Чёрно-белый лифт

          I

          Непроглядная тьма захватила в плен окружающее пространство. Издалека, сквозь лёгкий неувядающий гул, доносятся шаги и голоса. Они выделяются в общей атмосфере и с утопающим эхо становятся всё ближе и слышнее:
          – ...почему именно лифты? Здесь тоже приветствуются технологии? – этот голос, в котором ощущается лёгкая дрожь волнения, юношеский.
          – Не думаю, что это вопрос технологий, – отвечает спокойный мужской голос. – Это скорее вопрос людских представлений. Мало кто желает взбираться по ступеням, зная о существовании лифта, не правда ли?
          – Правда, – соглашается юноша.
          – Но даже если появляются желающие, – продолжает старший, – у нас есть ступени, коими можно воспользоваться.
          – Но ведь на ступени нужно потратить гораздо больше времени.
          – Понятие времени тут ни при чём. Здесь важна не столько конечная цель, сколько путь её достижения.
          Шаги прекращаются. Последнее громкое эхо от них исподволь тает вдали.
          – Вот мы и на месте, – с прежним спокойствием замечает мужчина.
          Слышится небольшой щелчок. Скрытый механизм активирует раздвижную дверь; скользнувший вертикальной прорезью свет будто расталкивает её половинки в стороны, медленно заполняя собою небольшую комнату.
          На полотне туманного фона – несколько человеческих фигур. Один из силуэтов – наиболее высокий – неподвижно стоит посередине, в то время как два других нетерпеливыми движениями выдают свой интерес к загадочному, всё ещё затемнённому помещению.
          Но как только дверь открывается, срабатывает очередной механизм, мгновенно включающий множество ламп: теперь чернота полностью покидает лифт.
          Этот кристальный свет не только приятно озаряет комнату – он отчётливо показывает людей, сбрасывая с них покров тени. У входа стоят двое парней и темнокожий мужчина с едва тронутыми сединой волосами. Несмотря на явное отчаяние, во взгляде молодых всё же читается определённый интерес ко всему окружающему, а выражение лица взрослого мужчины остаётся достаточно сдержанным и уравновешенным. И лишь цепкие глаза его, полные скорби, несколько нарушают эту невозмутимость.
          – Какой он просторный... – произносит светловолосый парень, который стоит справа от мужчины. Его доброе лицо выражает изумление. Чёрный пиджак и белая рубашка контрастируют с кедами и голубыми джинсами. Модник непрестанно заглядывает в диковинный лифт.
          А лифт и вправду неординарен. Глянцево-чёрный пол и слепящий белый потолок. Чёрные стены с белыми градиентами бесформенных туманностей и многообразием сверкающих звёзд. Пара угловых диванов – чёрный и белый – в противоположных от входа углах. Белый квадратный столик на широкой чёрной ножке между диванами, а также большие песочные часы – с чёрной оправой и белым-белым песком в колбах – прямо в центре стола. Кажется, всё здесь соткано из нитей света и тени. Такой антураж превращает лифт в некий стеклянный куб, массивный и объёмный, который парит в просторах космоса.
          – Пожалуйста, входите, – бросив по обеим сторонам беглый взгляд, темнокожий незамысловатым жестом приглашает путников внутрь.
          Парень, который стоял слева от мужчины, недолго думая, входит в лифт. У него тёмные кудри, лицо более унылое, отчуждённое, отчасти даже изнурённое, а раздосадованные карие глаза проявляют гораздо меньший интерес к происходящему. На нём – красная футболка да мышиного цвета штаны, подвёрнутые снизу. Обуви нет – он мягко шагает по полу нагими ступнями.
          За ним следует модник в кедах.
          Темнокожий проводник, облачённый в ярко-белые смокинг и туфли, входит последним:
          – Присаживайтесь, ребята. Вся процедура займет примерно час. – Он внимательно и терпеливо осматривает детали лифта, убеждаясь, что всё в должном порядке. – Перед вами часы, которые как раз рассчитаны на это время. Как только дверь закроется, они автоматически перевернутся, и лифт начнёт движение, а с падением последней песчинки остановится у места вашего назначения.
          Парни уже сидят на диванах, когда мужчина произносит напутствия. Как это ни парадоксально, темноволосый парень, вошедший первым, выбрал чёрный диван, а блондин сел на белый. Эта, быть может, случайность немного развеивает скопившуюся в глазах мужчины грусть. Уголки его пухлых губ едва приподнимаются:
          – Если у вас возникли какие-либо вопросы, возможно, я смогу дать на них ответы.
          Парни косятся друг на друга, затем вновь обращают задумчивые лица на темнокожего. Чуть погодя белокурый парнишка всё же задаёт один из вертящихся в голове вопросов:
          – Могу я узнать... а почему так долго?
          На сей раз ослепительная улыбка освещает тёмное лицо проводника:
          – Часто задаваемый вопрос... Видите ли, согласно принятому мнению, одночасье – это как раз тот необходимый временной промежуток, в течение которого приходит осознание всех истин и обстоятельств, приведших вас сюда. Но, как я уже упоминал, действительное понятие времени тут вовсе ни при чём. Длительность поездки зависит от того, насколько каждый из вас готов принять себя и свои поступки, чтобы сделать все необходимые выводы. На самом деле этот псевдочас не покажется вам долгим, скорее наоборот – излишне кратким.
          – А ты разве не отправляешься с нами, Марк? – не устаёт вопрошать светленький.
          – К сожаленью, не могу. Мне необходимо побыть здесь ещё кое-какое время. – Задумавшись, он в очередной раз разглядывает парней, и вновь его мудрый взор наполняется грустью, – ещё раз хочу заметить, что мне очень жаль вас видеть здесь, ребята.
          Путники опускают глаза. Марк не спеша оборачивается и протягивает руку к горящей зелёным светом кнопке «ВВЕРХ». Она располагается примерно на уровне его груди, по правую от входа сторону. Парни лишь сейчас её замечают. Как только рука мужчины мягко касается индикатора, кнопка гаснет и возвращает этому загадочному помещению прежнюю монохромность.
          Марк неспешно выходит из лифта и оборачивается, чтобы проводить гостей взглядом. Его шаги зыбким эхом летят вдаль, утопая в волнах мягкого шума. Половинки двери медленно тянутся друг к дружке, а позади мужской фигуры белоснежный холл всё шепчет и шепчет свой диковинный пространственный мотив. Извне, за туманом света, видны ряды дверей, которые очень похожи на смыкающуюся раздвижную дверь этого лифта.
          Специальное устройство в виде двух изогнутых держателей ловко переворачивает часы и аккуратно возвращает их в круглый вырез на столе. Блестящие песчинки приходят в движение, а уже закрытый лифт начинает еле ощутимо подниматься...

          II

          Радио-диджей, задорный тембр которого доносился из автомагнитолы, объявил:
          – А сейчас нашу радиоволну озарит очередной хит этого сезона – встречайте «Maroon 5» с их крутейшей песней «This Love»!
          Нарастающая музыка затмила бодрого диктора и стала фоном беседы, которую вели двое детей на заднем сидении автомобиля. Белобрысый мальчишка добрыми, с малозаметной хитринкой, глазками изучал взгляд своей привлекательной собеседницы. Её миловидные черты лица во многом повторяли добродушный лик парнишки.
          – Лев! – громко заявила девочка, скрестив гладкие ручонки на груди.
          – Нет, тигр, – спокойным, но уверенным голосом ответил ей сосед.
          – А я говорю – лев!
          – Пф... «лев»... А ты знала, что львы не охотятся? За них это делают львицы! Вот уж действительно – «царь»...
          – Много ты знаешь! – очаровашка гордо поправила бантики на своих длинных тёмных локонах. – Все животные боятся львов!
          – Да ты мультиков насмотрелась, – легко отмахнулся мальчишка. – Говорю же, тигры самые опасные хищники.
          – Не старайся! Ты меня всё равно не переубедишь! – надув алые губки, она отвернулась к окну.
          – Вот и чудно, – пробормотал собеседник. – Как всегда, останемся каждый при своём мнении.
          – Дети, не ссорьтесь, – приятным голосом заговорила женщина, которая вела автомобиль и с улыбкой поглядывала на детей в зеркало заднего вида. – А то я уже начинаю подумывать, что вам не понравилась поездка в зоопарк.
          – Ну что ты, тётя Лиза, – успокаивал её мальчуган, – конечно, понравилась.
          – Очень понравилась! – звонко поддакнула соседка.
          – Да, очень.
          – Тогда не спорьте, пожалуйста. – Голубые глаза тёти сделались ;же. – Сейчас приедем домой и, пока я буду заниматься обедом, вы просмотрите «Забавную природу». Там в ранних выпусках упоминались и тигры, и львы. Помните?
          – Да, я помню, – улыбнулась девочка, и на её щёчках проявились ямочки; она искоса взглянула на соседа, – я эти журналы почти наизусть знаю.
          – А это мы сейчас приедем и проверим, – лукаво подмигнул ей мальчишка.
          Дети не уставали крайне воодушевлённо дискутировать и тогда, когда уже ехали по длинному проспекту, отстроенному трёхэтажными домами из серого кирпича. Автомобиль закружил опавшую с полунагих деревьев листву и припарковался у одного из арочных подъездов.
          – Ну, вот мы и приехали, – заглушив двигатель, объявила тётя Лиза.
          Избавившись от ремней безопасности, дети молнией выпрыгнули из машины, с громом захлопнув дверцы, и помчались в дом со скоростью ветра. Лиза схватила сумочку и поспешила за неугомонными племянниками.
          Едва они вошли в квартиру, как из кухни навстречу хозяевам выплыл кот. Огромный и пушистый, он больше походил на нуждающуюся в хорошей стрижке овцу.
          – Вот кто действительно царь зверей! – улыбнулся белобрысый.
          – Согласна. Бафф у нас самый настоящий царь! – девочка погладила довольно урчащее животное.
          Сняв с себя лёгкие куртки, дети, а за ними и кот, побежали в спальню.
          – Арти! Диша! Не забудьте вымыть руки! – напомнила тётя, вешая пальто на крючок.
          Исполнив с детьми традиционные правила личной гигиены, Лиза поспешно отправилась на кухню. Тут она быстренько накрыла скатертью стол, аккуратно расставила посуду и достала из духовки ещё тёплую, заранее приготовленную курицу. На плите, в кастрюле с водой, ждала своей очереди очищенная от кожуры картошка.
          – Полчаса, – шепнула себе Лиза, взглянув на стрелки часов. – Должна успеть.
          Спустя двадцать семь с половиной минут готовка была успешно завершена. Хозяйка гордо сняла фартук, прибрала на столешнице и с довольным видом покинула кухню.
          Зайдя в комнату к племянникам, тётя застала их играющими с котом. Дети уселись на полу среди разбросанных книг и перекатывали друг дружке мячик. Идея этой забавы состояла в том, что пушистый питомец должен был гоняться за игрушкой; но у него на этот счёт были иные планы. Хотя, по сути, у него вообще не было никаких планов. Бафф лежал на полу, как приклеенный, и лишь голова его лениво поворачивалась то в одну, то в другую сторону.
          Лиза рассмеялась:
          – Да уж, лучше всех с этой игрой справляется Бафф.
          – Это наглое животное можно расшевелить только шуршанием пакетика с едой, – ворчливо ответил Арти.
          – Тётя Лиза, мы не нашли журналов, – с оттенком грусти вымолвила Диша.
          – Ну, не расстраивайтесь. Поищем вместе. Кажется, я знаю, куда вы их припрятали...
          – А может, лучше покушаем? – предложил голодный Арт. – У меня живот уже битый час урчит без умолку.
          – И у меня! – добавила очаровашка.
          – А у меня громче.
          – Нет, у меня!
          – Мои солнышки, – тепло улыбнулась им тётя, – неужто вы проголодались?
          Детские мордашки дружно закивали.
          – Вообще-то обед готов. Но я вот подумывала преподнести вам ещё один сюрприз прежде, чем мы сядем за стол.
          – Ухтышка! – обрадовалась Диша. – А что за сюрприз?
          – Если тётя тебе расскажет, то это уже не будет сюрпризом.
          Лиза ослепительно улыбнулась:
          – Не торопитесь. Сейчас вы сами всё узнаете. – В этот момент, словно по волшебству, раздался звонок в дверь. – А вот и сюрприз. Пойдёмте-ка посмотрим, кто это к нам пожаловал.
          С заинтригованными лицами племянники последовали за тётей в прихожую. Кот, виляя хвостом, поплёлся за ними.
          В дверях стояла пожилая чета. Не успели мужчина и женщина переступить порог и поставить сумки, как малыши тут же на них набросились. Лиза предусмотрительно отступила в сторонку.
          – Дедуля! Бабуля! – радовались внуки и заключали в крепкие объятия прибывших.
          – Как же вы подросли, детишки! – взволнованно сказал дедушка, теребя светлые кудри Арти.
          – И какие же вы худышки! – подхватила бабушка, ощупывая Дишу. – Лиза, ты что, их совсем не кормишь?
          – Их ещё попробуй заставь что-нибудь съесть, – с наигранным недовольством бросила Лиза.
          – Мы так соскучились!
          – И мы скучали, детишки.
          Бабушка мягко толкнула локтем супруга, шепнув ему: «Доставай». Дедушка полез в одну из сумок, вынул оттуда коробку, оклеенную разноцветной фольгой, и торжественно протянул внукам:
          – С днём рождения, дорогие!
          – Ого! Ухтышка! – обрадовались именинники и взяли подарок. – Спасибо! Спасибо большое!
          – Только смотрите – аккуратно, – предупредила бабушка. – Не тормошите слишком сильно.
          – А что в ней?
          – Да! Что здесь такое?
          – Ладно вам, дети. Дайте, наконец, бабушке с дедушкой раздеться, – забеспокоилась Лиза. – Возьмите подарок и ступайте на кухню. Проконтролируйте, чтобы Бафф оставил нам хоть что-то... – и только сейчас хозяйка заметила подозрительное отсутствие кота. – Или мы уже не успели?
          На кухне витал дразнящий аромат жареного мяса и молочно-картофельного пюре. Бафф вольно разгуливал среди тарелок и стаканов, изучая и обнюхивая курицу в самом центре стола. Потом он увидел вошедшую компанию и без капли смущения лениво сполз на пол, демонстративно уселся возле своей миски и подтолкнул её лапой, показывая, что та пуста.
          – Ой, можно подумать, ты голодный, – подметил Арти. Он перевёл взгляд на курицу и непроизвольно сглотнул слюнки.
          – Иногда мне кажется, что это мы у него живём, а не он у нас, – Диша уже доставала из шкафа пакетик с кормом.
          Лиза стояла в дверях и качала головой:
          – Таки выпросил.
          – А ведь он не просит, тётя. Он требует.
          К тому моменту, как домашний питомец насытил округлое брюхо, гостей завели в гостиную и расположили на диване. Родственники умилённо наблюдали за малышами. Те дружно уселись на ковре и с непритворным увлечением распаковывали подарок.
          – Ну, как вы доехали? – поинтересовалась Лиза, с любовью глядя на родителей.
          – Ой, ты знаешь, доченька, в этот раз поездка была довольно-таки быстрой и неутомительной, – ответила мать.
          – Очень даже быстрой, – добавил отец, почёсывая седую бородку. – Маршрутка летела по междугороднему шоссе, как болид формулы-1 по кольцевой трассе во время гран-при.
          – Да уж, – мать перевела добродушный взгляд на дочь. – Так что всё нормально. Мы сейчас бодрые и совсем не уставшие.
          – Ну, это вы пока бодрые, – ответила Лиза и с улыбкой кивнула на детей.
          – Вот это да! – выкрикнула Диша, доставая из коробки внушительные песочные часы. В объёмной стеклянной колбе перекатывались чёрные и белые шарики.
          – Красота какая! – Арти рассматривал не слишком затейливые, но очень приятные глазу узоры на деревянной оправе.
          – Как думаешь, сколько времени отмеряют эти песочные часы?
          – Где ты песок увидела? Там же шарики.
          – Ну и что? Всё равно они измеряют время.
          – Да ничего они не измеряют.
          – Ты так говоришь, как будто впервые видишь песочные часы.
          – Я так говорю, потому что могу отличить песок от шариков.
          Взрослые переглянулись и тихо рассмеялись. Дедушка спустился с дивана и сел рядом с заинтересованными внуками.
          – Детишки, в ваших словах есть доля правды. Это действительно песочные часы. И они действительно способны отмерять время. Но только не обычным песком, а вот такими глиняными шариками...
          – А почему они такие крупные?
          – А почему чёрные и белые?
          – А сколько их там?
          – А как ты их сделал?
          Вопросы, казалось, могли сыпаться бесконечно. Дедушка не спеша поднял ладонь:
          – Я вам сейчас всё объясню. И покажу. Только сперва ответьте мне на один...
          Спокойный мудрый голос дедушки был прерван смешанным звуком бьющейся посуды и кошачьего визга, внезапно долетевшим из кухни. Дети с низкого старта ринулись к источнику грохота, чтобы разведать обстановку.
          – Ах ты, негодяй лохматый!
          – Да! Наглый паразит!
          – Дети, ну-ка, не ругайтесь, – сделала замечание тётя, заходя в кухню. Но тут её строгие глаза изобразили удивление. – Вот паршивец!
          Скатерть была стянута на одну сторону, а на ней повис Бафф. Зацепившись когтями задней лапищи за белоснежную ткань, он брыкался и мяукал прямо над осколками разбитой посуды. Тарелка с надкусанной курицей чудом задержалась на самом краю стола.
          – Ну что за избалованный кот? Нужно быстренько его отцепить, пока он окончательно не испортил нам обед.
          Лиза осталась довольна именинниками. Заботливо и аккуратно они помогли убрать пушистого виновника и вереницу разбросанных осколков. И когда праздничный стол был более-менее восстановлен, тётя обратилась к племянникам:
          – Спасибо, мои дорогие. И что бы я без вас делала?
          – Без нас ты бы определённо скучала, – нескромно подметил Арти.
          – Истинная правда, – подтвердила Диша.
          Лиза с присущей ей искренностью рассмеялась, обняла малышей и тихонько добавила:
          – Давайте теперь пригласим бабушку и дедушку к обеду, пока еда совсем не остыла.
          Мясо, гарнир с салатиками, компот из сухофруктов… Пусть этот праздничный обед был скромен, но своей теплотой и уютом домашнего очага он намного превосходил ресторанные посиделки. А дружная беседа родственников придавала ему ещё большей привлекательности.
          Арти и Диша, водворив на обеденный стол песочные часы, по привычке умостились друг напротив друга. Бабушка удивлённо смотрела на внуков: они уминали картофельное пюре такими темпами и в таких количествах, будто их неделю не кормили.
          – Не удивляйся, мам, – поймала взгляд матери Лиза. – Они сегодня не завтракали.
          – Да, – поддержала Диша. – Мы сегодня рано утром поехали в зоопарк.
          – Как интересно, – мать украдкой подмигнула дочери. – Вам понравилось?
          – Ещё бы! Конечно! – отвечали дети, продолжая кушать.
          – А кто вам запомнился больше всех?
          – Больше всех мне понравились маленькие серенькие обезьянки, – начала внучка.
          – У них такие мордашки прикольные, – добавил внук, откусывая мясо с куриной ножки. – Даже, я бы сказал, немного печальные.
          – Они там прыгали и ползали кругом. И жевали бананы.
          – Угу, такие милые...
          – А ещё там был такой интересный большой медведь!
          – Да! И олени!
          – А жирафа помнишь?
          – Конечно! А зебры?
          – Да! Такие смешные полоски!
          – Ага!
          – Как это вы слона упустили? – поинтересовалась тётя у хохочущих племянников.
          – Ох, точно! Слоны!
          – Огромные и добрые.
          – Один ел орешки из моих рук.
          – Из моих тоже! Хобот щекотал ладошку!..
          Возбуждённые воспоминаниями дети как будто снова очутились в зоопарке. Взрослые с любопытством выслушивали их забавные впечатления.
          – Ну и, конечно же, мне безумно понравились тигры, – заканчивал изложение Арти, – небезызвестные цари зоопарка...
          – Вот ещё, – перебила его Диша. – Я же сотню раз говорила тебе, что царь зверей – это лев.
          – Опять ты про львов...
          – Не опять, а снова. Жалко, что мы журналы не нашли. Я бы тебе наконец-то доказала, кто тут прав.
          – Не надо мне доказывать. Я знаю, что я прав.
          – Дети, не заводитесь, – поспешно прервала их Лиза. – Закончим обед и займёмся поиском журналов, как я и обещала.
          – Как успехи в школе, детишки? – сменил тему разговора дедушка.
          – В третьем классе всё не так уж и плохо. Я уже насобирала кучу «пятёрок»! – похвасталась Диша.
          – Ну, ещё бы... Ты ведь списываешь у лучшего ученика в классе, – сказал Арти, закатив глазки и слегка приподняв лоснящийся подбородок, – то есть у меня.
          – Ничего я не списываю! – возмутилась Диша, но потом тихонько шепнула, – я просто сверяюсь.
          Естественно, это признание вызвало благолепные улыбки взрослых.
          – Я на днях наведывалась к Анжеле Ивановне, – заговорила Лиза. – Она сказала, что наши карапузы молодцы, что сразу полюбили все новые уроки, что стараются и что вообще очень внимательны к учёбе. Правда, дети?
          – Правда-правда! А то! – бравурными голосочками отвечали юные школьники. – Мы – лучшие!
          – И единственным их недостатком, – продолжала Лиза, – Анжела Ивановна называет проблемы с поведением.
          Загордившиеся ученики тут же сконфузились. Улыбки взрослых стали ещё более благодушными.
          – А как... мм... дела в деревне? – спохватился сменить тему Арти.
          – Всё по-старому, внучек, – улыбалась бабушка. – Вообще, деревня такое место, где редко происходит какое-нибудь значимое событие. Дед всё так же трудится в стекольной мастерской, а я присматриваю за нашим скромным хозяйством. Одним словом – рутина.
          – О, а как там те маленькие хрюшки? – обрадовалась своему вопросу внучка.
          – Хрюшки уже давно не маленькие. Они растут и круглеют.
          – Прямо как ваш кот, – бодро вставил дедушка.
          – М-да уж, – уныло протянул внук. – Плохо, что мы этим летом не смогли к вам приехать.
          – Мы тоже остались недовольны, – закивала бабушка. – Поэтому ждём вас на зимние праздники.
          Две пары невинных глаз посмотрели на Лизу.
          – А что вы на меня смотрите? – не сдерживая усмешки, ответила та. – Вы теперь достаточно взрослые, чтобы принимать решения самостоятельно.
          – Правда?
          – Ну, сами-то вы в деревню не отправитесь, конечно. Но за вами остаётся решение о поездке.
          – Тогда мы поедем! Определённо! – заликовали дети.
          – И только при условии отличного поведения на уроках, – с серьёзностью напомнил дедушка.
          – Хорошо! Мы будем стараться!
          Обед имел не менее увлекательное продолжение. С солнечными эмоциями гости и хозяева неустанно обменивались новостями и шуточными репликами. Превкусные кушанья активно иссякали.
          – Тётя Лиза, а компот ещё остался?
          – Да, Диша. В холодильнике. Яблочный. Достань, пожалуйста.
          Подойдя к холодильнику, Диша на миг замерла. Её взгляд упал на один из многочисленных магнитиков, прилипших к стальной белой дверке. Китайский иероглиф, изящно высеченный в камне, означал слово «семья». Девочка обернулась и обвела проникновенным взглядом всех присутствующих. Тётя, дедушка, бабушка, брат... Это и есть её семья. Диша прекрасно знала, кого не хватает за столом, но она была счастлива и душевно благодарна тем, кто находился сейчас рядом.
          Лиза уловила это необыкновенное состояние племянницы. Она словно прочла мысли девочки. В её добрых голубых глазах появилась грусть.
          Золотистый компот в прозрачном кувшине чуть колыхался в руках Диши. Сквозь приоткрытую кухонную дверь она пристально оглядывала гостиную. Над диваном красовалась картина.
          – Диша, всё в порядке?
          – Да. Всё хорошо, тётя, – племянница отвлеклась от созерцания изумительной живописи и крайне задумчивым взглядом встретила подошедшую тётю. – Почему-то вспомнились твои слова.
          – Тебе сделалось грустно?
          – Нет-нет. Вовсе нет. Я очень рада, что мы сегодня все вместе обедаем.
          Лиза присела и обняла Дишу.
          – Ты знаешь, Ди, иногда я виню себя за то, что вы теперь знаете.
          – Не нужно, тётя. Мы бы всё равно узнали, ведь правда?
          – Полагаю, рано или поздно это случилось бы.
          – Тогда ты всё сделала правильно. Не вини себя, пожалуйста. Мы тебя любим... мама.
          – Моя маленькая... – Лиза погладила густые тёмные локоны малышки. – И я вас очень сильно люблю. Очень-очень. Вы для меня ценнее всего на свете.
          Несколько мгновений они нежно обнимались.
          – Пойдём к столу. Нас там уже заждались.
          – Наверное, хотят компота.
          – Наверное, – искренняя улыбка вновь засверкала на лице Лизы.
          Настала очередь десерта. Именинники лишь догадывались о нём, так как содержимое одной сумки все ещё оставалось загадкой. Лиза бархатным шёпотом обратилась к отцу:
          – Пап, займи детей, пока мы тут с мамой приготовим стол для сладкого.
          – Намёк понял, – вполголоса ответил тот. Затем широко улыбнулся и обратился к внукам, – детишки, вы тут сегодня упоминали о новых уроках, когда говорили о школе. Скажите, а рисование у вас уже появилось?
          – Да! «Изобразительное искусство» называется, – ответила внучка.
          – А в ваших альбомах уже есть какие-нибудь рисунки?
          – Есть, – заинтриговал внук.
          – И вы мне их покажете?
          – Конечно! Обязательно!
          – Тогда пойдём. Мне не терпится оценить ваши таланты.
          Когда дедушка в сопровождении внуков удалился, бабушка принялась бережно извлекать из сумки десерт.
          – Ну, рассказывай, доченька.
          – Что рассказывать, мам? – Лиза убирала и мыла посуду.
          – Как идут дела, как ты с ними справляешься.
          – Трудно сказать однозначно. Иногда приходится разрываться между работой и двойняшками. Не хочется, чтобы они в свои золотые годы в чём-то нуждались, но не хочется и упустить что-то в их воспитании.
          – Ты же знаешь, мы всегда готовы и рады прийти на помощь. Только скажи.
          – Знаю, мам, знаю. Мы и так вам уже очень многим обязаны. Спасибо огромное. С вашей стороны я жду только моральной поддержки, а финансовый вопрос сейчас более-менее налаживается.
          – Это тебе кавалер помогает?
          – Да, – кроткая улыбка тронула губы Лизы. – Если бы не Анджей, я, наверное, и не справилась бы. Я благодарю небеса за то, что в моей жизни появилась такая надёжная опора.
          – Когда же, наконец, ты нас познакомишь?
          – При первой возможности.
          – Ох, доченька, это я слышала уже много раз в течение полугода.
          – Ничего не могу поделать, мам. У него сейчас весьма насыщенный график. Да и вы слишком редко стали приезжать.
          – Ну ладно, я поняла, состыкуемся мы не скоро... Расскажи хоть, как он поживает.
          – Ты знаешь, неплохо. За последний месяц провёл много успешных операций. Сейчас, после ухода его отца на пенсию, заведует хирургическим отделением. Что говорить? В целом его работой все очень довольны. Это радует.
          – Да, это хорошие новости.
          – Кстати, недавно предлагал нам всем переехать к нему. Но я так и не смогла согласиться. Теперь боюсь, как бы он не обиделся...
          – Скажи мне, Лиза, ты ему доверяешь?
          – Конечно, мама. Я в нём полностью уверена.
          – Тогда почему отказалась? Или ты не хочешь торопить события?
          – Дело не столько во мне, сколько в двойняшках. Они всё ещё холодно к нему относятся. И я не в силах найти причину. Ведь Анджей такой заботливый, искренний и...
          – Дай малышам время, доченька, – учтиво прервала мать. – Ведь для них чуждо такое понятие, как отцовская любовь.
          – Я знаю, что им тяжело.
          – И тебе нелегко, доченька. Но твои старания не напрасны. Учитывая то, что ты не была готова к материнству, ты превосходно справляешься. Только посмотри, какими умняшечками они у тебя становятся.
          – Ой, не то слово. Такие умняшечки, что порой их невозможно переговорить. А какие дискуссии любят затевать!
          – В своё время вы с сестрой тоже не сидели сложа руки. – Мать обернулась к гостиной и призадумалась на несколько секунд. – Пока вы тут наводили порядки после пушистика, мы с твоим отцом любовались шедевром Дианы. Эта картина – словно окно в прошлое. Каждый раз дарит нам приятные воспоминания... – Её лицо сделалось крайне серьёзным. – Но, скажу по секрету, отец всё ещё недоволен твоим решением.
          – Понимаю, мам. Но по-другому я просто не могла. Я не могла молчать.
          – Как мать я тебя, конечно, поддерживаю, Лиза. Но как бабушка круглых сирот... – она многозначительно умолкла. – А что, если бы двойняшки неправильно отреагировали?
          – Я боялась этого больше всего.
          – И, тем не менее, всё им рассказала...
          – Мама, мы с тобой уже миллион раз это обсуждали.
          – Ты права. – На пожилом лице вновь появилась улыбка. Мать с любовью смотрела на дочь. – Как бы там ни было, я рада, что у меня растут такие сознательные и хорошо воспитанные внуки.
          – Спасибо, мам. Это всё не без вашей помощи...
          Тут на кухню ворвался Бафф. На его голове была коробка от подарка. Кот вслепую обогнул стол и, не снижая оборотов, покинул помещение. С неукротимым хохотом дети преследовали бегуна. И они бы, наверное, продолжили погоню, если бы не вспомнили о часах. И тут детское внимание привлёк огромный сладкий сюрприз, ожидавший их на праздничном столе.
          – Ничего себе... – впопыхах выдохнула Диша. – Арти, глянь!
          – Вот это тортище!
          И ведь действительно это был самый настоящий пекарский шедевр.
          На горизонте стола торт казался детям огромным, как настоящий дом. Слои его разделялись кремовыми прослойками и, словно этажи, выстраивались вверх. Однако главной его особенностью, присущей домашним тортам, был великолепный рисунок глазурью, которым была украшена верхушка.
          Тут уж бабушка проявила талант по полной. Левую часть глазурной живописи она украсила изумительной Налой – львицей из любимого мультфильма Диши «Король Лев». Приветливый взгляд героини был устремлён к противоположной стороне рисунка. Она махала лапкой не менее изумительному Раджа – тигру из любимого мультфильма Арти «Алладин». Фоном львице и тигру служил светло-синий океан и золотистое солнце, лучи которого отражались в импровизированных волнах.
          От размеров торта, от такого обилия глазури на нём, от прекрасно изображённых мультяшных героев двойняшки застыли на носочках и овальными глазёнками восторгались подарком. А бабушка наслаждалась их реакцией:
          – Надеюсь, в ваших животиках ещё осталось место для любимого медовика?
          – Уйма! – заявил Арти, похлопывая свой пузик.
          – Ты что? – остолбенела Диша. – Как можно съесть такую красоту?
          – А что ты предлагаешь с ним делать?
          – Не знаю. Мне его жалко. Он ведь такой красивый... И вкусный.
          – Вот именно, что вкусный. Бабушка же старалась. И мы не будем её расстраивать. – Он жадно облизался. – Давай слопаем по кусочку.
          Бабушка ласково улыбалась. Внуки подошли и поблагодарили её, с двух сторон расцеловав в щёки.
          – Полагаю, с персонажами я не промахнулась?
          – Ты даже не представляешь, как ты попала... – ответила за детей Лиза, вспоминая поездку домой. Она подняла нож для торта. – Откуда начнём резать?
          – Хм... – Арти приложил пальчик к виску, – давай... давай начнём... наверное, начнём...
          – Давай начнём с Раджа, – закончила фразу Диша.
          – Почему сразу с Раджа?
          – Потому что моя львица во много раз лучше твоего тигра. Посему и красоваться она там будет дольше!
          – Что?! Да это же Раджа! Кто может быть круче?
          – Ничего ты не понимаешь.
          – Это ты ничего не понимаешь.
          – А я, кажется, понимаю... – вмешалась Лиза, – пожалуй, мы начнём с солнышка.
          Тётя отрезала несколько кусочков, и племянники принялись пробовать торт. Розоватые щёчки раздулись, как у хомяков.
          – Нет, ну вы только посмотрите на этих маленьких обжор! – рассмеялся дедушка, остановившись в дверях. – А я-то думаю, почему они не возвращаются?
          Два «хомяка» с ярко-желтыми ртами повернулись к входу.
          – Ижвини, дедугя. Мы тут обнагужиги ещё один шюрприж.
          – Да, ощень вкушный. Угощайща!
          В очередной раз взрослые потешились чудными двойняшками и за приятным чаепитием присоединились к дегустации «тортища».
          – Пап, ну ты уже рассказал детям про свою придумку? – Лиза детально рассматривала песочные часы. – Мне и самой не терпится узнать.
          – Да вот собирался, но... – он поднял чашку с зелёным чаем, – как видишь, мы снова отвлеклись.
          – А, может, сейчас расскажешь, дедуля? – попросил Арти.
          – Расскажу. Только напомните мне, пожалуйста, на чём мы остановились?
          – Ты вроде хотел задать нам какой-то вопрос, – предположила Диша, почёсывая затылок.
          – Верно-верно. Я хотел кое-чем поинтересоваться.
          – И чем же?
          Дедушка отпил глоток горячего напитка и продолжил:
          – Детишки, как часто вы спорите друг с другом?
          Двойняшки переглянулись и практически одновременно ответили:
          – Редко.
          – Часто.
          Затем они ещё разок посмотрели друг на друга.
          – Да ладно тебе, – сказала сестра. – Не так уж и часто мы спорим.
          – Ты шутишь? – брат поднял светлые бровки, – да у нас и дня не проходит, чтобы мы о чём-то не поспорили.
          – Что же ты всё время что-то выдумываешь...
          – Да ты сама сказочница ещё та!..
          Несомненно, назревала очередная дискуссия. Какое-то время дедушка любовался неугомонными внуками, затем деликатно прервал их:
          – Вот как раз для этого и предназначены мои часы…
          Парочка замолчала и заморгала непонимающими глазками.
          – Смотрите, – начал дедушка, подняв своё изобретение. – Часы отмеряют примерно минутку времени, в течение которой эти шарики скатываются строго один за другим. Два цвета здесь неспроста. Это ваши цвета. Чёрный – для Диши, белый – для Арти. Решение спора вы теперь можете предоставить судьбе. Потому как, перевернув часы и выждав минуту, вы узнаете, кто по воле случая оказался прав. Вот так-то. Чья песчинка падает последней – тот и выигрывает. Но запомните одно немаловажное правило: это касается только вас и вашего спора.
          Дети были восхищены. Лиза тоже приятно удивилась этому незамысловатому изобретению. Возможно, оно не решает всей проблемы, но теперь довольно частые препирательства двойняшек могут сократиться всего до одной минуты.
          – Круто-то как... – Арти снова предался созерцанию красивых узоров. – Дедуля, да ты гений!
          – Это я-то гений? – рассмеялся дедушка. – Вы свои рисунки видели?
          Двумя гладкими ручонками Диша аккуратно взяла подарок. От улыбки на её щёчках вновь появились очаровательные ямочки:
          – Теперь мы точно узнаем, кто лучше, лев или тигр, – она хитро взглянула на брата.
          – О, нет... – сокрушенно вздохнул тот. – Опять ты об этом?
          – Да, я снова об этом. А ты что же, боишься сыграть?
          Взрослые ожидали реакции Арти. Он прищурился и серьёзно – точно герой боевиков – ответил:
          – Хорошо. Сделаем это. Прямо сейчас.
          Двойняшки перевернули часы: с приятным потрескиванием крупные песчинки посыпались из верхней колбы в нижнюю. Выпученные глазки не моргали, напряжённо ожидая последний шарик. Им оказался шарик белого цвета.
          – Что и следовало доказать, – победоносно заявил Арти.
          – Два из трёх! – запротестовала очаровашка. Она схватила часы и, хихикая, побежала в детскую спальню.
          – Ну, что за ребёнок? – процитировал тётю племянник, что вызвало очередную волну смеха у взрослых; затем окликнул, – меня хоть подожди! – и рванул вслед за любимой сестрой.

