Привидение преследовало их по пятам, гнало вниз по лестнице и выкрикивало время от времени глухим, страшным голосом: « Спокойствие, только спокойствие! Сейчас я вас настигну, и тут-то вам будет весело!»
Астрид Линдгрен «Карлсон, который живет на крыше»
Люди любят выдумывать страшилищ и страхи. Тогда сами себе они кажутся не столь уродливыми и ужасными. Напиваясь до белой горячки, обманывая, воруя, исхлестывая жен вожжами, моря голодом старую бабку, четвертуя топорами пойманную в курятнике лису или осыпая стрелами последнего оставшегося на свете единорога, они любят думать, что ужаснее и безобразнее их все-таки привидение, которое ходит на заре по хатам. Тогда у них легчает на душе. И им проще жить.
Анджей Сапковский «Последнее желание»
Привидения являются только тем, кто должен их видеть.
Александр Дюма (отец)
- Я Миктор-Орбиталъный-один! Я Миктор-орбитальный-один! Двадцать один час локального времени. Высылаю на планету пилотируемый катер с инспектором. Район посадки - квадрат КK-55-61.
- Я Миктор-Орбитальный-два. Сканирую зону посадки на наличие аборигенного населения. Показания термосканера отрицательные. Чисто. Высадку инспектора разрешаю.
- Экипаж катера 309 к старту готов! – пилот-гуманоид положил длиннопалые руки на пульт. Инспектор, одетый в форму капитана местной погранохраны лишь еле заметно кивнул.
Диск катера отпочковался от борта гигантской сигары станции, включил мерцающую дымку силового поля и, тормозя, с ревом ушел в плотные слои атмосферы на ночной стороне Миктора.
По шкалам пультов бесконечными колонками ползли разноцветные цифры и значки, на обзорных экранах бушевала забортная плазма, но Инспектору по Особо Опасным Делам Комитета Окраины Галактической Федерации со странным именем Ростислав и таким необычным для слуха работников КОФа индексом «Меринов» было не до нее. Отныне он должен забыть свое имя и свой язык. Отныне его имя и фамилия не менее странные, но для него – тоже чужие. Отныне и до конца миссии он – капитан Рон Вайлентайль...
* * *
– Вы блестяще выполнили задание, - нежный голосок Шефа, её лукавые русалочьи зелёные глазищи и вздернутый носик с веснушками уже не вводили Ростислава в заблуждение. Год совместной работы даром не прошел. По тончайшим интонациям он молниеносно понял, что первый отпуск на Землю в очередной раз откладывается на неопределенный срок. Досадно, хотелось бы хотя бы инкогнито побывать в родном мире, но работа есть работа. Нельзя успеть всё и сразу, но стремиться к этому следует. Ростислав криво усмехнулся.
- Видите, мы понимаем друг друга почти без слов. Потому перейду сразу к делу. Что вы слышали о планете Миктор? - спросила Шеф и, не дав ответить, продолжила сама, - Обитаемая планета на южной окраине последней трети второго спирального рукава Галактики. Находится под опекой Федерации с момента создания ядерного оружия. Как полагается, традиционного глобального конфликта сверхдержав наши агенты опеки не допустили, но все же прокол допустили. В секретной лаборатории, оказавшейся вне нашего контроля – закрытые тоталитарные режимы умеют иногда уходить от контроля и мобилизовать на короткий срок лучшие силы – так вот, в такой лаборатории провалился эксперимент по созданию сверхоружия.
- Если провалился, то не прокол, – вставил словечко Ростислав.
- Лучше бы удался. Тогда бы мы успели взять ситуацию под контроль, - в голосе Шефа зазвучали горькие нотки, - а так… Восемнадцать миллионов погибших. Пять округов Континентальной Империи – в прах. Хорошо – не центральных. Глобальная экологическая катастрофа. Ну не могли мы предвидеть, что три местных гения – Кэрф Кечлевр, Див Сорг, Эв Рецилоп - совершат прорыв практически на век вперёд. Кварковая бомба. Всего один непродуманный до конца эксперимент по субядерному распаду. Если бы поняли сразу – судьба этих троих была бы иной.
- Мне нужно что-то предпринять в отношении этих троих?
- В их отношении уже ничего нельзя предпринять более сорока лет. Но дело не в них, и даже не в бомбе. Тогда инспектора опеки не без труда сумели внедриться в государственные структуры, мы понесли серьезные потери – четверых приняли, и не без оснований, в общем-то, за шпионов вражеских держав. Обстановка была жесткая, вывезти мы успели только одного. Но глобального конфликта удалось избежать. Ситуацию насколько возможно стабилизировали. А значит, цивилизация должна была пойти вновь по поступательному пути развития. Но именно этого не получается. Все дело в гениях.
- Но они же, как я понял, мертвы? – удивился Ростислав.
