Из книги Уильяма Р. Каттона, Мл. "Непроходимость: эволюционный тупик человечества", 2009 с. 26 - 38. (C сокращениями) Пер. В.И. Постникова, 2012.
Гл. 3 Почему мы обманываем и позволяем себя обманывать
«Каким бы громадным ни казался нам скачок от остального природного мира в направлении освоения символической мысли, мы не смогли полностью освободиться от мозговых структур, которые управляли поведением наших самых отдаленных предков. И именно это сочетание древних и новых структур делает нас не только уникальными во многих отношениях, но и весьма опасными – как для нас самих, так и для остальной природы».
- Иан Таттерсол 1998, Becoming Human, с.234.
Люди как словесные картографы
Одна из книг, которой я заинтересовался во время обучения в университете Нью-Хэмпшир сразу после Второй мировой войны, была «Язык в действии» С.И. Хаякавы, тогдашнего профессора Иллинойского технологического института. Из книги Хаякавы я узнал о некоторых понятиях «Общей семантики», включая идею о том, что использование языка при определении жизненных ситуаций аналогично использованию карт во время путешествий или простого выяснения расположения мест и характеристик регионов. Понятие «словесная карта» хорошо отражало связь между языком и опытом. Мы действительно «картографируем» мир, когда пытаемся выразить свой опыт при помощи слов. Наша вербализация должна строго соответствовать своим референтам. Отношения между словами и вещами, или событиями, должны быть подобны отношению между картой и территорией, которую они представляют.
Но карты могут содержать ошибки. Определение ситуации может быть ошибочным или неадекватным. Язык, вообще говоря, дает огромное преимущество. Но это преимущество иногда имеет досадный побочный эффект. Могут выбираться не те слова. Слова могут ошибочно описывать ситуацию. Слова-карты, с помощью которых мы ориентируемся в жизни, иногда сбивают с пути. И мы не всегда можем узнать, что сбились.
В следующем семестре я познакомился с более глубокой книгой по общей семантике Альфреда Коржибского – "Наука и здравый смысл". С ее помощью, понятие «словесной карты» прочно закрепилось в моем сознании. Я также начал думать о различных уровнях абстракции. Такие слова, например, как «шимпанзе» и «горилла» могут представлять собой конкретный уровень абстракции, а термин «человекообразная обезьяна» (более широкая категория) будет шагом вверх по «лестнице абстракции». «Приматы» будут еще одним шагом вверх. «Млекопитающие» - еще один шаг, а «животные» - еще более абстрактное определение. Поднимаясь вверх по лестнице абстракции, мы дойдем до «организмов» и т.д. Каждое более абстрактное слово включает в себя все больше сущностей, но говорит все меньше об их конкретных характеристиках. Одно из опасений Коржибского – который указывал на то, что слова не могут сказать всё о чем-то бы то ни было – заключалось в том, что большая часть коммуникаций между людьми проходит на слишком высоком уровне абстракции, и следовательно не обладает достаточной полнотой. Беседы на слишком высокой ступени абстракции теряют конкретный характер, который, однако, в некоторых ситуациях может иметь решающее значение. Он настаивал, чтобы читатели постоянно работали над тем, чтобы опускаться вниз по лестнице абстракции и всегда помнить, что карта – не территория - а лишь ее представление, и иногда может неправильно отражать реальность.
Словесные карты редко могут рассказать все о реальной ситуации. Обычно это понимается и не составляет большой проблемы. Но мы можем стать слишком многословными в попытке передать (или самостоятельно осмыслить) большее количество информации. Слишком много информации может сбивать с толку. Поэтому необходимо поддерживать словесные карты не загроможденными чрезмерной информацией точно также, как поступают с дорожными или навигационными картами, не отягощая их чрезмерными деталями.
Но иногда опущенные детали оказываются более важными, чем сама словесная карта. Например в столовой одного иностранного отеля я подслушал разговор, в котором утверждалось, что покушение на претендента в президенты США это типично «американский подход». Такая «деталь» меня задела, поскольку она поставила инцидент слишком высоко на лестнице абстракции – опустив при этом многие другие детали, характеризующие американские политические процессы, некоторые из которых могут быть достойны уважения, другие нейтральны, третьи достойны осуждения.
