Письмо

Евсения Глухова
(нефантастические записки)
Иллюстрация Андрея Дюка



Служебная записка
Командира поисковой группы
Майора Эжентайнерера
Командиру корабля «XP-17»

… В квадрате 25, в третьем секторе, моей группой было найдено письмо, оно удивительно хорошо сохранилось, только несколько фраз не удалось расшифровать. Текст приводится ниже:

«Мне необходимо рассказать тебе нечто важное. Врядли это можно назвать сном… Но, безусловно, это сон. Как жаль, что ты сейчас в отъезде, не могу дождаться твоего возвращения, поэтому пишу тебе письмо, не хочу об этом говорить по телефону.

…Мы погрузились в сумерки. Это были не обычные сумерки, к которым мы привыкли на Земле, это не был переход от светлой части дня в ночь. Хотя по времени (около 19-00), как раз солнце заходит за горизонт. И все же что-то во всем этом «как всегда», было не так.
Мне сначала даже показалось, что ничего не произошло. Я пристально вглядывалась в окружающее нас пространство. Первое, что я заметила, и это очень меня удивило, – это поле с высокой, доходящей до пояса, травой. Нет, ничего особенного не происходило, самая обычная  никем не тронутая трава. Но это было… Не совсем поле… Тоесть сейчас – поле, а секунду назад… Нет, даже не берусь назвать этот отрезок времени секундой, скорее мгновение, это не такая точная единица времени. Так вот, мгновение назад мы находились в совершенно другом месте пространства, времени… Словом факт перемещения был налицо. Нам пришлось оглядеться, чтобы понять, где мы, оценить ситуацию и получить ответы на вопросы, которые в нашей реальности, возможно, определят дальнейшую судьбу.
Мы медленно пошли вперед, неподалеку оказалась машина. Приблизившись к ней, мы начали осматривать ее со всех сторон. Это была новая, дорогая модель «Субару» в идеальном состоянии. Дверь салона оказалась приоткрытой, все указывало на то, что владелец вышел куда-то на секунду и вскоре вернется. Мы с тобой переглянулись и решили ждать. Но нас не покидало чувство, что машина здесь, не смотря на весь идеальный внешний вид, уже очень давно и хозяин никогда не вернется. Сначала я отмахнулась от этих ощущений (ох уж мне эти ощущения). Я себя убеждала: «Все очень просто, ехал человек по трассе, устал, свернул на обочину, вышел из машины размять мышцы, прогуляться, может, грибов собрать. Для городской элиты грибы - это диковинка, вот и не удержался». Все верно, вот только машина, имеющая немалый вес, проехав по траве, как минимум должна была ее примять. Но высокая трава вокруг оставалась не тронутой вопреки всякой логике. Размышления мои зашли в тупик, и я посмотрела на тебя с надеждой, что ты хоть что-то понимаешь. В то же мгновение я ощутила за спиной чье-то присутствие, я так понимаю, что его мы ощутили одновременно и не договариваясь, развернулись на 180 градусов. Я замерла в недоумении. Перед нами стояла девочка, возраст, почему-то определять не хотелось. На первый взгляд – обычная девочка, светловолосая, худощавая, с большими грустными глазами. Глядя на нее, создавалось впечатление, что грусть не только в глазах, она как будто была соткана из грусти, а в глазах она просто нашла выход во внешний мир. Это была не просто детская грусть по поводу потерянной игрушки или родительского наказания за проступок. Нет, это была огромная тоска, смешанная со страхом, жуткой болью и обреченностью. При виде девочки у меня внутри все сжалось, и разлилась боль по всему телу, резкая, сильная боль, сравнимая разве что с разрывом каждой клетки. Было так больно, что я даже не могла заплакать. И вдруг, из ниоткуда появился мальчик, еще девочка и перед нами уже стояло семь детей. Они, безусловно, были разные, но как-то удивительно похожи друг на друга. Они просто стояли и смотрели на нас, без какого либо интереса, ощущалось полное безразличие, некая отрешенность, в их взгляде совсем не было чувств, каких либо эмоций. Их лица казались слишком бледными, почти восковыми. Какая-то нереальность читалась во всем происходящем.