- Те трое, безусловно, мертвы, - кивнула Шеф, - Но речь не о них. Проблема в том, что умирают все остальные. В течение последних сорока лет все те, кто хоть в чем-то проявил свою неординарность, либо исчезают без следа, либо оказываются мертвыми, причем без всяких следов насилия или яда – в парке, дома, в кабинете, в мастерской, в лаборатории. В итоге в развитии цивилизации начали наблюдаться нарастающие аномалии. По нашим расчетам, уже десять лет назад Миктор должен был выйти в Большой Космос. Одна из двух его равносильных сверхдержав просто обязана была это сделать – либо Океаническая Империя, либо Континентальная. Но не сделал никто. Более того, они вовсе утратили космические амбиции – после серии падений ракет с дорогостоящими спутниками обе космические программы были свернуты. Нам конечно теперь можно меньше заботиться о маскировке трех наших орбитальных баз, но… Кибернетика Миктора получила некоторое развитие, поскольку милитаристы обеих сторон ввиду вынужденного ядерного разоружения, случившегося после катастрофы, вкладывали все силы и средства именно в нее, но и она застопорилась. Темпы развития информационных технологий на Микторе на порядок ниже типичных для цивилизаций этого уровня.
- Глобальный заговор? У нас от теории заговора обычно лечили в психбольницах. Или отправляли с ней работать в информационные программы политическими обозревателями - усмехнулся Меринов.
- Если заговор – то необычайно скрытый и действительно глобальный. Трудно представить преступный синдикат, действующий в масштабах планеты с совершенно неясными целями и владеющий методикой совершенных убийств и похищений.
- Может быть религиозные фанатики-мракобесы? В принципе после катастрофы могла сформироваться нездоровая ненависть ко всяким умникам, несущим смерть.
- Эту версия лежит на поверхности и ее пытались отрабатывать. Но хотя гонения на науку имели место, явные фанатики в обеих империях давно уничтожены, как социально опасные элементы. Тайных организаций пока выявить не удалось. Никаких зацепок. Пустота. Нам приходилось сталкиваться с отдаленно похожими ситуациями, даже на вашей СОП-С-18, но и там, и в других местах нам были четко видны причины. И потому нетрудно было разрабатывать методы санации. А здесь – по всем направлениям – тупик. А времени почти не остается.
- Но если там – застой, то времени напротив должно быть предостаточно. Разве не так?
- О нет. Цивилизация не может долго спать. Она не может топтаться на месте, в итоге любой застой поворачивает развитие вспять. Если не вмешаться сейчас, на Микторе спустя год-полтора грядет глобальная социальная катастрофа, о которой пока никто там даже не подозревает. Мы будем не в силах ее остановить, а дальше цивилизация обрушится в кровавую пучину средневекового хаоса…
Ростислав смолчал, слегка поморщившись от чрезмерного пафоса последней фразы Шефа, которая между тем продолжала:
- …и в этой пучине кто-то уже рассчитывает поймать свою рыбку из ценного металла. Кто-то жестокий, расчетливый, осторожный, дерзкий и опасный. Кто-то, кого за несколько десятилетий наши агенты не могут не то что вычислить, а даже заполучить хоть какой-то намек на направление поиска. Именно поэтому ваша задача – в кратчайший срок выявить причины происходящего. Не бороться с ними. Только выявить. Нащупать. Остаться живым и сообщить. После анализа ситуации Инспекция КОФ примет меры к санации Микторианской цивилизации. Вы притягиваете к себе нештатные ситуации, и потому есть шанс, что именно на вас проявят себя те, кто заинтересован в крушении цивилизации на СОП-Д-10.
- Миктор, как я понял, планета опекаемая. Значит мое пребывание на ней, в соответствии с уставом КОФ должно быть инкогнито, как говорится «под прикрытием». Кем я предстану перед микторцами?
- Специалисты по инфильтрации решили, что лучше всего сделать вас офицером-пограничником Зоны Отчуждения. Контингент там международный, по соглашению между империями. Люди служилые там оказываются из разных округов, все малознакомые друг с другом. Главное же – документы погранохораны Зоны дают право экстерриториальности, можно будет свободно перемещаться через границы, как с дипломатическим паспортом. Ведь удостоверение КОФ там ничего не значит – на Микторе еще понятия не имеют ни о Федерации, ни об опеке. Так. Ваше имя там – Рон Вайлентайль. Документы абсолютно надежны, их организовал наш человек в их Комиссариате Глобальной Безопасности. Не кривитесь, аббривеатура вам может быть и не очень приятна, но функционально это примерно то же, что в вашем мире Организация Объединенных Наций.
- Ну да, там тоже есть совет безопасности, - припомнил Ростислав сведения из школьных политинформаций про американскую военщину и борьбу за мир во всем мире.
- Историко-рекогносцировочные сведения и язык – как обычно, прямой трансляцией. Но может быть есть вопросы личного плана?
Вопросы личного плана были давно. Их не могло не быть, потому что эти глаза, это нос с маленькой родинкой и веснушками снились Ростиславу задолго до того, как он переместился из земной хрущовки в объятия Комитета Окраины Федерации. Но задать их лучше будет все-таки позже. Как-то неуместно после разговора о судьбах цивилизаций спрашивать о том, о чем оба давно знают. Ведь она, черт побери, умела читать его если не мысли, то эмоции. И она не дура, совсем не дура. И она, дьявол в ладони, к тому же его Шеф. А он – профессиональный неудачник на службе Галактической Федерации. Да и к служебным романам Ростислав относился очень неоднозначно. И потому он спросил совершенно про другое:
- Где настоящий Вайлентайль, я примерно догадываюсь, - (Шеф кивнула и слегка улыбнулась краешками губ), - Но вы говорили о какой-то Зоне Отчуждения...