          III

          – Моё имя Арт, – дружелюбно обращается к соседу белокурый парень.
          Тёмноволосый медленно поворачивает голову, замечая протянутую руку. Затем окидывает взглядом Арта и вновь отворачивается.
          – Ты не произнёс ни слова с тех пор, как мы встретились с Марком, – всё так же вежливо продолжает общение Арт. – Ты как вообще?
          Тот по-прежнему игнорирует адресованные ему слова, вцепившись глазами в точку на стене. Арт опускает руку:
          – Что ж, ладно... Я просто подумал, раз уж нам выделен целый час, возможно, было бы разумным потратить его на взаимный диалог, а не на угрюмое молчание, – затем он мягко усаживается на прежнее место.
          – Мне по боку, что ты там подумал, – наконец сухо отзывается молчун, не меняя неприступного выражения лица. – Больше ничего не имеет смысла: ни я, ни ты, ни, уж тем более, разговор между нами.
          – Послушай, я знаю, тебе тяжело, но не нужно...
          – Ни черта ты не знаешь! – повышенным тоном перебивает попутчик. – Это я знаю... Знаю, каким образом ты попал сюда. Я слышал, что ты нашёптывал Марку, когда подходил к вам. – Он сердито выпучил глаза на собеседника, – и мне более чем понятно твоё нелепое спокойствие.
          – То, что я спокоен внешне, не делает меня спокойным внутри, – пытаясь не терять самообладания, говорит Арт. – Думаешь, легко было принять такое решение? Думаешь, легко было всё оставить?
          – К твоему сведению, мне вообще не пришлось выбирать. – тёмненький снова отворачивается, – за меня всё сделал дрянной случай.
          – Ну, вот я и пытался узнать, как ты попал сюда. Я всего лишь хотел и хочу завести нормальный разговор... Или я многого прошу?
          Кареглазый парень шумно вздыхает прежде, чем дать приличествующий ответ:
          – Я не хочу об этом говорить. О’кей?
          – Да я ведь не принуждаю. И, собственно, не ради интереса пристаю. Для меня тоже многое более чем понятно. Например, то, что мы с тобой фактически равны. Равны хотя бы тем, что оба оказались здесь в одно и то же время, пусть даже с разной предысторией. И не нужно полагать, что мне по душе эта мысль. Я не меньше твоего обеспокоен случившимся.
          Брюнет бросает оценивающий взгляд: он чувствует, что был довольно резок с собеседником и желает это сгладить.
          – Слушай, ты вроде славный парень... – уже более мягко изрекает он, – но я действительно не настроен на беседу. Не сейчас. Мой мозг просто на куски разрывает скопище дурных эмоций.
          – Я тебя не виню. – Арт смотрит на соседа с искренним сочувствием. Весьма необычная помесь эмоций на лице красноречиво свидетельствует, как тому тяжело. Но ведь и у Арта внутри всё горит пламенем от пережитых событий. Именно поэтому его не покидает желание с кем-то пообщаться, выговориться, поделиться своими чувствами, избавиться от злых страстей. После выдержанной паузы он выразительно смотрит на песочные часы, продолжая, – ...но если вдруг соберёшься с мыслями, я буду здесь ещё около часа, готовый выслушать твою исповедь, – и сопровождает свою фразу глупой улыбкой...

