Про однообразие

Женя Агафонова
Она хваталась за ветви деревьев и не отпускала, стараясь как можно плотнее прилипнуть к ним. Она закручивалась в удивительно ровную спираль, стараясь быть как можно менее заметной, ведь только так она могла поймать в свои сети ужин для своего хозяина.
Паутинку в лесу не любили. Большим и сильным всегда неприятно было на нее натыкаться, потому что ее было совсем не видно, и паутинка прилипала прямо к мордочке, оставляя склизкие следы. А насекомые, единожды дотронувшись до нее лапкой, пропадали навсегда. Что с ними происходило – не знал никто, поэтому все те, кто не мог прорвать противную липкую сетку своим носом, лапой или корпусом, внимательно летали между ветвями, стараясь не угодить в коварный лесной невод.
Однажды утром, когда длинно-восьминогий паучишка пошел на привычную длительную утреннюю прогулку, а паутинка, как всегда, осталась на прежнем месте поджидать жертву, к ней прилетела сорока. Уж больно интересно ей стало, куда же пропадают все насекомые, пролетающие мимо паутинки. Зная, что рискует своей жизнью или, по крайней мере, клювом, которым, если что, придется прорывать паутину, она решилась.
Сороке было немного неловко приставать к паутине с расспросами. Еще она не знала, чего от этой паучьей слуги можно ожидать, поэтому сорока остановилась на расстоянии одного маха крылом.
– Привет! – начала она.
– Привет! – довольно охотно ответила паутинка.
Сороку обрадовала такая реакция, и она сделала шаг навстречу паутинке, но потом решила: вдруг именно так ее и заманят в сети, и отпрыгнула на прежнее место.
– Паутинка, скажи, а куда пропадают насекомые, которые случайно натыкаются на тебя?
Сорока спросила, а потом подумала, что, наверное, надо было сначала поговорить о погоде, о росе или еще о чем-нибудь, а не начинать так сразу. Но паутинка абсолютно спокойно, как будто бы ее спросили о том, на каком дереве ей нравится висеть больше всего, ответила:
– Они умирают.
Сорока отскочила еще дальше.
– Как умирают? Это ты их убиваешь?
– Нет, зачем же! – удивленно ответила паутинка. – Они сами.
– То есть как это? – недоумевала сорока и с каждым словом всё ближе и ближе подходила к паутинке.
– Очень просто. Видишь вот эту муху?
Сорока взглянула туда, где между соседними деревьями размашисто летала муха. Она мчалась вниз вдоль стволов, приближаясь то к одному, то к другому дереву и, огибая висящие на пути листочки, старалась нырять в воздушные дырки между ветками. Она мчалась с такой скоростью, что не заметила, как несколько веточек зловеще-предательски сцепились между собой и образовали клубок, обогнуть который она не успела, и муха воткнулась прямо в него.
– И что? – не выдержала молчания сорока, которая итак уже довольно долго наблюдала за мухой.
– Смотри дальше.
Запутавшаяся в деревянном клубке муха стала активно перебирать лапками, стараясь найти опору, чтобы оттолкнуться и вырваться на волю. Она билась, что есть силы, и, в конце концов, поймав ножками удобную веточку и найдя самое широкую расщелинку между ветками, сделала рывок, и уже через мгновенье снова разрывала собой воздушные порывы ветра.
– Ничего не поняла. Причем здесь ты? – не могла угомониться сорока. Она даже не заметила, что, наблюдая за мухой, она подошла к паутинке так близко, что, не заметь она этого и сделай еще шажок, угодила бы прямо в нее.
– Не торопись, – ответила паутинка, – смотри еще!
И сорока нехотя продолжила наблюдать за насекомым.
Муха все также летала, наслаждаясь своей свободой. Она летала…летала…летала…и тут сорока заметила, что муха приближается к паутинке. Она была уверена, что муха видит ее и обязательно облетит, но муха не видела и попала в самый центр липкой сетки. Сорока хотела помочь ей выбраться, но паутинка, на которой лежала муха, остановила ее.
– Не трогай! Пусть она сама!
Зная о том, что попав в паутину, насекомые пропадают, сорока недоверчиво отнеслась к словам паутинки, но потом решила: раз на ее глазах муха справилась со сложнейшим клубком из веток, то выбраться из прозрачной сети ей не составит никакого труда.
