Потому что я - ВАМПИР
Дунаева Алёна
Продолжение...
Глава ДВЕНАДЦАТАЯ.
5.6.12
...Он так и не появился. Ни на утро, ни днём, ни вечером... ни на следующий день... Брэндон выглядел обеспокоенным. Муна старательно скрывала свою тревогу за него, лишь изредка бросая в его сторону сочувствующие взгляды, которые тот не замечал, с головой погруженный в свои переживания. Мужчина молча ходил по лагерю, не находя себе места. Периодически Бадди то затаптывал траву на площадке, то расхаживал еле заметную тропинку перед деревьями, за которыми скрылся гималайский медведь, то до скрипа расшатывал доски на веранде их домика, нервируя свою немолодую мать. Дети скучающе возились с игрушками, горой вываленными в центр площадки. Без Рэйнольда ни одна игрушка не была интересна. Это только доказывало, что не так уж важно во что играть, главное - с кем. Пятнадцатилетний мальчишка, как и предыдущим днём, продолжал выстругивать что-то, на этот раз из более крупного куска дерева, спрятавшись от бесконечных метаний Брэндона в кузове пикапа Рэйя. Этот юный паренёк, казалось, одновременно пытался и быть со всеми вместе, и сбежать от них в более спокойное и тихое место, хотя шум ему мешал меньше всего. Время от времени я чувствовала, как его взгляд легким разрядом пробегал по мне и снова исчезал в мелких деталях его кропотливой работы. Это было действительно искусное творение. Подобного орнамента мне не выпадало возможности видеть раньше, однако композиция из витиеватых вьющихся линий, то уходивших вглубь дерева, то выплывавших на самую поверхность, издалека напоминала пышные цветы, наподобие роз или пионов. Меня уже не удивляло, что я видела всё это так детально, находясь от паренька на другом конце лагеря. Одолевало желание поинтересоваться, что и зачем он делает, но взгляд невольно возвращался к Брэндону, и желание ненадолго угасало под тяжестью периодически начавшего появляться чувства вины.
Тот день поистине был самым длинным из всех тех, что мне довелось пережить. Я до последнего ждала возвращения Рэйнольда... Уже не осталось никаких намерений расспросить его. Единственное, что действительно хотелось - это хотя бы убедиться в его благополучном возвращении. Уверена, те же мысли одолевали и Брэндона. По дороге домой я искала его след, но всё, что нашла - только прохлада угасающего дня, предвещающая скорый и неизбежный приход осени. Слышались запахи других таких, как он, а его не было нигде. Даже чувствовалось повышение влажности в воздухе, предвещавшее в скором времени резкое изменение погоды, однако это никак не могло помочь мне понять, где Рэй и всё ли с ним в порядке (хотя, ответ на второе был очевиден).
Что, всё-таки, произошло? Почему он так внезапно ушел? Почему он вообще ушел? Неужели всё из-за моей бестактности? Бесспорно, и это сыграло свою роль. Но почему, если он так не хотел говорить на эти темы, просто не сказал, не определил границы наших разговоров? Почему...? Почему...? Почему...? Они не оставляли меня в покое всю ночь. Даже храп мистера Уолли Крафтера, жившего через дом от нас, и стук тяжелых каплей холодного ночного ливня, беспорядочно отбивавших мелкую дробь в ритмичном танце, не могли отвлечь от этих «ПОЧЕМУ...?» ни на секунду. И чем больше я старалась не думать о Рэйе, тем больше видела в случившемся свою вину. Я так боялась, что испорчу всё своими глупыми вопросами, что именно так оно и вышло. Хотя всё, казалось, было так хорошо. Не стоило мне ехать туда. Может, после той истории с Салишей он понял, что мне там не место и просто побоялся сказать об этом? Ведь, наверняка, была причина, по которой Рэйнольд не хотел говорить мне о том, кто они... кто он... Осознание только усугубляло моё состояние. К чувству вины, разъедающую меня своими язвительными замечаниями, присоединилась совесть. Её укоры в свой адрес я смиренно терпела, стараясь сделать для себя хоть какие-то выводы. И всё, что удалось вывести - это то, что за столько дней общения с ним, я ничего не узнала о Рэйе. НЕ ЗНАЛА РЕЙНОЛЬДА УАЙЛДЕРА. И что самое ужасное, даже не пыталась этого сделать. Мы просто разговаривали ни о чём. Знай я о нём хоть что-нибудь, кроме его имени, смешных историй (не несших о нём толком никакой информации, кроме утверждения его не плохого чувства юмора и, на тот момент, желания помочь мне отвлечься), медвежьей сущности и... его любимого места в Джексоне... И как же я сразу об этом не подумала? То место, у озера...