          IV

          На неприбранный переулок лился свет предзакатных лучей. И музыка. Завораживающая и благолепная, она то затихала, теряясь среди городского гула, то взрывом чарующих звуков оседала в каждом уголке ничем не примечательного квартала. Один из неопрятных старых домов пел удивительную симфонию, которая была сродни самой природе.
          Длинные ресницы девушки в свете ярких лучей порхали, словно крылья бабочки, а глаза цвета летней листвы блестели, как изумруды. Миловидная и привлекательная, она остановилась недалеко от обветшалого подъезда и устремила взгляд вверх, дабы насладиться гармонией музыки, льющейся из распахнутого окна.
          Тонкие брови её приподнялись, а губы чуть тронула улыбка.
          Несмотря на платье цвета ночи, среди запущенных дворов забытой богом трущобы эта девушка была подобна глотку рассветного горного воздуха.
          Её пальчики окунулись во вьющиеся пряди, словно в тёмный водопад, струящийся по хрупким обнажённым плечам. Спустя мгновение юная красавица дерзнула войти в унылое здание. Её высокие каблуки стучали в такт симфонии.
          Сказать, что в подъезде было грязно, всё равно что не сказать ничего. В настолько непривлекательном, беспризорном и дурно пахнущем месте прежде девушке не доводилось бывать никогда. Сторонясь обрисованных стен и не касаясь покоробленных перил, она неохотно пошла вверх по лестнице. Оттуда неслась ругань.
          – А не взять ли тебе эти заявочки да и засунуть себе в задницу?!
          На втором этаже оказалась открытой одна из квартир. В её дверях плотной стеной застыл мужик в одних семейных трусах. Он хмуро изучал деда, который стоял напротив него в мрачноватом коридоре подъезда.
          – Что?! Да как вы смеете? – возмущался старикан и при этом отчаянно махал тростью. – Я такой же жилец этого дома, как и вы! И я требую должного уважения.
          Мужик почесал кучерявую грудь:
          – И уважение запихни туда же.
          – Из-за ваших вольностей мы все рискуем остаться без света. Как минимум – на неделю!
          – Не беда. Свечки поставим.
          – Хватит валять дурака! Мы ведь не в каменном веке...
          – Слушай, папаша, ты меня достал. Я, по-моему, вполне понятно разъяснил: денег нет – платить не буду. Всё. Пока.
          За такими словами последовал жёсткий хлопок двери, который противным эхом летел по узеньким коридорам дома, будто по металлическим трубам.
          – Наглец! – слышался напоследок хриплый голос деда. – Вас выселят к чёртовой матери!
          К этому моменту девушка преодолела последний лестничный марш и очутилась на последнем, пятом этаже. Отсюда неслись звуки симфонии. В одно мгновение верхний ярус будто поплыл под штиль тёплой мелодии в иное измерение и вдруг... попал в шторм ошеломляющих аккордов.
          На потрёпанной двери висел не менее затёртый номерок квартиры – 513. Девушка приблизилась к ней, протяжно вздохнула, наспех прихорошилась и наконец-таки надавила кнопку дверного звонка. Именно за этой дверью находился источник громогласной музыки.
          Ещё несколько тактов – и звуки умолкли. Этаж приземлился. А спустя несколько механических пощёлкиваний таинственная дверь со скрипом открылась.
          И тут у девушки вопреки её воле вырвался смешок. Заслонив ладошкой улыбку, она с интересом изучала отворившего двери парня. Пушистые розовые тапки да кружевной фартук поверх лёгкой одежды – вот всё, что потребовалось девушке, чтобы рассеялись её малоприятные впечатления от местного антуража.
          – Привет, Диана, – вежливо встретил гостью хозяин квартиры.
          – Привет, Майк, – бархатный голосочек поставил акцент на имени молодого человека.
          Заметно удивлённые карие глаза восхищались нарядным платьем:
          – Тебя прямо не узнать...
          Красивая девочка улыбнулась. На её румяных щёчках показались ямочки:
          – Тебя, знаешь ли, тоже...
          С минуту они обменивались взглядами, словно безмолвными комплиментами.
          – Ох, прости мои манеры, – встрепенулся парень и жестом пригласил её в гостиную, – входи, пожалуйста.
          – Спасибо.
          Светло-оранжевые стены были украшены картинами. Немногочисленные предметы мебели, изобилующей художественными деталями, создавали тёплую уютную атмосферу. А сквозь вертикальные жалюзи просачивался свет заката, яркими змейками расползающийся по всей комнатушке. В целом интерьер был лёгок, но выполнен с очень недурным вкусом.
          Без туфелек девушка стала на полголовы ниже парня. Махонькими ступнями она коснулась ковра и, озираясь по сторонам, неторопливо зашагала вглубь квартирки, а парень, хорошенько затворив дверь, хвостиком пошёл следом за ней.
          – Ну, как говорится, чем богаты, тем и рады. Чувствуй себя как дома.
          – Мм... я лучше буду чувствовать себя гостьей.
          – Это почему?
          – Да вот как-то неохота нарушать этот порядок, – Диана не переставала налево и направо вертеть головой. Войдя в квартиру, она будто юркнула в портал, перенёсший её в параллельную реальность. Тут и там среди скромного убранства на глаза попадались чудные и забавные интересности. Выждав паузу, Майк восторженно промолвил:
          – Платье у тебя просто сногсшибательное.
          – Благодарю. А у тебя фартук отменный.
          Парень осмотрел себя:
          – Я не успел снять. Ой. Ой-ой! Я сейчас! – и ринулся на кухню.
          – Не торопись, – тоненькие губы ни на секунду не забывали обворожительно улыбаться.
          В центре комнатушки расположился круглый журнальный столик. Он стоял лишь на одной искусно изогнутой ножке и был не большой, но достаточно вместительный для двух приборов, бутылки красного вина, пары изящных бокалов, а также подсвечника в виде серебряных лебедей с ароматными свечами.
          На полочке над жёлтым диваном помещался музыкальный проигрыватель вместе с пухлыми колонками. Рядом с ним вдоль стены в прямоугольной раме висело изображение «Витрувианского человека». Под картиной расположился комод с чередой статуэток в стиле фэн-шуй. Они, в свою очередь, окружили гордо возвышающуюся фотографию в стеклянной оправе.
          Гостья взяла фото. На нём Майк был запечатлён юношей с усиками и пышной тёмной шевелюрой. В белоснежной футболке он стоял на фоне деревни с дипломом в руках, а по бокам его обнимали, судя по всему, родители. Лица всех троих излучали счастье.
          – Надеюсь, ты голодна? – донёсся голос из кухни.
          – Да, – девушка вернула фотокарточку на место. – Я нарочно не поела дома.
          – Отлично! Пусть ужин и приготовлен на скорую руку и я не великий мастер в этом ремесле, но, тем не менее, тебе должно понравиться. – Голова Майка заглянула в гостиную. – Любишь спагетти?
          – Ты будто знал, чем угодить. Спагетти – одно из моих любимых блюд.
          – Тогда тебе точно понравится, – довольная голова скрылась.
          Остановившись у книжной полки, Диана изучала с любовью и хорошим эстетическим вкусом расставленные книги.
          – И ты всё это прочёл? – поинтересовалась девушка, доставая одну книгу.
          – А как же! – снова летело из соседней комнаты. – Я без ума от чтения. Жаль, времени зачастую не хватает.
          – А среди них есть твоя любимая? Я хочу сказать, та книга, которую ты никогда и ни на что не променяешь. Как у каждого уважающего себя чтеца.
          Майк возвращался из кухни, неся прихваткой кастрюлю, и увидел, как гостья изящно перелистывает страницы:
          – Это как раз та, которую ты держишь.
          – Правда?.. О чём она?
          – О человечестве и его пороках, – отвечал парень, раскладывая еду по тарелкам. – Брэм Стокер рассказывает историю писателя по имени Джеффри Темпест, который, получив наследство, окунулся в мир, погрязший в пороках.
          – Мария Корелли... – уверенно перебила девушка. – Роман «Скорбь Сатаны» написала Мария Корелли, а не Брэм Стокер. Это распространенное заблуждение из-за ошибки в издательстве.
          – Так ты читала? – карие глаза Майка в изумлении округлились. – Зачем тогда спросила, о чём он?
          – Узнать твоё мнение, – закрыв книгу, Диана щупала её серую обложку. – Мне тоже по душе этот роман. Но многие из тех, кого приходилось спрашивать, трактуют его содержание иначе. – Она взглянула на застывшего у столика парня, – вот я и захотела узнать, как к нему относишься ты.
          – Я приятно удивлён.
          – Я – не меньше.
          Диана вернула книгу на место – между Брэдбери и Булгаковым. Когда обернулась, Майк так и стоял с кастрюлей, как скульптура. Точно заворожённый, он плавно моргнул и промолвил:
          – А я уже сказал, что у тебя ошеломляющее платье?
          – Сказал-сказал. Жаль только, что от таких комплиментов уверенности во мне не прибавляется.
          – Это в каком смысле? Ты ощущаешь неловкость?
          – Ты же видел меня в среду. Кеды, джинсы, рубашки либо футболки – мой стандартный гардероб. А вот в платьица в последнее время я наряжаюсь крайне редко. Увы.
          – И что же тебя заставило нарядиться в платье сегодня?
          – А ты разве не догадываешься?
          Риторические вопросы сменила череда красноречивых взглядов. Они вели тщательный взаимный осмотр.
          – М-м... – парень заметил неловкое молчание. – Я сейчас. Последний заход на кухню. Дай мне 30 секунд.
          – Не торопись...
          Через полминуты Майк вернулся в комнату. Открылись взору прятавшиеся под фартуком футболка и шорты. Парень поправил кудрявую причёску и жестом пригласил девушку к столу.
          – Присаживайся, – он пододвинул ей стул.
          – Как любезно.
          – Ты ведь пьёшь вино?
          – Да, если в твои планы не входит напоить меня до полубессознательного состояния.
          – И в мыслях не было.
          – Тогда совсем немножко, пожалуйста.
          Бордовый ручеёк наполнил бокалы, которые тут же оказались в руках сидящих напротив друг друга парня и девушки.
          – Скажу откровенно, я очень рад твоему приходу. И даже больше – я боялся, что ты передумаешь.
          – А я ещё не совсем разобралась в своих желаниях. Но могу смело сказать, что я рада приглашению.
          – Ведь для этого мы и встретились, чтобы лучше узнать и понять друг друга.
          Каждый сделал по глотку вина. Благоухание еды дразнило. Диана, жадно прищурившись, разглядывала клубки спагетти:
          – Пахнет крайне аппетитно.
          – Правда? Ну, тогда первая проба за тобой.
          Девушка начала дегустировать кулинарный мини-шедевр, а парень в это время, казалось, старался уловить мельчайшие изменения на её солнечном личике.
          – Ничего себе, как вкусно!.. Ммм... – это междометие подтвердило неподдельный восторг. – А болоньезе – просто объедение. Где ты его покупал?
          – Я его приготовил, – довольный собой, ответил Майк.
          – Как приготовил? Сам, что ли?
          – Зачем покупать что-то в магазине, если это «что-то» ты можешь сделать сам, и сделать гораздо лучше?
          – Чтобы сэкономить время, например. Покупаешь готовый соус, бросаешь в микроволновку – и через пару минут можно кушать.
          – Согласен. Но у меня на эту тему свои причуды.
          – Это ж какие?
          – Я люблю вкусно и полезно поесть. А когда не знаешь, из чего делают «магазинский соус», ни о какой приятности вкуса и уж тем более полезности не может быть и речи. Поэтому вечерами я прихожу с работы и стряпаю себе что-нибудь вкусненькое.
          Девушка откинулась на спинку стула и пристально посмотрела на парня.
          – Так ты работаешь?
          – Да, работаю.
          – А мне показалось, ты учишься в том университете.
          – А я поступил в университет примерно в то же время, когда начал подрабатывать. Вот уже год, как я перешёл на заочное обучение.
          Майк намотал на вилку спагетти и, облизавшись, аккуратно запихнул их в рот. Славное лицо округлилось. Диана внимательно наблюдала, как он тщательно пережёвывает пищу, и сквозь румянец её щек показались милые ямочки.
          – Што? – вылетело сквозь спагетти.
          – Ах, ну, как бы тебе помягче сказать... Ты сейчас забавный такой!
          – Шпашибо, – парень попытался улыбнуться в ответ, однако с полным ртом это выглядело в разы смешнее.
          Девушка хихикнула и сразу же за это извинилась.
          – Не переживай, – дожёвывал Майк. – Я ведь не переживаю.
          – Давненько не видела, чтобы ели с таким диким аппетитом.
          – А я и вправду дико голодный, – он вытер салфеткой лоснящиеся губы и отпил вина. – Сегодня на работе было столько дел, что не случилось пообедать.
          – Ну, и где работаешь-то?
          – Сейчас – на стройке нового супермаркета. Устроился монтажником. Временно.
          – «Кремовая долина»?
          – Верно. На «Кремовой долине».
          – И как совмещаются учёба и работа? Тяжело?
          – Откровенно говоря, не очень. Это дело привычки. Во всяком случае, мне ведь нужно как-то платить за обучение и за это жильё.
          – Знаешь, нельзя не отметить, что квартирка у тебя довольно-таки миленькая.
          – Ты всерьёз так считаешь?
          – Ага. Этакий райский уголок среди адских трущоб. С удачной помесью скромности и уюта. Ты, поди, и ремонт самостоятельно делал?
          – Нет, – с широкой улыбкой он обежал глазами комнатушку. – Я только привнёс кое-какие косметические изменения в здешний интерьерчик. Почти всё, что ты видишь, осталось от прежней хозяйки. Она была готова на что угодно, лишь бы свалить отсюда.
          – Не удивительно. Этот дом смахивает на общежитие.
          – Нет-нет, что ты. Я был в общежитии – даже там во много раз приятней...
          Блин солнца прятался за горизонт, от чего город превращался в темноватую многоугольную фигуру на фоне яркого зарева. Кое-где во мраке один за другим появлялись квадратные огоньки. Диана отвлеклась от обрамлённого окном пейзажа, заметив, что Майк поджигает длинные свечи.
          – Что-то я совсем о них позабыл, – он сдул огонёк со спички и вместе с коробком положил её на краю столика.
          Сумрак попятился в углы. Центр комнатушки осветился лёгким пламенем свечей. В носу приятно защекотало от аромата лаванды.
          – Прямо как в романтическом кино, – подметила Диана, рассматривая новый антураж и глубоко вдыхая благовоние.
          – Скорее в пародии на романтическое кино.
          – Почему?
          – Оглянись. Ужинаем мы не в каком-нибудь роскошном ресторане, блюда наши, должен признать, далеко не изысканные, с музыкой я никак не определюсь, да и в любовные фильмы, по-моему, слишком часто вставляют драму. А нам ведь драма ни к чему, ты согласна?
          – Как-никак, драматические моменты побуждают мыслить о серьёзном в гуще безобидной и ненавязчивой романтики. Главное, чтобы драма не становилась трагедией, как часто бывает в кино. А что касается ресторанов, блюд и музыки, то это ведь не первоэлемент отношений, ты согласен?
          – Я вынужден согласиться, ибо мне импонирует ход твоих мыслей. И всё же я надеюсь, что драма этим тёплым вечером не случится.
          Диана осушила бокал.
          – И ещё. О музыке... По пути к тебе меня впечатлила одна удивительная симфония.
          – Какая симфония?
          – А вот этим я как раз хотела поинтересоваться у её слушателя. Мелодия, которая просто силой вырывалась отсюда, показалась мне до боли знакомой.
          – Ах, ты об этом... У меня играла симфония Говарда Шора, написанная к «Властелину колец». Вероятно, в фильме ты её и слышала.
          – Ох, верно! А я всё никак не могла вспомнить, откуда она... Кстати, отличная трилогия, не находишь? Читается на одном дыхании.
          Майк чуть не подавился.
          – Ты и Толкиена читала?!
          – А кто же его не читал-то?
          – Ну, как бы большинство... Ведь подобная литература относится к серии «не для всех». Конечно, сейчас многие увлекаются фэнтези, я бы даже сказал «меинстримовым» фэнтези, но оно, за исключением уже придуманного мира и уже придуманных персонажей, практически никоим боком не относится к великим произведениям Толкиена.
          – Ты на что-то намекаешь?
          – Никаких намёков – одна прямая речь. Я считаю, что для такого юного возраста у тебя очень взрослый литературный вкус.
          – Так это хорошо или плохо?
          – Как по мне, так это отлично. Согласись, любые увлечения описывают характер человека. Я вот, к примеру, чуть зная тебя, могу предположить, чем именно ты занимаешься в свободное от учёбы время. Хочешь?
          – Что ж, это увлекательно. Предполагай.
          – Начнём с того, что ты никогда не тратишь своего времени понапрасну. Так как школа занимает где-то половину твоей жизни, вторая половина постоянно насыщается только нужными тебе событиями, которые, в свой черёд, разбавляются далеко не бесполезными хобби. И твой интерес к искусству подсказывает, какие это могут быть хобби. Сперва мне подумалось, что это музыкальная или художественная школа, но тогда остаётся непонятным твой интерес к кафедре хореографии в нашем университете. Поэтому, принимая во внимание стройность твоей фигуры, а также мою непросвещённость в теме современных хобби школьниц, я предполагаю, что ты занимаешься танцами. И уже давно.
          Майк поднял брови и прикусил губу. Медленно-медленно Диана склонила голову, тень за её спиной повторила это движение над диваном.
          – Это самое необычное разоблачение из всех, под которые я когда-либо попадала.
          – Это сейчас был комплимент?
          – Надеюсь, что да. Ведь я действительно занимаюсь танцами – джаз-модерном, если точнее. И, кстати, уже давно, со второго класса.
          – Во я даю...
          – И насчёт музыкальной школы ты не ошибся. В своё время я окончила три класса сольфеджио.
          – Во ты даёшь...
          – Понятное дело, до Шерлока Холмса тебе далековато, но, признаюсь, мне понравилась эта милая проницательность.
          – Зато вот танцор из меня никудышный. И я бы не отказался от парочки уроков. Что ты на это скажешь?
          – Хм... Скажу, что это занятие обещает быть весьма увлекательным. Если будущий ученик не стесняется учиться, то почему бы и нет.
          – Очень не стесняется.
          – А думаешь, получится?
          – Получится у меня? Или у тебя?
          – У меня – быть хорошим учителем, чтобы научить тебя какому-нибудь танцу.
          – Думаю, что у изящной и смышлёной девушки с таким замечательным набором увлечений многое получается.
          – Это сейчас был комплимент?
          – Подозреваю, что да...
          Небосвод за окном согревался остатками заката. Ужин заканчивался в сгущающейся темноте. Диана смотрела, как серебряные лебеди переливаются яркими бликами двух скромных огоньков.
          – Довольно красивые подсвечники. Никогда таких не встречала.
          – Я тоже от них тащусь.
          – Остались от прошлой хозяйки?
          – Не совсем. Достались от одного из соседей в качестве вознаграждения за проделанную работу. – Майк поднял бутылку. – Ещё винца?
          – Нет-нет, всё, – Диана вытерла улыбающиеся губки. – Было очень вкусно. Очень. Спасибо.
          – И тебе спасибо.
          – Мне-то за что?
          – Как за что? За тёплую компанию, разумеется. – Парень плеснул себе вина и откинулся на спинку стула. – Расскажи про танцы. Этот джаз-модерн, он слишком сложный?
          – Хореография этого танца освобождена от условностей. Это танец-настроение, танец-повествование, он правдиво передаёт все нюансы эмоциональных переживаний. И в то же время он достаточно демократичен. Я знаю людей, которые в позднем возрасте начали заниматься модерном и достигли неплохих результатов.
          – А под какую музыку его исполняют? Под джаз или как?
          – Не обязательно... Дело в том, что модерн ведёт свои корни от джазового танца. Отсюда и имеет такую приставку. А вообще, учитывая широкий круг моих музыкальных интересов, могу смело сказать, что модерн танцуют под самые разные мелодии.
          – И насколько же широк круг твоих музыкальных интересов?
          – Боюсь, ответом на этот вопрос я тебя спугну.
          – Не стоит бояться. У меня у самого достаточно пугающие музыкальные увлечения.
          – Да ну? Как-то с трудом верится после услышанного вечером.
          – Ну, да. Я воспринимаю всё – от атмосферной симфонической музыки до взрывающего мозг безумного металла. Лишь бы была связная мелодия, да такая, чтобы за душу цепляла.
          – Как удивительно... Я – аналогичный меломан! Но мне кажется весьма странной эта каша жанров в моей голове.
          – А мне кажется, что круг наших интересов должен быть не меньше, чем мы того желаем. Ведь вполне очевидно, что если ограничивать себя односортными увлечениями, то и в жизни прослывёшь однообразным, скучным и занудным типом.
          Отставив пустой бокал, Майк аккуратно встал из-за столика и подступил к проигрывателю.
          – Тебе знакомо творчество Леонарда Коэна? – улыбнулся он гостье.
          – Ну, скажем, не совсем.
          – У этого талантливого канадца есть одна очень популярная композиция, которую уже перепело огромное количество исполнителей и которую ты определённо слышала.
          – Стало быть, ты говоришь о песне «Аллилуйя»?
          – Совершенно верно! – Парень порылся в стопке дисков и нашёл нужный. – Совсем недавно немецкий гитарист, которого ты, между прочим, тоже должна знать, Аксель Руди Пелл... – Майк посмотрел, что Диана удовлетворительно кивнула, и продолжил, – так вот, он со своей группой предоставил миру свою интерпретацию этого незабываемого шедевра.
          Парень включил проигрыватель. Полились звуки узнаваемой мелодии. Электрогитара легко обновила романтизм окружающей обстановки. Диана заметила протянутую ладонь, а за ней скромную улыбку подошедшего Майка.
          – Как насчёт лёгкого урока танца?
          И вроде бы ничто не мешало очаровательной девушке поддаться искушению, однако странная неуверенность не позволяла в полной мере согласиться на безобидное предложение. Девушка окунулась в глаза парня, боясь прочесть там нежелательные для неё мотивы. То ли манящая музыка, то ли глубина этих блестящих в полумраке карих очей в один миг успокоили Диану, и с напускной скромностью она всё-таки приняла предложение Майка.
          Дрожащие руки соприкоснулись: пара соединилась в медленном танце. Поначалу скромный и сдержанный, он постепенно становился увлечённым, чутким и пылким, задушевно-нежным.
          Песня постепенно набирала мощь. Ощутимо вошла партия ударных инструментов; голос вокалиста проникся силой чувств и сделался ярче; а поток невесомого юношеского хора свободно и живо разбавил припев классической баллады.
          Диана почувствовала, как по спине скользнули мурашки. Она обвила свои гладкие ручонки вокруг шеи партнёра, а он, в свою очередь, крепкими руками держал её за талию. Так они и вращались, словно фигурки в музыкальной шкатулке, где вокруг танцоров мерцают лишь блики-звёздочки и ноты-колокольчики.
          Да-да, точно, звёзды!
          Девушка и парень уже не в тесной комнатушке старого дома одной из трущоб знатного города – их и на Земле-то нет. Юная пара кружит в звездопаде. Потому что именно звёздные радужные блики виделись Диане в бездонных глазах Майка. Они становились колоритней, отчётливей и ближе. Всё ближе и ближе...
          В кульминации баллады парочка целовалась. Вероятно, именно такого поворота событий Диана и опасалась, поскольку, когда полное осознание происходящего вернулось холодком по коже, она тут же отпрянула от партнёра.
          Два смущённых и несколько изумлённых человека стояли в полуметре друг от друга, поневоле ожидая финальных аккордов композиции.
          – Прости... – робко шепнул Майк, когда музыка почти утихла.
          – Нет. – Диана глупо моргала. Ни бессмертной баллады, ни звёзд, ни чувства полёта, – всё исчезло. Она вновь на Земле. – Я сама виновата.
          – Виновата?.. В этом же нет ничего скверного или постыдного.
          – Тогда почему ты извинился?
          – Потому что вовсе не хотел тебя отпугивать.
          Растерянная девушка вновь утонула в глазах парня. Что же скрывается за этими карими планетками? И скрывается ли хоть что-нибудь?
          – Мне нужно... – замялась она, – мне бы сейчас на свежий воздух. Голова немного кружится.
          – Ну, давай тогда выйдем на балкон, хорошо? Там вполне уютно.
          На скромном балкончике и вправду было уютно. Улица давно потемнела, но полная луна, будучи в этот вечер необыкновенно прекрасной, бросала своё серебро на просторные очертания города. Жара, стоявшая в этот весенний день, спала, и теперь по улицам блуждал слабый ветерок, несущий столь желанную прохладу. На небосводе появились яркие созвездия, и ни одно облачко не посмело нарушить сего благолепия.
          Однако идиллию разрушила пьяная деваха под окнами:
          – Скаттина!.. Я же... я же тибе давиряла... – она тормознула, потёрла ладонью физиономию и шмыгнула носом, затем отхлебнула с горла бутылки и похромала дальше. – Ссволачь! Я иду к тибе, слышь!.. Падла!.. Я заставлю тибя извиницца...
          Диана и Майк застыли с опущенными долу лицами. Девушка ощутила неловкость со стороны парня, когда он заговорил:
          – Ты уж прости, что заставил тебя явиться в эту дыру.
          – Никто меня не заставлял. Я сама на это отважилась. По крайней мере, теперь буду знать наверняка, что в нашем чудном мегаполисе есть и такие запущенные места.
          – Мягко подметила.
          – Да уж.
          – Как бы там ни было, в следующий раз поужинаем в кафе. Надеюсь, ты не будешь против?
          – Против следующего раза или кафе? – тень улыбки коснулась тонких губ.
          – И того, и другого...
          Девушка облокотилась о перила и нарочито предалась созерцанию небесных красот.
          – Только после того, как Майк расскажет мне, почему его зовут Майком, – она искоса взглянула на парня. Тот улыбнулся и встал рядом:
          – Ты действительно хочешь услышать эту нелепую историю?
          – Если Майк не стесняется её рассказывать.
          Майк почесал затылок.
          – Даже не знаю... Сейчас уже, наверное, и стесняюсь.
          – Ну, ты начни с чего-нибудь. Вдруг я догадаюсь.
          – Хорошо. Имя Майк Шинода тебе о чём-то говорит?
          Диана скривилась:
          – О том, что ты фанат группы Linkin Park?
          – Я знал, что ты будешь смеяться, – парень сыграл недовольство. – Только не говори, что ты не слушаешь ню-металл.
          – Признаюсь, я увлекалась этим жанром. Однако группа Linkin Park мне никогда не нравилась. – Девушка изобразила хитрость. – И что ты на это скажешь?
          – Я скажу... к чёрту Linkin Park. Ты же читала Толкиена!
          Очаровательная девушка расхохоталась. Она обернулась к собеседнику и проявила неосторожность вновь утонуть в его карих планетках.
          – Чудной ты. Никогда не встречала таких парней.
          – Таких чудных?
          – Ага...
          – Я тоже... – усмехнулся в ответ Майк.
          Её зрачки, как две капли росы на ярко-зелёной траве, неотрывно смотрели на парня. Его глаза – два бездонных озера с зеркальным отражением – изучали её миловидное личико.
          И руки их незаметно сплелись: девушка и парень потихоньку приближались друг к другу.
          Череду безмолвных комплиментов сменил поцелуй. На сей раз исполненный уверенности, проникновенный, страстный, полностью взаимный.
          Лёгкий ветерок словно поднимал их ввысь, на запредельные высоты. В объятиях неизведанных чувств юные пташки воспарили над городом. Две фигурки сплетались воедино на фоне яркой крупной луны.
          А в груди у девушки, словно цветок, родился клубочек тепла. Вызывая непривычные ощущения, он разрастался и нежнейшими пульсациями касался каждой клеточки юного тела. Какой необычный, какой вдохновенный поток тепла!
          И звёзды... Мириады бликов теперь кружили над целующейся парой. Они приветливо плясали и подмигивали, рисуя таинственные созвездия вдоль сапфирной бесконечности.
          Две пары губ неторопливо разомкнулись. Две пары глаз сонно раскрылись.
          – А я тебе уже говорил, что это платье великолепно? – тихо промолвил Майк, чуть опустив голову и лаская ладонью миловидные щёчки.
          – А я уже говорила, что ты совсем неплох в танце? – тихо промолвила Диана, глядя чуть исподлобья и счастливо порхая ресницами.
          – Скажи, это твой первый поцелуй?
          – А это столь важно для тебя?
          – Всего лишь прихоть моего дурного интереса. Не обращай внимания.
          – Ты попридержи свой дурной интерес, не растрачивай на глупые вопросы. Если захочешь быть со мной, он тебе ещё понадобится.
          – Я постараюсь исключать такие «если»...
          – А я постараюсь не сопротивляться...
          Неравнодушные партнёры крепко-крепко обнялись.
          – А я могу задать тебе более личный вопрос?
          – Ты можешь попробовать.
          – Почему ты решила прийти ко мне? В смысле, ты меня совсем не знала и, грубо говоря, при первой встрече согласилась на свидание. Пусть и приятно, но меня это удивило.
          – Хм... Вопросик-то не из простых. И полноценного ответа дать на него пока не получится. Безусловно, я могу сказать, что в тебе есть нечто особенное, необычайное и всё такое, но это прозвучит крайне банально.
          – Даже банальней истории моего прозвища?
          Не успели они рассмеяться, как вдруг услышали щебетанье дверного звонка. Майк нахмурился:
          – Этого ещё не хватало.
          – Ты кого-нибудь ждал?
          – Сегодня только тебя.
          – А кто это может быть?
          – Кто угодно. У нас на пятом этаже две 513-ые квартиры. Ко мне частенько ломятся нежданные посетители.
          – Может, не будем открывать?
          – Если больше не позвонят, то не будем.
          Опять долетел звук звонка.
          – Ёлки-палки... – фыркнул Майк. Он взглянул на встревоженную Диану и нахмурился ещё больше, – а не за тобой ли это пришли?
          – Исключено. Своим я сказала, что заночую у подруги. А её я предупредила.
          – То есть, ты хочешь сказать, что никто из твоих родных на самом деле не ведает, где ты сейчас находишься? – парень был ошеломлён.
          – Нет... то есть, не совсем... в любом случае, твой адрес был записан только у меня. Никто другой из моего окружения не знает, где ты живёшь. Так что не переживай по этому поводу.
          – Я переживаю вовсе не по этому поводу. Я переживаю потому, что тебе пришлось вырваться ко мне путём обмана.
          И снова надоедливый звук звонка.
          – Слушай, я не хочу сейчас об этом говорить. Пожалуйста, не порть мне настроение. Это больная тема.
          – Ладно... – произнёс парень на выдохе. – Пойду гляну, кого там черти принесли, быстренько прогоню и вернусь. Побудешь на балконе?
          – Да. Я тебя подожду.
          Майк исчез в полумраке комнатушки, а Диана вернулась к ночной панораме, которая перенесла её в сферы размышлений о вечном и главном. К чему приводят удачные отношения? Кто вообще может разумно судить, удачны они или не очень? И действительно ли время способно проверить их искренность?
          Диана окружила себя вереницей головоломок. Её зелёные глаза бегали по звёздам в поисках правильного ответа. И поэтому, когда Майк вернулся, она чуть вздрогнула от неожиданности.
          – Прости, я напугал?
          – Ничего... Кто приходил?
          – Один алкаш со второго.
          – И что он хотел?
          – Кроме как ещё выпить и закусить, думаю, ничего. Просто он промазал на три этажа. Такое не впервой. – Парень откашлялся. – На какой ноте мы прервались?
          – На той, которая озвучит твоё имя. – Миловидное личико превратилось в хитрую физиономию. – Ну, так какое у тебя имя, фанат Linkin Park’а? Признавайся.
          – Павел... – он важно глядел вдаль. – Павел я.
          – Паша, значит... А что, вполне нормальное и достаточно распространённое имя. И почему ты его скрываешь?
          – Я его не скрываю. К тому же – имя как имя. А вот твоё действительно прекрасное и, как по мне, неординарное.
          Ухмылка слетела с тоненьких губ Дианы.
          – Спасибо, – вяло сказала она. – Меня назвали в честь матери.
          – Мы снова затронули «больную тему»?
          – Скажи, пожалуйста, сколько сейчас времени?
          Майк вскинул руку и взглянул на часы:
          – Чёрт возьми, остановились. Пойдём узнаем по комнатным.
          Свечки в гостиной погасли, оставив после себя пленительный аромат лаванды. Единственным освещением стала гордая луна, горсткой лучиков проникшая в комнату сквозь вертикальные жалюзи.
          – Погоди, я включу свет, – Майк пошёл к выключателю; по пути споткнулся о столик и тихо выругался. Когда люстра озарила комнатушку, стало видно, как парень кривился и потирал колено.
          Круг настенного циферблата игольными стрелками сигнализировал девять часов и сорок минут.
          – Поздновато уже, без двадцати десять, – произнёс Майк. – Ты ведь остаёшься?
          – И что бы это могло значить? – Диана изогнула тонкие брови.
          – Что я не возражаю, если ты пробудешь со мной до утра.
          – Это какая-то шутка? Или издёвка?
          – Отнюдь. Мне подумалось, раз уж ты не возвращаешься домой, то...
          – Не нужно этого делать, Майк, – сухо прервала его гостья.
          – Делать что?
          – Становиться таким, как все. Не нужно, пожалуйста.
          Недавно счастливые, сияющие эмоциями лица сделались крайне серьёзными. Миловидные ямочки скрылись. Карие планетки погасли.
          – Прости, если я тебя чем-то обидел.
          – Не говори глупостей.
          – А что я такого сказал?
          – Я не хочу объяснять. Это сложно.
          – Диана, что с тобой? Что это за двойственные желания, которыми ты мучаешь себя и меня заодно? Они как-то связаны с этой «больной темой»? Так давай поговорим...
          – Я же сказала, что не хочу! – громко оборвала его девушка.
          Парень кротко закивал и тихо ответил:
          – Хорошо... Ты скажи ещё, что не хочешь побыть со мной хоть самую малость, и я заберу свои слова обратно, заберу эту... «шутливую издёвку».
          Опечаленная девушка смежила веки:
          – Хочу, Майк. Сильно хочу.
          – Тогда почему убегаешь?
          – Пойми, есть кое-что поважнее страстных поцелуев. К тому же... – она сделала необходимую паузу, – к тому же первых поцелуев. И если это «кое-что» между нами действительно возникло, возникло взаимно и искренне, то мы непременно встретимся снова. А сейчас... – сделала глубокий вдох, – сейчас будет лучше, если я уйду.
          – Драма всё-таки прокралась в наш романтический вечер, – с мрачным сарказмом подметил парень.
          – Похоже, без неё никак.
          – По крайней мере, у нас сегодня определённо была не пародия...
          Диана неторопливо обернулась, а после пары неуверенных шагов замерла возле прихожей. В карих очах сверкнул проблеск надежды.
          – Можно теперь я задам тебе личный вопрос? – девушка не шевельнулась в ожидании отклика.
          – Полагаю, можно.
          – Чего ты ожидал от сегодняшнего вечера?
          Парень посмотрел глубоким взглядом и запустил пальцы в тёмные кудри.
          – В первую очередь – понимания... – Он заметил, как собеседница обернулась. – Меня давно терзала жажда каких-то перемен, каких-то новых событий, перспектив, новых увлечений, чувств или эмоций. Но я не так устал от обыденности, как от одиночества внутри. И вот сегодня, сегодня уже не было этой жалкой меланхолии. Сегодня я ощущаю себя как никогда полноценным. – Парень трогательно посмотрел на грустную девушку. – Да, я говорю о тебе, Диана. Ещё позавчера, когда мы ненароком встретились в университете, я позабыл всё своё отчаяние...
          – Прошу тебя, не продолжай, – тонкие губки прервали тираду. – Мне и без этого тяжело уходить.
          – Тогда останься. Побудь со мной, пожалуйста. Обещаю быть учтивым.
          – Я так не могу.
          – Ну, что не так?
          – Просто я в замешательстве.
          – Я тоже в замешательстве. Давай вместе разберёмся в наших побуждениях? Ведь для этого мы и встретились, помнишь?
          – Ты ведь понимаешь, что если я останусь, то это уже будет не такой вечер, каким он был?
          – Конечно...
          – И ты всё равно желаешь, чтобы я осталась? Пусть и ненадолго?
          – Конечно.
          Ресницы, точно крылышки бабочек, снова запорхали нежно и даже в какой-то степени властно. Изумруды и карие планетки притягивало неземным магнитом чувств.
          Два человека замерли в сосредоточенном безмолвии, поневоле ожидая друг от друга любого действия, любой словесной случайности.
          И вот неожиданно для самой себя Диана бросилась к Майку с поцелуем. Сильными руками партнёр крепко обнял её в ответ.
          – Что же мы делаем?..
          – А на что это похоже?..
          Они шептались сквозь поцелуи.
          – Я не могу удержаться...
          – И я вне контроля...
          Шёпоты и поцелуи не прекращались, погружая невинную пару в паутину сладострастия. Неосознанными полушагами они приближались к дивану, как вдруг внезапно оперлись о столик. На сей раз он не устоял – повалился на бок, с шумом сбросив с себя все предметы.
          – Ах, это из-за меня... – встревожилась девушка.
          – Ты-то здесь при чём? – успокаивал её парень, поднимая опрокинутую мебель. – Мне следовало сразу же убрать его.
          – Давай я тебе помогу, – она встала на колени и стала поднимать разбросанное.
          – Ну, что ты! Прекрати, пожалуйста. Я сам всё приберу.
          – Но я хочу помочь!
          Они одарили друг друга неуклюжими улыбками.
          – Принеси тогда, пожалуйста, влажные салфетки. Они на кухне, в шкафу возле окна. А я пока здесь всё уберу.
          – Ладно...
          На стене у распахнутого оконца повис квадратный шкафчик. За его стеклянной дверкой в куче разной утвари виднелись салфетки. Диана схватила их и устремилась обратно, полагая, что быстро справилась с заданием. Однако перед выходом она остановилась. Её взгляд упал на один из магнитиков, прилипших к стальной дверке холодильника. Китайский иероглиф, изящно высеченный в камне, означал слово «семья»…
          – Если нет в шкафчике, тогда посмотри на подоконнике! – слова парня, холодным ветром прилетевшие из комнаты, вывели девушку из густого тумана воспоминаний.
          Под покровом раздумий Диана вернулась в гостиную. С серьёзным личиком она протянула белый пакетик Майку:
          – Вот...
          – Спасибо, – он достал одну салфетку и начал вытирать пятна на ковре.
          – Всё-таки мне лучше уйти.
          Парень резко остановился и посмотрел на девушку.
          – Если ты из-за этого недоразумения, – сказал он с глупой улыбкой, – то не переживай...
          – Дело не в этом... Ты же видишь, что с нами происходит. Нельзя допускать того, к чему всё идёт.
          – Почему нельзя, если это искренне и взаимно?
          – Ты старше меня. Тебе хорошо известно, почему.
          Диана с деланным безразличием и странной неумолимостью свысока смотрела на поникшего Майка. Не проронив ни слова, она пошла обуваться.
          – Давай я тебя проведу, – наконец, выдавил парень.
          – Не нужно.
          – Давай хотя бы такси вызову.
          – Не нужно. Я пройдусь.
          – Пройдёшься?! – крайне удивлённый, он бросил всё и побежал в прихожую.
          – Да, мне на вокзал, – спокойно продолжала девушка, обувая туфельки. – У меня билет.
          – Какой ещё билет?
          – Билет на ночной маршрут. Я купила его днём перед тем, как прийти к тебе.
          – Ни фига себе. И куда ты направляешься?
          – Извини, но мне правда нужно бежать. Нельзя опаздывать, – она сняла с крючка сумочку.
          – Постой... – занервничал парень. – Ну, давай я тебя проведу.
          – Я сама. Тут недалеко.
          – Да, я знаю, что недалеко, но райончик-то неспокойный.
          – Не нужно меня провожать. – Изумруды с мольбой посмотрели в карие планетки. – Пожалуйста, не нужно.
          – Если я тебя чем-то обидел...
          – Ты не виноват, Паша.
          – Если я не виноват, то кто?
          – Спасибо за вечер. Ужин действительно был великолепен.
          – Будь добра, хотя бы позвони мне, когда доберёшься до вокзала. Ты ведь сохранила мой номер?
          – Не смогу.
          – Почему?
          – В телефоне села батарея... – девушка указала на дверь, – открой мне, будь так любезен.
          Окончательно растерянный хозяин квартиры прокрутил три замка и выпустил гостью.
          – Как, по-твоему, мы встретимся снова? – пробормотал он в отчаянии.
          – А по-твоему? – бархатный голосочек беззаботно разлился во мраке коридора.
          Ответом на эти загадки стал последний безмолвный диалог. Самый выразительный. Самый откровенный. Самый незабываемый...
          Когда Диана выскочила из подъезда, она больше не сдерживала обильных слёз. Тёплый клубок в её груди больше не пульсировал. Его что-то сжимало, никак не давало цветку распуститься. Совесть? Чувство сомнения или, может, разочарования? Девушка терзала себя в поисках верного ответа, пока её каблуки невольно выстукивали такт услышанной ранее симфонии, пока звёзды безмолвно парили над ней, не уставая рисовать заковыристые символы – непостижимые ответы на все-все вопросы.