* * *
... Катер вздрогнул и замер, чуть накренившись. Распахнулся темный зев люка и в лицо капитану погранохраны Вайленетайлю дунуло ночной прохладой и запахом трав.
- Удачи! - сказал Пилот-гуманоид, подняв неестественно тонкую руку.
- Удачи! – кратко ответил капитан уже на микторианском континентальном, и спрыгнул в темноту.
...Сверкающий диск катера бесшумно исчез среди ярких звезд и клубов звездного тумана. Небо здесь было словно с картины Ван Гога. «Безумное небо» - вдруг родилась в голове ассоциация с полной загадок и нестыковок биографией художника. Вайлентайль потряс головой, словно отгоняя наваждение, огляделся, стоя по пояс в траве, и пошел к далеким огонькам заставы...
* * *
...Этим вечером Вайлентайль с приятелями по заставе отмечал полученный им двудневный отпуск. За время отпуска можно будет, наконец, добраться до столицы и хоть что-то там предпринять для выполнения задания. Несмотря на выпитое вино, настроение было препаршивейшим. За две недели никаких сдвигов в работе. Только пустые россказни пьяных офицеров, да ночная тревога из-за сумасшедшего, пытавшегося руками порвать колючую проволоку. Сильный, подлец, вчетвером еле повалили, искусал двоих... Ах да еще Шернер, караульный восьмого поста свихнулся. То ли от горячительного, то ли от одной из дурацких историй о привидениях, мертвецах и прочей нечисти, будто бы приходящей из Зоны по ночам. Детский сад. Но заорал Шернер, стоя на вышке, совсем не по детски. Потом саданул из своего огнемёта в белый свет, как в копеечку и затих... Подбежал патруль, а караульный смотрит в небо пустыми глазами без признаков мысли и мычит и агукает, да слюни пускает, что твой младенец. Прямо, как тот псих, которого давеча ловили, только тот был буйный. Отправили бедолагу в лазарет связанным, а что дальше было так покуда и не узнали - до лазарета полсотни километров.
Что до страшных баек о Зоне, то недостатка в них не ощущалось, а трепачи вроде Хехрица или того же несчастного Шернера после каждой хорошей выпивки (которые тут повторялись с завидной регулярностью) вносили в пограничный фольклор Зоны Отчуждения что-нибудь свеженькое, навеянное алкогольными парами, Да такое - что мороз по коже!
Зона появилась на Микторе сорок три года назад. После взрыва на военной базе в горах Сидра область почти в пятую часть северного материка оказалась зараженной. Уцелевшую часть населения эвакуировали, приняв после раздумий, помощь других держав. Несколько малых народов, проживавших на северной окраине континента, за время этих раздумий успели погибнуть целиком. Уже после эвакуации начали пытаться сообща с соседями, еще недавно считавшимися врагами, разобраться в деталях произошедшего. Наскоком ворваться в зону взрыва не удалось. После гибели целого полка, после того, как приползшие к границе полубезумные люди умирали, корчась в кровавой рвоте, экспериментировать с дальними вылазками в зараженную местность перестали, а по периметру натянули колючую проволоку, создав международные силы погранохраны.
Если здраво рассудить, то кому бы захотелось туда, откуда не всегда возвращаются танкетки-автоматы и сверхоснащенные военно-научные разведгруппы, единственные, кому вход в Зону был всегда открыт? Но оказывается, не все рассуждали здраво, или здравомыслие было не у всех одинаковым. Например, сорвиголовам-мародерам, желающим поживиться брошенным имуществом, очень хотелось попасть в Зону, а еще больше – вернуться оттуда живыми. Тянуло туда и некоторые не такие уж малочисленные секты религиозных фанатиков, считавших Катастрофу сошествием долгожданного Мессии с небес. Бог уже на Микторе, Он явился во гневе и в огненном облаке, утверждали они, и спешили с этим богом пообщаться накоротке. Те, кого не удавалось задержать, скорее всего, и попадали прямиком туда куда хотели. Причем навсегда и безвозвратно, как и заповедало их священное писание. От большинства вряд ли уже даже кости сохранились.
Была и третья категория желающих попасть в обитель сошедшего с небес Бога-Бомбы, и этой категории даже в зачатках здравомыслия приходилось отказывать по определению. Речь о время от времени штурмовавших заграждения из колючей проволоки безумцах мужеского, а реже и женского пола. Идиоты были до невероятия ловки и сильны, а убивать их, понятное дело рука не поднималась – какие ни есть, а человеческие существа. То в лохмотьях, то вовсе голышом (и как им не холодно в сырые туманные ночи, обычные для здешних мест?) они пытались просочиться, а порой и агрессивно прорваться либо, обдирая остатки одежды о колючую проволоку, либо прямиком через заставу. Их, по инструкции полагалось ловить и отправлять под конвоем в Комиссариат для дознания. Кто и о чем мог дознаться у мычащих и блеющих бессловесных существ в образе человека, оставалось только догадываться. Вот так погранохрана и отрабатывала свой хлеб. И капитан Вайлентайль – тоже.
