Моей покойной матери посвящается...
«Пока одни докапываются до корней,
другие дотягиваются до плодов». Т.Бер.
«Все в мире растет, цветет и возвращается к своему корню.
Возвращение к своему корню означает успокоение». Лаоцзы
Чтобы вырастить белую спаржу ее нужно накрыть землей так, чтобы свет солнца не смог ее согревать. Странно, но тогда она созревает сочной и нежной. А вот спаржа зеленая греется на солнышке всю жизнь и содержит больше витаминов, но в ней нет той сочности и нежности. Получается, что тепло не всегда дает нам нежность и силу, но наполняет содержанием. Это давно поняли жители небольшого города в Германии, где белую спаржу впервые начали выращивать. Называется он Белиц.
Спаржа, лилия, лук и чеснок имеет одни родственные корни и ботаники отнесли их к одному семейству. Очаровательный и нежный цветок, стреловидные мощные стебли с уродливой пупырчатой головкой и твердые зубки, сжатые в одну крепкую головку луковицы вокруг твердого стебля имеют одних прародителей в своем роду. Странная семейка получается, слишком разные дети у одних родителей получаются. И запах у членов этой семейки разный.
Яркий необычный цветок может пахнуть или нет, но в любом случае его влияние на наше подсознание очевидно: головная боль сопровождает присутствие лилий и провоцирует человека на откровенность, помогая ему излить душу.
Аромат свежей зелени в молодости и ужасный запах в ее старости спаржи, непременно окажет в любом ее возрасте пагубное влияние на запах жидкости в нашем организме при частом употреблении в пищу ее плодов.
Резкий и ни с чем несравнимый запах маленького кусочка чеснока может нарушить даже самое сильное влечение к любимому человеку, наполняя своим соком кровь нашего тела долгие 72 часа.
А вот корни у всех растений семейства на удивление мощные и крепкие, что и объединяет их всех в одну большую и дружную семью, позволяя в любую погоду и на любой земле гордо и стойко выдерживать неприятности в жизни. У людей нет подобных корней, но есть другие - родовые корни, которые связывают их с предками.
Корни людей, как корни деревьев в старом лесу, устойчиво держат нас в жизни, защищая от невзгод судьбы и эпох. Сегодня, мало у кого вызывают интерес родовые корни каждого из нас. Да и нам самим, они не так уж важны для успешной жизни из-за того, что часто мешают нам стать успешными, влача за собой шлейф проблем наших родителей. Порой лучше закопать свои корни глубже, чтобы спрятать их от людских взоров, как спаржу от света солнца, чтобы сделать свою судьбу нежной и наполненной соком сладостей и наслаждений. В своей жизни мы чаще заняты поисками плодов, нежели корней. Нам некогда и не зачем докапываться до своих и до чужих корней.
Мы уже совсем забыли о том, что наши корни, как корни деревьев в старом лесу, держат нас в жизни, защищая от невзгод судьбы и эпох.
Корни растения, дерева интересны садовнику и лесорубу, первому - во время посадки, а второму - в момент ликвидации последних следов пребывания дерева в нашем мире.
Люди не деревья, и даже не растения, но их корни тоже вызывают интерес. Интерес здоровый и болезненный у людей разных и в разное время: во время «посадки» о родственных корнях человека забывают вовсе, да и во время «вырубки» вспоминают не часто. Нас интересуют родственные корни лишь публичных людей на вершине их славы и популярности.
Рождаясь и умирая люди редко сразу обретают такую популярность, чтобы остальные заинтересовались их корнями. А интерес к своим и чужим корням возникает спонтанно и неосознанно только в момент отчаяния, и то редко. Случается такой интерес и в состоянии покоя и умиротворения, когда многие из людей уже преодолели невзгоды эпох и бури собственных судеб.