          V

          – Майк... – делая небольшую паузу, брюнет направляет взгляд к Арту, – можешь звать меня Майк.
          – Майк? Ну, что ж, приятно познакомиться, Майк, – следует незамедлительный ответ.
          – Надеюсь, я не показался чересчур грубым.
          – Нет, Майк... К тому же после двадцатиминутного молчания под глубокую мелодию здешней тишины я расцениваю твои слова как попытку возобновить разговор. Я прав?
          Майк только кивает в ответ.
          – Тебе... тебе уже лучше? – Арт явно не желает отпугивать собеседника подобными вопросами, однако интерес куда сильнее опасений.
          – Я до сих пор не могу в это поверить. – Заслоняя ладонью глаза, Майк трёт пальцами брови, а после почти шёпотом произносит, – всё произошло так быстро... и нелепо... Её глаза... никогда не забуду...
          Арт намеревается спросить, о ком это внезапно заговорил Майк, но вдруг понимает, что тот едва сдерживает слёзы.
          – Ты... плачешь? – это определённо риторический вопрос.
          – Тебе-то что? – резко бросает Майк, не поднимая влажных глаз.
          – Ничего... – следует тихий ответ.
          Майк снова таращится на соседа. Ему кажутся такими странными эта безмятежность и спокойствие на лице Арта.
          – Как тебе это удаётся?
          – О чём ты?
          – Ты сидишь здесь, проявляешь вежливость в ответ на грубость, иногда пытаешься шутить, полон самообладания... Объясни, как тебе это удаётся?
          – Я всего лишь пытаюсь держать себя в руках. Я всегда такой. По крайне мере, я стараюсь быть любезным. Ты, наверное, считаешь меня безразличным, но я разделяю твоё волнение. Пусть я и попал сюда добровольно, но, поверь, мне также нелегко.
          Майк хмурится:
          – А как ты вообще умудрился дойти до такого решения?
          – Как я уже говорил, это было далеко не просто...
          – Но ты ведь согласился, верно?
          – Я не соглашался. Не в этом смысле слова.
          – А что тогда?
          – Мне пришлось сделать выбор между мной и одним очень дорогим мне человеком.
          – И этот выбор, стало быть, привёл тебя сюда.
          – Да.
          – Всё равно в голове не укладывается.
          – Если будет интересно, я могу рассказать свою историю.
          Майк пожимает плечами и поглядывает на собеседника:
          – Не знаю, готов ли я.
          – Думаю, готов. Конечно! Ты ведь сам продолжил беседу. Значит, нет нужды молчать и терзать себя мыслями. Верно?
          – Возможно, ты прав... Мне необходимо как-то отвлечься. Хотя как тут...
          – Да! – довольно обрывает Арт. – Отвлечься. Именно это я имел в виду. Но вот телевизора здесь нет, поэтому придётся довольствоваться мной, – он лукаво улыбается, на что Майк реагирует примерно так же. – Но сначала я хочу взять с тебя одно маленькое обещаньице.
          – Насколько маленькое?
          – Рассказать о себе.
          Слабая улыбка вмиг растворяется:
          – И как это, интересно, поможет мне отвлечься?
          – Это поможет тебе освободиться от внутреннего негативного состояния. Так же, как поможет и мне.
          Парни серьёзно смотрят друг на друга. Понимание, хоть и разное, зарождается в их умах. Понимание необходимости этого диалога, каким бы сложным и, возможно, неискренним он ни был. Однако если Артом движет желание высвободить внутренние чувства, то для Майка это, скорее, способ скоротать время.
          – Вряд ли поможет, – не сразу выдавливает из себя Майк.
          – Должно.
          – Я лишь могу сказать тебе, что постараюсь.
          – И этого вполне хватит. Для начала.
          Арт откидывается на диване, пытаясь усесться поудобней. Обшивка обоих диванов – белого и чёрного – из изящной, приятной на ощупь хлопчатобумажной ткани. А резные деревянные быльца и множество цветочных узоров на мягких подушках только подтверждают высочайшее мастерство создателя мебели.
          – Я как раз пришёл на собеседование, – бодро начинает свою историю Арт. – Каждое лето я временно устраивался куда-нибудь с целью заработать на личные прихоти. И это лето не стало исключением. Я решил попробовать себя в роли официанта в одной из моих самых любимых пиццерий. Я сидел в коридоре перед кабинетом менеджера. Рядом было ещё двое желающих. И вот уже подходила моя очередь, как в кармане загудел телефон...

