Глава 3
Самуэль Грин... Что-то довольно странное было в этом человеке. Нет, не его чудачества или картавая, «ломаная» речь казались странными Шахбару. Словно Самуэль Грин был не тем человеком, каким представлялся или хотел казаться. Кто он?
Шахбар смотрел на маленького пузатенького человечка, ростом не больше 3 футов, крутящегося в воздухе под гогот пиратов. И сам не мог скрыть улыбки. Для них Коротышка (так окрестили Самуэля Грина на «Овидии») был вроде игрушки, шута. Пираты, шутя, подбрасывали Коротышку вверх, а тот с криками и бранью пытался вырваться на свободу, отчего еще больше веселил братию.
- Негодяи, - вопил Коротышка, - Я вам устгою, где гаки зимуют, я вам покажу, где гыбы спят, я вам... Вы у меня еще поплачете...
Угрозы Коротышки возымели обратный эффект. Его в очередной раз подкинули, и Самуэль Грин, ловко перекувырнувшись в воздухе, повис на … мачте. Самуэль Грин дрожал от страха, потому что ужасно боялся высоты. Он вцепился в ствол мачты, и достать его оттуда было бесполезно. «Овидий» качался на волнах, а Коротышке казалось, что сейчас море поглотит его. Ко всему прочему, он не умел плавать.
- Кагаул! Спасите! - вопил Самуэль Грин.
Шахбар отдал приказ достать Коротышку, а сам отошел в сторону. «Нет», - думал он между тем. - «Я слишком подозрителен».
Потом Шахбар посмотрел на тех, кто доверил ему жизнь. Их было не так много, а для похода на Веракрус требовалось душ 200. Шахбар был благодарен Лоренсу, что тот не оставил его. Когда «Овидий» отошел от острова Сент-Лусии, на его борту было только тридцать человек, десять из которых — с «Сан Жана». В числе десяти — Лоренс и Ганс. Лоренс стал правой рукой Шахбара после того, как Фокс предал его... нет, не предал, обманул. Фокс обманул его. Правда для Шахбара стала потрясением. Фокс для него был не просто соратник, друг, брат... он был больше...
Больше, Шахбар пообещал себе, он не пустит в свою душу никого. Прошел уже месяц, а чувства так и не притупились. Злоба кипела в нем, заставляя крушить и разрушать все, что стояло у него на пути.
- Корабль! Вижу корабль по правому борту! - закричал марсовый. Огост засмотрелся на трюки Коротышки, и поэтому не сразу заметил корабль.
Между тем корабль приближался, и пираты в нетерпении перебежали на правую сторону, чтобы лучше рассмотреть его очертания.
Английское судно, по всей видимости, - сказал Лоренс, став рядом с капитаном. - Может, пропустим.
- Нет, - сухо отрезал Шахбар, и спорить с ним было бесполезно. Он жаждал крови, чтобы подавить в себе чувство боли.
Как нарочно, корабли словно плыли в руки к Шахбару. За месяц они потопили уже свыше десятка английских, испанских, французских судов. Это был откровенный разбой, с которым не могли сравниться проделки Рока Бразильца. Лоренс покачал головой. Голландец догадывался, почему их капитан был столь беспощадным.
- Зачем вы это делаете? - спросил Лоренс.
- Что?
- Уничтожаете всё и вся.
- Это не так. Я просто созидаю разрушение...
- Вы не простите их никогда?
- Нет.
И потом властным голосом, пронесшимся вихрем над палубой, скомандовал:
- Все по местам. Орудия к бою.
Лоренс поспешил занять боевую позицию возле кулеврины...
После боя, как всегда разрешившегося победой Шахбара, победного клича пиратов и труб, издававших жестяной, довольно резкий гул, Дауд подошел к гакаборту и стал внимательно изучать круги воды — единственное, что теперь напоминало о потонувшем вражеском судне. В его взгляде не было довольства победителя, скорее, читалось удивление. Вопрос: «Разве?» преследовал Дауда. Разве это победа? Разве он жив? Разве Аллах до сих пор не покарал его? Разве он имеет право? Разве... она права? Это «разве» заглушало трубы. Не было ни дня с того «разве», чтобы у него не болела голова. Только Ахмед мог ему помочь.
