Мой отец был страстным любителем рыбной ловли. Как все истинные рыбаки и охотники, он очень любил, понимал и ценил природу, бережно относился к ней и своё отношение к природе старался привить нам: своим детям, племянникам, друзьям и всем тем, кто его окружал. Рыбачить мы ездили на разные водоёмы, но излюбленным местом была река Чарыш. Причём места рыбалки менялись – от устья реки до почти её верховья, в зависимости от времени года, погоды и клёва рыбы.
В конце июня в одну из поездок на Чарыш (хорошо шёл лещ) получилось так, что мы остались без питьевой воды. Из дому с собой не взяли, так как рассчитывали на самсоновский артезианский колодец, где раньше всегда попутно набирали воду, но по дороге передумали, где рыбачить, изменили маршрут. Вспомнили о воде, когда прибыли на место. Как всегда, многообразный и величавый Чарыш встретил нас лёгкой речной свежестью и райским благоуханием заливных лугов с буйным, многокрасочным цветением малоизвестных нам цветов и трав; с многочисленными кустарниками и деревьями, порой образующими непроходимые заросли и чащи; перекличкой разнообразных птиц, от маленьких пташек, шныряющих в кустарниках и траве, до высоко в небе парящих, высматривающих добычу коршунов; бесчисленным количеством насекомых и той чарующей полуденной, безветренной тишиной с жарко палящим солнцем. Наверное, всем этим и пленил нас Чарыш, своей богатой, нетронутой красотой природы, которую трудно описать словами, но в которой так особенно нуждаемся мы, горожане.
Ещё задолго, только собираясь в дорогу, уже начинаешь испытывать какое-то приятно-волнующее чувство, с трудом сдерживая распирающую радость. Так было и на сей раз.
Мы остановились на границе обрыва и отпеска.
-Рыбачить будем тут. И здесь же будет наша стоянка,- сказал отец, - а сейчас поедем туда. Он показал рукой в сторону крутого поворота реки. – Там, рядом с пересохшей весенней протокой, раньше всегда били ключи. Твой дядя, а мой старший брат Афоня, как только сюда приезжал, первым делом копал ямки-колодцы. Попробуем выкопать ямку и мы, и набрать воды.
Полуобрывистый, покатый берег реки в этом месте был действительно мокрым и очень холодным. Ключи не били, но из трещин очень твёрдого серого грунта просачивалась вода. Разочарованный отец, было, уже собрался ехать за водой в деревню, да я его отговорил, сказав, что сначала стоило бы попробовать покопать лопатой, а там видно будет, что делать.
– Лопата у меня в машине. Возьми. Копни, попробуй.
Он достал штыковую лопату и подал её мне.
Я нашёл самое сырое место и, не очень надеясь на успех, выкопал квадратную ямку (со сторонами и глубиной равными штыку лопаты), на дне которой сразу забили три крупных ключа, быстро наполняя её водой. Тогда чуть ниже, сантиметрах в сорока от первой ямки, вырыл вторую прямоугольную, своеобразный водоём, вернее водоёмчик, вместимостью ведра на три. А образовавшуюся стенку между ямками в верхней части аккуратно проткнул палкой и вставил трубу, вырезанную из толстого, пустотелого хорошо закостеневшего прошлогоднего сухого ствола, одного из крепкостоящих среди молодых побегов растущих здесь же на берегу протоки болиголовов. Из второй ямки, из того же материала сделал водоотвод, чтобы вода, стекая в реку, не мочила и не размывала грунт. Верхнюю, с ключами, ямку накрыл сушняком, а сверху положил толстый пласт дерна и слегка полил его водой.
Моё сооружение отцу очень понравилось, и мы дали ему название «Родничок». Вода, вытекая из верхней трубы и падая в воду нижней ямки, издавала звуки, похожие на журчание и бульканье одновременно.
Через полчаса вода в родничке стала хрустально-прозрачной. Мы её отведали. Она была очень вкусной и холодной. Начерпав кружкой полную канистру, мы решили вопрос с водой.
На гнедой лошади к нам подъехал уже немолодой белоглазовский пастух. Поздоровавшись, попросил воды. Отец подал кружку и показал на родник. Надо было видеть, как он был удивлён и обрадован нашему изобретению. Долго любовался, с наслаждением пил воду. Сев на край берега и свернув самокрутку, закурил. Мы разговорились.
Часам к пяти вечера вернулись на свою стоянку, которая, приблизительно, находилась в трёхстах пятидесяти метрах выше по течению реки. Приготовили и расставили снасти. Вечерний клёв был хорошим, и мы совершенно забыли о родничке. Напомнил о себе он сам во время позднего ужина, когда всё стихло, а из-за верхушек деревьев противоположного берега выплыла большая, яркая, серебряная луна. Осветив всё вокруг, затмив яркость звёзд и отодвинув темноту ночи, она, слегка покачиваясь, зеркально отражалась, в спокойно текущих водах Чарыша. Стало светло.