Как бы далеко мы ни продвинулись в развитии языка или других символов, мы не сможем освободиться от самообмана. Я еще раз остановлюсь на понятии «словесной карты» и «лестницы абстракции» в последней главе. Здесь отмечу только, что словесные карты – важная компонента того, как люди взаимодействуют с другими людьми и миром в целом. Мы «путешествуем» по жизни с помощью словесных карт и многих других символов.
Биологический вид, использующий символы
У Homo sapiens есть способность использовать и одновременно подвергаться влиянию других символов, отличных от слов и языка. Математика представляет собой нашу способность использовать специальную категорию символов – числа и математические «операторы» - для сложения, вычитания, умножения и деления, для логических доказательств геометрических теорем, понимания и манипулирования уравнениями и т.д. Богатый «словарь» математических символов и математическая «грамматика» позволяет нам далеко превзойти счет на пальцах, хотя этот древний способ счета лег в основу нашей десятичной системы. Прогресс в математике привел к бесконечным достижениям во многих науках, к превознесению наших умственных способностей, что дало основание Линнею назвать наш вид – Homo sapiens.
Любое использование символов зависит от способности нашего вида одну вещь «подменять» другой. Например, звучание слова «собака» подменяет образ самого животного – т.е. звуки вызывают в нашем сознании образ этого существа. Но мы также научились использовать буквы с, о, б, а, к, а подменяющие звуки слова «собака». Читая, мы вызываем в сознании образы, стимулируемые печатными алфавитными буквами (на бумаге, камне, экране компьютера). Или же буквы могут представляться точками и тире как в телеграфном коде, или через более сложные электромагнитные импульсы внутри компьютера и вне его. Или же, буквы могут представляться поднятыми точками для чтения чувствительными пальцами тех, кто не видит. Поэтому словесные карты могут существовать на нескольких уровнях абстракции.
Более того, способность нашего вида к символизации работает еще и в другой области. Уже давно люди обнаружили преимущество в том, чтобы иметь некоторую единицу (чего либо), которой можно подменять различный товар, и которая позволяет таким образом обменивать товар. Такой единицей, используемой в качестве «валюты» - представляющей абстрактную стоимость – могли быть небольшие мешочки с солью, красивые раковины или бусинки, сделанные из зубов или костей животных. Позднее, определенные количества «драгоценного металла» (напр., золота) стали стандартными символами для обмена, и в конце концов, люди научились формировать его (и другие металлы) в монеты. Размер и дизайн монеты указывали на ее стоимость, причем обращение таких монет значительно ускорило процесс обмена, без которого не могло произойти разделение труда и человеческая жизнь не была бы такой разнообразной как сегодня.
Но в области денег, как и в области слов и математики, можно подниматься по лестнице абстракции и найти нечто, что подменяло бы монеты. Сбор монет, вообще говоря, тяжелое занятие и неудобное при передвижении. Кусочки бумаги соответствующим образом промаркированные (сначала как простые квитанции, позднее как напечатанные банкноты), могли использоваться взамен монет, которые эти бумаги представляли. Другие кусочки бумаги, служившие «ордерами к оплате», стали называться «чеками».
Сегодня, когда мы представляем слова электромагнитными импульсами, мы делаем то же самое с деньгами. Мы говорим о «пластиковых деньгах», когда имеем в виду кредитные карточки, которые уже заменяют написание чеков. Мы даже уже обходим пластиковые карточки, когда печатаем номер карточки, заказывая что-либо из Интернета.
Когда Homo sapiens возник как биологический вид с развитым мозгом и символьным мышлением, появилась возможность дифференциации (с помощью культуры), которая на первый взгляд дает преимущества в разделении труда и специализациях. Но эти преимущества могут быстро превратиться в недостатки. Мы должны по крайней мере уметь их анализировать.
Начиная с 6-го века до н.э. детям известна басня Эзопа «Волк в овечьей шкуре», предполагающая в аллегорической форме, что обман, или манипулирование поведением других, несмотря на риск, может быть полезным.
Почему мы обманываем?
Если обман рассмотреть в эволюционной перспективе, можно видеть, что он имеет место, когда одно существо вызывает в другом ложное или сбивающее с толку «определение ситуации». Данный утвердившийся в социологии принцип – определение ситуации – имеет более широкое приложение, чем обычно думают.
