Он вернулся через несколько минут и снова остановился в дверях.
- Вы неплохо держались, - проговорил он. - Но сейчас у вас, похоже, реакция.
Действительно, я чувствовал обморочную слабость, и руки у меня ходили ходуном.
- Хотите, налью вам глоточек коньяку? - и, не дожидаясь моего ответа, в самом деле пошёл и налил. Подал, но не ушёл, а сел на край постели, положил руку на плечо — сухую, твёрдую, горячую - у него почти всегда были горячие руки, словно какое-то неуёмное пламя сжигает его изнутри. - По-видимому, у Марселя неплохой осведомитель. Даже на диво хороший... Почему вы мне ничего не сказали о пропаже часов?
- Я не знал, что они пропали. Я о них и думать забыл. Грегсон передал мне их, я решил оставить на память, положил подальше в ящик стола, и не проверял с тех самых пор. У меня свои часы, которыми я пользуюсь постоянно.
- Не исключено, что часы забрал наш таинственный посетитель, который навещал миссис хадсон в наше отсутствие — помните? Он трогал вашу фотографию, забрал ваши часы... Честное слово, я в привидения начинаю верить, ведь о смерти Сибиллы Норсер никто, совсем никто, кроме вас, из ныне живущих знать не мог.
Ну почему же, - изменившимся голосом проговорил я. - Знали ещё кое-кто. Вы, например. И Мэрги. Что, если вы нарочно спровоцировали меня рассказать всё и ей тоже, чтобы было, из кого выбирать?
У Холмса вдруг каменно застыло лицо, и я пожалел о своих словах, но, чёрт возьми, что иное могла означать такая полицейская осведомлённость.
- Что ж, - проговорил Холмс, кивнув головой, словно утвердившись в какой-то своей мысли. - теперь мы в равной позиции: я не верю вам, вы не верите мне....
- Вы думаете, мне нравится такая позиция? - с горечью проговорил я.
- Да и мне не нравится. А что делать?
ШЕРЛОК ХОЛМС.
Мне не на что было обижаться — Уотсон просто вернул мне моё недоверие той же монетой. Но я-то точно знал про себя, что не имел приватной беседы с Марселем. Оставалась Мэрги Кленчер. Она возвратилась из госпиталя под вечер, усталая и словно бы слегка опустошённая, и принялась наскоро готовить ужин.
- Вам не нужна моя помощь? - спросил я, останавливаясь в дверях кухни.
- Ещё как нужна, мистер Холмс, если вы возьмёте на себя труд натереть сыр, а потом взбить пасту.
Я взялся за тёрку, раздумывая, как начать разговор. Наконец, спросил прямо:
- Как вы отнеслись к признанию доктора Уотсона в убийстве и сокрытии трупа?
Она вздрогнула и выронила нож, с лязгом ударившийся об пол.
- Что вы называете убийством, мистер Холмс?
- Я знаю, что он рассказал вас об истории с Сибиллой Норсер. Я даже сам посоветовал ему рассказать вам эту историю, подтолкнул его к тому, чтобы он рассказал вам эту историю.
- Зачем, кстати? - спросила она, присаживаясь и поднимая нож.
- Он в вас влюблён — это заметно. Вы... скажем так, тоже благосклонны к нему.
- Я в него не влюблена, - быстро сказала Мэрги.
- Знаю. Вы влюблены в меня, что само по себе глупо, потому что объект влюблённости из меня отвратительный. Но дело не в этом. Влюблены или нет, но вы лояльны к нему, как друг. А такая ноша, которую он всё это время тащил в одиночку на своей душе — тяжкая ноша. Церковники не напрасно придумали обряд исповеди, а Уотсон о своей тайне не говорил никому. А когда не говоришь о таком никому, чувство вины растёт и, в конце концов, гонит искать наказания. Или, как вариант, начать болтать о сокровенном всем и каждому. Я, кстати, очень давно заметил, что у него есть за душой что-то такое... - я сделал неопределённый жест. - Ещё когда мы с ним только познакомились, и я рассказывал ему свою собственную историю, его реакция убедила меня в том, что отношения с женщинами и его брат — всё вместе — для него очень больная тема. Конечно, я не мог предположить, как всё там обстоит на самом деле, но что-то я, определённо, чувствовал... Но я-то — испорченный тип, с совершенно вывихнутыми представлениями о добре и зле, поэтому и хочу услышать ваше мнение — допустите, что хочу проверить им своё. Какие чувства вызвала его откровенность у вас?
- А это не похоже на сплетни за его спиной? - спросила Мэрги. - Как вы думаете?
- Мне ничего не стоит завести этот разговор при нём, - пожал плечами я. - думаете, так и следует сделать?
Она тяжело вздохнула.
- Ну, говорите же! - потребовал я.- Я не из любопытства вас спрашиваю. Мне нужно знать, чтобы делать собственные выводы.
- Ну, хорошо, если вы так настаиваете... Он был виноват только в том, что соблазнил эту девушку... или поддался соблазну — возможно, и так, - проговорила Мэрги. Во всём остальном... нет, едва ли. Его нельзя винить — события тащили его за собой. Смерть девушки не на его совести. Я ответила на ваш вопрос?
- В общем, да. Но... ответьте мне в таком случае: вы ничего не рассказывали об этой истории Марселю? Инспектору Марселю?
- Инспектору Марселю? Я? - Мэрги возмущённо выпрямилась и её глаза сверкнули. - за кого вы меня принимаете, мистер Холмс?
- Ну что ж, - я невесело рассмеялся. - Если ваше возмущение я должен толковать, как категорическое «нет», то у нас проблема. Только что мы с доктором Уотсоном выяснили, что не можем верить друг другу, теперь выясняется ещё и что и мы с вами тоже не можем верить друг другу. Кроме Уотсона об этой истории знали только я и вы. Теперь о ней знает Марсель. Разумеется, не Уотсон просвятил его. О себе я знаю, что этого не делал. Значит, это сделали вы.
- Нет, не я, - Мэрги покачала головой.
- Вот видите.
- Есть ещё человек, который знает об этой истории, - сказала Мэрги, подумав. - Тот, кто поджёг дом Коллинера.
- Или тот, кто написал письмо от имени Виктора Норсера, - задумчиво пробормотал я.
- Что? Какое письмо?
- О письме вы не знаете? Ну что ж, хоть какой-то козырь.
Я задумался, машинально сбивая венчиком пасту для подсушенных гренок.
- Я не могу вам не верить, - вдруг сказала Мэрги.
- Что?
- Нельзя не верить своему союзнику. Это обесценивает самый смысл союза. Нам нужно найти объяснение, допускающее, что мы говорим правду и, в то же время, увязывающее всё, что не увязывается. И это будет верным решением — вот и всё.
Я изумлённо посмотрел на неё:
- Мисс Мэргерит Кленчер, - торжественно проговорил я. - Вы сами-то понимаете, какие правильны слова только что произнесли? Ведь это же... Да, конечно! Это и есть: отбросьте всё невозможное. Почему я, чёрт возьми, решил , что под «невозможным» следует понимать только физические, а не психические явления? Потому что психические сложнее? Ну да, так и есть. Я просто убоялся сложностей, как последний трус. Мэрги, покормите доктора Уотсона, и не трогайте меня какое-то время — я должен побыть один.