20.
Потом Максим сделает вывод, что ему нельзя было расслабляться. После ухода сына он вдруг ощутил какую-то неприкаянность: не надо было прислушиваться к тому, что происходит на втором этаже, он уже привык определять по звукам, чем занят Никита. Долгое затишье обычно грозило неприятностями, пытливый ум ребенка толкал его на различные опыты, однажды он нашел шпильку для волос среди игрушек и не придумал ничего лучшего, как воткнуть ее в розетку. Макс усмехнулся, рев был слышен, наверное, на улице.
Походив по дому, он сел за компьютер, посмотрел сводку прибыли – нормально, праздники закончились, сверхприбыли тоже. Они-то и пойдут на строительство, плюс еще кредит. Если верить Зоечке, то ресторан должен будет окупиться за три года, только бы не было резких колебаний курса рубля. Мужчина зябко поежился, ему показалось, что воздух в комнате сырой, хотя все окна закрыты. Работать не хотелось. Он лег на диван и включил телевизор, пощелкал пультом: Иван Затевахин рассказывал о рыбалке. Максим вспомнил, как они с отцом ходили на зорьке ловить рыбу, как – нибудь Никиту надо взять. Макс почувствовал, что мерзнет, но вставать не стал, часика через полтора надо будет идти за сыном, а то воспитательница замучается с ним. Под монотонный говор ведущего программы он все-таки погрузился в сон. В нем Максим опять шел вдоль столов, на которых под белыми простынями лежали тела. Только сам он тоже был раздет почему-то донага. Зная, что он увидит под покрывалами, Макс не хотел поднимать их. Только на одном столе простыня сама начала приподниматься и его жена, страшно хохоча, сначала подмигнула ему, а потом поманила синей рукой. Он попятился и наткнулся на стену, она была мягкая. Максим очнулся оттого, что ощупывал спинку дивана – его трясло. Пытаясь согреться, он подложил одну из маленьких подушек под спину, а другую прижал к груди и снова провалился в тяжелый сон. На этот раз воспитательница Наталья Ивановна вела его за собой по коридору, он шел за сыном, а сам разглядывал ее фигуру, юбка была коротенькая, а ноги длинные. У одной из дверей она нажала на кнопку звонка, раздалась мелодия, как у него в телефоне. Дверь долго не открывалась, а она все жала и жала на невидимую кнопку. Только звонок стих, и дверь открылась, она пропустила его вперед и захлопнула ее, оставшись снаружи. Он опять оказался в морге, жена сидела на столе, синее лицо ее было злым, на щеке проступила фиолетовая пятерня от его пощечины. Не раскрывая губ, она сказала, если не обнимет ее, то замерзнет, ей – то не холодно. Максим не хотел обнимать ее, хотя его трясло так, что зубы лязгали. Он вновь очнулся и, покачнувшись, сел. Его на самом деле трясло, зубы стучали, как стучали в детстве от холодной воды в реке. Оглядевшись, чего бы накинуть, он взглянул на часы – девять вечера. Он вспомнил, что нужно забрать сына от Натальи Ивановны. Шатаясь от озноба и слабости, он накинул куртку, сунул ноги в ботинки и, не застегивая, вышел на улицу. Он помнил, что она живет недалеко, но шел до ее квартиры целую вечность. Лифт не работал, он, останавливаясь на каждом этаже, еле преодолел три пролета. Увидев знакомую обшивку на двери, постучал. За дверью долго возились с замком, а у Макса стены начали покачиваться перед глазами. Когда дверь наконец открылась, он сделал шаг и упал на хозяйку квартиры.