Из окрестных деревень, приятно лаская слух, успокаивающе, доносились отдаленные сонно-ленивые потявкивания собак, (надо заметить, что нигде так далеко не разносятся звуки, как по воде). Изредка из зарослей деревьев и кустарников слышались испуганные вскрики сонных, встревоженных кем-то, птиц. Близилась полночь. Всё замерло.
«Нарушали» тишину лишь раздававшиеся по всему отпеску противоположного берега страшно-мощные, глухие хвостовые удары, вышедших на жировку, осетров-великанов и частые всплески по всему Чарышу вылетавших россыпью из воды, мелких рыбёшек, да ещё какие-то странные переливы, непонятые сразу нами исходившие из-за поворота реки.
Журчание родничка не только не портило той прелести ночной картины, которая окружала нас, а, напротив, даже украшало и делало более живой и сказочной ту тёплую, тихую, светло-лунную летнюю ночь.
Долго сидели мы, наслаждаясь изумительной красотой ночного пейзажа, так разительно меняющегося за короткое время, пока сон окончательно не сморил нас.
Утром, чуть свет меня разбудил отец:
-Посмотри, кто пришёл к твоему родничку.
На берегу стоял красавец лось. Вероятно, когда он пришёл, на водопой, то его внимание привлекли необычные звуки вытекающий из трубы воды или ярко бросающийся в глаза водоёмчик, сказать трудно, но он с любопытством рассматривал наше сооружение. Убедившись в его безопасности, он осторожно спустился к роднику (как потом оказалось лось был настолько аккуратным, что не оставил даже следов) и долго пил холодную хрустально-чистую вкусную воду.
Напившись, он не спеша, поднялся на берег. Благодарственным взглядом посмотрел в нашу сторону, как бы говоря спасибо и гордо, ускоряя шаг, ушёл в заросли забоки.
Прошло более полутора месяцев. Куда мы только ни ездили и где только ни рыбачили за это время, пока вновь не оказались в этом же месте.
Пойменные луга были «раздеты», лишь кое-где в неудобицах, причудливыми островками, густо зеленела трава. Терпко-пьянящий запах свежего сена исходил из многочисленных, внушительных размеров стогов, шапками разбросанных по лугу. Такого обилия стогов, по выражению отца, «стог на стогу», нам не приходилось видеть больше нигде.
Казалось, что сам воздух был пропитан сенным настоем, и этот воздушный бальзам, будораже-ликующе воздействовал на всё живое.
Был полдень. В кустах отдыхали коровы, лениво пережевывая жвачку, беспрестанно похлёстывая себя хвостами, отгоняя назойливых насекомых.
Мы подъехали к родничку.
На берегу Чарыша валялись консервные банки, бутылки, порванные целлофановые мешочки и обёртки от конфет. Глубокие канавки, окаймлявшие спальные палатки, с выброшенными и валяющимися здесь же пересохшими комьями земли; гора древесной золы потухшего костра, с подгоревшими палками-подпорками, чешуя и косточки от рыбы, впрок заготовленные дрова – всё говорило о том, что здесь «хорошо» отдыхали.
Родничок не журчал. Какое-то нехорошее, тревожное чувство охватило нас. Мы вышли из машины, и подошли к краю берега, где внизу нашему взору открылась довольно мрачная картина. Место, где находился родник, было превращено в месиво, с отчётливо оставленными следами детских ног.
На душе стало немножко грустно. Увидев нас, подошёл наш знакомый белоглазовский пастух. Узнав и поприветствовав, он попросил воды. Мы дали. Наученные горьким опытом, воду для питья стали брать всегда из дому. Как и при первой встрече, он сел на край берега, свернув самокрутку, закурил. А затем, хотя мы его и не просили об этом, поведал нам о печальной истории родничка. Несмотря на внешнее спокойствие, его речь была взволнованной и недосказанной.
-Дня три назад как уехали, тут отдыхали одни молодые из Новосибирска… На двух машинах приезжали с ребятишками… Пожалуй, больше недели тут жили…
Затянувшись самокруткой и задержав дыхание, как бы вспоминая, он, выпуская клубы дыма, с грустью продолжил.
- Весь сенокос тут воду брали. Коров в водопой отгонял, чтоб значит, не изломали. А вот не сберегли…
Давеча брал с собой лопату, пробовал копать, да всё бестолку, ушла вода куда-то, видно, другой путь себе избрала...
А водица была вкусной…
На фотографии заросли болиголова.