Стрелки на будильнике показывали пятый час утра. Я не заметила, как ливень стих, оставив после себя бурлящие потоки дождевых рек, бегущие вдоль дороги вниз по улице. Птицы уже подняли шум, приступив к своему первому, на тот день, облёту территории. Проливной дождь той ночью заставил их изрядно поволноваться. Однако небо начинало проясняться. Напуганные обжигающими лучами утреннего солнца, только часов около шести обычно появлявшегося над рваным горизонтом, тяжелые алые тучи трусливо отступали на запад, скрываясь где-то за горами. Я не могла осуждать их за этот страх перед беспощадным солнцем, потому что теперь прочувствовала всю его безжалостность на собственной шкуре. Стоя у окна, меня снова затянуло в раздумья. До рассвета оставалось меньше полутора часов. Я бы не успела за это время добраться до озера, даже если бы бежала со всех ног. Я бы всё равно не успела даже... Мысль едва успела появиться в моей голове, а перед глазами уже пролетали ступени нашего дома. Как бы глупо это ни было с моей стороны, я хотела найти его, поговорить... Не знаю о чём, не знаю зачем... Знаю только то, что хотела лично убедиться, всё ли в порядке с Рэйнольдом. Было очевидным - мне больше нельзя приближаться к ним... к нему... Последнее, почему-то, пугало меня гораздо больше, нежели первое. И казалось, я готова принять это как должное, но только после того, как смогу с ним поговорить. Навязчивое желание двигало меня к входной двери. Спешка делала меня неуклюжей и, запутавшись в ветровке, я вынуждена была притормозить, теряя драгоценные секунды, сжигаемые приближающимся солнцем.
Не имею ни малейшего понятия, с чего я вообще взяла, что Рэйнольд может находиться в тот момент у озера. Может он уже давным давно был дома или вернулся в Гранд-Титон... И всё же это «может» заставляло меня идти вперёд. Ведь оно всего лишь «может» быть, а может и не быть. Наконец, разобравшись со злосчастной ветровкой и застегнув её под самое горло, я потянулась к двери вдруг впервые за последние двадцать четыре часа занывшей от боли рукой. Я успела забыть о тех рваных ранах, оставленных когтями оборотня. Тело непослушно замерло, когда в холл проник прохладный воздух, пропитанный ночной сыростью и жгучим привкусом опасности, слегка остуженным недавно закончившимся ливнем. Я растеряно застыла на месте. Это была их опасность, но не его. Слабая, разбавленная дождевой водой и ветром она повисла в воздухе, понемногу концентрируясь в лёгкий не ощутимый для человеческого носа след. И этот след вёл меня на кухню. С каждым шагом я всё четче ощущала их присутствие и уже вскоре смогла различить два запаха. Более того - они оказались достаточно узнаваемыми, однако неожиданными. Моя рука различила присутствие своего обидчика где-то поблизости, гораздо раньше, чем я сама это поняла. Она, или вампир, а может они оба, требовали отмщения за причинённую боль, плату кровью. И даже отталкивающий страх был не такой уж помехой. А что касается второго запаха... Эту враждебность нельзя было спутать ни с чем другим, даже с дикой неукротимой неприязнью Грэйя старшего. Я поспешила открыть дверь, ведущую на веранду. Пристальный непоколебимый взгляд почти белых глаз заставил меня вздрогнуть, едва я оказалась на пороге. По телу пробежал холодок ужаса, взбудоражив, уже начавшие вновь утихать, боль и голод. Молодой волк смиренно стоял у подножья лестницы. В тени пролеска, укрывавшего задний двор нашего дома, и тусклом свете прояснившегося неба я видела только его, хотя знала точно, что Гэбриэл был не один. На мои озирания по сторонам, волк ответил лёгким кивком вверх, откуда донеслись хлопанья крыльев и неистовый крик дикого хищного орла. Я только и успела, что присесть и закрыть голову руками, как большая пёстрая птица спикировала прямо надомной, хлестнув меня крыльями, и залетела в дом. Казалось, этот крик мог разбудить любого... кроме моих родителей (вероятно, на них так хорошо повлиял свежий воздух Гранд-Титон). Судя по равномерному сопению Генри, которое я слышала без всякого напряга слуха, он даже не шелохнулся.