- Ахмед! – хотел громко сказать он, но вместо голоса послышался хрип.
- Я здесь, мой господин.
Кок вырос словно из-под земли.
Ахмед...
- Все готово, мой господин.
И они вместе направлялись в каюту совершать обряд. После совершения обряда и молитв, Шахбар усаживался на ковер, а Ахмед читал Коран. В этот раз было всё так же. От святых слов исходила живительная прохлада, и головная боль начала проходить.
«... Но скоро вы узнаете, что будет!
Я накрест руки вам и ноги отсеку,
Потом распну вас на кресте...» - читал Ахмед и неожиданно смолк.
- Нельзя разрушать себя. Это убийство, - вдруг сказал он.
- Таких слов нет в айате, - произнес Дауд, чувствуя, что состояние душевного подъема уходит от него.
- Да. Но я обращаюсь к вам, господин. Вы погубите себя.
- Если уже не погубил...
- Это харам.
- Я не хочу об этом говорить. Читай.
«И если вы хотите наказать кого-то за обиду,
Наказывайте в равной степени тому,
Чем прежде наказали они вас.
Но если вы великодушно предпочтете
Снести обиду терпеливо и простить
То это — лучше по Господнему завету
Для тех, кто терпелив и ближнему прощает...»
Дауд напрягся. Айаты вызвали в его памяти не самые лучшие воспоминания. Сале. Предательство Саида, измена Сары. Жена предала его, когда он находился на грани между жизнью и смертью. Не важно, что она не изменила ему, что у нее не было мужчин ни до, ни после него. Измена Сары была иного рода: она выдала его сокровища, его скляночки с целебными мазями. Его рецепты были раскрыты и обнародованы под чужим именем. Возможно, Сара испугалась, а возможно... алчность человеческая не ведает границ. Потом Саид, которому он верил даже больше, чем отцу. Тоже испугался? Саид выдал его берберам. Пытки в крепости Феса. Ради чего все это?
«Так будь же терпелив,
Твое терпенье — только в веденье Аллаха;
О них печалиться не надо -
Пусть их коварные уловки
Стеснением тебе не давят грудь» - читал Ахмед.
Дауд издал вздох, напоминавший тихий стон больного. Голова стала болеть сильнее, когда он лихорадочно стал перебирать в памяти людей, которые предали его. Сара, Саид. Когда Дауд вышел из крепости, он поклялся, что больше не совершит подобной ошибки. Люди слабы, изменчивы, алчны. Их вера — пустой звон. А любовь — ее нет. Любовь — болезнь, слабость, недомогание духа. Но он тоже оказался слаб. Лусия... Фокс... Их предательство было куда изощреннее, чем измена Сары. Все ложь...
- Хватит! - сказал Дауд срывающимся голосом. - Я устал. Во мне нет терпенья.
- «Твое терпенье в веденье Аллаха», - повторил Ахмед и закрыл Книгу.
- Господин, вы совершили очередное убийство и должны понести наказание.
- Я и так наказан сверх меры.
- Аллах каждому дает испытание по силам. Ваше наказание себе вы установили сами. Не пора ли вернуться?
- Куда?
- Домой.
- У меня нет дома.
- Нет, у вас есть дом. Оставьте всё. В Марокко теперь нет тех, кто вас когда-то предал. - Совершим хадж, И Аллах помилует нас. Мекка примет вас, господин.
- Нет.
- Вы намерены продолжать убивать?
- Это не убийство, а причинение смерти.
- Это убийство и харам.
- Убийство не является харамом.
- Убить любого, кто не намеревался убить вас, - харам. Разве английский капитан намеревался атаковать нас? Сражаться с нами?