          VI

          Арт умостился напротив бежевой двери и от нечего делать изучал висевшую на ней табличку: «Чихоткин Б.Л. Менеджер по персоналу». Он погрузился в сонм своих мыслей, чтобы таким образом дистанцироваться от двух напыщенных парней, которые сидели рядом с ним и без умолку болтали о своих лабильных вкусах, определённо не стыкующихся с более высокими интересами Арта.
          Вдруг в коридоре послышалось жужжание. Словоохотливые парни на миг умолкли и покосились на соседа, который быстро полез в карман голубых джинсов за мобильным телефоном. По-прежнему не внимая ничьим взглядам, Арт прочёл имя на маленьком дисплее, цокнул языком и отменил входящий вызов.
          Дверь кабинета отворилась. Оттуда выплыл рослый парень с недовольной физиономией и басистым голосом:
          – Кто там следующий? Заходите...
          – Что-то ты быстро, – поднимаясь со стула, сказал Арт.
          Высокий что-то буркнул и зашаркал по коридору. Арт вошёл в кабинет.
          Менеджер сидел за столом и заполнял какие-то бумаги. Рукава его кремовой рубашки были закатаны до локтя, галстук ослаблен, волосы взъерошены. Арт ощутил запах пиццы. Она лежала на столе посреди разбросанных документов и нескольких чашек недопитого кофе. Его немного смутил такой беспорядок, но вежливость была на первом плане:
          – День добрый!
          – С утра был добрый... – с иронией ответил менеджер, не отрываясь от письма. Затем кивнул, – проходи, парнишка. Садись. Рассказывай, зачем пожаловал.
          Арт мягко закрыл дверь и прошёл к стулу, на который указал менеджер.
          – Я касательно рабо...
          – Да ты садись, не стой.
          – Угу, спасибо. Я по поводу работы официантом. Вычитал в газете объявле...
          – А ты прежде уже работал официантом? – снова перебил менеджер, наконец подняв глаза на визитёра.
          – Я, ну, в принципе, нет.
          – И ты думаешь, что справишься?
          – В принципе, да.
          – Хорошо. Я так понимаю, ты хотя бы раз в жизни видел, как работают официанты и тебе не нужно разжёвывать их простые обязанности.
          – Нет, не нужно.
          – Отлично. Тогда возьми и заполни вот эту... Что там у тебя так жужжит?
          – Прошу прощения, это мой телефон.
          С кривой физиономией менеджер проследил, как Арт достал из кармана свой серебристый телефон и сбросил вызов.
          – Мог и ответить, я как бы не возражаю.
          – Да я потом перезвоню.
          – Ну, как знаешь... Итак, бери вот эту анкетку и аккуратненько её заполняй.
          – Угу, вот эту. Я хотел бы ещё...
          – Надеюсь, паспорт не забыл, как предыдущий детина?
          – Есть паспорт, – парень спешно достал документ из внутреннего кармана пиджака.
          – И ручка есть? Хотя этим я могу и поделиться.
          – Спасибо, у меня своя. Мне интересно...
          – Прекрасно! Тогда начинай. А я пока закончу эти никому не нужные отчёты.
          Менеджер снова принялся писать. Арт недовольно скривился и полез в карман за авторучкой. Когда он с ухмылкой начал читать вопросы «анкетки», из кармана джинсов снова раздалось дребезжание звонка. Менеджер дёрнулся:
          – Да что ж такое?
          – Я прошу прощения. Это снова телефон.
          В очередной раз отменив вызов, Арт оставил телефон в правой руке, а левой начал заполнять анкету. Не прошло и полминуты, как кабинет опять заполонило громкое жужжание.
          – Да кто же это к тебе пристал?!
          – Это тётя названивает, – Арт сердито поглядывал на вибрирующий телефон.
          – Ну, так ответь! Вдруг что-то срочное.
          – Ладно. Я быстро.
          – Ну и противный же звук... – возмущался менеджер, бормоча себе под нос.
          – Алло! – немного раздражённо начал Арт. – Тётя, я ведь сказал, что иду на собеседование, зачем ты... Что с тобой? – его голос переменился. – Что случилось, тётя?.. Ди? Она вернулась? Когда?.. Что?! – на лице появилось волнение. – Господи...
          Менеджер прекратил писать:
          – Ты чего так побледнел?
          Взволнованный Арт его не замечал:
          – Я... в нескольких кварталах... – полушёпотом выдавил он. – Скоро... скоро буду!
          – Ты куда, парнишка? – менеджер провожал его изумлённым взглядом.
          Неформальные ребята, ожидавшие своей очереди в коридоре, испуганно подпрыгнули, когда бежевая дверь с грохотом распахнулась и мимо них пронёсся Арт. Из кабинета доносились крики:
          – Эй, парнишка! Постой!.. Документы! Ты забыл документы!
          Арт не слышал его. Он не слышал ничего, кроме собственного учащённого сердцебиения. Глаза переполнились всего одним чувством – чувством тревоги, – и парень бежал по узловатым коридорам, как можно скорее стремясь к выходу. Ему показалось, будто стены сужаются, оставляя всё меньше шансов покинуть это нескончаемое здание.
          На улице начинался дождь. Крупные капли расплющивались о нагретый пыльный асфальт. Кто-то из людей уже раскрыл зонт, а кто-то свободно прогуливался по городу и наслаждался приятной свежестью.
          Молодая пара, веселясь, подбежала к пёстрой двери, над которой большими буквами нависло название «Grand Central». Парень хотел поухаживать за девушкой, но только он коснулся дверной ручки, как из пиццерии выбежал Арт и буквально сбил его с ног. Серебристый телефон ударился о влажный асфальт. Далеко не елейным тоном девушка крикнула вслед быстро побежавшему вдоль дороги Арту:
          – Придурок перепуганный!
          – Смотри-ка, он телефон обронил, – бодро заметил сшибленный парень, аккуратно поднимаясь на ноги.
          Арт нёсся по улицам, разбрызгивая кедами лужи. Крупицы дождя непрестанно били по лицу, и парень то и дело вытирал их рукавом пиджака. Дома плыли мимо него, как корабли по морю: первый, второй, третий. Калейдоскоп мыслей кружил голову. И Арту виделось всё таким призрачным, таким ненастоящим, словно это был сценарий кошмарного сна, невольным участником которого он оказался.
          Наконец парень обежал очередной многоэтажный дом и наткнулся на фасад «Центрально-городской больницы». С шумом влетел внутрь. Из-за суеты, царившей в холле, мало кто заметил ворвавшегося подростка. Лишь одни заплаканные глаза встречали его – глаза тёти Лизы, которая ожидала у стойки регистратуры.
          Арт подбежал к тёте, крепко обнял её. На ней был испачканный халат медсестры.
          – Арти...
          – Я здесь... я здесь... – запыхаясь отвечал Арт.
          – За что нам это? Ну, за что?
          – Не знаю, тётя... не знаю.
          – Ты весь промок, – сказала она, утирая слёзы.
          – Где Ди? – без реакции на замечание спросил Арт. – Что с ней? Что вообще произошло?
          Они быстро пошли внутрь больницы.
          – Идём скорее. Анджей сейчас проводит операцию.
          – Анджей?!
          – Да. Он.
          – Почему именно он?
          – Только не начинай, Арт, я тебя прошу.
          – Ладно. Не буду, – Арт скорчил недовольную гримасу. – Какой этаж? Второй?
          – Да, второй.
          Поднявшись ступеньками на второй ярус, они зашагали по длинному коридору.
          – Так что с ней случилось, тётя?
          – Её привезли, когда я обходила больных. Катя сообщила мне, и я сразу же начала звонить.
          – Прости, что не отвечал. Мне...
          – Она была вся в крови, Арти... – тётя снова заплакала. – У неё повреждена грудная клетка...
          – Господи... – парень приложил руку ко лбу, где капли дождя смешались с каплями холодного пота.
          – Машина доставила её с «золотого» перекрёстка. Оттуда же привезли ещё несколько пострадавших.
          – Что там произошло? Авария?
          – Скорей всего... А ты разве не пробегал там только что?
          – Нет, я бежал через дворы.
          Они уже подходили к операционному блоку.
          – Когда Ди вернулась?
          – Сегодня утром.
          – И ты мне не сказала?!
          – Она попросила не говорить, Арти. Она хотела сама всё... – тётя не договорила, заметив выходящего из предоперационной хирурга. Понурив голову, он быстрыми шагами приблизился к ним:
          – Вы здесь, – сказал он слегка встревоженным голосом и убрал ватно-марлевую повязку с лица.
          – Ну? Как она, Андж? – тётя замерла в ожидании ответа.
          – Она жива, но... – он снял очки, – у меня плохие новости, Лиза.
          – Выкладывай, док, – серьёзность взгляда Арта ещё больше взволновала хирурга.
          – Её сердце. Оно... – доктор нервно сглотнул, – оно стало недееспособным.
          – Как? – испуганно прошептала тётя.
          – Сломанное ребро пробило стенки правого желудочка. К счастью, сердце остановилось не сразу. Это... это сложно объяснить, она просто чудом продержалась до больницы. Мы успели подключить к ней аппарат искусственного кровообращения, но... лишь один Бог ведает, сколько она так сможет протянуть. Ребята сейчас проверят активность головного мозга и...
          – Что значит «лишь один Бог знает»? – на лице подростка наряду с печалью появилось удивление.
          – Она потеряла много крови. От этого её организм в любую минуту может отторгнуть искусственную систему поддержания жизни...
          – Но почему?
          – Долго объяснять, Арт. Это... – хирург пристально посмотрел на подростка, – это проблема, в решении которой мы бессильны... Проблема биосовместимости.
          – И... и какой у нас выход? – слёзы появились в глазах парня. – У нас ведь есть какой-то выход?
          – Единственный выход – это... это трансплантация сердца. Немедленная трансплантация.
          Тётя Лиза сомкнула веки и потупила голову. Арт невольно повысил тон:
          – Так чего же вы ждёте? Делайте эту чёртову трансплантацию!
          – У нас нет донора.
          – Как нет донора?! – изумился Арт. – Ну, а донорские органы-то есть?
          – У нас в больнице нет донорских органов, Арти, – с прискорбием вымолвила тётя, не поднимая головы.
          – Даже если бы и были, – добавил хирург, – извлечённое из груди сердце должно быть трансплантировано в течение трёх часов. Не более. Это ведь сердце, оно не может долго ждать.
          – Да что же это такое?! – не выдержал парень, глядя на унылых взрослых. – Неужели вы готовы сдаться? Неужели в этой грёбаной больнице не найдётся ни одного донора?!
          По щекам тёти побежали струйки слёз.
          – Успокойся, Арт. Пойми... – начал доктор, но Арт схватил его обеими руками за одежду и заорал прямо в лицо:
          – Не смей меня успокаивать! Не смей! Слышишь?!
          – Прошу тебя, – спокойно продолжал объяснения доктор, – ты должен взять себя в руки. Если бы у нас был донор, я бы сейчас делал операцию, а не разговаривал с тобой.
          – Ну так найди же его! – крик отчаяния вырвался из юношеской груди.
          – Я уже дал указания обзвонить ближайшие больницы, – он кротко охватил подростка за плечи. – Но ты должен понять, что на поиск нужного сердца уйдёт не один час... и даже не один день... Она молода, Арт. А это значительно усложняет задачу.
          Арт разжал пальцы. Ощущение невероятной тяжести подкашивало ноги, точно сила притяжения увеличилась вдвое. Стены поплыли перед глазами, как если бы он смотрел на них сквозь бегущую воду. Противоречивые мысли и чувства раскалывали голову.
          Нащупав скамейку, Арт медленно сел. Несколько мгновений юное лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Затем плечи судорожно задёргались, парень закрыл лицо ладонями и заплакал.
          Тётя села рядом, обняла его.
          – Не будем терять надежду, Арти.
          Хирург сделал к ним шаг и, положив руку на плечо женщины, негромко сказал:
          – Ассистенты сейчас готовят её к переводу в реанимационное. Диана какое-то время пробудет в одиннадцатой палате.
          – Хорошо, – шёпотом ответила Лиза.
          – Я буду у себя. Хочу лично сделать пару звонков.
          – Спасибо, Андж.
          Всецело отрешённый, Арт не обратил внимания на то, как тётя склонила голову на его плечо и стала нашёптывать успокаивающие слова. «Лишь один Бог ведает, сколько она так сможет протянуть», – эхом звучало в голове подростка в такт гулким шагам удаляющегося по коридору хирурга. «Это проблема биосовместимости...»
          Решение родилось в голове само. Практически не думая, говоря сам с собой, парень едва уловимо прохрипел:
          – Я ведь подходящий донор.
          – Что? – переспросила тётя Лиза, глядя на него большими глазами.
          – Я подходящий донор, – обретая уверенность, громче вымолвил подросток.
          – Арт, ты... с ума сошёл?
          – Я серьёзно, тётя, – он очень волновался. – Сама подумай, мы ведь с Ди двойняшки. Значит, наши сердца практически одинаковы, и группа крови, по-моему, одна...
          – Послушай себя. О чём ты только говоришь?
          – О чём? Я говорю о спасении сестры, – увлечённо продолжал парень.
          – Нет, Арт. Ты говоришь о самоубийстве. О самоубийстве! Разве это нормально?
          – Это самопожертвование, если быть точным, но не в этом суть.
          – Самопожертвование, самоубийство – да какая разница? Ты, кажется, не осознаёшь, что предлагаешь. Это ведь убийство ради спасения!
          – А разве доноры сердца не умирают после операций? – непроизвольно съязвил Арт.
          – Глупый самонадеянный мальчишка... Решил поиграть в героя-спасителя?
          – Тётя, ты не понимаешь...
          – Нет, Арт, это ты не понимаешь! – рассерженно выкрикнула тётя. – Поставь себя на место Ди!.. Что она будет чувствовать, когда узнает, что брат отдал ей свою жизнь? Ты не подумал, что она будет ненавидеть себя за это?
          – Я не...
          – Поставь себя на моё место!.. Как я могу спокойно позволить тебе умереть? Какой нормальный человек вообще может на такое пойти?!
          – В том-то и дело, что я ненормальный! – нервно бросил Арт. – Ты видела, что только что произошло? Видела? Я был готов побить Анджея. И за что? За то, что он говорил правду? Господи, как же я устал, тётя, устал от всего. От этих вспышек гнева, которые с каждым днём всё меньше поддаются контролю. От этих бесполезных медикаментов, которые превращают меня в овощ. От ужасных головных болей, которые сводят с ума...
          Тётя взяла племянника за руку и попыталась успокоить:
          – Скоро появится новое лекарство, более сильное. Помнишь наш последний визит к доктору? Помнишь, что он сказал? Нужно только чуточку подождать, потерпеть...
          – Ты лучше меня знаешь, что это неправда.
          – По крайней мере, я продолжаю верить.
          – Я тоже верю, тётя. Я верю в то, что могу ей помочь.
          – Но почему? Почему это должен быть именно ты?
          – Не знаю... Может, потому, что я наделал слишком много ошибок и не хочу навредить ещё больше.
          – Так вот в чём дело. Тебя по-прежнему гложет ощущение вины, не так ли?
          – Так. Но это...
          – И что? Думаешь, такой поступок сможет всё исправить, расставить по своим местам?
          – Ничего такого я не думаю. Я просто чувствую, что так будет лучше.
          – Лучше? Для кого, Арти?.. Если бы ты знал, что сейчас чувствую я, ты бы так не говорил.
          – Зато я знаю, что ты будешь чувствовать через пару лет, если не сделать по-моему.
          – О чём ты?
          – Ты прекрасно понимаешь, о чём. Сколько мне осталось, тётя? Год. Два. Три, если повезёт. Эта опухоль не даст мне покоя, и тебе это известно. Если сейчас не удастся спасти Ди, то через пару лет у тебя уже не будет никого из нас.
          – Арт, ты спятил.
          – Тётя, я как никогда ощущаю ясность в своей голове.
          – Эта ясность подобна безумию.
          – Не говори глупостей, тётя. Ты же видишь, я серьёзен.
          – Ты напуган.
          – Да, мне страшно. А тебе разве нет?
          – Ну, конечно, я боюсь. Я боюсь потерять Ди. Но ещё больше я боюсь потерять вас обоих. Как ты не понимаешь?
          – Об этом я и говорю тебе, тётя. Через пару лет...
          – Да сколько можно?! Хватит! Я не хочу этого слышать!.. – вспыльчиво крикнула Лиза. Затем перевела дыхание, чтобы образумиться и успокоиться, и заговорила медленнее, – Арти, неужели ты не видишь? Тебя переполняют страх потери и чувство вины, и именно они принимают за тебя ложные решения. Нелепые решения. Прошу тебя, не давай им воли.
          – Разве не этими же чувствами ты запрещаешь мне пойти на жертвы? – всё так же упрямо не отступал парень.
          – Ну, зачем? Зачем ты причиняешь мне боль, Арти? Ты думаешь, мне было мало истерик сегодня?
          – Тётя... – он с искренней теплотой заглянул в её голубые глаза. – Я бы никогда не причинил тебе боль. Ты знаешь, как сильно мы тебя любим. Ты была нам матерью все эти годы и... Прости. Прости, что наши с Ди скандалы доставили тебе столько хлопот. Я не хотел, чтоб так вышло...
          – Перестань себя винить.
          – Но, пожалуйста, позволь мне использовать этот шанс. Прошу тебя как любящий сын.
          – Я не могу, Арти, – она вновь расплакалась. – Я не готова на такие жертвы.
          – Это наш единственный шанс.
          – Нет, не единственный. Я уверена, Анджей найдёт подходящего донора. Вот увидишь.
          Кивая, Арт медленно отвёрнулся. Затем поднялся с лавочки.
          – Куда ты? – удивилась тётя.
          – Я пойду к Анджею и сообщу, что нашёл донора.
          – Боже мой... – она встала к нему. – Да ты хоть представляешь, каковы шансы на проведение успешной операции?
          – Нет. Не представляю... Но, по крайней мере, я продолжаю верить.
          Арт развернулся и с непривычной для себя уверенностью пошёл по коридору. Лиза провожала его сердитым взглядом, тыльной стороной ладони вытирая прозрачные капли с побледневших щёк.
          – Боже мой, как это глупо, – прошептала она, уже направляясь в отделение реанимации. – Как же это глупо...
          Арт в это время подошёл к кабинету хирурга. «Заведующий отделением хирургии. Анджей Крачковский», – прочёл он на двери и, не стуча, резко вошёл.
          Хирург сидел за столом. Пальцами одной руки он массировал висок, другой – держал трубку телефона.
          – ...Я понял, Макс... Кому?.. Да, я звонил ему... Хорошо... Угу, спасибо... – он недовольно положил трубку и поднял глаза на неподвижного Арта.
          – Как успехи с донором? – ровно спросил парень.
          – Успехи... – глаза на миг опустились. – Ну, как? Продвигаются... продвигаются.
          – Хм... понятно... понятно.
          – Как там Лиза?
          – Она сейчас с Ди.
          – А ты почему не с ними?
          Арт шагнул к столу.
          – Мне нужно с тобой поговорить... Ты извини, док. Я сорвался.
          – Да, – кивнул доктор. – Я тебя прекрасно понимаю. Я сам с трудом держусь и...
          – Я буду донором.
          – Что, прости?!
          – Я буду донором, – спокойно повторил Арт.
          – Но ты ведь... – Анджей нахмурился, медленно встал, опершись кулаками о стол. – Это обдуманное решение?
          – Нет, блин, я прикалываюсь. Что за вопросы, док?
          – Я не могу просто так взять твоё сердце.
          – Почему?
          – Потому что ты – несовершеннолетний.
          – И что с того?
          – Для несовершеннолетних необходимо официальное разрешение родителей; в твоём случае – опекуна.
          – К чёрту формальности, док. Лучше давай уже начинать. Ты сам говорил, у нас мало времени.
          – Я не имею права, Арт, – хирург вышёл из-за стола и стал медленно подходить к парню. – Мне необходимо официальное разрешение от Лизы. К тому же...
          – Мне плевать на эти разрешения! В конце концов, док! Это же моё сердце. И я имею право им распоряжаться.
          – Тётя ведь не дала тебе согласия, верно?
          – Не дала, – угрюмо согласился Арт.
          – Её можно понять. Она в равной степени переживает за вас обоих. На её месте я поступил бы точно так же.
          – Но ты же сам сказал, что донора будет трудно найти.
          – Но это вовсе не означает, что мы его не найдём, Арт.
          – Анджей... – парень прищурился и слегка накренил голову, – не пытайся меня обманывать. Я прекрасно вижу на твоём лице эту неуверенность. Знаю, между нами были разногласия, но сейчас не та ситуация, в которой тебе не следует мне доверять. Я серьёзен и хочу знать правду. Пожалуйста.
          Доктор ещё больше насупил брови и, ощущая на себе требовательный взгляд подростка, тяжело вдохнул:
          – Эта ситуация с донором действительно оставляет желать лучшего. Срочность трансплантации только всё усложняет. Я обзвонил своих коллег из других клиник в надежде найти хоть какое-нибудь сердце, но... пока ничего. – Он мрачно усмехнулся. – Безусловно, я знал, что доноры сердца не находятся так быстро, но я надеялся на удачу, на случай.
          – Ну, так в чём проблема, док? Вот он, случай, стоит перед тобой. В нём бьётся нужное сердце, абсолютно здоровое и полное жизни, течёт та же кровь и, плюс ко всему, он готов быть донором... Я! Я – твой случай!
          – Что из сказанного мной о разрешении тебе не понятно, Арт? Да и сам подумай, как я могу препятствовать решению Лизы? Она права. Абсолютно права. Да, я прекрасно понимаю, что с такой опухолью долго не живут – ты уж прости за откровенность, но в любом случае тебе ещё рано себя хоронить. Нужно продолжить поиски донора, какими бы сложными они ни были.
          – А что, если ты не найдёшь донора? И что, если опухоль прикончит меня через пару лет? Что тогда будет с тётей, док?
          – Даже не хочу об этом думать.
          – В том-то и дело, что ты не подумал!
          В ответ на резко повышенный тон парня доктор закрыл глаза и покачал головой.
          – Даже при таких обстоятельствах твоя неблагодарность по отношению ко мне берёт верх, – прошептал он.
          – Нет, док. Прости, – замялся Арт. – Я... я очень тебе благодарен. Честно. Я благодарен за помощь, которую ты оказал сестре. Я благодарен за то, что ты так заботишься о моей тёте. И я благодарен за наши с тобой конфликты – ведь именно они помогли мне понять, каким чудовищным я становлюсь.
          – Не говори так.
          – Нет, это правда. Рак поедает последние крупицы моего разума, убивает меня, постепенно превращая в психа... Но я... я смирился с этим. Да, смешно, конечно. Наверное, ещё два года назад, когда твой коллега поставил мне убийственный диагноз, я каким-то образом убедил себя, что убегать от реальности бессмысленно. Но, поверь, теперь у меня практически не осталось сил контролировать эту заразу. Лекарства не действуют, а ждать новых, которые только оттянут мой уход, по-моему, бессмысленно. И поэтому сейчас, когда я прошу тебя сделать меня донором, я же вовсе не думаю о себе и своём будущем – я думаю о будущем, которое ждёт мою тётю и мою сестру, потому что, какой бы эгоизм не сидел во мне, я всегда старался делать их счастливыми. Всегда.