Люди в немецком городе Белиц живут уж давно и уж давно обрели в своей жизни покой и умиротворение. Город окружает старый сосновый лес. Деревья в лесу и горожан объединяет то, что они имеют корни и не спешат их выставить напоказ. И тем и другим, нравится переплетать свои корни с чужими, в надежде крепче ухватиться за действительность, чтобы выжить среди себе подобных.
Порой корни переплетаются столь причудливо, что возникают удивительные композиции. Иногда корни деревьев цепляются за совсем необычные и непривычные вещи и предметы, чтобы закрепить свои стволы и все растущие на них ветви. Человек тоже находит свои корни совсем в неподходящих для этого местах. Оба: человек и дерево, не могут повлиять на свои корни, как не могут без них прожить. И оба очень нуждаются в своих корнях в старости, когда дряхлеет ствол и требуется много сил, чтобы удержать свои разросшиеся ветви.
Деревья в лесу и люди в городе много повидали за свой век. Они знали и видели много людей, которые стали известными и публичными, наполнив историю своими именами.
Они знали и помнят бывшего врача полевого госпиталя доктора Роберта Коха. И те другие видели, как оживали многие люди несущие в себе ужасную палочку, которая получила его имя. Это он заселил лес возле города, где как ученый и доктор, возглавил санаторий и стал лечить от выведенной им палочки мужчин, женщин и детей.
С тех пор, как был построен санаторий-госпиталь, давший миру веру в победу над оспой и туберкулезом, много людей обратилось сюда за помощью, чтобы поправить себе здоровье, получая ее от людей и деревьев в городе Белиц дающем благо - Beelitz-Heilstadten.
Минуло лишь восемнадцать лет после открытия страшного вируса, как свои фронтовые раны здесь залечил капрал Адольф Гитлер. Залечил и набрался сил, которых ему хватило на строительство могучей империи зла, с которой смогли справиться лишь люди иной земли и иных родственных корней. Тех, что приняли веру в идеи немца Маркса и построили свою империю.
Земля и лес Белица приняла и тех и других, похоронив вместе в тени вековых сосен старого леса. Отпустили с миром и здоровьем многих людей за сто лет стены лечебных корпусов. Приняли и отпустили тех, кто придумал и построил Берлинскую и кто ее разрушил. Жизнь и добрые дела в стенах санатория завершил Герой Советского Союза Генсек ГДР Эрик Хонеккер. Он спешно подлечил свой ранний рак легких и эмигрировал на родину своих наставников и покровителей, страшась пострадать не от осколков рухнувшей стены и людского гнева своих соотечественников.
Сегодня, в новом веке, руины старых корпусов из века прошлого зарастают молодым густым лесом. Стоят рядом молодые и старые сосны, как памятник вандализму потомков тех поколений, кто разрушил стену оккупантов немецкой нации, делившей жителей Германии на восток и запад, и отметил вехой свою судьбу, поделив и ее на «до» и «после». Некоторые из тех, кто тогда рушил, теперь признают, что годы «до» были лучшие в их жизни. С ними можно соглашаться или нет, но в этом хитросплетении времен, наций и народов, побед и поражений, произошло очень важное лично для меня событие, которое заставило внимательно вглядеться в историю маленького города в немецком лесу.
Мать меня родила здесь ровно через десять лет после того, как эсэсовская группировка прорвалась через госпиталь в Beelitz-Heilstadten к оккупационной зоне американцев. Это было за сорок лет до приезда немецкого вождя партии идей Маркса.
На площади возле здания моего роддома и сегодня стоит среди руин памятник советскому воину-санитару. Площадь почему-то перекопана, наверное, что-то будут строить или рушить дальше. Не знаю, сломают ли тот памятник или нет. Жаль если сломают, ведь он достаточно гармонично вписывается в архитектурный ансамбль 1898 года и в тот лес, что стеной ограждает кладбище на перекрестке двух улиц города: Роберта Коха и Карла Маркса. Того самого, где захоронены раненые победители и медперсонал госпиталя, погибшие при прорыве рыцарей пациента-капрала в самом конце битвы с империей их фюрера.