Одна беда: задача, поставленная не перед капитаном Вайлентайлем, а перед Инспектором КОФ Ростиславом Мериновым была далека от решения. Две недели в бестолковой глуши и никаких намеков на решение. Никакой даже наводящей информации о пропащих гениях Миктора. Одно слово – неудачник высшей категории…
От грустных размышлений Меринова-Вайлентайля отвлекло повизгивание телефакса. За столом все были так увлечены очередной байкой про призраки Зоны, что, похоже, вызов услышал только он. Вайлентайль тяжело поднялся из-за стола и, подойдя к стойке с аппаратом, надавил на клавишу «приём». С жужжанием полезло наружу сообщение: текст, какие-то лица в профиль и анфас. Рон поднял трубку:
- Застава периметра 254-040. Факсимильный документ принял уполномоченный капитан Рон Вайлентайль собственноручно.
- Передал полковой лейтенант четвертого отдела Комиссариата Амас Дроворт.
Капитан сложил листок в нагрудный карман форменной куртки, рассчитывая изучить послание в более спокойной обстановке и, желательно, на трезвую голову.
- ...и посмотрел на небо, - тем временем рассказывал хорошо заплетающимся языком капитан Хехриц, - и прямо-таки обалдел. Смотрю – а звезды-то зажигаются одна за другой, одна за другой. Да. А потом откуда ни возьмись, появляется над лесом светящийся круг, а после в кустах, метрах в двадцати от меня вырастает этакий белый столб.
«Надо будет сказать пилотам, чтобы гасили на катерах силовое поле, пролетая над заставами, - подумал Ростислав-Рон, - Оно конечно одним небесным диском больше, одним меньше, но хоть баек поубавится о нечистой силе».
- Мне вовсе не по себе стало, - завывал между тем раздухарившийся Хехриц, - .Полоснул я по нему, значит, из огнемета, и ходу! Да… И вот с тех самых пор ночью один к Зоне ни на шаг! - Хехриц попра¬вил сползшие на кончик носа старые железные очки и собрался продолжить, но тут лейтенант первого ранга Ланц, хохотнув, прервал:
- А ты, как, хорошо квасил в ту ночь? Признавайся, побольше нынешнего влил?
- Тебе шутки, - обиделся Хехриц, - а сам бы так с полными штанами бы и околел со страху, доведись такое увидеть...
- Все-таки не зря нам говорят уставы: в Зону глубже, чем на сто пятьдесят шагов – не заходить! – с умным видом подытожил Векли.
- А разведчики?
- А что разведчики? Что разведчики! Их, разведчиков, на то и тренируют. Да и хорошо, если один из четверых возвращается. Ишь, разведчики...
- Ну, допустим не один из четверых…
- Да я про дальние ихние рейды…
- А вы не слышали? Некоторые говорят, что все эти привидения, что нас тут пугают, как раз и есть не вернувшиеся с задания разведчики. Утонули где-нибудь в болоте, а потом радиация их воскрешает, и...
- Какая радиация? Тебя чему в кадетском корпусе учили, Хехриц? Или ты бывал на занятиях только у капеллана? Ерунда это все, чушь полнейшая. И про разведчиков, и про сто пятьдесят шагов. Просто тут туманы долго висят. Из-за тумана дальше не видно, особенно под утро, - неожиданно вспылил Вайлентайль, которому окончательно надоела пьяная болтовня,- И привидения ваши тоже - туман!
- Не говори так, - тихо попросил Хехриц,- Призовешь, на ночь глядя! Ты же сам тут как-то говорил, что считаешь себя неудачником. Ну, вот и не повезло. Не видел ты настоящего Призрака…
- В Зону не заходить, видите ли! – Рон явно перебрал еще до приема факса, и теперь вошел в раж,- Сказок испугались, вояки-сочинители!
- Ну, так зайди, Вайлентайль!
- Отчего же не зайти?
- Зайди, зайди, Рони, покажи этим трепачам!
- На что спорим?
- На ящик игристого! Вот те круг божий по морде! – Хехриц истово крутанул рукой вокруг носа так, что даже сбил на пол свои старенькие очки, - Если зайдешь в Зону на двести шагов, с меня причитается. Если нет - ну тогда наоборот. Все слышали? Двести шагов! А когда сделаешь последний шаг, храбрец Рони, дашь в небо из огнемета. Чтобы все видели!
- Слушай, это же для него многовато, - попытался вступиться Векли, - Хотя бы сто пятьдесят, как по уставу?
- Я сказал двести,- упрямо повторил Хехриц и икнул.
- Двести? Пятьсот, и прямо сейчас! – рявкнул вдруг задетый за живое Вайлентайль.
- Сейчас? Ты с ума сошел! – вдруг прошептал Хехриц,- Я на такое спорить не собирался! Сейчас же почти полночь! Я не убийца!