          Анджей пристально смотрел в юные глаза. Ему было жаль этого увязшего в нелёгких рассуждениях подростка.
          – Извини, Арт. – сочувствующе произнёс он. – Я действительно не вправе делать пересадку сердца без соответствующих документов. Да и дело не только в них. Не думаю, что Лиза...
          – Я подготовлю все документы, Андж.
          Они оба повернулись к выходу. В дверях стояла Лиза. Её измученное лицо, казалось, уже было не в силах отображать какие-либо эмоции. Она смотрела покрасневшими глазами на любимого племянника, смотрела так ненасытно, будто делала это в последний раз.
          Арт постарался улыбнуться:
          – Тётя... – он подошёл к ней и нежно обнял.
          – Вы ведь понимаете, о чём мы сейчас говорим? – не совсем уверенно спросил Анджей. Он с удивлением уставился на Лизу.
          – Да, – она поглаживала ладонью русые кудри племянника.
          – И вы оба настроены вполне серьёзно?
          – Нет.
          – Но мы всё же будем делать эту пересадку? – недоумевал хирург.
          – Тебе видней, Андж, – со вздохом протянула тётя. – Тебе видней...
          Анджей растерянно поглядывал то на Лизу, то на Арта. В его глазах светилось непонимание.
          – Ты не оставишь нас, Арти? – нарушила молчание тётя.
          – Это ещё зачем?
          – Сходи к сестре.
          – Я тебя понял, – он мельком взглянул на хирурга и медленно пошёл к выходу. Взявшись за ручку двери, добавил, – надеюсь, вы примите верное решение.
          Закрыв кабинет, Арт прижал ухо к косяку и стал прислушиваться.
          – Ты сейчас серьезно говорила? – послышался голос доктора.
          – Конечно, я не согласна с его решением, но, Андж, я согласна с его рассуждениями.
          – Даже не знаю, Лиза. Это очень ответственный шаг. Я бы даже сказал, убийственный шаг.
          – В том-то и дело. Как я могу выбирать между ними?
          – Тогда что ты предлагаешь?
          – Помоги мне. Ты можешь расценивать эту ситуацию с более реальной стороны, а я, кажется, уже не способна здраво мыслить.
          После недолгой паузы Анджей спросил:
          – Когда вы в последний раз были у Стеклова, что он вам говорил?
          – А что он может сказать? Он только кормит нас лекарственными обещаниями и всё больше настаивает на химиотерапии. А ты знаешь упрямого Арта, он будет мучиться до последнего и ни за что не согласится на «химию»...
          Подслушивая этот разговор, Арту ещё больше стало жаль тётю. Он вдруг осознал, насколько резок и груб был по отношению к ней, объявляя о своём решении.
          – Я предлагаю немного повременить с этой пересадкой, – слышался голос хирурга. – Мне ещё не перезвонили из двух клиник. Давай дождёмся звонков, а затем уже будем делать какие-то выводы и принимать необходимые решения. Шансы малы, но, тем не менее, они есть.
          – Хорошо, Андж... Хорошо...
          – Ты была в реанимационном?
          – Да. Была...
          – Как она там?
          – Я говорила с ней... Я говорила Ди, что всё будет в порядке, что мы найдём хорошее сердце, такое же доброе и светлое, как было у неё... Я знаю, она слышала мои обещания... там... в глубине души...
          Тёплый образ сестры возродился в мимолётных воспоминаниях Арта. Парень в момент оставил подслушивание и широко зашагал вдоль коридора.
          В реанимационном было неспокойно: повсюду суетился персонал, эхом доносились разные стуки, громкие голоса, а иногда и крики, стоял смешанный запах медикаментов и пота. Арт сперва подумал, что ошибся отделением.
          – Это реанимационное? – спросил он у санитарки, толкающей тележку с каким-то оборудованием.
          – Да, – переводя дыхание, ответила женщина.
          – А где одиннадцатая палата?
          – Прямо... прямо по коридору... интенсивная терапия...
          – Спасибо.
          Дверь одиннадцатой палаты была настежь открыта. Арт тихо вошёл внутрь и остановился, как вкопанный. От увиденного отвисла челюсть.
          На столе-каталке лежала девушка. Из её рта и сквозь продольную повязку на грудной клетке были выведены длинные трубки, прозрачные и красные, подсоединённые к большому устройству на колёсах. Среди разнообразия панелей, кнопок и активных мониторов на нём был также прикреплён объёмный сосуд с густой тёмно-красной жидкостью.
          Звук глубоких механических вдохов и выдохов разбавлялся негромким диалогом двух медработников. Один парень подключал электроды портативного прибора к голове девушки, другой делал какие-то записи в папке-планшетке.
          – М-да уж... – уныло протянул первый. – Неслабая авария. Семнадцать пострадавших. Двенадцать из них мертвы.
          – Ну, а ты в курсе, что там вообще случилось? – поинтересовался второй, громко чавкая жвачкой.
          – По словам очевидцев, всему виной стал автобус, который проехал на красный свет, сбил несколько человек и светофор, а затем на сумасшедшей скорости влепился в здание суда.
          – Ни фига себе...
          – Та да. Мы были в шоке, когда его увидели.
          – Так а чего он не тормознул?
          – Мне-то откуда знать? Думаю, эксперты и полиция скоро выяснят.
          – А водила выжил?
          – Ты что, прикалываешься? Автобус от столкновения с бетоном сложился буквально вдвое. Там от водителя мало что осталось. Зрелище не из приятных, скажу тебе...
          – Господи... – почти шёпотом заговорил Арт, скромными шажками подходя к сестре. – Так это... это автобус её сбил?
          Медработники синхронно обернулись.
          – Ты кто такой? – удивлённо и грубо спросил первый.
          – Я... – парень с взъерошенными волосами, в испачканных кедах и измятой одежде грузно приближался, – я её брат...
          – Тебе нельзя здесь находиться.
          – Да ладно тебе, Миха, – заговорил второй. – Глянь на него. Он не будет мешать. – Потом убрал карандашом длинную чёлку с глаз и повернулся к гостю, – ведь не будешь?
          Арт едва покачал головой и, подобно рыбе, сказал беззвучно одними губами: «Не буду».
          – Ваня, ты спятил?
          – Ну, не выгонять же его...
          – Сдалась мне твоя снисходительность.
          – Успокойся, Миха...
          – Не надо меня успокаивать! Когда речь идёт о потере работы, я не могу быть спокойным.
          – Да не будь ты сволочью! Глянь на него... – Они повернулись к каменному Арту. – Ничего он не сделает.
          – Ничего не сделает, говоришь...
          – Да.
          – Ну, вот тогда ты и следи за ним. А у меня работы по горло.
          Арт по-прежнему не сводил глаз с сестры. Медработник с планшеткой мягко обратился к нему:
          – Тебя как звать, чувак?
          Ответа не последовало.
          – Чувак?
          – Арт.
          – О’кей. Я Ваня. Этот злюка – Миша.
          – Михаил Анатольевич, – проворчал другой, продолжая настройку прибора.
          – Михаил Анатольевич, если вы так изволите, – не скрывая язвительности, ответил коллеге медбрат и с прежней лояльностью обратился к прибывшему, – слушай, Арт, мы тут должны проверить показания энцефалографа. Ты только ближе не подходи, а то от одного твоего присутствия могут возникнуть большие «траблы». И не только у нас. А вообще там, в шкафу, есть бахилы и халат. Приоденься, дабы не привлекать внимание. О’кей?
          Арт кивнул, но не двинулся с места.
          – Ты был на том перекрёстке, Миша? – твёрдо спросил он, наконец подняв глаза на работающего медбрата.
          Миша бросил недовольный взгляд на Ваню, затем слегка лениво ответил нежданному посетителю:
          – Да. Я был в машине скорой помощи, когда мы забирали твою сестру.
          – И ты знаешь, что с ней случилось?
          – Знаю.
          – Что?
          – Её переехала «хонда».
          Арт часто заморгал, сдерживая слёзы:
          – «Хонда»?
          – Да. Машина такая.
          – Как это случилось? – он облизнул пересохшие губы.
          – Старая «хонда» спешила на зелёный. Но когда её водитель заметил внезапно выскочивший автобус, он резко повернул и выехал на переход, где лежала твоя сестра.
          – То есть... то есть как «лежала»? – с явным непониманием спросил Арт.
          – Так сказал водитель. – В голосе медбрата послышались нотки сочувствия. – Она лежала и вроде как кричала, закрыв лицо руками.
          – С ума сойти... – выразил удивление Ваня. – Вот же бедняжка... Ну, а что там потом было?
          Параллельно регистрации различных показаний прибора Миша продолжил свой рассказ об аварии, о том, какие ещё столкновения последовали на перекрёстке. Однако Арт уже не слушал. Он в угнетающем безмолвии рассматривал сестру, снова поддавшись сюжетам из прошлого.
          Девушка лежала почти бездыханно. Лишь медицинские аппараты вялой хваткой тянули остаток её жизни, медленно вздымая и опуская забинтованную грудь. Но неужели действительно «остаток»? Неужели нет сердца, способного сохранить её жизнь? Арт не желал в это верить. Осознанно или интуитивно он чувствовал, что очень скоро сестра встанет на ноги. Он видел её счастливой и жизнерадостной, полной сил, впечатлений и приятных эмоций. Он мысленно общался с ней в этих псевдовоспоминаниях, этих несбывшихся мечтах...
          Спустя несколько минут раздумия Арта были нарушены медработниками, которые активно о чём-то препирались:
          – Не понимаю, Ваня, как ты снова мог забыть?
          – А я-то тут при чём? Кому поручили следить за больными?
          – Мне поручили. Ну, а ты здесь для чего?
          – А я помогаю.
          – Ну, так помогай уже наконец. Живо принеси мне...
          – Ребята... – невпопад произнёс Арт. Но парни не унимались:
          – Блин, всё время ты меня куда-нибудь посылаешь.
          – А как же тебя не посылать, Ваня? Постоянно ты всё недоделываешь.
          – Ты бы лучше учил меня нормально, а не засматривался на медсестёр...
          – Ну, вот опять. Ты мне теперь всю жизнь будешь тот случай вспоминать?..
          – Ребята! – уже громко вмешался Арт.
          – Что? – почти в один голос ответили медработники, раздражённо посмотрев на парня.
          – Там, – Арт указал пальцем в сторону большого устройства, – там что-то не так...
          – Да всё там нор... чёрт. – Миша подошёл к устройству, один из мониторов которого красным цветом сигнализировал изменения. – Ваня, звони Крачковскому, узнай насчёт донора.
          – О’кей.
          – Хотя я сомневаюсь, что ему удалось кого-то найти.
          – Что с ней? – Арт забегал глазами.
          – Так, парень, на сей раз тебе точно лучше выйти, – строго ответил Миша.
          – Я никуда не пойду.
          – Ещё как пойдёшь. Это не оспаривается. Выйди из палаты и пройди в зал ожидания.
          – Я же сказал, что никуда не пойду.
          – Знаешь, я сегодня не в настроении, а тут ещё ты со своими принципами. Уходи по-хорошему. Мне прекрасно понятно твоё состояние, но...
          – Ни хрена тебе не понятно! – разозлился Арт.
          – Слушай, сопляк! Валил бы ты отсюда, пока я тебе морду не набил!..
          – Э-э, чуваки, спокойно! – подбежал к ним Ваня. – Вы что, с ума все сегодня посходили? Здесь, блин, больница, а не дурдом!
          Арт и Миша какое-то время ненавидяще смотрели друг на друга, затем стыдливо отвели глаза.
          – Ё-моё, на ровном месте сцепились... – жаловался Ваня. – Блин, ну что за денёк, а?..
          Резкой полифонической мелодией у него в руках зазвонил мобильный телефон.
          – На. Пообщайся, злюка, – Ваня протянул телефон Мише. – Это Крачковский перезванивает.
          Миша принял трубку и ответил на вызов, а Ваня со сморщенным лбом покинул палату.
          – Алло. Доктор Крачковский... Да, мы сделали ЭЭГ – всё в порядке, но у нас нарисовались другие проблемы. Давление в области... Что вы говорите?.. М-мм, – Миша неуверенно поднял глаза на Арта. – Да, здесь... Вы серьёзно?! – он изобразил удивление. – Но ведь... Ага, я понял... Хорошо...
          Миша закончил телефонный разговор и, прежде чем сделать ещё один вызов, долго и пристально изучал Арта.
          – Алло, Ника. Это Миша Сёмочкин... Слушай, к тебе сейчас парень подойдёт, Ваней звать. Передай ему, пожалуйста, пусть прихватит сандиммун и как можно быстрее направляется в операционную... Он знает, в какую... Спасибо.
          В эту секунду в палату врывается седовласый мужчина в расстёгнутом белом халате. Его большие глаза искрят недовольством.
          – Почему дверь в палату не закрыта? Почему вы так долго возитесь с этой безнадёжной пациенткой? Куда делся практикант? Что, в конце концов, здесь делает этот молодой человек?! – Он схватился за голову. – Боже правый! Да вы все окончательно чёкнулись! И я с вами нормальным не останусь! Ну? Чего молчишь, Сёмочкин? Живо отвечай на вопросы!
          – Эта пациентка не безнадёжна, Борис Юрьевич, – безмятежно ответил вошедшему Миша. – И вы, как всегда, всё преувеличиваете.
          – Да что ты говоришь? Преувеличиваю?
          – У неё появился донор. Ваня как раз отправился за препаратами для операции.
          Густые брови Бориса Юрьевича, точно две серые гусеницы, перекатились вверх.
          – Так быстро? Это нечто невероятное!
          – Но это факт.
          – Ну и... и где же ваш факт? Где счастливчик-то?
          – Стоит позади вас.
          «Гусеницы» поползли ещё выше.
          – Ладно... – смягчил тон Борис Юрьевич, пристально изучая Арта. – Ладно, допустим. – Затем с нескрываемой лукавинкой снова уставился на Мишу, – но почему дверь в палату не закрыта?
          – Борис Юрьевич, вы как будто первый день работаете, – осмелился возмутиться Миша. – Эта дверь ещё до моего прихода была неисправной – петли, видите ли, поломанные. И никто на эту дверь не обращал никакого внимания, потому как до сегодняшнего дня этой палатой, по-моему, вообще никто не пользовался. А если вы сейчас пришли придираться по мелочам, то мне некогда – я тут работаю, чтоб вы знали!
          – А чего это ты раскричался?
          – Да вот с вас пример беру.
          – А ты, Сёмочкин, не бери дурного примера. Ты же меня знаешь. Старый ворчун по-своему любит молодых.
          – Да известны мне ваши приколы, но сейчас не самое подходящее для них время. Нужно срочно доставить девушку в операционную. Крачковский будет проводить трансплантацию.
          – Крачковский тут хозяйничает, как у себя дома: пациента поместил, пациента забрал – только и успевай за ним эпикризы менять. А я тут вроде как заведую...
          – Ну, это вы уж с ним обсуждайте, Борис Юрьевич, – спешно оборвал его Миша. – Правда, мне некогда.
          – Ишь, какой занятой... – он почесал горбатый нос. – Ладно. Пусть Крачковский тогда этой пострадавшей и занимается. У нас ещё полное отделение таких «головных болей».
          Борис Юрьевич обернулся и подошёл к Арту, который смотрел на медработников из-под насупленных бровей.
          – Ты, мальчик, не обращай внимания на гиперэмоциональных врачей, – тихо произнёс подошедший. – Подобные аварии всегда на какое-то время превращают обычные больницы в психиатрические.
          Не дождавшись ответа, Борис Юрьевич направился к выходу, но в дверях затормозил и, снова сблизив свои «гусеницы», добавил первоначальным тоном:
          – А ты, Сёмочкин, не забывай про дверь. Если главврач наведается и увидит весь этот бардак, он мне вставит по самое не хочу! А вот тогда и я вам вставлю. Причём так вставлю, что одними криками не обойдётся.
          – Борис Юрьевич, вы неисправимы.
          – Да и ты, Сёмочкин, далеко не ангелочек.
          – Вот ведь старый придира... – процедил Миша, когда тот вышел. Затем, глядя проницательным взглядом, обратился к Арту:
          – Не знаю, что там произошло у вас с Крачковским, но, похоже, ты сейчас доживаешь последние минуты своей жизни, парень.
          – Я уже понял, – без особых эмоций произнёс Арт.
          – Не поделишься?
          – Долго рассказывать. Пообщаешься с Крачковским.
          – Ладно... – Медбрат повернулся к девушке. – Мне потребуется помощь.
          – Хорошо.
          – Будешь катить АИК рядом с койкой. Думаю, про аккуратность напоминать не следует.
          Сухой диалог сменился безмолвным перемещением в операционный блок. Миша тянул стол-каталку по длинным коридорам, а Арт, аккуратно подталкивая большое устройство, не отрывал влажных глаз от изувеченной сестры. Из предоперационной к ним навстречу вышел доктор Крачковский с сервисным персоналом.
          – Давайте поторопимся, – сказал хирург, изучая мониторы. – Судя по её состоянию, времени у нас ещё меньше, чем я думал.
          Ассистенты повезли готовить девушку к операции. Арт до последнего рассматривал сестру.
          – У тебя ведь всё получится, док? – дрожащим голосом произнёс он.
          – Будь уверен в этом.
          – А где тётя?
          – Она подойдёт через минуту. Я дал ей успокоительное и попросил немного посидеть.
          – Я, наверное, был слишком резок с ней...
          – Ваня приносил препараты? – вмешался Миша.
          – Да, я отправил его обратно в реанимационное. Ты тоже иди. Там вы будете полезней.
          – Я вас понял.
          – Спасибо за помощь, Миша, – добавил хирург.
          – Да пустяки. Успешной вам операции.
          Он кивнул Арту и поторопился уйти.
          – Сколько у меня времени, док? – спросил Арт, кристальными глазами провожая медбрата. Доктор Крачковский шумно вздохнул:
          – Минут двадцать, не больше. Медлить нельзя. Чем быстрее я извлеку твоё сердце, тем лучше будет для неё.
          – Док, я... я хотел тебе кое-что сказать перед этим извлечением. Вряд ли у меня будет ещё такая возможность. В общем, ты ведь знаешь, что у нас с Ди не было родителей и что мы воспитывались лишь тётей. Это я к тому, что, быть может, поэтому мы так холодно и недоверчиво к тебе относились...
          – Я всё понимаю, Арт. Не нужно объясняться по этому поводу.
          – ...но это вовсе не означает, что мы не ценили тебя как близкого человека, – настаивал Арт, глядя в грустные глаза Анджея. – Я просто... просто хотел, чтобы ты это знал.
          – Спасибо, Арти.
          – И тебе спасибо, Андж.
          Крепкое рукопожатие стало заключением их финального диалога. Только хирург зашёл в предоперационную, как в коридоре появилась Лиза. Она приближалась не торопясь и держала ладонь у виска. Она не выпускала из виду племянника.
          – Тётя Лиза, как ты себя чувствуешь? – парень понял всю глупость своего вопроса, когда уже задал его.
          – Голова немного кружится... – хриплым голосом ответила женщина. Она показалась ему состарившейся лет на пять. – Я звонила тебе, когда мы переговорили с Анджеем. Ты не брал трубку.
          – Я потерял телефон... Кстати, если тебе вдруг понадобится мой паспорт, он у нагловатого менеджера в пиццерии «Grand Central».
          – Арти, ты не передумал? – с искренней надеждой поинтересовалась Лиза, выдержав некоторую паузу.
          – Нет, тётя. Я не передумал. Мы поможем ей.
          – Ты всегда поражал меня своей настойчивостью.
          Они снова погрузились в немой обмен взглядами. Жестокая атмосфера горя пожирала их.
          – Скажи мне, пожалуйста... – выдавил, наконец, парень, – всё это время она... она вообще знала о моей болезни?
          – Нет, – тётя из последних сил контролировала эмоции. – Я так и не решилась ей об этом рассказать...
          – Понятно... – Арт малозаметно кивнул. – Перед тем, как я уйду, я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала. – Он заметил вопросительный взгляд тёти. – Когда всё закончится, передай Дише, что я её люблю.
          Лиза сильно-сильно обняла племянника. Они стояли пару минут, не выпуская друг друга. Из закрытых глаз текли слёзы.
          Предоперационная открылась – оттуда выскочил один из ассистентов:
          – Арт, – мужчина дождался, пока парень обернётся, и добавил, – пора.
          Тётя не отпускала племянника. Он поцеловал её побледневшую щеку.
          – Мне нужно идти, тётя, – тяжело промолвил парень.
          Она не разжимала своих объятий.
          – Нужно идти... – ещё раз шепнул Арт.
          – Я знаю, – Лиза против желания опустила руки и, поникшая, смотрела, как от неё отдаляется любящий и любимый сын. У порога в предоперационную он одарил её последней улыбкой, исполненной печального прощания.
          Оказавшись внутри помещения, Арт быстро вытер влажные щёки рукавом пиджака и попытался придать своему лицу недавнюю серьёзность. Мужчина попросил его присесть на медицинскую каталку.
          – Закати рукав, пожалуйста, я сейчас введу тебе снотворное.
          – Через сколько я усну?
          – Минуты через три-четыре.
          – Успею... – вслух подумал Арт.
          Ассистент протёр руку парня спиртовой ватой и, заметно дрожа, сделал укол.
          – Волнуетесь?
          – Ты не поверишь, но... никогда прежде я не делал подобных уколов.
          – А я никогда не отдавал своё сердце, – мрачно отшутился Арт. Затем поёжился, – мне кажется или здесь действительно холодно?
          – Нет, парень, здесь не холодно. – Мужчина посмотрел на него с нескрываемой жалостью. – А я как раз хотел попросить тебя раздеться... Ладно. Ты хотя бы расстегнись тогда.
          Арт разорвал на груди рубашку так, что пуговицы полетели в разные стороны:
          – Давайте не заморачиваться ещё и с этим.
          – Тоже верно. – Мужчина протяжно кивнул. – Ну что ж, ложись, Арт.
          Плывущий потолок сменился подвесным оборудованием и яркими светильниками. Арт прищурился и с усилием повернул голову набок, где у противоположной стены операционной увидел сестру.
          Секунды уподобились минутам. Минуты превратились в долгие часы. Веки Арта медленно смыкались, но упрямое сознание боролось до конца. Парень что было сил продолжал сопротивляться наплывающему сну.
          Арт рассматривал родные и любимые черты лица и отгонял от себя негативные мысли. Образ сестры, счастливой и жизнерадостной, полной сил, впечатлений и приятных эмоций, вновь возник в его голове. Однако это уже был сон.
          Последняя одинокая слеза – скромная крупица сильнейших чувств – вырвалась из сомкнутого глаза, кротко стекла по виску и незаметно растворилась в текстуре белой простыни.