Когда прошло мое оцепенение, я с мольбой посмотрела на тебя, в надежде на то, что ты хоть что-то объяснишь. Ты был, как всегда, невозмутим, казалось, что нет ничего, что может всколыхнуть тебя. Ты отвел от меня взгляд и продолжал смотреть на эту странную группу, казалось, что ты пытаешься что-то понять, но это «что-то» очень скользкое и его невозможно удержать, оно вновь и вновь ускользает. Я подумала, что если я тоже буду смотреть, и при этом чувствовать, ощущать, то смогу понять. Взглянув на них еще раз, я ощутила, что «понять» у меня не получится никогда, я даже разозлилась от досады. Но, взяв себя в руки, я решила, что нужно что-то делать, что, я еще не знала сама. Я стала перебирать свои разбежавшиеся мысли: «Дети, грустные дети, нет, даже совсем, очень грустные дети. От чего у детей появляется радость? Игрушки вызывают радость… С собой их взять не догадалась… Еще… Думай… Сладости, все дети любят сладости, возможно конфета и не вызовет у них большой радости, но, может, грусти станет меньше?...». Ощупав карманы я нашла несколько конфет. Неуклюже я подошла к ним и вручила каждому по конфете. Они смотрели на них какое-то время, я даже начала сомневаться, в том, что они знают, что это такое и что с этим нужно делать. Они глядели на меня, и словно прочитав мои мысли методично, синхронно, развернули конфеты. Потом так же синхронно положили их в рот… И снова никакой реакции. Мне захотелось плакать, кричать… Не могу точно сформулировать все то, что мне тогда захотелось сделать от безысходности. Но, вдруг, они стали как-то странно ложиться на землю. Медленно, осторожно. Я бросилась к ним помочь, но, казалось, чем ближе я к ним подхожу – тем хуже им становится, любое мое прикосновение к ним вызывали страдания или как минимум неприятные ощущения.
- Ты знаешь, что с ними? – не глядя на тебя спросила я.
- Не нужно было!..
- Что не нужно?!.. – я с отчаяньем смотрела на тебя.
- Не нужно… Не нужно… Им ничего этого не нужно… В этом мире… Оставь их… Их уже нет, давно нет – это иллюзия жизни… В этом мире все для нас мертвое, но этот мир… Он так живет. У нас мало времени. Нам нужно на встречу. Больше никаких чувств и сопереживаний, не разрушься до основания. Мы здесь для того, чтобы не допустить этого там или хотя бы для того, чтобы сказать, попытаться объяснить, чтобы выбор людей был осознанным, и они знали к чему идут.
Я не вникая, не пытаясь анализировать, просто побрела за тобой.
Через некоторое время перед нами возникли сначала двое, а затем дальше, шагах в пяти еще трое обычных, как мне показалось людей, но я не стала уже спешить в выводах, ведь здесь нужно быть предельно осторожными.
- Мы не думали, что кто-то сможет сделать то, что удалось вам. Рады вас видеть. Надеюсь на сотрудничество и на то, что мы будем взаимно полезны друг другу. Прошу, следуйте за нами. Позже я отвечу на все ваши вопросы, но прежде вы ответите на мои – сказал один из встретивших нас людей.
Мы проследовали за ними, немного отстав. Ты шепнул мне, как можно тише:
- Если мы останемся с ними, то нам ничего не удастся узнать. Я ошибся в своих предположениях. Их реальность гораздо сильней, чем я предполагал, пересекается с нашей. Они правда хотят исправить, изменить. Только уже ничего не могут, а мы можем, изменив свое прошлое, изменить их будущее, шансов мало, мизерно мало, но они есть…
Не обращая особого внимания на нас люди впереди, продолжали идти.
Оказавшись в городе, был шокирован даже ты. Хотя я, если честно, всегда думаю, что ты знаешь, что мы должны увидеть и что за этим стоит. Но реальность этого мира встревожила даже тебя. Для этого города смерть являлась жизнью. Абсолютно нормальные люди, не полупрозрачные, не растворяющиеся в воздухе были без какой-либо плотности. Мы могли пройти сквозь них, совершенно не ощущая никакого сопротивления. Самое интересное, что они явно знали об этом. Но они все такие и это для них «норма». Да, они совершенно пусты, только страх и неимоверные страдания из-за этого страха.
Сначала наше присутствие не замечали. Но вскоре прохожие начали останавливаться и смотреть нам вслед. Притом их взгляд был ощутим, казалось, они смотрят на нас отовсюду, и нет расстояния или предмета, за который можно спрятаться от этого взгляда. Казалось и за километр мы будем для них словно на ладони. Город жил и умирал одновременно, соединилось несоединимое  – смерть в жизни и жизнь в смерти.
Пройдя два квартала, мы попали на оживленную улицу, где пройти мимо жителей оказалось невозможно. Поэтому нам пришлось идти очень быстро, а вскоре бежать сквозь них.
- Нам нужно вернуться…
Я только догадалась, о чем ты хотел сказать, а мы уже очутились возле дома. «Люди в черном» весело о чем-то говорили, стоя неподалеку. Судя по всему, они ожидали нас. Никак особо не отреагировав на наше появление, один из них махнул рукой в сторону двери, жест, явно приглашающий войти внутрь.
- Ты иди, а мне нужно осмотреться – сказал ты.
Подойдя к двери, я поняла, что стою на пороге своего дома. Нерешительно толкнув дверь, я шагнула вперед. Да, это был наш дом. Все было реально, даже запах недавно приготовленного мной борща. Где я? Уже там? Или еще здесь? Я увидела свет, его источник завис чуть ниже люстры, он казался слишком ярким и неприятным, словно усиленная в сотню раз лампа дневного света. Я замерла от неожиданности, этот свет вдруг обрушился на пол и передо мной возник человек, один из тех, кто ждал нас на улице, «человек в черном» (я их так называю, потому, что они правда были одеты во все черное, да и ощущение этой черноты витало вокруг них). Яркий свет с этой темнотой совершенно не соединялся, как, впрочем и все другое, что бы здесь не происходило.