В университетских курсах по социологии понятие «определение ситуации» представляется как существенно человеческая реакция. Согласно В.И. Томасу из Чикагского университета, для высших животных, и в особенности для людей, «До возникновения самостоятельного поведенческого акта всегда существует этап оценки и обдумывания, который можно назвать определением ситуации». По мнению Томаса, от определения ситуации зависят не только отдельные акты индивидуума, но и вся его жизненная позиция. [45] При рождении ребенок всегда входит в группу людей, родившихся ранее и уже сформированных своим опытом. По ходу жизни, возникают повторяющиеся типы ситуаций, ведущие к общим определениям [этих ситуаций]. Появляются правила поведения, соответствующие групповым дефинициям ситуации, которые передаются дальше.
Социолог Льюис Косер [46] призывал своих читателей внимательно поразмышлять над «самым многозначащим предложением», когда либо написанным В.И. Томасом ( в 1928 г): «Если люди определяют ситуацию, как реальную, она становится таковой благодаря последствиям». Роберт Мертон назвал это положение «Теоремой Томаса». [47] Люди отвечают не просто на объективную ситуацию, но на смысл, который несет для них данная ситуация, часто культурно предопределенный. Их поведение формируется смыслом, который они приписывают ситуации [48]. И это не относится исключительно к человеку. То, что исключительно можно отнести к человеку, так это тенденцию придерживаться устаревших определений, сохранять привычки и обычаи даже после того, как они стали малопригодными.
Когда и почему возникает обман? Всегда ли он вреден? Обман характерен не только для преступников – или некоторых политиков. Он принадлежит не только человеку. Животные обманывают друг друга и даже растения могут адаптироваться поразительным образом путем обмана. [49]
Насколько важен факт того, что существует множество путей для невербального обмана и "нечеловеческих" возможностей для этого?
Послушайте историю, которая мне казалась смешной, когда я был ребенком. Она рассказывает о том, как опасно быть наивным. Фермер просыпается среди ночи от шума в курятнике. Берет ружье и подходит к двери курятника со словами: «Кто здесь?» В темноте предполагаемый вор отвечает: «Здесь никого, только мы, куры». «А-а… хорошо», - говорит сонный фермер и возвращается в спальню.
Ни способность обманывать, ни быть обманутым, не являются исключительно человеческим свойствами. И необязательно, чтобы обман был сознательным. Растения, как и животные, также умеют играть в игру «Здесь никого, только мы, куры», если речь идет о выживании. Каждый из видов, чтобы обмануть хищника или, наоборот, настигнуть жертву, обладает способностью создать впечатление, что его там нет.
Дифференциальная ассоциация, возможности для лжи
Рассмотрим общество, в котором родившегося человека пытаются приучить к правилу, что лгать – это плохо и что так поступать не следует. Теперь рассмотрим случай, когда этот человек пытается вести себя честно, но в то же время находится под давлением других требований со стороны конкретной группы. Чем сложнее культура, тем большее число нормативных групп будут влиять на человека, и тем разнообразнее требования этих групп. [50]
Если попытаться объяснить обманное поведение в рамках конвенциональной социологии, можно указать на объяснение делинквентного и криминального поведения, которое дает теория дифференциальной ассоциации: Постоянный контакт со стандартами, приветствующими ложь и недостаточные контакты со стандартами, противостоящими обману, скорее всего повышают вероятность обманного поведения. Индивидуумы будут способны на ложь в результате контактов с образцами обманного поведения и отсутствия контактов с образцами честного поведения. У людей, которые по причине проживания, занятости и т.п., были изолированы от культуры порядочных граждан или имеют относительно частые контакты с культурой обмана, имеют большую вероятность вести себя обманным образом из-за отсутствия у них чувств, идей и манер, помогающих сконструировать честную жизнь.*
Но это только объясняет, какие люди могут в принципе обманывать. Даже для них, однако, должны существовать благоприятные возможности для обмана. [52] По мере изменения обществ, изменяются и типы этих возможностей. В современных обществах, как заметил И.А. Росс, существует типичная структура возможностей для совершения преступлений, отличная от существующей в более ранних обществах. [53] Учитывая широкое разделение труда, поощряемое индустриальным характером общества, Росс выражал опасение относительно роста возможностей для хищнических и паразитических отношений в нашем обществе. Он восклицал: «В условиях современной жизни сколько моих жизненно важных интересов я должен доверять другим!». Другим, которые не заслуживают этого доверия.