Шокированная тем, что ее полету помешала какая-то невидимая штука, муха какое-то время просто пролежала на паутинке. Потом она встала и осмотрелась: перед ней была дорожка. Муха не видела, куда это дорожка ведет, зато абсолютно точно решила, что дорожка ее приведет к свободе. И, довольная собой, она пошла.
Сорока видела, как отойдя от середины паутинке по прозрачной ниточке, муха двигалась по кругам искусно сделанной паутинки. Она шла от самого узкого круга к самому широкому, а потом обратно и совершенно не замечала, что ходит по кругу. Муха устала от изнуряющей ходьбы и прилегла, чтобы отдохнуть.
– Я все равно ничего не понимаю, – протараторила взволнованная таким долгим и бесполезным молчанием сорока.
– Сейчас поймешь. Ты помнишь, как яростно эта малышка боролась с ветками? Как она билась, как старалась вырваться из плена? Она сразу поняла, что попала в трудную ситуацию и что для того, чтобы спастись, ей придется затратить очень много усилий. Она была готова к сложностям, потому и была отчаянно сильна. Она сознавала, что только так сможет спастись, она понимала, что сейчас она должна сражаться за свою жизнь.
– Молодец! Правильно сделала! Себя надо спасать!
– Правильно! А теперь посмотри на нее сейчас.
Замученная муха как раз только встала и, найдя свою тропинку, снова стала по ней идти.
– Видишь, – продолжала паутинка, – она расслабилась! Она попала сюда, сразу же нашла тропинку и решила, что она уже почти на свободе! Она решила, что эта ниточка – ее дорожка, ее правильная дорожка, по которой и нужно идти. Но она не замечает, что эта ее спасительная тропа только путает ее и водит по кругу. Не все дороги правильные и не все ведут куда-то.
– Неужели она этого совсем не замечает?
– Нет, почему же. Замечает иногда. Только когда на миг что-то ёкнет внутри, она тут же заглушит это предчувствие, убедит себя в том, что делает всё правильно и что скоро она окажется на свободе, и продолжит свой путь. Бесполезный путь! По кругу. Значит на месте. Но она не может не идти, ведь она уже прошла так много! Ей кажется, что она уже где-то далеко и ей уже виднеется конец, но конца нет, потому что нет движения. Ей бы прорвать мою тоненькую ниточку, решиться на это, и тогда она окажется на свободе! Но она не сделает так. Ей страшно признаться себе в том, что всё это время она просто топталась на месте, поэтому она продолжает верить в иллюзию и стоять там же, откуда начала идти. Она не видит, что замкнулась. Ей кажется настолько очевидной ее правота, что она не замечает, что силы уже на исходе, что совсем скоро она сама себя погубит. Когда она попала в веточный клубок, она сразу поняла, что будет тяжело. Трудность была настолько очевидной, что думать долго не пришлось, она сразу вступила в бой. Попав ко мне, она решила, что всё будет очень просто, и не стала бороться ни когда только-только поймалась, ни сейчас. В кажущейся простоте и кроются роковые подвохи. Топтание на месте так очевидно со стороны, но делающий миллионы шагов в никуда может не заметить этого никогда, поэтому и бороться, получается, не с чем. Просто погибаешь почему-то, и всё, и не знаешь, что с этим делать. А ведь достаточно просто топнуть ножкой, разорвать этот бесконечный круг, и оказаться на свободе. Но муха выбирает идти. А ведь она все еще верит, что это – ее единственный выход. Страшно ведь идти там, где нет тропинки. Страшно что-то менять, даже когда осознаешь, что менять надо. Думаешь: «а вдруг, ты все делаешь правильно?» Вот и муха думает, что делает все правильно. Глупая.
Сорока наблюдала за мухой, из последних сил пытающейся дойти до конца своего пути. Насекомое, гуляющее по паутинным ровным кругам, как будто гипнотизировало ее. Очнувшись, сорока хотела воткнуться клювом в паутину и разорвать ее, чтобы уберечь всех, чтобы больше никто не попадался в эту едва заметную ловушку. Но потом она огляделась: кругом между веток растягивались тысячи паутин. Уничтожить все – невозможно. И все-таки ей захотелось спасти хоть одну эту мушку, но когда сорока решилась прервать бессмысленное хождение, муха уже умерла.
2011