Начало: http://www.proza.ru/2012/08/29/1391.
А рассказала Галина вот такую историю:
- Замуж я вышла рано, почти сразу после школы… Был у меня парень, которого любила без ума. И, действительно, без ума, потому что ну не было у меня тогда никакого ума. Красивый, как Киркоров, по нему все девчонки с ума сходили, и звали его так же – Филипп. Давно это было, Киркорову тогда было едва ли лет десять, а нам по восемнадцать. Любовь была яркая, как факел, и так же, как факел, быстро вспыхнула и погасла… Предложения он мне не делал, да и не надеялась я на это – любила и все! Как-то раз поссорились и не встречались месяца три, сколько слез было выплакано мною в то время, ведрами собирать можно было…
А тут другой парнишка из бывших же одноклассников, Николай, вдруг встретил меня как-то после работы (я работала в промтоварном магазине) и проводил до дому… Раз проводил, другой проводил, стала я к нему присматриваться: а ведь ничего парнишка, симпатичный, умненький, заботливый, почему бы и не выйти за него, все равно с Филей ничего не выйдет, да и уехал он куда-то.
Назначили день свадьбы. И вдруг, в самый разгар свадьбы появляется Филипп, и прямо ко мне: «Пошли!» - «Куда пошли?», но не успела ничего ни ответить, ни вырваться из его рук, как он посадил меня в машину – и поехали! Куда, зачем? А черт его знает! Как загипнотизированная была, туман какой-то в голове, очнулась только в комнате, и Филя рядом… «Что же ты, не дождалась?» - говорит. Да где ему, мужику, понять, что ждать неизвестно чего очень трудно, а меня еще и его мать терпеть не могла, правда, не знаю, за что…
Уехали мы в другой город, прошло месяца два, и вижу, что и не нужна я ему вовсе. Мать его приехала и все на меня косится… Раз утром написала записку: «Я уехала. Не ищи, не вернусь!» - и на вокзал… Приезжаю домой, а тут моя мама со слезами ко мне: «Как ты? Где ты? Мы тут с ума сходим все…». А мне совестно – сил нет! Но сделанного не воротишь… Через несколько дней мама вдруг говорит: «А не вернуться ли тебе к Николаю? Он спрашивал про тебя, сказал, что рад будет, все простит…» Ну да – он-то простит, а я сама что? Но Колька оказался еще лучше, чем я думала. Или любил меня очень, кто знает? Пришел как-то вечерком, да и засиделся, разговорились, решили попробовать, только уехать куда-нибудь, хоть на край света. В Краснодаре тетка у него жила, так мы к ней…
И, правда, за всю жизнь, а уже больше тридцати лет вместе, ни словом, ни делом ни разу даже не то что ни попрекнул, не напомнил ничем, сказал только, что жизни себе без меня не представлял, и просто счастлив, что мы вместе. И у меня прошел тот угар, живем дружно, сын вырос, внуки теперь. Двое… А как могла жизнь повернуть, если бы… Об этом я даже думать боюсь.
За разговорами время текло незаметно. На другой день после обеда начались операции. А здесь все буквально на поток поставлено. Сестрички, санитарочки – все включены в дело, одних туда везут, на каталках, других - оттуда, такое вот интенсивное движение: по коридору, в лифт, на первый этаж, в операционную, потом таким же макаром – обратно. Впечатлениями сразу не обменивались, надо было прийти в себя. Уже в кровати – легкая эйфория от того, что все позади, хотя эта операция не считается такой уж сложной, хотя как сказать!
Местный наркоз, потом буквально долбят дырку в другой руке, чтобы через нее добраться до сосудов, чистить их или стенты ставить, не врачам трудно себе представить, как вообще такое возможно, рядом с операционными столами экраны компьютеров, на которых можно прямо кино посмотреть про себя, как там и что происходит. Но боль все-таки чувствительная, поэтому лучше всего было закрыть глаза и думать о чем-нибудь постороннем, чтобы время быстрее прошло… Так Екатерина и поступила, к тому же уже примерно знала, что, когда и как. Но к концу операции вдруг возникла резкая головная боль, какой она не испытывала раньше. Когда ее уже привезли в палату и положили на койку, боль еще усилилась…
Надо было позвонить мужу, это она помнила отлично, но взяв в руки сотовый телефон, не могла сообразить, как и что тут нажимать, как вообще по нему звонить-то? Как будто первый раз в руках держала. Ей помогла Галина, которая уже пришла в себя после операции и набрала нужный номер, да его и набирать-то не надо было, достаточно найти имя абонента: «Виталий» - и звонок полетел далеко на Алтай. Говорила Катя сама, но с трудом, слова цеплялись за слова, только испугала мужа. А дальше было еще то ли смешнее, то ли страшнее… В палату пришла врач, Анна Ивановна, смерила ей давление, оно оказалось 220 на 110. Никогда такого не было! Стала задавать вопросы, чтобы отвлечь от сильной головной боли. Сама Катя не помнила, что ее спрашивали, и что она отвечала, уже утром ей рассказали соседки по палате. Говорила Вера, которая своим приятным детским голоском действовала очень успокаивающе:
- Мы все вчера перепугались, думали сначала, что ты притворяешься, ну представь, тебя спрашивают, сколько тебе лет, а ты отвечаешь: «Девяносто семь…» - «А мужу?» -«Ну, он старше, ему сто девяносто два…» И так серьезно говоришь, не улыбнешься даже, ну мы и поняли, что что-то не так. Врача позвали. На какой-то вопрос правильно отвечала, а на какой-то такую чепуху несла, что мы готовы были расхохотаться, если б не было так жутко. Потом пыталась номер телефона записать, а у тебя одни девятки получаются, и больше никаких циф.