Поскольку взаимозависимость ставит нас в зависимость «от милости других», многие виды обмана становятся возможными. Бизнесмены, громко говорящие о своей социальной ответственности, вызывают скепсис, т.к. многие считают это пропагандой, направленной на успокоение эксплуатируемой публики. Как пишет один из авторов книги «Этика в бизнес-сообществе» (1954), «частично этот скептицизм вытекает из лживости кампании паблик рилейшнс, проводимой некоторыми видами бизнеса», и из того факта, что рекламная индустрия стала важнейшей компонентой современной системы бизнеса. «Гражданин знает, что большая часть рекламной кампании, проводимой с целью выудить у него лишний доллар, основывается на стремлении продать продукт во что-бы то ни стало». [54]
Как хорошо знают квалифицированные мошенники [т.н. confidence men, т.е, те, которые завоевывают ваше доверие обманным путем, используя ваши слабые стороны – ВП], для успешных попыток использования «ложного определения ситуации» необходимы по крайней мере два условия: 1) если обман поддерживает разделяемые вами (сомнительные) убеждения и 2) местный патриотизм.
Язык и обман в эволюции гоминидов
У наших человекообразных предков, конкурировавших с другими приматами, должны были быть основания для обмана. Один из шимпанзе из танзанийского заповедника Гомбе-Стрим продемонстрировал это на практике [55]. Он приобрел навык по открыванию коробок с бананами. Но по всей видимости он понимал, что неразумно показывать этот навык в присутствии других, социально-доминирующих обезьян, которые могли бы на него напасть и отобрать бананы. Для разрешения этой проблемы он продемонстрировал обман в действии. Делая вид, что он уходит из лагеря в лес якобы на поиски пищи, он обманул других обезьян, которые поспешили за ним и ушли на несколько сотен ярдов вперед. Возвратившись в пустой лагерь, он мог теперь спокойно открывать коробку и мирно наслаждаться содержимым в отсутствии других шимпанзе.
После того, как первые прото-люди стали отделяться от человекообразных обезьян, их охота по-прежнему зависела от способности камуфляжа и обмана. Они использовали такие приемы, как засада, и засыпанные листьями ловушки. Наше с вами существование подтверждает тот факт, что наши предки успешно справились с соседствующими группами гоминидов в экологическом и культурном отношениях и оставили после себя потомство.[56] В зависимости от обстоятельств надо было выбирать: либо доминировать, либо уничтожать своих оппонентов. Обман продолжал играть роль культурного продвижения нашей группы на всем протяжении эволюции, создавая селекционное давление по выбору предпочтительных культурных навыков среди конкурирующих гоминидов.
Внутривидовая конкуренция и агрессия неотъемлемы от контекста эволюционного процесса гоминидов, с дополнительными преимуществами для развития языка. Какой бы важной в эволюционном контексте ни была способность передачи точной информации, часто возникала потребность в ложной или сбивающей с толку информации, или вообще в том, чтобы скрывать информацию, причем язык служил прекрасным методом для манипулирования другими.
Для того, чтобы быть эффективным и обеспечивать обмен информацией, язык человека должен в значительной степени пониматься другими членами группы. Чем выше социальное различие между тем, кто говорит и тем, кто слушает, тем менее осмысленными становятся слова. В случае врагов, чем меньше враги знают о планах и действиях, тем меньшую опасность они представляют. Языки, которые постоянно изменяются, обладают преимуществом адаптации, поскольку используют новые слова и поддерживают эксклюзивность группы. Язык позволяет скрывать недобрые мысли. Дружеская речь может оборачиваться враждебностью. Могут даваться невыполнимые обещания. Выражаться ложное почитание и т.п. Достижения других могут преувеличиваться или преуменьшаться с целью вызвать ложные надежды или подозрения. [57]
Письменный язык, в свою очередь, был логическим развитием устной речи и по-видимому развился независимо в разных местах и при разных обстоятельствах. Он превосходил устный язык в том, что мог обеспечить распространение культурной информации на большую территорию и закреплять ее на длительное время. Отдельные люди более не получали культурные знания исключительно посредством своего личного опыта, или опыта своих близких. Письменный язык позволил учиться у многих прошедших поколений – даже у других культур [58]. Но письмо, как и речь, могли также использоваться для фикций и обмана. И культурное наследие предшествующих поколений могло устаревать по мере того, как измененные условия не соответствовали более традиционным определениям ситуации.
Обман как образ жизни
Теперь, отбрасывая шоры антропоцентризма, мы должны признать, что обманные стратегии, как и прямолинейные честные стратегии, помогают продлевать жизнь многих видов. Животные могут скрываться изменяя окраску и подстраиваясь под окружающую среду, или же, они могут подражать другому типу животного, комбинируя свою форму и цвет. «Обман как образ жизни» признается зоологами как нечто «имеющее место во всем царстве животных». [59] Как любой другой тип адаптации, обманные приемы или действия происходят – и поддерживаются – естественным отбором.
