения… хотя, думаю, что я бы и так впустил её.
Я нашёл брата. Но он не разделил моих чувств. Не знаю, почему он тут же не убил меня, как отступника… и почему я не убил его. Наверное, это тоже было ошибкой, помутнением, ведь всего одна смерть предотвратила бы многое. Мы разошлись. И я пустился в разгул...
Из-за бессмысленной борьбы за невидимый престол постоянно умирал кто-нибудь из нас. Некоторых убирали с пути как мусор, некоторых переманивали как приспешников, а у некоторых отбирали жизнь и силы, восполняя таким образом собственные. И сестра стояла на чьём-то пути, не соглашаясь на подобный нам образ жизни и не используя свои силы, как мы.
Я находил виновных в её смерти один за другим, это было легко. И убивал их. Жестоко убивал, разрывая на части их тела.
Моей первой в жизни целью стала – месть.
Какое-то отупение и слепота владели мной в то время. Я видел всех, но не мог различить их между собой. То было, к примеру, на севере. Я залил его холодное сияние горячей алой кровью. Меня слепила пустота, и сильный ветер резал уши, я мёрз, и леденело моё сердце. Лишь тепло человеческой плоти давало мне мнимый покой, лелея тем самым месть.
Багрянцем залились реки, и исчезли святые дожди. Я принёс населениям засуху, из-за которой разбушевались пожары. И тогда огонь я потушил телами убиенных мной жителей. Во многих деревнях я разжёг воистину беснующее пламя, поглотившее всех и вся. Гектары леса были выжжены в часы. Сотни домов сложились соломенными прутьями в костёр. Тысячи жителей сгинули в геенне огненной, проклиная моё имя и род.
Я странствовал по свету в поисках виновных и всюду брал с собою смерть. Она шагала со мной рядом а, зачастую, – впереди меня.
Сначала я вырезал всех подряд. Всех, кто встречался на моём пути: королей, нищих бродяг, солдат, врачей, юнцов, стариков. Всех, кого я считал виновным. Меня не интересовало, что за человек передо мной. Я видел в них убийц и негодяев.
Но продолжали умирать и мы… с моей помощью тоже. Я стал объектом покушений в тот же час, когда ко мне явилась месть и разлила мой гнев по миру. Я стал опасен для тех, кто, к несчастью, составлял мой род – завистников и негодяев, жаждущих безраздельной власти. Я владел огромной силой, и был для них опасен. Но они считали, что имеют те же способности, что и я, поэтому смогут со мной совладать. Я же вообще не видел ограничений своим силам.
Каждый новый день заканчивался для меня одинаково: я ложился спать, омытый чей-то кровью и опустошённый до изнеможения. Наверное, я периодически забывал восстанавливать силы и даже есть; я спал и убивал. И всё.
Весь шар земной омылся кровью, которую я проливал. А я делал это с охотой, жадно! Изо дня в день, всё больше и больше людей становились моими жертвами.
За мою голову даже назначили цену. Мол, кто поймает этого зверя, получит, чуть ли, ни полцарства в награду…
Все они умирали.
С тех дней я помню только жажду, она мучила меня постоянно.
Порой я просыпался где-нибудь в хлеву и видел перед собой лик удивлённого хозяина, а со всех сторон доносился визг или мычание. Эти, бессмысленные, на первый взгляд, звуки пробуждали во мне злобу. Как яростно я расправлялся с хозяином, скармливая его останки свиньям! А потом неспешно выходил на улицу и потирал глаза от слепящего солнца…
Однажды, я убил женщину совершенно случайно. Утренняя ярость покинула меня, и женщина не должна была стать моей жертвой. Но сам страх делает людей таковыми. Что ударило ей в голову напасть на меня, когда я был занят собой? Но, потерев глаза, я вдруг поймал летящие в меня вилы и тут же вернул их хозяйке, проткнув насквозь её хрупкое тело…
***
Вся соль ситуации заключалась в том, что я был адски зол.
И откуда только появилась во мне такая злоба?
Впервые я задумался над этим вопросом, когда избавил от страданий священника в одном маленьком городке… Даже странно, что я об этом задумался.
Помню, как я спросил у него, для чего он живёт, а он ответил, что Бог послал его сюда. Я не дослушал, и возразил, что он беден, одинок и даже храм его Бога пуст, в чём и видел бессмыслие.
Он был готов к смерти и не боялся её. Он верил, что найдёт там жизнь. Зачем тогда он жил здесь?
Он был беден, одинок и хотел есть, а я освободил его от этой необходимости.
Повторно я задумался над природой своей злости, когда ранним утром застал в родах женщину и оставил её дитя без матери безо всякой на то причины. Убить же ребёнка мне не позволило какое-то временное помешательство, которое и привело меня к мыслям о злобе...
Отчего же я был так зол?
Всё дело в мести. Когда она коснулась меня своей холодной рукой, я, наконец, прозрел… и понял – кто я такой. Эта ужасная правда оказалась ещё страшнее, чем сама месть… Муки последней я кое-как выносил, порой сбегал от них…
Но от себя мне было не убежать.
Что я сделал, отчего был так зол?
Я забыл сестру.
***
Однажды я понял ужасную правду: если всё это я делал под властью мести, то кто тогда владел мною раньше? Я сам?!
Сестра пыталась донести до меня эту мысль. Она хотела для меня другой жизни.
