Продолжение: "Транзит в Туруханск"
Дорогой Михалыч сообщил мне, что жить я буду пока в арендуемом у поселка доме, вместе с начальником партии Вилленом Дунаевым. Я был почти не знаком с ним, но уже знал, что злые языки говорили, что он перенес три инфаркта, отсидел два года в тюрьме и был «не любитель» выпить.
Вместе с тем, Виллен являлся замечательным специалистом, и последнее время, перед тем, как поехать в Восточную Сибирь, работал главным геофизиком в одной из экспедиций Министерства геологии.
Мне, также, было известно, что он прилетит в Туруханск следом за мной. А учитывая то, что я двое суток отсидел в Красноярске, при благоприятном раскладе, он должен появиться на пороге этого дома в ближайшее время.
У дверей дома, куда мы подъехали, лежала огромная, черная и лохматая собака. Увидев нас, она медленно поднялась и неторопливо направилась в нашу сторону.
- Не бойся его, Николай, это Бармалей – закадычный друг Виллена - добродушный и порядочный пес, - коротко охарактеризовал его Александр Михайлович. – А здесь, у двери его лежбище и постоянное место работы.
Пес спокойно подошел, позволил погладить и потрепать себя по холке, а потом повернулся и направился к двери, как бы приглашая нас в дом…
Бармалей, действительно, оказался вежливым и понятливым. Если не было желания с ним общаться, он это улавливал, отходил в сторону, и, с сожалением вздохнув, ложился у двери.
Квартира состояла из двух комнат и кухни. Большую, занимал Виллен, а мне досталась маленькая комната с кроватью и тумбочкой. Михалыч сразу уехал досыпать, и я последовал его примеру, устав за двое суток мытарств в аэропортах. Сон пришел мгновенно.
Проснулся, когда было темно, и я не сразу сообразил, что это – еще ночь, или уже ночь, ведь приехал я ранним утром, когда еще было темно. Через дверь, до моего слуха доносился разговор из кухни, а под дверью была видна полоска света. Другого народа здесь быть не предполагалось, поэтому, я сразу понял, что приехал мой сосед и начальник, Виллен Федорович Дунаев, и я проспал целый день.
«Нужно пообщаться с народом» - подумалось мне, и быстро одевшись, я открыл дверь. За столом сидел начальник и разговаривал с Бармалеем. Других собеседников в комнате не было.
- А я тебя почти догнал, - доброжелательно, и почти, с радостной, детской улыбкой встретил меня Виллен, увидев на пороге.
- Не повезло немного с погодой, да и … обстоятельства, - начал я.
- Мне уже рассказали. У меня тоже были случаи, опаздывал.
- Я вот прихватил по дороге, продолжал он – ты как по шипта грамм, - в руке у него появилась бутылка спирта (спирт в Туруханске продавали свободно, в магазине).
- Да…можно немножко, - согласился я и пошел в свою комнату
за закуской.
- Сейчас Михалыч поставит машину в гараж и тоже присоединится к нам, - сообщил Виллен, наливая в стаканы спирт. Ты как разводишь, или так пьешь? – спросил он.
- Раньше пил чистый, а теперь только разведенный. Однажды
сильно обжегся, запивая, по ошибке, спирт спиртом…
В сенях послышался шум и топот сапог, отряхиваемой обуви, а затем на пороге появился Михалыч, с довольно молодым мужчиной в серой, собачьей шапке, Анатолием Рыковым.
- За что, Виллен?! – жестко спросил тот, прямо от порога, моего собутыльника, как бы продолжая начатый прежде разговор.
Он, не спрашивая разрешения, быстро подошел к столу, и плюхнувшись на приставленный к столу стул, уставился ненавидящими, "колючими" глазами на собеседника.
Виллен, как-будто на него смотрел мирный и доброжелательный человек, не обращая внимания на агрессивность вошедшего, дожевывал колбасу после выпитого стакана:
- Считаю, что должность старшего инженера по автотранспорту, которую ты занимаешь, для двух автомашин жирновата. А на трех ГТ-Т есть механики-водители, которые в твоей помощи не нуждаются. Выпей лучше и успокойся,-негромко посоветовал он.
