Оглядываясь на свою тень, успокаиваешься, все в порядке, можно скользить дальше. Картины на стенах, пыль на люстре, черствый хлеб на столе. Небрежность, всего-то, мелочи. Ужин при свечах, красное вино в хрупких, утонченно-вытянутых бокалах. Часы над дверным проемом. Нет, вовсе не порванная реальность, а сшитая из лоскутков забывчивость ложиться весенним вечером на подоконник, окрашивая комнату в розовый цвет. Отступившее, ушедшее дышит в затылок, а оглянешься – ничего, кроме тени, кривой, мохнатой, серой. Лживость во взгляде, улыбке, взмахе руки, лживой сыростью пропитано пространство вокруг, неизлечимо больно. Вглядываясь в собственное отражение уже не в силах отделить ложь от правды. Стертость линии напоминает о дне вчерашнем, и явь устало засыпает, уткнувшись в бессилие опущенных рук.
Хрустящая жареная картошка, политая томатным соком, чашка крепкого чая с четырьмя кусочками сахара. Все исчезает, как смятая салфетка в корзине с мусором, все проходит, не дожидаясь понимания, ощущения. Скольжение. Достать старые фотографии, разбросать на столе и шагнуть туда, где все уже понято и пережито, где свет ярче и небо светлей, там падает снег, ровными линиями лохматых бусинок, там жарче лето и молчаливей, печальней осень, там...
Вздох. Не от бессилия, не от отчаяния. Просто потому, что хочется иногда вздохнуть и улыбнуться своей тени. Как она там? На месте? Прекрасно. Тогда можно скользить дальше.
Поднимая меч, помнишь о судьбах тех, кто рядом, ведь ты в ответе за них. Металл рассекает воздух с ненасытным шипением, жадным свистом. Как хочется перерубить однажды приобретенную последовательность, вонзить клинок в мякоть определенности, по самую рукоятку. Услышать последний стон обреченности и, наконец, получить свободу.
Облака бегут по небу, птицы высоко, между землей и солнцем. Взмах крыльев, потоки воздуха, ветер. Сон. Все тонет, едва колышется. Длинные, узкие водоросли заостренными кончи-ками тянуться вверх, медленно выгибаясь в такт волн, медленно, медленно. Звуки под водой совсем не те, что на поверхности. Шуршание песка кажется громким, ржавым лязгом. Тише, тише, спугнете сон.
Скрипка, далекая, рвущая вены. Пальцы музыканта тонкие, длинные, бегут по струнам, мечется смычек. Ветер коснулся листвы, и нет окон, дверей, порогов и стен, ничего нет, только океан с «барашками» волн и соленая рыжая пена на мокрых, скользких камнях берега. Горизонт утонул в океане, задохнулся в облаках, исчез. Вода залила звезды и они, шипя, погасли. Больше не будет дня и ночи, весны и лета, только скрипка и океан...
Сны о далеком и теплом, радостном и забытом.
Спрячь в ладонях лунный свет, иди по теплому песку вдоль берега, по самой кромке прибоя и не оглядывайся. Что? Тени больше нет? Ну и пусть. Найдешь другую. Скрипка сходит с ума, плачет, но тише, дальше. Тишина, только шепот песка и плеск волны. Сон. Молчаливое скольжение.