Громкие хлопки больших крыльев утонули в тишине кухни. Не смотря на столь очевидную атаку, я не почувствовала от птицы такой уж явной угрозы. Она скорее хотела напугать, нежели причинить боль. Затаённое дыхание сорвалось звонким вдохом и в лёгких снова защипало от едкого запаха оборотня. Теперь я ещё ярче ощутила её присутствие. Странно, даже подозрительно, но именно в это мгновение в воздухе промелькнуло что-то ещё - что-то помимо духа оборотня, помимо чувства враждебности и опасности, что-то, что я не кривя душой могла назвать «родным». Оно было настолько тонким, едва заметным, вполне оправдывая причину, по которой я не чувствовала его раньше (ведь до предшествующего утра, я всё ещё была голодным новообращённым). Продолжая прикрывать голову руками, я обернулась назад. У раковины, сложив руки перед собой, будто определяя ими границы нашего общения, стояла Муна, как всегда грациозная и холодная. Правда, относительно температуры, так можно было охарактеризовать лишь её отношение ко мне, потому что она была самой тёплой из всего, что находилось вокруг, до тех пор пока Гэбриэл не остановился за порогом. Его температуру тела могла сравниться только с жаром Рэйнольда.
- Сомневалась, что пригласишь, поэтому вошла сама, - ровным тоном «поздоровалась» Муна. Я выпрямилась и отступила немного назад, пропуская в дом волка. Но порог перешагнул уже человек. Его волосы были взъерошены и на кончиках коротких тёмных прядок, подобно игрушкам на рождественской ёлке, повисли сверкающие капельки воды, собранные им в пролеске после дождя. Заметив данное неудобство, Гэбриэл поморщился.
- Один момент, - будто извинился он, и вышел обратно на веранду, прикрыв за собой дверь. Через большое окно были видны разлетающиеся от него капли воды. Спустя «момент» он вернулся в дом ещё более взъерошенным, чем прежде. - Собралась на утреннюю пробежку? - В его голосе прозвучала ирония. Поняв, что это мне больше ни к чему, я сняла ветровку и перекинула её через руку, скрывая под одеждой белоснежный бинт. Косая ухмылка появилась на его розовом лице. - Узнаёт своего автографиста? - Поинтересовался он, кивнув головой на пораненное предплечье. Вопрос был излишним, ведь он и сам прекрасно знал на него ответ. Муна терпеливо стояла, облокотившись о раковину, собираясь с силами заговорить. И в отличие от сил, желание сделать это у неё отсутствовало напрочь. Тогда начать решила я сама. Однако едва мои губы разомкнулись и я втянула достаточное количество воздуха, что бы заложить фундамент грядущей беседы, Муна переняла инициативу.
- И думать забудь сделать то, что ты задумала, - всё так же ровно произнесла она, глядя мне прямо в глаза, полные непонимания. Фраза прозвучала предупреждающе, несмотря на её монотонный голос. Я искренне недоумевала, о чем она говорила. Даже если предположить, что девушка знала, что творилось в моей голове, этой ночью я думала о многом, и что именно она имела в виду, я понятия не имела. Основываясь на собственной интуиции, я рискнула предположить и ответила:
- Понимаю. - Навряд ли мой внешний вид мог скрыть то пренеприятнейшее чувство, бесившееся у меня внутри, круша всё на своём пути. Я несу с собой опасность для них и им подобным. Соответственно, моё присутствие рядом с ними было не желательно. И лучше всего было просто исчезнуть без объяснений, которые, наверняка, ничего бы не дали. Слова давались мне тяжело, что я с трудом выдавливала из себя тихие нотки своего голоса. Мне и в голову не приходило, как тяжело это может даваться. Но не понимала: почему... - Можете не волноваться по поводу... - не получалось быстро подобрать нужные определения, и мне приходилось делать глупые паузы, выдающие моё неприятное волнение. - В общем, я вас больше не побеспокою. Не... не беспокойтесь на этот счёт.
- Не смей этого делать! - отрывисто выговорила Муна. В её шепоте послышалось напряжение, будто она зубами цеплялась за свою неприязнь ко мне, что бы та не вырвалась наружу со словами. Я совсем растерялась. Хлопанье ресницами вовсе не помогало думать.
- Не понимаю, - прямо выдала я, подняв взгляд на озиравшегося по сторонам Гэбриэла. По его виду можно было понять, что в этой кухне он находился впервые.