- А я не самоубийца. Полночь? Вот и прекрасно! Заодно познакомлюсь с привидениями, а может, и потрахаюсь с ними, пока вы тут без баб сидите! - Вайлентайль довольно усмехнулся своей солёной солдатской шутке, казавшейся очень остроумной. Двое или трое сдержанно заржали.
- Ну что, по рукам?
- По рукам! - ответил Рон и, подхватив свой короткоствольный огнемёт вышел из дома и направился прямиком к нейтральной полосе.
- Ну, открывайте!
- А может не стоит? Или например завтра. Когда будет светло.
- Нет уж! Завтра Хехриц поедет в поселок за ящиком игристого. Для нашего офицерского клуба. Я угощаю!
Двое подбежавших караульных, привыкших еще не к таким вечерним забавам офицеров, оперативно раздвинули заграждение. Хорошо еще, что самих в Зону не загоняют с завязанными глазами, как бывало на посвящении новичков. Чудит начальство – и пусть их…
Не дожидаясь конца процесса и удивительно ловко для пьяного пробравшись под последним рядом ограждения из колючей проволоки капитан Рон выпрямился, топнул ногой по земле Зоны Отчуждения, и даже не оглядываясь пошел вперед, в густой желтоватый туман, с треском ломая ветви подсохшего кустарника.
- Смельчак… - восхищенно сказал Хехриц.
- А по-моему дурак, - подумав ответил Векли, - такие долго не живут, не к ночи сказано будет.
…Вайлентайль поправил берет и продолжил считать шаги: Сто восемьдесят три, сто восемьдесят четыре, сто во... - неожиданно он оступился и, теряя сознание, полетел куда-то вниз.
* * *
Капитан пришел в себя от режущего глаза дневного света, пробивающегося сквозь листву. Жутко болел живот, содержимое пищеварительного тракта настойчиво, почти неудержимо, просилось наружу, как и полагается после бурного ночного возлияния. Вайлентайль, то есть Меринов огляделся по сторонам, с трудом припоминая, как он сюда попал, удостоверился в отсутствии лишних глаз вокруг и пристроился под навесом из корней вывернутого оползнем дерева. Пульс барабанным боем долбил в виски. Меринов стал шарить по карманам куртки в надежде обнаружить завалявшиеся там весьма кстати ненужные бумажки. Вот в нагрудном кармане сложенные два листка могут вполне подойти для означенной цели…
Ростислав развернул их, начал разрывать на более удобный формат и замер…
С листка, переданного вчера по факсу, на него смотрело очень знакомое лицо. Где-то он его видел совсем-совсем недавно… Если точнее – буквально вчера. Утренняя смена задержала уже на той стороне… Точнее уже на этой, учитывая то, что Ростислав уже внутри Зоны. Очередной безумец. Совершенно невменяемый, тощий, царапался как кошка. А на ориентировке он был в цивильном костюме, с пуговицами под подбородок на стоячем воротничке. Но черты лица те же самые.
«Так, и что же тут про него пишут?» - заинтересовался сидящий на корточках капитан погранохраны, - «Зуль Аравард. Фамилия и имя ни о чем не говорят… Исчез неделю назад из лаборатории Ю-8 в Таргайском округе… Понятно, секретный сектор. Заведующий лабораторией. Ага. При исчезновении погибли два сотрудника. Смерть без признаков насилия. Чем занимался естественно не сказано. Сказано – задержать живым в случае попытки прохода в Зону Отчуждения или появления в окрестностях… Подозревается в промышленном шпионаже… Ого! Доктор психологии! Так вот чем он занимался. И что такого секретного в сфере психологии он мог открыть, что его направили в Таргайскую пустыню на военную базу? Значит что-то такое смог. И в итоге сам стал психом. Так похоже это один из компании пропавших гениев Миктора! И он, в виде психа, пытался вчера пробраться в Зону Отчуждения».
Спустя некоторое время, завершив необходимые утренние процедуры, в которых нуждался пораженный абстинентным синдромом офицерский организм, Рон Вайлентайль, он же Ростислав Меринов, решил, что пора выбираться из оврага, в который его понесли черти во время ночного спора. Похоже, никто не решился его искать – иначе нашли бы давно: сломанные кусты по склону четко отмечали траекторию полёта его бесчувственного тела до самого дна. Получается, что он уже автоматически зачислен в мартиролог жертв Зоны Отчуждения. Конечно у него два дня отпуска, но никто не давал ему права проводить дни отдыха внутри объекта, который он поставлен охранять.
Со стороны события минувшей ночи выглядят совершенно непрезентабельно: офицер погранохраны в нетрез¬вом состоянии нарушил границу, всю ночь шлялся неизвестно где, (это Ростислав знает, что валялся здесь, но поди объясни и докажи это в Комиссариате). Как минимум его лишат отпуска, поставив крест на идее поездки в столицу и поиска там нужной информации. А если учесть то, что он унес неизвестно куда с собой факс с секретными сведениями, то лишением отпуска может не ограничиться, тут стоит предположить лишения свободы, гауптвахту и нудное длительное разбирательство с непредсказуемыми последствиями. Итак, на задуманном кабинетном расследовании можно было поставить крест. По ту сторону колючей проволоки выхода не было.