Удивительно переплетает корни наши корни история, хороня воинов коммунизма в землю фашизма, на перекрестке улиц основателя их идей и того доктора, который придумал как лечить мир от страшной болезни, возле санатория им построенного от рук носителей новой коричневой чумы, придуманной фюрером, которому здесь дали новый шанс жить.
Хитросплетение идей, людей, эпох, добра и зла, создателя чумы и ее целителя, победителей и побежденных, освободителей и оккупантов в одном старом лесу возле небольшого древнего города.
Непонятным образом доля распорядилась так, чтобы именно в таком месте я увидел свет солнца впервые, чтобы здесь была моя колыбель и моя вторая родина, заплетая в один узел не только события истории, но и путая мои родственные корни.
Новый век принес новую судьбу удивительной красоты санаторному комплексу доктора Коха в чудесном старом сосновом лесу, давшему за сто лет здоровье всем: вождям, воинам и простым людям. И еще жизнь мне и тысячам других детей. Теперь там творческая интеллигенция ищет в гигантских опустевших корпусах вдохновение, а готы, панки и сатанисты используют бывший госпиталь как ночное убежище.
Новая судьба здравницы порой приносит пользу современному киноискусству и его почитателям, предоставляя свои руины лечебных корпусов в виде декораций для сцен ужасов в кинолентах фильмов.
А нам, кому дороги эти руины и их история, остается лишь выбрать из предложенного списка лучшее кино, актера, режиссера, сценариста, символ или памятник:
• «Операция „Валькирия“ или «Пианист».
• Том Круз или Эдриен Броуди.
• Брайан Сингер или Роман Полански.
• Себастьян Кох или Роберта Кох.
• Статуэтка Оскара и статуя санитара в заросшем лесу.
Я могу продолжать эту логическую цепочку бесконечно. Но нет, пожалуй, и этого предостаточно для того, чтобы понять многое и важное для себя.
Всего лишь за один век поколения людей переплели свои корни так, что уж трудно разобраться: кто из них враг или друг, тебе, себе или нам всем. Дела и души этих людей наполнили содержанием и смыслом город, лес и госпиталь, дав им свои имена, чтобы родить его славную историю. Теперь и я чувствую себя связанным с этой историей.
Но меня поражает и возмущает то, что понадобилось всего полтора десятка лет, чтобы новое поколение вандалов, выросшее уже в новом веке, забыло свои и чужие корни настолько, чтобы превратить в руины свою и мою историю. Кто важен им, а кто уж нет? Факты, из биографии какого актера или выдающегося ученого, способны их теперь задержать на сайте рабочего монитора или возле плазмы на стене спальни их дома?
Верно, я согласен, что теперь уж никому не интересны руины санатория-госпиталя кроме историков, творцов, меня и еще немногих тех, у кого там было брошено семя, давшее всем нам всходы. Места, где корни моих предков сплелись с корнями тысяч важных и интересных людей прошлого века, чтобы я жар их душ передал поколениям грядущего века.
Мои корни разбросаны в разных землях, и заплетены во мне довольно странным узлом. Мой ствол уж не тот, что был ранее, а значит, возникла потребность обследовать свои корни, чтобы удерживать ветви от порывов ветров моей судьбы и моей эпохи. Ветры эти все чаще и все злее, а сил все меньше и меньше. Надежда на корни, которые мне даны и сплетены столь крепко, что не дадут мне пасть ниц столь скоро.
Вот почему важна для меня та местность, где брошенное некогда родителями семя дало для меня всходы. Столь же важны для меня и те места, где уже мои дети заплетают свои корни. Они, мои представители в своем поколении нового века, и мне чрезвычайно важно, что будет с моими ветвями, которые я нес столько лет на своем стволе.