- Сражаться с неверными — святое дело.
- Аллах запрещает нам убивать без дозволенной причины. В Коране прямо сказано: «Не убивайте человека, кроме как по праву».
- У меня есть на это право. Сказано же, не убивать только в запретные месяцы. Я это исполняю.
- Этого мало. Вы должны исправиться, господин.
- Глупости. Они — неверные.
- Неверные хотели бы, чтобы вы стали неверным подобно им, чтобы вы сравнялись с ними. Аллах не хочет, чтобы вы жили с неверными. Вот оттого вся ваша скорбь. Вы должны вернуться, господин.
- Я не вернусь до тех пор, пока не истреблю свой голод.
- Есть одна мудрая пословица, господин. Кто думает, что погасит свои желания, удовлетворив их, тот…
- Тот похож на безумца, стремящегося погасить пожар соломой. Знаю я эту пословицу.
- Утоление голода не доставляет вам радости, господин.
- И ты, вероятно, знаешь почему? - усмехнулся Дауд, поднимаясь с ковра.
- Да. Зачем вы вообще связались с неверными? Вы полагали, что они обратятся в праведную веру?
- Нет.
Сказано: Не выбирайте неверных в число друзей своих, пока они не переселятся во имя Аллаха. Почему вы не слышите велений Корана?
- Может быть, потому, что я сам из их числа?
- Нет, не поэтому. Это все ваше незнание. Вы, господин, - слабый человек. И убийства вы совершаете по своей слабости.
- Возможно, ты прав. Я, действительно, слабый человек.
- Вы слабы еще и потому, что удалены от праведной среды. На что вы надеетесь? Что вы ищете в этих краях?
- Не знаю.
- Вы не найдете здесь ответов на вопросы. Только святая Мекка даст вам ответ.
- Я убью их, а потом вернусь.
- Не советую вам поступать так. Вы ничего этим не решите.
- По крайней мере, мой голод иссякнет.
- Нет. Аллах не дозволяет вам этого. Если бы Всевышний возжелал, Он сделал бы неверных сильнее вас, и они тогда непременно бы сразились с вами. Но они отступили от вас, они желают вам мира, значит, Аллах не дозволяет вам их убивать. Кривыми путями не добраться барке до гавани.
- Ты не понимаешь. Ты говоришь сейчас о высоких материях, а я страдаю.
- Страдать — удел великих.
- Или слабых...
- Воля ваша, господин. Вы вправе так думать, только прошу — отпустите их.
- Ты говоришь так, словно я держу кого-то.
- Да. Ваши мысли о неверной женщине могут материализоваться.
- Уже материализовались.
- Не все. Отпустите их.
- Ты говоришь, словно это так просто.
- Простите, и Аллах вознаградит вас. Лишь тот, кто милосерден, достигает берега.
- Мне больше не надо той награды. Я хочу покоя.
- Покоя? Вы ищете смерти для себя.
- Пусть так. Ни от жизни моей, ни от смерти моей Мир богаче не стал и не станет бедней…
- Харам. Не делай другому того, чего себе не пожелаешь.
- Что ты все говоришь «харам, харам». Я устал.
- Вы еще не жили, чтобы так говорить.
- От страха смерти я, поверьте мне, далек, Страшнее жизни, что мне приготовил Рок?.. – Дауд тяжело вздохнул. - Я видел уже достаточно, мой друг. И хватит об этом.
- Но вы обещаете мне подумать?
- Подумать над чем?
- Чтобы вернуться назад?
Дауд грустно улыбнулся. Ахмед, возможно, не до конца понимал, что у него нет дома, что он обречен скитаться, вечно скитаться, как Кабил. Кабил не убил Хабиля, как сказано. Хабиль остался жить и благополучно женился на сестре, возлюбленной Кабиля.
Однако Ахмед понимал даже больше, чем следовало бы. Он понимал, что Дауд никогда не обретет покой, будет скитаться до тех пор, пока с ним золотые часы, будь они прокляты.