Выходя из подъезда, я увидела, как со двора в арку выезжает машина, чрезвычайно напоминающая мою собственную.
Впрочем, через полсекунды я уже поняла, что это и была моя машина. И наверное, я вообще лукавлю, говоря, будто осознала это только когда наконец увидела, что моей машины не оказалось на месте. На самом деле я сразу узнала свои «Жигули»…
Происходящее казалось дурным сном.
Я все же оторвала бессознательно приклеившиеся подошвы от асфальта и бросилась в ту же арку.
Во дворе ничего не изменилось, словно ничего и не произошло. Краем глаза я отметила, как дворник в оранжевой куртке вдали и спиной ко мне собирал охапкой осенние листья в тележку, шли прохожие, и еще машины стояли вдоль домов. Никто не придал значения тому, кто выезжал. А знакомых, соседей поблизости, судя по всему, не оказалось…
Выбежав на улицу, я успела в последний момент увидеть мелькнувший багажник моих лиловых «Жигулей» за перекрестком. А там они уже скрылись окончательно.
Слегка еще пометавшись и наконец приказав себе не паниковать уж до умопомрачения, я трусцой бросилась к стоящей в перспективе улицы машине – плоскому белому пломбиру с синей сиропной полоской и ягодкой клюквы на крыше.
Стараясь не обращать внимания на провожающих взглядом странно одиноко развевающуюся плащом девушку, я наконец сбавила аллюр. И, немного запыхавшись, направилась к курящему сигарету полицейскому.
Тот молча и вопросительно смотрел, а я быстро всё доложила. Как есть – что сама увидала. И показала рукой, куда именно умчал мой «Жигулёнок».
– Ну давайте, поедем, посмотрим, – ответил полицейский, садясь за руль и показывая место рядом.
Через минуту мы миновали знакомый перекресток, покатили на подсосе по улице, выводящей уже к проспекту. Но след, конечно, отыскать не сумели, да меня это и не удивляло. Время невольно было упущено, а люди, самозванно завладевшие моим автомобилем, останавливаться в нашем районе бы уж не стали, хомячку ясно. Полагаю, сидящий рядом полицейский тоже не удивлялся раскладу…
– Да, ушли, – с легкой положенной досадой обронил он, тормозя. А затем деловито сказал спустя небольшую паузу: – Мадам, напишите нам заявление.
И продиктовал адрес.
Я понимала, что все равно в таком состоянии ничего не запомню, поэтому достала из сумочки ручку и накарябала адрес отделения немного прыгающими буквами чуть ли не на салфетке.
Полицейский козырнул мне и попрощался, еще раз настоятельно порекомендовав составить заявление, указав марку, номер авто, особые его приметы и обстоятельства угона.
Заяву я написала, действуя достаточно машинально и без особого душевного подъема.
Сильно плакать, впрочем, я тоже не стала. В конце концов, нельзя же совсем выпадать из колеи! – приказала я себе, стараясь быть теперь с собой потверже. И даже себе же в помощь вспомнила восточного мудреца, который отнесся спокойно к потере своего осла: благодарил Аллаха за то, что сам ведь, по крайней мере, не пропал вместе с ним.
Дни шли за днями. Заявление лежало в полиции, и мне оставалось только ждать. Любого результата…
Увы, по-видимому, свидетелей угона кроме злосчастной меня действительно не обнаружилось. А серьезный след мы взять не успели. Поэтому я, как вы, скорее всего, понимаете, не больно обольщалась, а вновь учила себя, грешную, попытаться смотреть на вещи философски…
Дни текли своим чередом. Из полиции вестей не поступало.
Так миновало недели полторы. Я как раз возвращалась из поликлиники на Покровке. В нее я и раньше обычно ходила пешком – что тут ехать-то: от нашего двора три квартала, полезнее прогуляться.
На обратной дороге я сделала небольшой крюк – хотела заглянуть в магазин «Фотолюбитель», притулившийся там на углу за старинными резными воротами.
Я дотопала до ворот, когда… Когда мои звенящие каблучки сделались липкими.
Ничего не было особенного. Те же закрытые на цепь высоченные массивные резные врата, нависающий высотный дом справа, редкие прохожие. И пара-тройка припаркованных легковушек.
Одна из них, самая левая, оказалась моей.
Через секунду я стряхнула оцепенение и невольно осторожно и осмотрительно приблизилась.
Да-да, я не ошиблась.
Мой «Жигуль», благополучно на моих глазах укативший со двора дюжину дней назад, спокойно и тихонько стоял здесь. В не очень людном тупике, возле реликтовых ворот, не привлекая к себе ничьего внимания.
Я обошла чуть ли не на цыпочках машину вокруг.
Внутри (да и снаружи) всё было цело.
Я достала мобильник, позвонила в полицию и, доложив, по какому делу прохожу как потерпевшая, словесно обрисовала ситуацию.
Через пару минут мне дали распоряжение трогать домой и не беспокоиться, а уж тачку мою оперативно осмотрит эксперт и напишут в дело что положено.
Вечером мне уже дали право забрать автомобиль.
Однако время сюрпризов не кончилось. Постучав носком туфли по шинам, я сразу поняла, что все четыре колеса основательно подкачали насосом. Вспоминая, что буквально за день до угона собиралась как раз пожаловать к «семейному» механику Лёшке Мотылеву с тем, чтобы он подремонтировал сцепление и заодно дозаправил бак, я посмотрела на шкалу уровня бензина. Шкала показывала почти сто процентов заполненности. И кроме всего прочего, в багажнике обнаружился новенький прочный буксир.
Снимали ли с этого буксира отпечатки пальцев или уж что – меня мало волновало. Целый день я просто еще не могла толком ни о чем думать, полагаю, понимаете сами…
А ночью, ворочаясь в теплой постели, размышляла теперь, что, наверное, гаврики, лихо уворовавшие тачку, брали ее для какого-то конкретного дела. И явно оказались рачительными хозяевами. Потом, сделав свое запланированное нечто, просто спокойно оставили авто в переулке как уже не нужную им вещь. Или хотели снова забрать попозже?
Но что в сущности было гадать?
В суд или для дачи показаний меня пока не вызывали.
Однако если вызовут, то полагаю, что попрошу от себя отнестись к этим людям чуток более снисходительно. Ведь, как ни верти, а они, хоть и воры, но оказались джентльменами! Они починили мне сцепление, накачали колеса и заправили бак. Да и в конце концов, мой «Жигулёнок» вернулся ко мне! Конечно, я прекрасно понимаю, что джентльменство это вряд ли являлось сознательным… Тем не менее женское сердце просит в таком случае произнести свое скромное слово. Ну, разумеется, если только не окажется, что брали они машину для какого-нибудь уж слишком страшного дела.