Но ситуация с выполнением задания волею его величества случая стала не столь уж незавидной. Потому что следы исчезнувших гениев, как выяснилось, могут вести именно сюда – в Зону Отчуждения. Погоню послать не решатся. Всего-то - одной байкой о Зоне больше, да еще одной жертвой Зоны. Будет инструктаж, снова строго настрого запретят заходить за ограждения, вставят по первое число Векли и Хехрицу за распитие после дежурства… Тем и закончится короткая биография смелого дурака и любителя заложить за воротник Рони Вайлентайля.
И Рон Вайлентайль, вновь преобразившийся в Ростика Меринова, зачерпнув ладонями воды из ручейка, прополоскал пересохший рот, смачно сплюнул, и, вместо того чтобы выбираться из лощины к виднеющейся вверху сквозь ветви крыше сторожевой вышки, он развернулся и зашагал вдоль оврага в противоположную сторону, к его далекому устью.
* * *
Когда-то через лес проходило бетонное шоссе. Сейчас оно потрескалось, поросло мхом и кустиками травы, но идти по нему было много легче, чем по окружающим буйным зарослям. Дневное светило пекло немилосердно, время приближалось к полу дню, голова гудела, как пустой раскаленный шар. В ней, отбивая ритм, уже болталась лишь одна фраза, неизвестно из каких потаённых подвалов памяти выбравшейся песенки: «В голове моей большой тюльпан!» Небеса жгли. Тюльпан распускался. Над старым бетоном повисло дрожащее марево, и потому Ростислав поначалу воспринял, как должное, что лежащее на дороге бре¬вно покрыто чешуей.
Бревно вздрогнуло и упруго изогнулось. Гигантский удав, а это был именно он, приготовился к атаке. Ростислав привычно потянулся за огнеметом и с ужасом понял, что оставил его в злополучном овраге. Петля змеиного тела захлестнула ноги – и это было адски больно. Меринов неистово рванулся и полетел в придорожные заросли. «Где же дискантер? Неужели там же выронил, разиня?» Рука лихорадочно теребит застежку кармана. Огромная смрадная пасть прямо перед глазами. «Неужели конец? Вот он!» Черная рукоять, белый корпус. Луч раскаленной плазмы, предсмертный хрип и обезглавленное пятнадцатиметровое тело, бьющееся в конвульсиях. Неожиданно хвост чудовища словно плеть больно бьет по руке, и портатив¬ный стадвадцатидвухзарядный лучевой пистолет-дезинтегратор типа «дискантер» исчезает в листве навсегда. Ростислав еще пытается искать его, опускаясь на колени в высокую траву. «Почему тут так мокро? Вокруг дороги болото?»
Меринов выползает на более сухое место. Его колотит озноб после только что пережитого шока, легшего на «свежие дрожжи» вчерашней вечеринки. Приходится прилечь. Какая приятная прохлада по всему телу! Целую вечность можно так лежать, закрыв глаза! Лишь спустя несколько минут Ростислав окончательно осознал, что кроме ножа у него не осталось ни¬какого оружия, и от этого холодные мурашки пробежали по спине. О том, что у него нет и продуктов в дорогу, мысль еще не пришла.
К счастью дальнейший путь по старой бетонке проходил без приключений, а к вечеру вдали показалось какое-то сооружение, в котором Ростислав с трудом признал полуразрушенную железнодорожную станцию.
Быстро темнело. Из болот медленно поднимался туман, и искать в округе более надежный приют, чем эта бетонная коробка, было бы опрометчивым шагом, особенно после дневной неприятной встречи. Меринов вошел внутрь, чихнул, вызвав гулкое эхо, и осмотрелся. «Для ночлега подойдет, пожалуй, скамья в зале ожидания» - решил он. Настало время перекусить, и очень кстати в зале ожидания оказался брошенный во время эвакуации буфет. Хлеб и булочки, из тех, что не съела местная живность, естественно превратился в пыль и камень, но вот рыбные консервы, хоть и простояли больше сорока лет только после катастрофы, после вскрытия их ножом, оказались недурны на вкус. Закусив их хрустящими сублимированными макаронами из вскрытых пакетиков, Ростислав блаженно растянулся на скамье во весь рост, подложив руки год голову. Скамья заскрипела, и, после сорока лет простоя, не выдержав такой тяжести, сложилась под ним. Однако вставать не хотелось, тем более, что видавшее виды запылено сиденье все же не давало холоду от бетонного пола добраться до тела. «Сойдет и так» - решил экс-капитан, и устроившись поудобней, на удивление крепко уснул. И снился Ростиславу странный сон.
Будто сидит он за столом, в караулке, привычно потягивает вино из покрытого пупырышками стакана, а с ним вместе не Хехриц, не Векли, не Краг, а компания из таких же точно Ростиславов. И говорит ему Ростислав-первый:
- Ну что, Инспектор! Доволен своей новой жизнью? А ты внимательней посмотри, разиня! Тобой же помыкают как пешкой! То на Эктану, то в Магелланово облако... А ты же уникум, и они это прекрасно знают. Ты, с твоими способностями, этого ли заслуживаешь?