Камуфляж и мимикрия работают как стратегия защиты и нападения. Хищники обманывают, чтобы добраться до своей жертвы. Некоторые растения эволюционировали с использованием обманных запахов или внешнего вида. Обман входит в набор стратегий, с помощью которого повышаются шансы индивидуального организма на выживание, что позволяет ему передавать свои аттрибуты следующим поколениям. [60]
Некоторые птицы могут обманывать и обманывают. Дрозды, например, научились прогонять конкурентов имитируя звуки, означающие присутствие воздушных хищников. Это позволяет им клевать лакомые кусочки в отсутствии конкурентов. Такое поведение птиц указывает на то, что обман не является исключительной принадлежностью людей.
Поскольку организмы сосуществуют в заданной окружающей среде и влияют на жизненный цикл друг друга, обманное поведение и обманный внешний вид неизбежны. Для организма желательно избегать контакта с опасной или вредной особью, поэтому безвредный вид может прикинуться опасным. Мимикрия развилась потому, что она вызывает у опасной особи «ложное определение ситуации», выгодной для мимикрирующей особи. Объективно, мимикрия, или ошибочное (ложное) определение ситуации, может представлять некоторый риск для самого обманщика (мимикрирующей особи), но только в случае ее множественного повторения.
Выводы
Исходя из широкого распространения обманных тактик в природе и человеческом обществе, можно сделать по крайней мере следующие выводы:
1) Конкретный организм конкретного биологического вида заинтересован в том, чтобы повлиять на определение ситуации другими организмами, поскольку выживание или достижение какой-либо цели данным организмом зависит от действий других организмов (независимо от того, будут ли это организмы того же вида, с которыми возможно полезное сотрудничество, или же принадлежат другому виду – напр., хищникам, которых следует избегать, или жертвам, которых следует поймать).
2) Обман заключается в инициации ложного определения ситуации. В качестве обманных сигналов могут выступать элементы поведения (включая человеческую речь), но они также могут быть элементами внешнего вида (в любой форме – вид, звук, запах).
3) Методы или практики обмана следуют из эволюции, или обучения, в непрерывном процессе взаимодействия различных организмов [70]
4) Вместо того, чтобы довольствоваться только осуждением обмана, полагая с морализаторской точки зрения, что честность всегда лучше, чем нечестность, следует признать, что нечестность (примерами которых являются мимикрия и камуфляж) более вероятна в тех случаях, когда она более эффективна для выживания и размножения, чем "честные" стратегии.
5) Ввиду того, что современное разделение труда усиливает взаимозависимость между членами общества, тем самым увеличивается вероятность обмана и искушение применять обманные тактики.
Введение табу на нечестность, вместе с санкциями за его нарушение, скорее всего не будут работать. Общество, в котором обман - редкость, это общество, в котором обстоятельства делают обман менее эффективным. Другими словами, когда точные определения ситуации способствуют благосостоянию всех взаимодействующих сторон, приемы и практики обманного поведения будут редкими и не будут выбираться. Подобно тому, как природная мимикрия становится неэффективной когда отношение мимикрирующих особей к модельным особям, становится избыточным, обманы разного рода (в человеческом обществе или каком другом) теряют свою силу, как только их частота приводит к потере доверия между членами общества [71]
Заметьте, что вывод о том, «что нечестность более вероятна в тех случаях, когда она более эффективна для выживания» (п.4), имеет оперативный характер. Внешний вид может сбивать с толку. Внешний вид до Коперника убеждал всех, что солнце вращается вокруг земли. Говоря о превалирующем обмане мы не должны также забывать, что существуют благоприятные обстоятельства для самообмана, не всегда случайные или непреднамеренные.
Привычный образ жизни может казаться устойчивым, даже когда он приводит к фундаментальным изменениям окружающей среды (которая кажется неизменной). Даже «вечные» холмы не вечны.
_______________
*Это наблюдение объясняет криминализацию пост-советского общества. Даже относительно нормальные граждане, видя криминал вокруг себя, подсознательно начинают подстраиваться под "авторитеты" и вести себя сообразно. Это наблюдается буквально во всех проявлениях: языке, нравах, морали и т.п. - ВП