          VII

          – ...пробудился я уже здесь, – заканчивает Арт, своими тонкими пальцами мягко протирая глаза. – Ну, а дальнейший ход событий, полагаю, тебе известен... Комната с датами... круглый конверт... встреча с Марком...
          Майк с пониманием смотрит на собеседника. Его карие глаза частично отражают эмоции, увиденные на лице Арта, а именно грусть и печаль.
          – Всё равно не могу взять в толк, как они с такой лёгкостью и уверенностью позволили тебе уйти?
          – Легко убедить того, кто желает быть убеждённым.
          – Что ты пытаешься этим сказать?
          – Что тётя, возможно, хотела облегчить мне участь. Она лучше всех понимала, насколько хреновыми были мои перспективы... – Арт уводит взгляд на часы, мелкие песчинки которых беспрерывно падают вниз. – Я не сказал тебе: в шестнадцать мне поставили диагноз: «первичная раковая опухоль мозга».
          Лицо Майка искажается.
          – Чёрт возьми... – не без сочувствия произносит он.
          – Я не буду утверждать, что моя болезнь не посодействовала моему решению. Однако я могу смело заявить, что пережитое мной в больнице было куда хуже любого переживания за свою будущую жизнь. Видеть, как страдают те, кого любишь – это самое страшное из того, что может испытывать человек. – Он на мгновение прерывается и вновь направляет глаза на соседа. – Я лишь хотел сказать... Иногда лучше отдать свою судьбу в руки «дрянного случая», чем оказаться на линии выбора между жизнями.
          Майк ничего не говорит в ответ, а только хмуро рассматривает собеседника.
          – Ты, пожалуйста, не обижайся на мои слова, – оправдывается Арт. – Я говорил о себе. Я не знаю, что там с тобой произошло и...
          – Не объясняй, – тихо прерывает Майк. – Ты был прав. Нелегко тебе пришлось. Но ты сделал правильный выбор. Правда. Будь я на твоём месте, я бы поступил точно так же.
          Арт медленно кивает.
          – А знаешь, что является самым обидным из всего этого?
          – Что?
          – Я ведь так и не извинился перед сестрой.
          – В каком смысле?
          – До этого случая я не видел её около года.
          – Так долго? Почему?
          Прежде чем ответить, Арт делает глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями:
          – В прошлом году мы с ней сильно поскандалили. Стыдно признать, но я даже не помню предмета тогдашнего спора... В общем, с чего всё началось? У нас были часы. Красивые песочные часы. Дедушка изготовил их в своей мастерской и преподнёс в качестве подарка на наше десятилетие. Уже тогда мы с сестрой довольно часто спорили, и это постоянно создавало различные конфликтные ситуации. А эти песочные часы предназначались как раз для таких ситуаций. Дедушка был очень старательным. Он создал крупные глиняные песчинки двух цветов – чёрного и белого – и поместил их в стеклянную колбу часов. Если часы перевернуть, то песчинки будут сыпаться строго одна за другой. Это позволяло видеть, какого цвета песчинка спустя минуту упадёт последней. И эта забавная случайность определяла победителя в споре. Чтобы мы не поругались ещё и за выбор цвета песчинок, дедушка изначально определил, что мои – белые, а моей сестры – чёрные...
          – По цвету волос, я так понимаю, – выдвигает предположение Майк.
          – Совершенно верно.
          – Какое интересное изобретение.
          – Мы тоже были в восторге от подарка. И с тех пор часто использовали его по назначению. Должен признаться, мы очень сильно любили дедушку и бабушку. Долгое время они заменяли нам родителей: играли с нами, много общались, учили необходимым вещам. И вот спустя шесть лет, когда дедушки уже не стало, эти необычные часы остались у нас единственным предметом, хранящим память о нём... А я их разбил.
          – Разбил?!
          – Вдребезги.
          – Как это случилось?
          – Это, наверное, был один из тех первых приступов ярости. Я тогда ещё не знал об опухоли и не принимал никаких медикаментов... И всё этот чёртов спор, смысл которого я не в силах вспомнить... Понимаешь, я настолько убедил себя в своей правоте, что просто не мог видеть чёрную песчинку падающей последней!
          – Но она всё же выпала...
          – Она выпала, – угрюмо подтверждает Арт. – Я схватил часы и швырнул их о стену с невероятной силой! Щепки, осколки стекла и песчинок разлетелись во все стороны... Только потом я осознал, что натворил. Я замер на месте и не мог пошевелиться или сказать хоть что-то. Сестра стояла рядом. Я заметил её злые и ошарашенные глаза, но... что я мог изменить? Даже не взглянув на меня, она лишь тихо произнесла: «Я больше никогда не буду с тобой разговаривать». И это действительно было последним, что я когда-либо от неё слышал... – он прикусывает нижнюю губу, грустно уставившись в пол. – Она ушла в тот же день. Вечером, когда тётя вернулась с работы, я рассказал ей о случившемся. К моему удивлению, она меня не выругала. И позже стало понятным почему – тётя принесла с собой из больницы детальные результаты моей томографии...
          – Что ты почувствовал в тот момент?
          – Сестра убежала из-за моего непонятного приступа, который на самом деле оказался началом роковой болезни... Сам-то как думаешь?
          – Я не об этом. Что ты почувствовал, когда разбивал эти ценные часы?
          – Сложно сказать... У меня будто память отшибло в тот момент. Ни черта не могу вспомнить... Я орал как умалишённый, нагло отстаивал свою точку зрения. Но потом меня будто перемкнуло. Не знаю даже, как объяснить... Будто темная сторона моего разума обрела контроль и сделала эту гадость. Бремя сожаления до сих пор висит на моих плечах.
          – Блин, это... это действительно ужасно... – Майк качает головой. – Прости, я перебил. Ну, а что же случилось с сестрой? Продолжай, пожалуйста.
          – На следующий день она позвонила тёте и сообщила, что успешно добралась до бабушки в пригородную деревушку, где собирается пробыть до конца лета. В итоге она оставалась там весь последний год. Перевелась в местную школу, завела новых друзей и всё такое.
          – И ты с тех пор ни разу с ней не связался?
          – Конечно, я пытался с ней поговорить. Но все мои попытки были тщетными. Она часто созванивалась с тётей, а вот до меня ей не было абсолютно никакого дела. Даже зимняя поездка в деревню не дала положительных результатов.
          – Чёрт возьми, эта дополнительная история только усугубляет твой горестный выбор. Но я по-прежнему считаю его правильным. Согласись, ты подарил сестре жизнь, а это гораздо больше, чем простое извинение.
          – Жаль, что я так и не услышу её одобрительного вердикта.
          – Но ведь сейчас ты уже не чувствуешь себя таким виноватым и больным?
          – Ты прав. Не чувствую... – Арт по-дружески уставился на слушателя. – Спасибо... И спасибо за то, что выслушал меня... Полагаю, нас поэтому и посадили вдвоём в один лифт – чтобы мы могли просто пообщаться.
          – Хм... А я вот думаю, что это всё-таки связано с нашим возрастом.
          – Не исключено... – Арт смотрит на часы. Песка в верхней части остаётся меньше половины.
          – Что-то я разболтался, – продолжает он с еле заметой ухмылкой и переводит взор на соседа. – Пора бы мне уже кого-то послушать.
          Но тут Арт замечает, как Майк с прежним безмолвием погружается в воспоминания. И поэтому он моментально пытается изменить тему разговора:
          – Это твоё настоящее имя?
          – Что? – с задержкой отвечает брюнет.
          – Майк – это твоё настоящее имя?
          – Нет. Это прозвище. А что?
          – Просто стало интересно.
          – А твоё?
          – Настоящее.
          – Оно что-то означает?
          – Насколько мне известно, оно означает «искусство».
          – Это, в принципе, понятно. А вот как оно связано с тобой?
          – Моя мама увлекалась искусством... – белобрысый замечает вновь пробудившийся интерес на лице попутчика и продолжает, – по словам тёти, это увлечение переросло в своеобразные «пробы кисти». Мама начала рисовать и показывать свои простенькие работы знакомым художникам, а те подтвердили её талант. Мама продолжала практиковаться в свободное время, а когда забеременела, то настолько вдохновилась будущим пополнением, что решила перейти от лёгких рисунков к более сложным картинам. И в течение девяти месяцев она творила свой первый крупный шедевр, который посвятила мне и моей сестре... К сожаленью, он так и остался немного незавершённым... Мама умерла при родах.
          – Боже... – искренно сопереживает Майк, приставляя пальцы к открытому рту. – Так вот почему вы росли без матери.
          – Да...
          – Я не перестаю удивляться твоему самообладанию. Когда ты узнал об этом?
          – Тётя рассказала нам всю правду, когда мы были во втором классе...
          – Но зачем? Она ведь могла растить вас как родных детей.
          – Что она и делала. И, кстати, справлялась со своими обязанностями на «отлично». Всё дело в том, что она просто не хотела и не могла нас обманывать. Ведь она очень сильно любила свою сестру.
          – А почему у вас не было отца? Боюсь предположить. Он тоже умер?
          – Хуже. Папаша бросил маму, когда она отказалась делать аборт.
          – Вот ведь сволочь..!
          – Ещё какая, – нешуточно соглашается Арт. – Никогда не понимал таких подонков, которые способны бросить женщину в самое ответственное для неё время.
          – А разве он не должен был выплачивать вам какие-то алименты?
          – Не знаю. Мама была в гражданском браке с ним. А после фатальных родов сестры тёте было не до нашего папаши.
          – Значит, ушёл безнаказанным.
          – Знаешь, после того, что я сегодня повидал, я не думаю, что кто-то вообще может остаться безнаказанным.
          – Да, в этом отношении скорее так и есть...
          На какое-то время они умолкают, размышляя об этом. Затем Арт продолжает:
          – Однажды тётя рассказывала, как в юности они с мамой любили строить различные планы на будущее – ну, там, говорили о карьере, о семье, о детях. Вот тогда, ещё задолго до моего появления, я и получил имя, которое сейчас ношу. Так что для меня слово «искусство» – это нечто большее, чем «творчество в художественных образах».
          – Теперь понимаю, – Майк по-доброму рассматривает Арта. – Я благодарен тебе за столь содержательный ответ, но почему ты вспомнил об этом? Ты ведь мог мне всё не рассказывать.
          – Потому что я сегодня вновь её видел.
          – Видел картину? Здесь?
          – И картину тоже. В комнате с датами. – Арт глубоко смотрит на вдумчивого собеседника, – ты ведь тоже что-то видел, так ведь? Что такого ценного было в твоей комнате?
          – Много чего. Фотографии семьи, друзей, разные письма, которые я давным-давно писал... В общем, много всего такого, что я, вероятно, боялся больше никогда не увидеть... Вообще, столько отдалённых воспоминаний в той комнате.
          – Да. Я тоже был приятно удивлён, повидав многое. Особенно маму.
          – Ты и мать видел?!
          – Лишь на фотографиях... Ну и на той картине, конечно. Мама вложила в неё весь свет своей души.
          – А что на ней изображено, не расскажешь?
          – Удивительной красоты Пегас. Он летит в волшебном лесу через прозрачный ручеёк под лучами яркого солнца. На мой взгляд, картина идеальна. В ней только не закончена часть неба.
          – Хотелось бы на неё взглянуть...
          – Картина была первым, что бросилось мне в глаза во время пробуждения. Она висела на белой стене в той же рамочке, в какой красуется у нас в квартире. А вокруг неё были прикреплены фотографии мамы, многие из которых я, признаюсь, вообще никогда не видел... – Арт задумчиво прерывается, будто созерцая всё вышесказанное перед собой. Затем переводит загадочный взгляд на Майка. – А что тебе здесь первым бросилось в глаза? Ну, я имею в виду после того, как ты осознал, что произошло.
          – Не знаю даже. – Майк опускает глаза на руки. – Может, здешняя чистота. К примеру, моя одежда была изрядно выпачкана краской, а сейчас она чиста. Да и сам я не был вымыт, когда...
          Он прерывается и смотрит на соседа.
          – Когда что? – требует продолжения тот.
          – Когда работал.
          – Выходит, ты что-то красил.
          Майк откидывается на диване:
          – Тебе действительно интересно услышать, что со мной произошло?
          – Да, конечно. А ещё мне безумно интересно, почему ты босой, – с мрачным юмором подшучивает Арт. Майк отвечает ему взаимной улыбкой:
          – Снова шутки шутишь.
          – Надо же тебя как-то расшевелить. А то ты только вопросы задавать горазд. Хотя и к этому мы долго подходили.
          Кареглазый щурится:
          – Хитрюга ты. Увлёк меня своими историями и откровениями.
          – Я? Вовсе нет. Я просто по-прежнему надеюсь увлечься твоими откровениями. Мне вот сейчас уже намного спокойней на душе.
          – По-моему, ты и до этого выглядел прекрасно.
          – Это было обманчивое впечатление.
          – Ладно... я расскажу свою историю. Как-никак, я дал обещание. Ну и... надо же как-то реабилитироваться за свою грубость.
          – Не нужно никаких реабилитаций, – смеётся Арт. – Я не хочу, чтобы это выглядело так, будто я тебя принуждаю.
          – Нет-нет, я расскажу. Ты был честен со мной, и я хочу ответить взаимностью.
          – А, ну... это хорошее качество, – соглашается Арт.
          Брюнет поднимает на него свои карие глаза. В них будто отражаются нахлынувшие воспоминания.
          – Ты как? – интересуется белобрысый.
          – Более-менее... – Майк откидывается на диване и неуверенно начинает свою историю. – Как ты уже понял, я занимался покраской. Не могу сказать, что рабочий день был плохим или неудачным. Даже наоборот – всё проходило достаточно бодро и местами весело...