- Что ж, - отвечает Меринов-настоящий,- думаю, что именно так надо .Мне ведь просто помогают узнать где я нужнее. Это на Земле – один оставит утюг, а другой героически тушит пожар. А тут мы помогаем слабым, тем кто заведомо сам с бедой, в которую попал, разобраться не может.
- И какую ты благодарность за труды свои праведные получишь? Шиш с маслом! Тут даже фамилия твоя индексом именуется! Сгинешь – и забудут.
- Что мне, на стенку ее что ли вешать, благодарность эту?, - тут вспомнил Ростислав заводского приятеля, развесившего многочисленные грамоты победителя соцсоревнования и члена бригады коммунистического труда в собственном ватерклозете, и криво усмехнулся, - Нравится мне мое новое дело. Именно потому, что оно моё. И точка!
- Ну-ну...- так же криво, словно отражение в зеркале, усмехается Ростислав-первый и исчезает, словно призрак, из-за стола.
- Бегаешь, постреливаешь из модного оружия, - начинает подтрунивать второй Ростислав, - на катерах – на настоящих летающих тарелочках - перемещаешься. Супермен-космопроходец! Герой Голливуда. А вот Землю не забыл? Или нет у тебя теперь больше другой жизни, за год навсегда забыл, где родился и вырос?
- Есть и другая, Ростислав, - Меринов даже не у дивился, назвав себя по имени, - Но вот оружие модное я по пьяному делу посеял, как обычный землянин... А Земля, родина… Не для это¬го мира они, понимаешь. Вот уйду наконец в отпуск положенный, тогда посмотрим что - как...
- А нужен тебе отпуск? - вопрошает Ростислав-два,- Вспомни, ты же не жил раньше, а мучался! Из петли тебя, голубчика извлекли, на ноги поставили. Приключения начались - сплошной американский боевик с хэппи-эндом! Адреналина в крови море. Настоящая жизнь здесь. Но ты и здесь пытаешься ее себе испортить несбыточными мечтами. Ты же знаешь о чем я.
- Не боевик это, а моя работа. И мечты несбыточные - тоже мои,- Ростислав вздохнул,- Знаешь же - я неудачник. Надо поддерживать амплуа, как говорится.
Ростислав-два недовольно хмыкнул и развеялся вслед за первым.
- Я, я... Мы с тобой неудачники, - грустно промолвил молчавший до этого момента третий и тоже растворился в воздухе. И тут же вдруг взвыла, ударила по ушам сирена погранзаставы: «Тревога! Тревога! Тревога!»
Ростислав ошалело вскочил. Это была не сирена, а гудок. За окном у перрона стоял поезд. Ростислав протер глаза. Ущипнул себя за ухо, однако поезд не исчезал. На его красно-белом обшарпанном, заляпанном грязью боку красовалась надпись: «Вторая автоматическая линия».
«Прокачусь!» - вдруг мелькнула в голове по-детски шальная мысль. Ростислав прыгнул в оконный проем, в считанные секунды влетел в готовые закрыться двери старого экспресса и действительно услышал сквозь шипение женский голос автомата:
- Осторожно, двери закрываются. Следующая станция. «Дачи тракторостроителей» - раздалось откуда-то с потолка, - Время перегона. Один час. Девять минут. Располагайтесь удобней. Уступайте сидячие места инвалидам, беременным женщинам и пассажирам с детьми. Счастливого пути!
И хоть голос говорил на языке чужой страны и даже чужой планеты, на Ростислава повеяло чем-то безумно знакомым и ностальгическим. Он сел в мягкое кресло. Поезд тронулся и плавно набрал скорость. И удивительно, на некоторое время совсем вылетело из головы, что он не на Земле. Казалось, что вот сейчас промелькнет за окном какая-нибудь деревушка с покосившимися хатками, а потом на станции ввалится в вагон неугомонная толпа пассажиров, едущих по своим надобностям - кто на работу, кто с рыбалки, кто в центр за колбасой и прочей, почти не доступной окраине снедью. Однако вместо этого появился за окном безлюдный, а потому неестественный и пугающий перрон, по которому ветер несет сухие листья, поросшая плющом станция с местами выбитыми ветром окнами и парой маленьких деревьев на крыше, а бортовой компьютер все так же бесстрастно твердил:
- Осторожно, двери закрываются. Следующая станция... Время перегона… - и не было ему дела до того, что уже сорок три года некого защемлять дверями, некому располагаться и садиться. Он четко выполнял поставленную задачу. Он работал. Умей он мыслить, он, наверное, нашел бы для себя высшую цель, ради которой совершается бессмысленное священнодействие...
Неожиданно для себя Ростислав стал тихо напевать вдруг пришедшую на ум песню. Песню, написанную в студенческие годы его соседом и приятелем – Вовкой, нынче работающим важным и солидным начальником городского отдела народного образования, откликающимся уже не на Вовчика, а на Владимира Юрьевича, но втихаря, в стол и для друзей, которых видит все реже, пишущего всё новые песни и стихи:
«Я паровоз, я по рельсам бегу.
Их для меня кто-то здесь проложил.
Жаль только с них я уйти не могу –
Десять вагонов, как крик отстающей души.
Вся моя жизнь, как изъезженный путь.
Слева лесок, справа – поле во ржи.