Я заблудился между двумя мирами: миром людей и демонов, рожденных адом. Хотя толком я не принадлежал ни к одному из них никогда.
Я научился бояться. И в первую очередь – себя.
Однако желание жить меня не покидало, и лишь крепло в голове и сердце.
И я стал врагом своего врага. Своего брата.
Его страстное желание безраздельно властвовать в мире свело его сума, больше, чем меня месть. Я плохо себе это представлял, пока однажды не столкнулся с ним лицом к лицу.
Это была ужасная ошибка, ошибка моей интуиции, и впервые я стал жертвой. Меня проткнули насквозь. Боль проникла в тело вместе с острым лезвием, и я увидел, как потекла моя кровь, почувствовал холод оружия и запах смерти, невероятно приблизившейся ко мне в тот момент, услышал глухой звон и стал терять зрение и контроль над телом.
Это удивило меня и заставило задуматься. Я мог быть повержен!
Но я быстро пришёл в себя. На это мне потребовалось всего несколько дней.
Будь я на месте брата, я убил бы себя не мешкая. В тот момент, когда клинок пронзил мое тело, я добил бы жертву, оторвав ей голову. Но он оставил меня, наивно предположив, что рана смертельна. Для человека с такими амбициями, это выглядело смешно.
И будь я на месте того, кто привел меня к брату, – восхвалил бы смерть, должную избавить мир от меня. Уж я бы постарался сделать так, чтобы мой брат выполнил условия сделки.
Однако я хотел жить, а брат был слишком увлечен собой. Я залечил все раны, хоть сразу и не нашёл, зачем. Но понял это спустя восемь лет. Тогда же я обрел вторую цель.
Тот, кто привел меня к брату, был человеком… Маленьким, слабым и беззащитным.
Мне следовало сразу убить ребенка. Но увидев её, я почему-то подумал, что мог бы измениться.
Она осмелилась просить моей помощи. Дитя воззвало к моей силе в надежде спасти свою мать, по словам ребёнка, похищенную моим братом для утех. В надежде следовать словам сестры, я согласился помочь и стал приманкой, дабы ребёнку вернули родителя.
Брат сделал всё, чтобы уничтожить меня, и даже пробовал поймать на живца. Зная, что в сердце моем поселилось сомнение, он мог бы даже похитить кого-то, лишь бы это помогло выманить меня. Во всяком случае, я так подумал, хотя не увидел ни одну женщину в его плену.
И что только дёрнуло меня помочь этому ребёнку?
Ах, да… Я вспомнил сестру. У неё были такие же светлые глаза.
Ребёнок знал, кто я, но осмелился просить помощи. Будь я ещё под властью мести, от него не осталось бы и кусочка плоти, я разорвал бы тело на куски!
И ещё – я должен был убить брата. Сотню раз я повторял это себе.
Должен, но не убил.
И хоть поступок мой в итоге оказался безрассудным, но ко мне в тот вечер вернулась сестра. Я стал хранить память о ней в своем сердце. Я понял, что оно есть и у меня.
Может, и был на свете тот самый Бог, принявший в свой мир священника. По крайней мере, он каким-то чудом уберёг того, кто сумел поразить меня своей храбростью. Этот смелый ребёнок выжил.
Я встретил её через восемь лет.
Она стала хорошенькой девушкой. Но никогда б я не вспомнил о ней, если бы не её глаза. Она осталась жива, и здравствует до сих пор.
На этом можно было бы закончить мои заметки, как на счастливом конце или светлом начале, некогда тлеющих в мечтах моей сестры.
Но я всё равно убивал. Я не мог иначе.
Освободившись от мести и слепоты, я не расстался со смертью, ибо брат мой не оставил попыток расправиться со мной, продолжая присылать своих кровопийц. Это было грустно, потому что все они умирали.
***
Жизнь мчалась мимо меня, хотя я не замечал этого. Я не был готов в неё ступить, и потому дружил со смертью. А, когда дружба закончилась, и убийства потеряли для меня смысл, – пришла расплата.
Выжженные поля со временем стали зелёными, леса начали обретать хвою, а реки заполнились чистой водой, снег растаял и выпал снова, белый и пустой, будто никогда и не залитый кровью. Но всё это было наложенной маской на рваные раны истлевшей земли. Я видел отличия, ведь я знал землю долго.
Девушка из деревни стала моей возлюбленной. И каждый день я благодарил её чистое сердце, сумевшее принять меня тем, кто некогда разрушал её мир.
Исполненная любовью и хрупким молчанием она дарила мне истинный покой, и, проникнутый заботой, я верил в её святость.
Её смелость и понимание стали для меня откровением, её беззаветность и искренность – примером того, во что верила сестра.
Помню, что я смотрел в её чистые глаза, а они смотрели на меня с лукавой улыбкой. Я целовал её руки и наконец-то понял, зачем нужно жить.
В тот момент я чувствовал радость, впервые за сотни тысяч лет. Пожалуй, тогда же я и осознал, как сильно заблуждался в том, что знаю мире.
Я вдыхал аромат её тела, удивительный запах волос, гладил шёлк её кожи и отчаянно верил в любовь.
Она шепнула мне что-то на ухо… и внезапно я снова почувствовал боль. В сердце вошёл леденящий кинжал, разделив его пополам.
Но боль пришла не оттуда. Я вновь ощутит запах смерти и гнилое дыхание мести.
Она тихо сказала в ответ: «Это ты убил мою мать».