- Это я помню… И вот эта запись в тетрадке осталась…
На другой день повторилась та же ерунда: говорила, что с 1900 года рождения, и, главное, что понимала отлично, что не так надо говорить, а не получалось. Отправили на томографию головного мозга, где определили такой диагноз: подозрение на болезнь Пака, болезнь Альцгеймера. А что это такое, Катя хорошо знала, потому что, заболев, проштудировала всю медицинскую энциклопедию и про болезни сердца и головного мозга. И что это значит, знала отлично. Будешь не человек, а овощ, тогда зачем все?
Зачем нужна была красота, знания, метания любви, если в итоге разжижение мозгов и не помнишь, сколько тебе лет, когда и где ты родилась? Зачем?! Катя взяла в руки книгу, но читать тоже не могла, потому что все буквы вдруг ссыпались со страниц в середину и упорно не хотели возвращаться на свои места…
- Да что же это? – чуть не заплакала она. – Так и будет всегда, что ли?
Сканворды тоже не хотели разгадываться, все клетки перепутались, ни одного слова прочесть не смогла… Отложила все в сторону и решила просто полежать сегодня. Будь, что будет! Хотя вечером врач при осмотре ее несколько успокоила, сказав, что, вероятно, это был просто гипертонический криз. Хорошего тоже мало, но все-таки не такой страшный диагноз, как определили вначале…
К вечеру в палату зашла санитарка Ольга Сергеевна сделать вечернюю уборку. По имени отчеству, впрочем, её никто не называл, а звали просто Оля, потому что хотя ей и было уже немного за пятьдесят, но стройная, худенькая, с модной короткой стрижкой, она была похожа на девушку, но никак не на бабушку, коей уже являлась целых три года. Она была великая оптимистка, эта Оля, и очень любила рассказывать, как и почему она вдруг из деревни оказалась в Новосибирске:
- Жила, девчонки, в деревне, самой, может быть, глухой, какую только можно себе представить… Там родилась, там окончила школу, там замуж вышла, детей нарожала: сына Витьку и дочь Аленку. Муж был неплохой, любовь у нас была когда-то, в прошлой, можно сказать, жизни. Все время я была занята: корова, прочее хозяйство, работа, дети, даже не заметила, когда это он успел пристраститься к бутылке. Ну а как заметила, пыталась как-то воздействовать: и лечила, и кодировала, и материла, и лупила – всё бесполезно, хоть тресни! Как-то прихожу с работы домой, а он пьянствует вместе с дружками, такое зло меня взяло, стала его выгонять и сказала: «Даю тебе 40 минут, что успеешь вынести из дома, то и твое… И чтоб я тебя больше никогда в жизни не видела!» Ну, он и успел, все вынес, до последнего стакана, дружки помогли…
Но слово не воробей, вынес, так вынес, стены-то остались, да корова во дворе, а возле нее маленькая скамеечка, на которой я сидела, когда ее доила. Принесла я эту скамеечку домой, села на нее и плачу, не знаю, что делать… Соседи пожалели, кто матрас дал, кто кастрюльку какую. А было мне 52 года. Решила я дом продать и уехать отсюда… Мне соседка-старушка говорила: «Зря ты так, уж дожила бы как-нибудь…». А я ей: «Доживать в 103 года надо, а в 52 надо жить…». Так и уехала, сняла квартиру, сын с дочкой жили уже отдельно, оставшиеся деньги разделила между ними, сама работать устроилась вот сюда.
Больше всего на свете я люблю хорошую плиту, еду готовить и чтобы красивый вид из окна был… А это у меня есть, что еще надо? Года два назад мне сообщили, что муж мой бывший умер. Я его похоронила, с оградкой, но без хорошего памятника. «Не за что, - думаю, ему такой почет!» Рядом с обычным кладбищем кладбище собак, так там, я сама видела, такие памятники! Ну, я и подумала: что же он, хуже собаки, что ли? Три зарплаты истратила ему на памятник, и не жалею, пусть так будет… Зато мне на душе легче стало, хоть я и не желала ему зла, даже тогда, когда узнала, что все вещи, которые он успел вынести, были им пропиты вместе с дружками. Бог с ними!
И Ольга стала ожесточенно возить тряпкой по полу… Ее рассказ произвел большое впечатление на женщин, долго они еще потом обсуждали, споря о том, права она была или нет. Но у каждой на этот счет было свое мнение… Недаром говорят, что сколько людей, столько и мнений, а жизнь она вещь непредсказуемая, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь…
Следующий день был днем выписки. До обеда последние процедуры, обмен адресами, даже кулинарными рецептами, женщины любят это дело, и своими похвастаться, и новенькое что-нибудь попробовать приготовить.
Встретились случайно, три дня вместе, за которые они стали почти родными. Расставание не было горьким, но общение принесло свои плоды, стали почти друзьями. И, кто знает, может, еще доведется встретиться здесь же, на следующем обследовании, хоть это и маловероятно, а все-таки…