С появлением этого человека стали слышны голоса, а вслед за нарастающим звуком, пришли «люди в черном», они оживленно говорили, спорили. Они были не как остальные жители города. Это элита. Их роль мне абсолютно не ясна, ровно как и то, что они хотели получить от нас, и почему наше прикосновение к ним, наше присутствие, не вызывало агрессии и дискомфорта, как это происходило со всеми другими жителями города. Я смотрела им в глаза и не видела ни безысходности, ни мучений, в них была уверенность, что можно избавиться от страха и все изменить, уверенность, что они выше всего этого горя и боли, уверенность, что у них, только у них есть право на будущее, другое будущее.
Я не придумала ничего другого, кроме как спросить:
- Кто-то хочет борща?
Но тут же осеклась, вспомнив, как принятие еды приносит жителям города страдания, но каково было мое удивление, когда они с удовольствием согласились. Мало того, аромат еды вызвал у них аппетит и они с удовольствием опустошили всю кастрюлю.
Трапезу описывать не буду, так как не представляет никакого интереса, потому что я ни слова не поняла из их разговоров, о чем шла речь. Вернее сказать слова были просты и знакомы, но смысл для меня оставался закрыт, припомнить тоже довольно сложно, поэтому ни одного слова передать достоверно не могу.
Потом что-то произошло, я не успела понять что именно. Все вдруг замолчали, и один, самый большой и высокий (другого, более точного описания не найду, а врать и описывать выдуманное не хочется), приблизился ко мне и спросил:
- Как вы это делаете, почему вы можете оставаться такими?
Я ничего не ответила, потому что не знала что сказать.
Он взял меня за руку и я увидела, что от меня тоже идет свечение, но оно не ярко-белое, а мягкое, приглушенное, золотистое.
- Так что же ты молчишь?!
- Я не знаю что ответить, потому что не могу понять суть вопроса!
Мои слова привели его в ярость.
- Хватит! Говори, как ты получила этот свет!
Мне кажется, они понимали, что я правда не могу ответить. Во всяком случае, я чувствовала себя ребенком, которому кто-то сделал не сравнимый ни с чем подарок, но о существовании которого я не знала, пока мне о нем не сказали. Да и подарок оказался волшебным, его нельзя было попросить или передарить, отдать или поменять, да и отнять его оказалось тоже нельзя. И откуда он у меня и за какие заслуги мне и самой не понятно. Лишить меня его не возможно, а значит, и получить его им тоже нельзя. Мое присутствие стало вызывать неконтролируемую агрессию, желание не просто убить, а стереть с лица Земли.
Самый большой, видимо еще не потерявший надежду, остановил всех, подняв руку. Все отступили.
- Я буду говорить с ней! Мне нужен тот, с кем она пришла!
Он повернулся ко мне и продолжил:
- Как вы могли убедиться, жизнь в городе не исчезла, она имеет место быть. Началось все с солнечной активности. Было «обычное жаркое лето». Потом происходили разные «обычные катаклизмы». Люди просто болели, потом болели и умирали. Страх был везде и всюду, страх смерти и мучений, он был внутри нас и вокруг нас. Один глобальный страх на всех. Никто не хотел умирать, ни я, ни они, но умирали, как вы понимаете. Мы отличимые от них. Мы получили жизнь и теперь «живем», как видите. Но это не совсем то что мы надеялись получить. Ваша реальность – это наша реальность, как видите, это ваш дом, ваш, позвольте сказать, борщ, но не мы к вам и не вы к нам… Мы существуем, и существуем параллельно, но понятие времени у вас извращено. Прошлое, настоящее, будущее – иллюзия того, что у вас было… Возможно, будет. Это уже нераздельно и оно уже есть. Я не смогу или нет, просто не буду их останавливать. Тебя не станет.
Он взял меня за руки и опять появился свет, теплый, радостный, золотистый.
- Да, этот! Он прекрасен! Но он не станет с нами делиться светом, как сделал с тобой, не потому, что не может, а потому, что не станет!
- Можно я увижу рассвет? Я не видела здесь рассвета…»

На этом текст письма обрывается. По всей видимости попадание жидкости, возможно кислот. Хоть письмо находилось в одном из сохранившихся помещений, вероятность воздействия на него агрессивной среды не исключается. На мой взгляд, материал заслуживает внимания и вполне может быть приобщен к другим найденным документам. И в дальнейшем может помочь разобраться, что именно послужило гибелью цивилизации данной планеты.