- Муна хотела сказать, - не выдержал «бета», - что Рэй рискнул жизнями всех нас, вернув жизнь тебе одной. - Он сказал то, что не могла сформулировать Муна в своих мыслях. Тяжело сглотнув ком, мешавший ей говорить, она всё же закончила самостоятельно:
- Не дай ему пожалеть об этом, - бросила она на прощанье и незамедлительно покинула дом. Её шаги почти мгновенно превратилось в тяжелое хлопанье крыльев, взмывшее куда-то вверх. Я и представить себе не могла, каких усилий ей стоило сделать этот шаг. Муна просила меня остаться! Каким-то странным образом, но суть от этого не менялась. Дыхание спёрло. Мне показалось, я что-то упустила и, может, недопоняла её (что тоже имело место быть).
- А ещё она хотела сказать, что твою работу никто за тебя делать не будет! - Ухмылка Гэбриэла больше не казалась мне такой уж холодной, хотя что-то издевательское в ней всё-таки присутствовало. Бесцеремонно направившись к распахнутой настежь двери, он на секунду притормозил и обернулся. Этот полный хищного коварства взгляд, брошенный через плечо, предвещал очередную колкость. Но парень промолчал и, хмыкнув, скрылся в зарослях деревьев за «волшебной» поляной.
Мой мозг буквально взяли штурмом и, не дав опомниться, оставили наедине с новой кашей в моей голове. Я ещё некоторое время стояла на кухне перед открытой дверью, глядя в след уже исчезнувшему из виду Грэйю-младшему, чей едкий и самый яркий, из всех ему подобных, запах, не смотря на порывы ветра, запутался в деревьях. Что это было? Неожиданные гости, мало того застали меня врасплох. Словно окатив ледяной водой, своим появлением и принесённой с собой информацией, они оставили меня в полной растерянности, не дав возможности опомниться и уточнить некоторые детали... В частности, «деталь», волновавшую меня больше всего на тот момент, и на все моменты прошедших дня и ночи - вернулся ли Рэйнольд и как он. Оставалось только надеяться, что раз вопрос не был поднят на «незапланированном собрании», значит, он уже исчерпан и снят с «повестки дня».
Крем от загара. Очень ценная и незаменимая вещь для жителей таких жарких мест, как Калифорния, Аризона, Юта, Невада, Флорида, Техас... В общем, много где, но не там, откуда мы приехали в Джексон. И поэтому я, мягко говоря, была удивлена, найдя в многотысячном арсенале маминых кремов один скромный бежевый пятидесяти миллиграммовый тюбик с тем, что мне теперь, пусть и не жизненно, но было необходимо. Разумеется, содержимого едва хватило на лицо и руки, к тому же я не знала, насколько сильным был этот солнцезащитный крем (факторы - шмакторы... подобная терминология для меня, как язык марсиан - звучит забавно, а смысла ноль)... одним словом: для меня зима началась в последние дни лета. Лёгких демисезонных брюк в моём гардеробе не оказалось - раньше я их не особо жаловала. В предпочтении были шорты, капри, юбки... брюки были только зимние, с утеплением (так получалось, что в местах, куда мы с родителями переезжали, либо было жарко, что первое было в самый раз; либо было холодно, даже в обычно тёплое время года, что лёгкая одежда была просто ни к чему).
И так, тёплые джинсы, серая кенгуруха, кепка, надвинутая на лицо, накинутый поверх всего этого ужаса капюшон, кроссовки... Я с ужасом приблизилась к зеркалу. Мне не хватало только тёмных очков, банданы на лицо и чего-нибудь из оружия и я вполне могла идти грабить ювелирный магазин. Не давала раскиснуть окончательно лишь одна единственная мысль, что я смогу его видеть, смогу находиться рядом с ним. Мне даже не хотелось вникать в суть причины, по которой для меня это было так важно. Просто, ЭТО БЫЛО ВАЖНО, а всё остальное второстепенно.
Я не заметила, как отражение мне улыбнулось. Но улыбка испарилась, как только перед глазами снова появился мой внешний вид. Это было бы довольно смешно, если бы не было так ужасно! Я скинула капюшон и в туже секунду острый, подобно лезвию, солнечный свет брызнул мне прямо в глаза. Завозившись с кремом, одеждой и мыслями, я не заметила, как солнце показалось над крышами домов и прокралось в мою комнату через не зашторенное с вечера окно. Лицо будто умыли серной кислотой. Я взвизгнула и бросилась к ванной комнате. Свет лишил меня всякой возможности ориентироваться в пространстве и контроля над собой. Как бы сильно я не сжимала зубы от боли, клыки не заставили себя ждать. Одной рукой, укутанной в плотную ткань рукава кенгурухи, прикрывая лицо от солнца, а второй беспорядочно шаря вокруг в поисках дверной ручки (какой и какую дверь открывавшую, уже не имело особого значения), я с воплем носилась по комнате. Теперь только чудо могло помочь мне. От такого шума Эвилин и Генри не могли не проснуться. Я это почувствовала. Что-то или кто-то внутри меня ощущало, как два колотящихся сердца зашевелились где-то совсем недалеко и быстро приближались.