Корни моих детей тоже сплетены с историей не менее славного немецкого города Веймара, где прошло детство дочери, где родился сын. И хотя город великих композиторов, художников и поэтов расположен за сотни километров от Белица, отношение к родным стенам для моих детей ничем не отличается от того отношения современных немцев, которое превратило в руины мой роддом.
Варварское уничтожение памятников не только своего народа, но и народа моего, истребление памятных мест для своих и чужих родителей, не делает чести потомкам тех, чьи корни накрепко сплетены мировой историей с корнями моих родителей.
Донская казачка по двум родительским линиям, рожавшая меня в лесу, в одном из корпусов бывшего санатория доктора Коха, в тот момент не думала о своих и моих корнях. Мои тогда еще не проросли. А ее, думаю, тогда больше беспокоило здоровье нас обоих. Это случилось позже. У матери и у меня.
Брат моей матери был генералом и казаком. С войны вернулся с погонами майора, с беременной женой-капитаном и с хроническим туберкулезом белорусских болот.
Через четверть века, звезды выросли на его погонах и добавили фронтовому офицерскому званию генерал, чтобы получилось генерал-майор. Жена генерала успешно родила, но в последний раз – сказались окопы войны. Судьба ей подарила большую на сорок лет радость жить, чем мужу.
Она еще успела увидеть взрослыми всех его трех внуков, не одного младенца, как генерал. Беда лишь в том, что это было ни в Москве или Курске, откуда она была родом, а в Америке в Швеции, где стареет ее единственная дочь.
Фронтовой туберкулез перерос медленно за четверть века в рак, чтобы тихо и незаметно убить боевого офицера без пуль и врагов. Дав новую жизнь мне в стенах старого санатория для лечения этой страшной болезни.
А моя мать, решила жить одиноко, принимая внимание военного хирурга, который так и не смог помочь ее брату-генералу. А я, ее сын надел погоны лейтенанта и получил назначение, которое меня вернуло к моим истокам. А хирург военврач, поселился со мной рядом, в том госпитале, где я был рожден.
Вновь корни мои и близких мне людей сплелись в диковинный узел, чтобы вернуть меня в точку отсчета моей жизни. Так я успел увидеть место, где взошли мои всходы в том виде, каким его видела моя мать, и все те, кто его прославили за век своим хорошими и плохими именами.
Я бродил между цветников лесных аллей по дорожкам с ажурными скамейками, обходя корпус за корпусом, любуясь творениями сразу трех архитекторов: Heino Schmieden , Julius Boethke, Fritz Schulz и созданным ими стилем Ар Нуво, который, как и всякое «новое искусство», дал миру красоту силуэта зданий без прямых линий и углов, заменив их на более естественные и «природные» линии. Тут и там висели таблички на двух языках: «Памятник архитектуры начала ХIX – конца XX столетия».
Тогда, за пятнадцать лет до окончания века, я был одним из последних зрителей музея-лечебницы под открытым небом в лесу. Моим экскурсоводом был военврач, поклонник матери. Оказалось, что он тоже герой войны, но уже другой, Шестидневной войны 1967 в Египте.
С той поры, прошедшие годы добавили мне успокоения и интереса к судьбе моего роддома. Нашел я на сайте современные фотографии его, и вместо чуда архитектуры увидел руины, еще хранящие свою красоту, как хранит свою красоту лицо женщины сквозь паутину лет. Увидел я руины домов из детства моих детей, под которыми остались годы любви и счастья их родителей, на фоне все так же ухоженных и чистых улиц древнего города.
И теперь, увидев в цвете, родные для меня и детей моих, руины в вековом лесу, еще больше мне хочется успокоиться для того, чтобы люди «все в мире росли, цвели и возвращались к своему корню». Мне хочется успеть увидеть, как корни моих детей и их сверстников, заплелись за тысячелетнюю мудрость китайского философа, как успел я увидеть место своей колыбели.