- Я тебя самого сейчас успокою! – воскликнул вошедший, хватая со стола мой нож, который я положил на стол вместе с принесенной колбасой и сыром.
Не дури, Анатолий!- схватил его за руку Михалыч. - Я поговорю с таймырцами, о твоем трудоустройстве и все образуется. Не делай глупости, - посоветовал он, и отобрав нож у Рыкова, положил его на стол.
Эти слова подействовали на Анатолия отрезвляюще, и он, горестно вздохнув, перевел взгляд на стоящий перед ним пустой стакан.
- Вот, так-то будет лучше, - негромко заметил Виллен, наливая в стакан возмутителю спокойствия. – Объемы работ сократили, сейсмики теперь не будет, осталась только электроразведка и твоя должность очень начетиста, для фонда оплаты труда партии, - закончил он.
Но доброжелательного застолья уже не получалось, ощущалось
напряжение в общении от недовольства бывшего механика и разговор уже не «клеился». Чувствуя это, он поднялся из-за стола.
- Михалыч, ну мы с тобой поговорим завтра? – спросил он.
- Обязательно. Я сначала позвоню начальнику Пясинской экспедиции, а потом Таймырской, и договорюсь о встрече, - зам. проработал в Туруханске уже более двух лет, и имел хорошие связи с руководством многих организаций…
- А нельзя было его отстоять в Москве? Парень-то вроде хороший, -
спросил я, когда за механиком закрылась дверь.
- А чего я буду его отстаивать, если за два месяца, которые я здесь
проработал, ни разу не видел его под машиной? – вопросом на вопрос ответил Виллен.
-Ты ружье то привез, а то скоро утки с гусями полетят, - чтобы изменить тему разговора, задал мне вопрос Александр Михайлович.
- Я упаковал его в аппаратурные ящики и отправил авиарейсом.
Если груз поступил, то он должен быть у тебя на складе.
- Завтра приходи на склад, вскроем ящики и заберешь ружьё, - он встал, собираясь уходить:
- Пойду я… да и вы завязывайте - завтра рабочий день.
- Все, Михалыч, я тоже иду спать, ответил я, поднимаясь с табуретки.
- А… по шипта? – улыбнулся Виля, показывая на стакан.
Откуда, из какого языка позаимствовал Виллен это «шипта»
я не знал. Молодым лейтенантом он воевал, получил очень серьезное ранение в голову и попал в плен. Кроме того, работая в экспедициях после войны, он кого-то нечаянно задавил на машине и отсидел два года. «Шипта» у него обозначало «немного выпить», а может и «сто грамм». Еще у него была поговорка «по пензенски». Это обозначало, что каждый наливает себе сам.
- Хватит, Виллен Федорович, пора спать…
Сон не шел, и я долго лежал с открытыми глазами. Потом услышал,
что Виллен с кем-то разговаривает и пошел посмотреть:
кто же опять к нам пожаловал?
Виллен сидел за столом и продолжал беседу с Бармалеем, усиленно потчуя его краковской колбасой, которую я всю (около трех кг.), по доброте душевной, выложил на стол:
- Ешь, Бармалей, ешь!
- Спать не пора, Бармалеи? – озабоченно пошутил я.
Виллен не обиделся:
- А ты знаешь, Николай, я никак не могу привыкнуть к ранним сумеркам и долгим ночам. Все мне кажется, что спать еще рано и день продолжается, - добродушно улыбнулся он.
- Придется ориентироваться по часам, - заметил я.
- Разберемся сами… да, Бармалей?- Виллен потрепал лохматую шею собаки.
…Наутро мы с Михалычем, вскрыли все ящики с аппаратурой на складе, но ружья, ножа с боеприпасами там не оказалось. У некоторых ящиков были сорваны петли, а вместо них, крышки прибиты длинными гвоздями.
Это могли сделать только в аэропортах. А где произошло хищение: в Домодедово, в аэропорту Емельяново, транспортных воротах города Красноярска, или в Туруханске - установить не удалось. Но объясняться с ОВД пришлось. На все охотничьи принадлежности имелось разрешение, оформленное в милиции.
Сославшись на ненадлежащее хранение оружия, и обвинив меня в этом,
В ОВД дело закрыли…