Поглощенная адской болью, не позволявшей мне открыть глаза, я услышала, как с грохотом распахнулась входная дверь в мою комнату. Крепкие руки Генри обхватили меня за плечи, и я почувствовала, как земля ушла из-под ног. Да это было абсолютно не важно, как и то, что вокруг ощущалось движение, смена обстановки... Рядом, совсем рядом, я чувствовала кровь, с неимоверной скоростью, не определимой человеческими органами восприятия, бегущую по венам живого тёплого создания. Я слышала её... чувствовала её запах, оставляющий терпкое слегка вяжущее послевкусие во рту... Голод вернулся, и боль только усиливала его. Казалось, утолив жажду, исчезнет и боль, но единственный, кем сейчас мне хотелось её утолить, это был мой «отец», спешивший помочь мне, не подозревая о возможных последствиях. Я не могла... не имела права допустить этого.
Судя по свежему, обычно лёгкому запаху лаванды и ванили, сейчас ударившему в нос подобно едкой вони хлорсодержащих средств, Генри принёс меня в ванную. Под ногами появился кафель, прохладу которого я чувствовала, не смотря на кроссовки. Отовсюду веяло прохладой. Но этого не хватало, чтобы успокоить боль и жажду. Послышался плеск проточной воды из крана. Меня охватил ужас. Зубы всё ещё выражали мою новую хищную сущность. И если, не дай бог, я поранила бы ими Генри, беды не миновать... Оправдались мои худшие ожидания. Я только и успела, что посильнее стиснуть зубы и затаить дыхание, чтобы хотя бы не вдыхать запах человеческой крови. Достаточно того, что я слышала её пульсирующий бег по венам и ощущала этот ритм, содрогавший воздух. Эти колебания чувствовались гораздо чётче, чем создаваемые резкими движениями родителей. Не разбирая, что к чему, Генри принялся умывать меня ледяной водой, бывшей как нельзя кстати. Звук задвигающихся штор я никогда ни с чем не спутаю. Именно это заставило меня вспомнить, что в прошедшую субботу солнце сделало с моей рукой. Страшно было представить то, что стало с моим лицом! В голове мелькнула идея: «Сбежать!». Но я понимала, это только больше насторожит моих родителей и вызовет у них массу вопросов, на которые я не смогу ответить, а если быть точнее, то не смогу вразумительно ответить, и всё будет выглядеть так, будто я выжила из ума. Холодная вода успокаивающе остужала кожу, едва не начавшую плавиться от кипящей внутри жажды. Всячески отмахиваясь от настойчивых умываний Генри, чтобы ненароком не поранить его опасными зубами, медленно но верно начавшими уменьшаться, я лихорадочно искала в голове хоть что-нибудь, чтобы объяснить им случившееся, всячески игнорируя его «Что произошло, Колин?!» и «Что ты сделала?!».
- Наверное, это крем! - спасение пришло буквально из ниоткуда с голосом мамы, появившейся на пороге ванной комнаты с тюбиком ароматного солнцезащитного крема в руках (хотя, может и не в руках, но с тюбиком - это точно).
- Крем?! - Не знаю даже, чего было больше в этом слове, произнесённом Генри, удивления или возмущения. Словно речь шла о кастрюле кипятка, которую безответственная мать оставила в зоне досягаемости неразумного годовалого ребёнка и тот опрокинул тару с её содержимым на себя, где в роле сея дитя выступала я (а боль была похожая). За не имением иных вариантов, неразумный ребёнок уцепился за спасительную соломинку... как только клыки перестали быть настолько явными. Решительно вдохнув и убедившись, что голод вновь оказался под моим контролем, я осмелилась разжать зубы.
- ...глаза... попал... крем... - Вода мешала говорить, но Генри меня понял.
- У него через пару недель заканчивается срок годности, - немного тише заговорила мама, всматриваясь в надписи на тюбике. - Я от него ещё в Преск-Айле собиралась избавиться, но подумала... - Генри не дал ей договорить.