          VIII

          – Блин, эта жара меня доконает! – вытирая плечом пот со лба, жаловался полный мужчина. Он стоял, подняв голову вверх, и держал обеими руками длинную лестницу.
          – А тут наверху хорошо, – заметил Майк, подкрашивая металлическую раму над входом в здание. – Даже ветерок иногда пробегает. Вот если бы ты не налегал так на пироги, может, тоже смог бы залезть.
          – Ты мне там поязви ещё! – фыркнул полный, слегка тряхнув лестницу.
          – Э-э, Димон! Шутка же! Без паники, – обнимая лестницу, рассмеялся Майк.
          – Кстати, насчёт пирогов... Тебе там долго ещё? Уже как бы на обед пора.
          – Сейчас я докрашу последнюю стойку – и пойдём... Ты же не поручил это кому-нибудь более свободному.
          – Не жалуйся. Остальные сегодня тоже много работали.
          – Ага, особенно сейчас.
          – Я говорю – не жалуйся. Вечером раньше домой уйдёшь.
          – Правда, что ли? Ну, так бы сразу и сказал.
          – А ты только этого и ждёшь, да?
          – Ну, не то чтобы... Просто сегодня уйти пораньше было бы кстати.
          – И с чего бы это? На свиданку намылился?
          – Хе... – рассмеялся Майк. – Тебе скажи.
          – Понятно... – Дима ответно усмехнулся. – И когда ты только успеваешь знакомиться с девицами?
          – Люди повсюду, Димон. Можно встретить человека там, где меньше всего ожидаешь встретить.
          – Эт точно. Ну что там? Уже всё? Или нет?
          – Да... вот... почти закончил...
          Через пару минут Майк уже был внизу. После того, как он помог Диме сложить лестницу, они направились в сторону строительного вагончика.
          – Не понимаю я тебя.
          – Ты про что, Димон?
          – Про тебя. Вроде смышлёный пацан, а до сих пор возишься с такими, как мы.
          – А что с вами не так?
          – А ты посмотри на нас. Внимательно посмотри. Мы, наверное, всю жизнь проведём на этих стройках. В своё время не учились, а сейчас уже поздно что-либо менять.
          – Я думаю, никогда не поздно измениться.
          – Ты думаешь, а я знаю... Дружище, у тебя такие возможности пропадают. Когда я натыкаюсь на улицах города на стильных молодых парней с дипломатами и прочей белибердой, я всё время представляю на их месте тебя... А чего ты смеёшься? Мозги есть. Красавчик. Что ещё надо?
          – Наверное, ты меня плохо знаешь.
          – Плохо знаю?! Ё-моё, да ты уже два года с нами волынишься. И, если память меня не подводит, ты вроде как на подработку приходил.
          – Да. Так оно и было, – Майк кривовато улыбнулся. – Так оно и было...
          – Задумайся, Паша. Тебе уже семью скоро заводить. Детей растить... Кстати, сколько там тебе осталось учиться?
          – Ещё два года.
          – Ну, вот. Есть два года для поиска нормальной работы... Ты не подумай, что я не одобряю ручной труд. Я просто пытаюсь сказать, что с твоими возможностями следует стремиться достичь большего.
          – Да, наверное, ты прав... Наверное, ты прав...
          – Что там родители?
          – Нормально.
          – Этим летом хоть приедут?
          – Да, собирались. Не знаю, конечно, как мы уместимся в моей «гигантской» квартирке.
          – Какие проблемы? Если что – у меня погостите.
          – Не. Как-то неловко.
          – Ой, да брось. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Тем более дом у меня достаточно просторный. Да и жена всегда рада гостям. Всё будет тип-топ. Не переживай.
          – Спасибо, Димон. Я ценю твою заботу.
          Майк с искренней улыбкой взглянул на Диму. Они уже подходили к вагончику.
          – Кстати, а я уже спрашивал, откуда у тебя это странное прозвище?
          – Спрашивал, Димон, спрашивал.
          – И что ты мне отвечал?
          – То же, что и всегда...
          – А, ну да. Какую-то фигню про рок-группы...
          Они смеялись, заходя в вагончик. Но как только Дима увидел картину внутри, его улыбку сменила недовольная мина.
          Сквозь сигаретный дым в вагончике они увидели ещё троих рабочих. Они с неподдельным азартом играли в карты на перевёрнутом ящике. Майк взял с крючка полотенце и вытер пот с лица, а Дима сурово обратился к сидящим:
          – Чего расселись, лодыри?
          – А чё? – удивился щетинистый коротышка. – Обеденный перерыв ведь.
          – А вы за обедом сходили?
          – Так мы думали, Майки пошёл, – ответил рыжий парень, нехотя откладывая карты.
          – Ну, молодцы...
          – А чё? Ты не ходил, да? – с прежним изумлением вопрошал коротышка.
          – Я, может, с радостью и сходил бы, Спорч, если бы вместо меня кто-нибудь раму докрасил.
          – Конечно, сходил бы. И с радостью, – подначил рыжий.
          – Что за тонкие намёки, рыжий?
          – А чё? Правду говорит. Ты ведь любишь там продавщиц потискать.
          Ребята рассмеялись. Майк ответил, улыбаясь:
          – Слышь, Спорч, заканчивай с порнухой, а то мыслишки уж больно грязные.
          Ребята хохотнули пуще прежнего, а Спорч лишь вяло ухмыльнулся.
          – Так, ладно, – строго вмешался Димон. – Кто идёт за обедом? Времени маловато. Ещё уйма работы впереди.
          – Рішайте самі, хлопці, – заговорил долговязый мужичок в кепке. – Мені жінка тормозок зібрала.
          – А чё там у тебя, Вася? – облизался коротышка. – Небось, опять сало с помидорчиками?
          – А чого це ти питаєш? – усмехнулся мужичок. – Нєбось, опять халявного обєда захотів?
          – Та чё? Не. Я просто поинтересовался, так сказать, из любопытства...
          – Так, ладно, – снова вмешался Дима. – Тогда, кто пойдёт в магазин, вы решайте уже между собой, пацаны, – он глянул на Майка, Спорча и рыжего. – Только побыстрее. Я жрать хочу.
          – А давайте на спор? – чуть ли не подпрыгивая, предложил коротышка.
          – Ой, я тебя прошу, Спорч, не начинай, – фыркнул Майк.
          – А чё? Вы не хотите?
          – Ты лучше вспомни свой спор на прошлой неделе.
          – Ага, точно, – широко заулыбался Дима, присаживаясь на табурет. – Никогда не забуду, как этот придурок бегал голышом по стройке!
          Раздался очередной громкий смех. Коротышка стоял и вертел головой:
          – Подумаешь, один раз продул. Спорим – я сегодня выиграю!
          – Опять двадцать пять, – недовольно гримасничал Майк.
          – А чё? Я серьезно.
          – Да угомонись ты.
          – Да. Угомонись. И иди уже за обедом, – добавил рыжий.
          – Да не пойду я! Давайте спорить.
          – Вот индюк упёртый... Чего ты добиваешься?
          – Я хочу решить этот вопрос по-мужски, – Спорч с наигранной серьёзностью взглянул на Майка и рыжего.
          – Ну что ж, по-мужски так по-мужски. Да, Майк?
          – Иногда мне кажется, что я работаю в детском саду.
          – Та давай, Майки. Я хочу глянуть, как этот дурачок пойдёт раздетым в магазин.
          – Чё?! – вскрикнул Спорч. – Не, мы так не догова... А чё? Это идея. Я согласен. Но только при условии, что и вы разденетесь, если продуете, ага?
          – Нет, я ошибся. В детском саду посерьезней будет.
          Дима втихомолку рассмеялся.
          – Не глупи, Спорч, мы не будем раздеваться, – осведомился рыжий. – Но чтобы всё было более-менее честно, мы снимем обувь, если проиграем.
          – Только обувь?.. Ну, ладно. Я знал, что вы ссыкуны... Становитесь.
          Майк, рыжий и Спорч стали в треугольник. Каждый из них приподнял правую руку, сжатую в кулак. Несколько секунд они стояли в молчании, обмениваясь спартанскими взглядами. Каждый старался выглядеть так, будто знает исход поединка. Словно по сигналу, они затрясли руками, сгибая их лишь у кисти, и точно так же, словно по сигналу, все трое замерли. Три пары глаз одновременно устремились на руки.
          – Ну, мля... – протянул Майк.
          – Ха! Камень тупит ножницы! – обрадовался Спорч. Рыжий также выкинул «камень».
          – Два из трёх? – с надеждой спросил Майк.
          – Ну, уж нет, – рыжий развернулся и поплёлся к шкафчику. – Мы так весь обед пропустим.
          – Ладно, детсадовцы. Я пошёл за пирогами. Всем как обычно?
          Ребята сделали заказы. Майк записал их на листок, собрал деньги и направился к выходу. Спорч окликнул:
          – Эй, Майки!
          – Что?
          – Ничё не забыл?
          – Что забыл?
          – Обувь!
          – Блин, вы серьёзно?! – Майк скривился.
          – А чё? Вполне.
          Парень закатил глаза, повертел головой, что-то невнятно пробубнил и начал расшнуровывать кроссовки.
          – Давай, детка! И потнячки не забудь! – расхохотался коротышка.
          Тот полностью разулся:
          – Мудаки... Я работаю с мудаками, – спокойно сказал он, чем вызвал довольные ухмылки.
          Димон снова тихо рассмеялся, покачивая головой в стороны. Майк выпрыгнул из вагончика.
          – Блин, асфальт какой горячий!
          Вагончик снова взорвался от хохота.
          Через пару домов Майк уже находился у большого перекрёстка. Он остановился у кучки людей, дожидавшихся зелёного света. Спустя несколько секунд все пошли через дорогу. Некоторые прохожие замечали, что парень идёт босиком. И это, конечно же, не могло их не удивлять: кто улыбался, кто смеялся, а кто просто смотрел с недоумением.
          Но Майка это абсолютно не тревожило. И уж тем более не смущало. Со спокойной душой и беззаботной физиономией он вразвалочку перешёл дорогу и направился к ближайшему зданию, которое возвышалось за перекрёстком. Лицевая стена на первом этаже практически полностью состояла из стекла. Над прозрачной дверью нависла вывеска, гласившая «Golden Cafe». Майк улыбнулся своему едва различимому отражению, поправил причёску и вошёл внутрь.
          После уличной духоты прохлада кондиционеров подбадривала. Посетители кафе заняли б;льшую часть столиков. Вошедшего Майка, босого и испачканного краской, принялись разглядывать и шептаться. Он не спеша приблизился к буфетной стойке, где его встречала симпатичная брюнетка в светло-голубой униформе. Пышная, почти вываливающаяся из одежды грудь, казалось, не вполне соответствовала скромным габаритам девушки.
          – Привет, Машка.
          – Привет, Пашка! – улыбнулась она в ответ. Затем нарочито изогнула накрашенные бровки, – ты так сильно спешил ко мне, что стёр свои кроссовки?
          – Хотелось бы сказать «да», – с хохотком ответил парень, – но это было бы неправдой.
          – Снова Спорки? Или как вы там его называете?
          – Спорч. Да. Маленький извращенец.
          Маша приятно рассмеялась – её пышная грудь затряслась:
          – Не понимаю, что ты делаешь среди этих людей. Ты хоть и младше их, но зато гораздо умнее.
          – Да я и сам иногда удивляюсь...
          – Иногда?
          Майк глупо улыбнулся и достал из кармана заказ. Маша взглянула на помятый клочок бумаги:
          – Так-так, что там сегодня заказывать будешь?
          – Сегодня наше изысканное общество изволило не нарушать традиции обеденного перерыва и решило не менять своего меню.
          – Я поняла. Снова пироги.
          – Уж очень мы их полюбили. И четыре кофе сделай, пожалуйста.
          – Конечно. – Девушка хитро уставилась в карие глаза парня. – А ты хоть бы раз заглянул на кофе вне работы.
          – Это сейчас было приглашение?
          – Очень на это надеюсь.
          Последовали взаимные смущённые улыбки. Маша, включив кофемашину, взяла бумажный пакет и стала складывать в него пироги. Поднялся аромат клубники и печёного теста. Майк в это время разглядывал какой-то журнал, взятый с прилавка. К тому моменту, как все пироги были упакованы, щёлкнула кофемашина, сообщая о готовности напитка, и девушка принялась наполнять им стаканы из плотной бумаги.
          – Как дела с банком?
          – Близятся к завершению, – ответил парень, не отрывая взгляда от журнала. – Сегодня вывеску доработаем, а завтра, пожалуй, и закончим всё.
          – Жаль.
          – Почему? – Майк приподнял глаза и заметил изображённую Машей грусть:
          – Я потеряю постоянных клиентов.
          Стаканы с кофе она сложила в специальную подставку с удобной ручкой и поставила возле кассового аппарата рядом с наполненным пирогами пакетом.
          – Не волнуйся, – подмигнул Майк и ненароком взглянул на пышные формы девицы. – За такими пирогами я буду приходить каждый день.
          – Ловлю на слове, – подмигнула в ответ Маша.
          Майк рассчитался, оставив хорошие чаевые, попрощался с милашкой и неохотно покинул кафе.
          Солнце спряталось за невесть откуда взявшуюся тучу. Держа обеими руками бумажные стаканы и пакет, Майк подошёл к тому же перекрёстку, где снова ожидал своего «зелёного». Он почувствовал запах дождя и непроизвольно взглянул на изменившееся небо. Сине-серая пелена окутывала город.
          – Ма, смотри! Дядя ботинки забыл обуть! – послышался звонкий голосок.
          Майк опустил голову и увидел малыша лет пяти, который бодро уплетал мороженое. Свободной ручонкой он держался за маму.
          – Никита, тише, – почти шёпотом ответила она, после чего виновато взглянула на парня, – ох, он у нас такой любопытный.
          – Это хорошее качество, – улыбнулся Майк и кивнул пучеглазому ребёнку.
          Светофор дал добро на переход и две группы людей, словно по ступеням, зашагали белыми полосами навстречу друг другу. Босоногий Майк торопился к стройке банка, пытаясь уже не реагировать на внимание приближающихся прохожих. Но, когда две толпы смешались, перед ним мелькнуло незаурядно-красивое личико, которое показалось из-за спины проходящего мимо мужчины. Личико, едва различимое краем глаза. Личико, так не похожее на все остальные... И лишь когда парень достиг обратной стороны перехода, сокровенные воспоминания нахлынули на него, как цунами на пустынный берег. Он знает этот лик. Он помнит её. Ярко-зелёные глаза, миловидная улыбка, вьющиеся тёмные локоны, – всё опрометью вернулось... Прошло около года, но воспоминания оказались столь чёткими, как если бы события происходили вчера. Майк остановился и быстро обернулся, широко раскрытыми глазами ища ту, которая пробудила воспоминания. Среди уходящих вдаль людей она стояла на другом конце перехода со слегка поникшей головой. Очевидно, её тоже окутали воспоминания.
          Под мягкими дуновениями ветра белый сарафан девушки извивался вокруг её тонкого стана. Она стремительно обернулась и встретилась глазами с парнем. Сердце Майка в волнении ускорило темп, к горлу подступил комок, стало трудно дышать. И всё, что взбудораженный парень смог из себя выдавить, был лишь слабый шепот:
          – Диана?
          Застыв на противоположной стороне дороги, девушка, конечно же, не могла ничего услышать, но она прочла своё имя по его губам и ответила кивком головы. На изумрудных глазах моментально появились слёзы, на румяных щеках показались ямочки, губы сложились в солнечную улыбку, которая так полюбилась Майку.
          Немой диалог продолжили восхищённые взгляды. Между ними словно тысячами невидимых колокольчиков зазвенели настоящие горячие чувства.
          Диана медленно, но уверенно пошла навстречу парню.
          Светофор всё ещё светил ярко-зелёным. Майк тоже зашагал навстречу девушке. Он будто парил на крыльях эмоций, не ощущая под ногами дороги.
          Но вдруг боковым зрением Майк заметил какое-то движение, мигом опустившее его наземь. Повернув голову, он увидел мчащийся на большой скорости автобус. Диана, прочитав на лице парня страх, посмотрела туда же. Её лёгкие наполнились прохладным воздухом, а в глазах застыл испуг. Она замерла. Автобус летел прямо на неё.
          – Диана, нет! – вскрикнул Майк, понимая, что она не успеет избежать столкновения...
          Бумажный пакет упал на асфальт. Из него вывалились теплые пироги. Кофе, столкнувшись с землёй, фонтаном разлетелся в разные стороны.
          Последнее, что услышал Майк, был противный звук трущихся об асфальт шин, многочисленные крики и звук удара, который с болью унёс его в темноту. Ведь пробежав босыми ногами пару метров, Майк успел оттолкнуть Диану назад, и перед толчком – в этот короткий миг, длившийся не больше секунды – их глаза снова встретились; её – полные страха и любви, его – полные любви и грусти.

          IX

          – ...а очнулся я здесь, как и ты, в комнатушке с датами, – Майк пристально смотрит на часы блестящими глазами; он с трудом удерживает чувства, продолжая, – со странным конвертом в руках... и с не менее странными словами в нём...
          Арт поначалу желает что-то добавить, но понимает, что любые слова сейчас не будут уместны. Поэтому он просто продолжает разглядывать собеседника с глубоким сочувствием. А тот, немного погодя, наконец уводит взгляд от бегущего песка, закрывает глаза и полушёпотом произносит:
          – Главное, чтобы драма не стала трагедией... – он издаёт мрачный смешок. – О, небеса... Драма таки стала трагедией...
          Внезапно с Артом что-то происходит. Пребывая до этого в некой эмоциональной спячке, он будто пробуждается. В один миг выражение его лица меняется с печального на испуганное.
          – Постой... – тихо говорит он. – А как... как зовут эту девушку?
          Майк молчит. Он медленно открывает глаза и замечает крайне удивлённое лицо Арта.
          – Диана...
          – А где случилось это происшествие? – озадаченно продолжает белобрысый. – На каком перекрёстке?
          – Это случилось на пересечении улиц Голдена и Центральной.
          – Господи... «Золотой» перекрёсток... В котором часу?
          – В полдень. – Темноволосый облокачивается о бёдра, скрещивая пальцы. – Ты думаешь о том же, о чём думаю я?
          – И как же я раньше об этом не подумал? – на некоторое время Арт замирает с отвисшим подбородком. – Мою сестру тоже зовут Диана. По словам тёти, скорая доставила её в больницу именно с этого перекрёстка. И это было как раз после полудня.
          – Бог ты мой... – за какую-то долю секунды в голове Майка все частицы паззла склеиваются в общую картину. – Но... но почему?.. Почему она оказалась на операционном столе?!
          Арт приставляет дрожащую ладонь ко лбу и с полминуты предаётся безмолвию.
          – Когда автобус тебя сбил, Ди закричала. Она лежала на дороге, неистово кричала и, конечно же, не заметила выезжающую позади машину. Какая-то легковушка ехала на повышенной скорости, пытаясь успеть на свой зелёный, но тут у неё на пути появился этот дурацкий автобус... Водитель легковухи сообразил повернуть и нажать на тормоз, но... было уже поздно. В автобус он не врезался... Зато наехал на Ди...
          В юных головах бушуют сотни мыслей. Парни ещё несколько минут продолжают сидеть молча, шокированные своим открытием. Всяческие попытки отвергнуть эту информацию тщетны. Факт остаётся фактом. Диана и есть та причина, по которой путники оказались в одном лифте…
          – Это был ты... – нарушает молчание Арт, не отрывая серьёзного взгляда от часов.
          – Что? – вздрогнул Майк. – О чём ты?
          – Я только что всё вспомнил.
          – Что ты вспомнил?
          – Ты был предметом нашего с сестрой спора.
          – Я?!
          – Да. Ты.
          – И... О чём же, собственно, был спор?
          – Я тогда не хотел отпускать её к тебе на свидание, – голос звучит ощутимо раздражённо. Майк поднимает брови:
          – Что значит «не хотел»? Почему?
          – Да потому что знал, чем это всё может закончиться! – внезапно взрывается Арт, переводя рассерженный взор на недоумевающего соседа.
          – Что за ахинею ты несёшь?!
          – Диане было шестнадцать лет! Понимаешь? Шестнадцать! Я не мог допустить, чтобы она вольно ходила на свидания к такому парню, как ты.
          – Какому это «такому»? – спрашивает брюнет, явно теряя дружелюбие.
          – Старше на несколько лет! В шестнадцать никто не способен принимать разумные решения! Тем более связанные с влюблённостью.
          – Ох, отлично... А ты, стало быть, записался в «отцы». И ни в коем случае не мог допустить, чтобы у твоей сестры был секс. Секс в шестнадцать лет. Я верно мыслю?
          – Только не говори мне, что вы сделали это, – с холодом произносит Арт.
          – А я и не собираюсь... – грубо ответив, Майк запускает пальцы в волосы и начинает бурчать себе под нос, – чёрт возьми, теперь это многое объясняет. Ну, конечно же... объясняет её перепады настроения и этот внезапный уход...
          – Да, тут ты, безусловно, прав, – сухо обрывает его Арт. – Это многое объясняет.
          – Что это за странный взгляд на твоём лице – ты пытаешься мне что-то сказать?
          – О, нет... Я не пытаюсь. Я говорю. Говорю, что ты испортил мне жизнь!
          – Лучше не шути со мной, мальчишка... – предупреждает Майк.
          – Даже не думаю. Из-за тебя мы с сестрой повздорили. Из-за тебя она попала в больницу. Какие могут быть шутки?!
          – Да как же ты?.. Как ты смеешь винить меня во всём этом? – с трудом сдерживая злость, отвечает кареглазый. – Тебя там и близко не было! Тот автобус мчался на красный свет, чёрт бы его побрал! Я ведь спас Диану ценою своей жизни!
          Майк вскакивает на ноги, продолжая терять над собой контроль.
          – Неужели? – возмущается Арт, исподлобья презирая соседа. – Подумай хорошенько, стала бы она торчать посреди дороги, не увидев там тебя?
          – Ты на что это намекаешь? – сквозь зубы выговаривает брюнет. Белобрысый поднимается с дивана:
          – Что это я спас её после того, как ты чуть не убил! – и тычет пальцем в грудь собеседника.
          Тот просто выкрикивает в недоумении:
          – Ты совсем охренел?!
          И тишина. Парни в упор смотрят друг на друга полными раздражения глазами. Что-то фыркая, Арт смыкает руки на груди и снова отворачивается к часам, верхняя часть колбы которых почти опустела.
          – С тобой тут не охренеешь...
          – Перестань капризничать, как маленький. Лучше расскажи про автобус. Ты узнал причину аварии?
          – Да забудь ты про автобус...
          – Я, может, хочу знать, по какой причине я лишился жизни.
          – А ты напряги свои извилины – вдруг догадаешься.
          – Хватит говорить загадками! Ты узнал про автобус или нет?
          – Ну что автобус? Что автобус-то? Он сбил столб светофора и на кизяк врубался в дом!
          – Но почему он не остановился?
          – Да не знаю я!.. Может, какая-то неисправность или водила дебил, или ещё что-нибудь несуразное... Неважно! Это уже не имеет значения, пойми ты наконец!
          – Теперь получается, что это не имеет значения.
          – Да! Не имеет! Прекрати меня доставать!
          – А ты не думал о том, что это имеет огромное значение для меня? Наверное, не думал, каково это – попасть под автобус, видя, как тебя провожают на тот свет испуганные глаза любимой? Видимо, не думал, как это тяжело, да?!
          – Что мне об этом думать? Ты сам во всём виноват!
          – Хватит искать виновных!.. И вообще, если на то пошло, то это всё – твоя вина.
          – Что?! – Арт выпячивает злые глаза.
          – Только не делай из себя паиньку. Если бы не твои глупые предубеждения, я бы сейчас жил счастливой жизнью. Мы с Дианой полюбили друг друга. Искренне, по-настоящему. А ты, тупица, всё это разрушил. Ты не просто заставил её бежать от нас обоих, ты своими идиотскими наставлениями обратил её же чувства против неё самой. – Майк брезгливо кривится. – Что же это за брат такой, который не желает счастья родной сестре?
          Лифт всё больше наполняется громкими сетованиями.
          – Любили? Любили?! – Арт хватается за голову. – Да о какой любви может идти речь, когда девушке шестнадцать лет? О какой любви может идти речь, если пара виделась всего несколько раз?
          – Что ты заладил? Шестнадцать. Двадцать. Тридцать! Какая разница, сколько? Ты просто ничего не смыслишь в любви, вот и всё...
          – Зато ты у нас специалист. Готов спасти всех, кто на него мило посмотрит.
          – Хватит мне твоего сарказма!
          – «Не смыслишь в любви», – ехидно дразнится Арт. – Да я всю жизнь заботился о сестре. И делал это с такой любовью, которая тебе и не снилась.
          – При чём здесь это?!
          – При том, что называемая тобою любовь и те плотские влечения, которые у вас возникли – это не одно и то же. При том, что ты с Дианой на самом деле играл в любовь, потому что не способен видеть за стеной своих похотливых чувств эту горькую правду. При том, что моя сестра слишком эмоциональна, и только по этой причине повелась на твою поверхностную влюблённость, которую ты, «тупица», называешь «искренней и настоящей любовью»! Этого достаточно?
          – Дурак ты... – спокойно парирует Майк на такую тираду.
          Некогда доброе лицо Арта суровеет ещё больше:
          – Следи за языком. Не то...
          – Не то что? Прибьёшь меня? – насмешливо подстрекает Майк. – А куда же подевалось твоё стойкое самообладание? Его съела гордость? Или оно было наигранным, как и всё остальное в твоей «трагичной» жизни?
          – Следи за языком, Майк.
          – Не любишь ты никого, кроме себя. Вот и ответ на все вопросы... Я, наконец, понял, в чём твоя проблема.
          – Да ну?.. Лучше, наконец, закрой рот, пока я тебе его не закрыл...
          – Отчего же? Ты сам развязал мне язык. Включай теперь свою любезность и внимательно послушай.
          – Я сказал, закрой рот... – скрежещет зубами Арт.
          Майк не реагирует на замечание:
          – Ты заботишься прежде всего о себе, потому как боишься остаться в одиночестве, боишься, что некому слушать твои философские бредни и глупые поучения. В душе ты одинок. И именно поэтому ты не хотел, чтобы Диана была со мной или ещё с кем-либо. Да, ты всецело зависел от неё...
          – Замолчи... – почти шёпотом выдавливает белобрысый.
          – Ну, конечно. Над кем ещё можно было поглумиться своими бессмысленными спорами. Над кем ещё можно было самоутвердиться. Верно, Арт?..
          Веко Арта нервно дёргается. Майк не унимается:
          – И вот к чему привело твоё себялюбие. Только посмотри, где мы и куда направляемся... Знаешь, что я тебе скажу? Ты не достоин быть здесь. Лучше бы я сейчас разговаривал с Дианой, чем с таким ублю...
          – Да как ты!.. – не давая договорить, Арт набрасывается на соседа и с гневом направляет кулак прямо тому в челюсть. Майк реагирует, но слишком поздно. Удар приходится под глаз. Это вводит Майка в необычайную ярость, и он отвечает не менее слабым ударом в живот.
          – Скотина!
          Раздаются глухие звуки ударов.
          – Что? Правда глаза режет?
          Очередная серия ударов.
          – Это всё из-за тебя!
          – Слепой ханжа!
          И всё это безобразие длится несколько минут. Парни избивают друг друга, бранятся, борются и толкаются, с треском рвут одежду, пока всё же не валятся вдвоём на пол возле столика с часами. Этот первобытный гнев, сидевший в них, наконец вырывается наружу. Рано или поздно это должно было случиться. Им необходимо было избавиться от него хотя бы таким примитивным способом.
          Внезапно лифт останавливается. Свет гаснет. Лишь звёзды и туманности, нарисованные на стенах, малозаметно светятся белым. Парни в момент отпускают друг друга, разжимая кулаки. Они лежат, учащённо дыша, и с удивлением осматривают образовавшийся интерьер. Слышится звук дверного механизма. Появляется вертикальная прорезь света. В лифт начинает вваливаться густое белое свечение.
          Арт и Майк поднимаются на ноги, ни на миг не отводя взгляда от поглощающего сияния.
          – Каждый из нас... каждый из нас в чём-то грешен... – запыхавшись, произносит Арт. Он поворачивается взглянуть на часы – песок в них более не сыплется, – но не нужно забывать, что мы оба оказались именно здесь...
          – Да... – выдыхает брюнет и добавляет, – быть может, это... наш шанс. Шанс исправиться или... изменить хоть что-либо.
          – Или, наконец, обрести необходимый покой... – подобно Майку, Арт сосредоточенно и взволнованно внимает белоснежному свечению.
          Дверки полностью открываются. Загорается неприметная ранее кнопка «ВНИЗ». Она располагается по левую сторону от входа. Её индикатор горит знакомым зелёным светом.
          Парни замечают кнопку. Затем смотрят друг на друга. Больше нет злости, нет ненависти во взглядах. Лишь печаль. Искренняя и глубокая. Ведь на сей раз в юных умах зарождается взаимопонимание. Полное взаимопонимание с одного взгляда. Путники с упованием оборачиваются к выходу и вполголоса продолжают:
          – Прости, я... в общем, эмоции... я сорвался.
          – Нет, это ты меня прости... наговорил лишнего под давлением грусти. В конце концов, кого я обманываю? Может, не во всём, но во многом ты прав.
          – И ты недалёк от истины... Взгляни на меня – психом был, психом и уйду. Вдобавок бессердечным...
          – В таком случае... Не ошиблись ли мы этажом?
          – А нам ли об этом судить?
          Нечто вроде стройного хорового пения доносится издалека. Два силуэта безмолвно стоят и вглядываются в неизвестную даль. Кристальный свет тонко отражается в их бездонных глазах, наполненных слезами воспоминаний.
          – Мы ведь... мы ведь оба её любим? – в этом голосе вновь проявляется лёгкая дрожь волнения.
          – Больше, чем жизнь, – ответ ускользает в туманную атмосферу.
          – Да... Больше, чем жизнь...