- Колин, зачем тебе понадобился крем от загара? - требовательно выдал он, наконец отпустив меня. Я была с одной стороны рада, что больше не придётся сдерживать себя в попытках казаться всё такой же хрупкой, как и раньше; а вот с другой стороны, ему больше ничего не мешало увидеть моё лицо. Всё, что я успела насоображать - это:
- Я крем перепутала! - вопль прервался снова после того, как я в очередной раз плеснула воду в лицо. Боль поутихла, хотя в глазах по-прежнему жгло. Зная Генри, можно было предположить, что это не последний из его вопросов, возникавших по ходу пьесы, и в срочном порядке принялась про себя подбирать легенду об очередной своей глупости. И вновь моё спасение не заставило себя ждать.
- Скорее всего, - несмотря на неуверенность, содержащуюся в смысле сказанного, мама говорила решительно: «Только так и никак иначе!» - Когда мы уезжали, я могла случайно положить свой крем в её сумку...
- Мне нужен был тональный крем, а у них упаковки одинаковые... - Откровенная ложь меня не красила.
- А он-то тебе зачем? - Генри был упёрт. Мы говорили наперебой и уже навряд ли родители понимали кто, что излагает. Моей скорости мысли хватило, чтобы предугадать следующий его вопрос и прежде, чем соврать в очередной раз, я набралась храбрости взглянуть в лицо своему отражению. - Ты же никогда не пользовалась тональным кремом! - Мне было сложно закрыть рот. Побагровевшая линия ожога на смуглой коже, в точности того же цвета, как и в тот раз, когда я уснула на пляже за домом в Галвестоне (штат Техас), исчезала за доли секунды, не оставляя после себя ни следа. Словно вода капля за каплей смывала солнечный ожог, оставляя лишь лёгкое покраснение белков глаз, как после бессонной ночи... И схватившись за эту мысль, я не заставила Генри ждать моего ответа.
- Я плохо спала сегодня, а к девяти часам мне нужно на работу... - бросила я взгляд на нахмурившего густые брови мужчину и тотчас же вернулась к своему отражению, всё ещё не веря в увиденное. Всего каким-то днём ранее, мой организм не мог справиться с ожогом и за сутки, а теперь... хватило минуты. Хотя, если учесть, сколько времени я продержала руку на солнце в Гранд-Титон, и сколько сейчас оно просветило мне в лицо, то ничего не изменилось даже после стейка.
- На работу? - теперь в расспросы подалась мама, чьё отражение стояло в дверях ванной комнаты. Пробираемая дрожью, я как можно уверенней пожала плечами.
- Ну, да, - говорить сосредоточённо мне было не просто. Голос так и норовил дрогнуть от волнения. - Я говорила с Муной, и она сказала, что ждёт меня сегодня на рабочем месте. - Генри повернул моё лицо к себе и внимательно осмотрел глаза. В них по-прежнему ощущался зуд, как после попадания песка или солёной морской воды. Зажженный свет немного раздражал, вынуждая часто моргать. Когда, за спиной Генри, мама посмотрела на часы, я испугалась, что за этим опущенным взглядом последует череда вопросов о несоответствии моих слов со временем (обычно родители не были столь дотошными, как в этот день, но сегодня меня это бы уже не удивило). Однако ничего подобного не произошло. Она только тяжело вздохнула и, вертя в руках тюбик с кремом, сделала шаг назад.
- К слову о работе... - с неохотой начала Эвилин. Для неё это была более чем больная тема. С предыдущей работой у неё ничего не получилось, а причину, по которой она не продержалась на должности и дня, знал каждый присутствовавший на моих похоронах. Ну, и дальше как-то «не заладилось». - Мне тоже нужно собираться... на собеседование... - Это звучало как «снова», «опять», «не вижу смысла, но постараюсь, потому что так надо»...
Только когда Генри и Эвилин вышли за пределы моей комнаты, я смогла унять эту нервную дрожь. Впервые я поняла, в какой опасности находятся родители и даже не подозревают об этом. Мне стало не по себе от страха. Голод. Я ощущала его всё время, но он не выходил из-под контроля. Это всё солнечный свет... Иного объяснения подобрать случившемуся я не могла. Свет, боль, потеря контроля, вырвавшийся наружу... вампир... Казаться нормальной становилось всё сложнее и насколько меня ещё хватит, я уже не знала. Как и не знала то, почему первое, что сделала мама, появившись в моей комнате, это задёрнула шторы.
17.6.12
Продолжение следует...