Жаль, не могу в это поле свернуть.
Десять вагонов, как крик отстающей души.
Вот и вокзал, и усталый перрон:
Дальняя станция где-то в глуши.
Жаль никогда не пойду на обгон -
Десять вагонов, как крик отстающей души».
Грустная песня немного подавила ощущение тревоги, возникшее на пустой станции. Поезд летел с прежней скоростью. Пейзаж за окном изменился. Вместо мозолившей глаза поначалу сплошь заросшей болотистой низменности теперь окрест была холмистая равнина с редкими рощицами деревьев. Глаз вновь искал в этом что-то родное. Деревья были светлые, стройные, и Ростислав решил уже для себя именовать их березами, хотя на микторианском континентальном они назывались иначе, как вдруг из - ближайшей рощицы, вылезло что-то похожее на огромную жабу, повалило пару деревьев и, взметая клубы пыли, помчалось наперерез экспрессу.
Ростислав узнал в железной жабе танкетку-автомат, посланную в Зону в начале его дежурства с погранпоста какими-то учеными умнками. У дула танкетки вспухло облачко дыма, а затем, существенно ближе, грохнул разрыв. «Недолёт», - подумал Ростислав. Он машинально зафиксировал еще несколько недолетов и перелетов, перед тем, как снаряд попал в головной вагон состава.
Вагоны посыпались с железнодорожного полотна, сминая друг друга. Ростислав вцепился в подлокотники так, что побелели костяшки пальцев. Его вырвало из кресла, мотнуло в воздухе, осыпало стеклянным крошевом. Вагон еще раз перевернуло, выбросив Ростислава в разбитое окно, по другую сторону насыпи. Именно насыпь смягчила удар, но не настолько, чтобы не отключить на время сознание.
С другой стороны путей подоспевшая танкетка с упорством сумасшедшего начала утюжить и так изрядно помятые вагоны. Минут десять железная жаба вминала остатки поезда в песок, щебень и землю, а затем медленно, время от времени останавливаясь и вертя башенкой с небольшой безоткатной пушкой, словно любуясь проделанной работой, отправилась обратно в рощу, служившую ей логовом.
Пришедший в себя Ростислав очумело осмотрелся, вскарабкался на железнодорожную насыпь и взглянул на останки исковерканного экспресса. В обломках что-то неожиданно захрипело, и все тот же бесстрастный женский голос с магнитного носителя произнес: «Осторожно, двери закрываются». На этот раз в нем почудилось, конечно, только почудилось что-то печальное. Как будто убитый, но еще агонизирующий экспресс навсегда прощался с этим миром - голубым небом с барашками облаков, зеленой травой и случайным последним пассажиром. Ростислав машинально стянул берет с коротко остриженной головы и замер. В наступившей тишине со стороны рощи вдруг снова донесся звук залпа. Меринов стремглав соскочил вниз и занял позицию между разбитых вагонов, чтобы не посекло осколками. Снаряд взорвался прямо на железнодорожном полотне.
Железная жаба снова выползла из рощи и устремилась к завалам из вагонов. Почему-то Ростислав ни минуты не сомневался, что на этот раз объектом охоты будет он. Он стал лихорадочно думать о том, где можно спрятаться. И понял, что надежным можно признать только один вариант. Он вновь вскарабкался на насыпь. Последовал новый выстрел, но Инспектор уже залег по другую сторону путей ниже по склону. Несколько выстрелов, последовавших вслед за этим, показали, что танкетка неспособна задрать ствол на минометный манер, чтобы пустить снаряд через насыпь. Навесной огонь вести у нее не получалось. Быстро расстреляв свой небольшой боекомплект, танкетка начала с остервенением карабкаться на железнодорожную насыпь по другую сторону от Ростислава, но подъем для нее был чересчур крут.
Инспектор КОФ не стал дожидаться, пока сбрендившая машина догадается, что можно проехать пару-тройку километров вдоль путей, найти место, где насыпь ниже, положе, или же просто имеется железнодорожный переезд. Он, под завывание перегревающегося двигателя и лязг траков о щебенку, спустился к подножию насыпи и, изредка оборачиваясь, пошел на запад – туда, где на горизонте виднелись какие-то строения. Желательно было уйти как можно дальше, пока ситуация не изменилась. Размышляя в пути, Меринов пришел к выводу, что если нападение на экспресс можно было еще объяснить простым сбоем в программе бортового компьютера, то планомерную охоту за ним кто-то явно организовал. И это не пугало. Это радовало. Значит, его величество случай вывел Ростислава на верный след, как это бывало и раньше.
* * *
Строения на горизонте оказались городом. Большим городом в спе¬шке покинутым сорок три года назад. Спешка чувствовалась во всем. В брошенных на улицах детских колясках и автомобилях, вросших колесами в асфальт. В витринах магазинов, чаще всего разбитых, но все еще полных. В открытых, словно приглашающих в гости, дверях. В таких местах всегда становится жутко, потому что подсознательно ищешь их обитателей, и одновременно подсознательно страшишься того, что могло тут поселиться за десятилетия безлюдья.
Не удивительно, что в одной из дверей Ростиславу почудилось какое-то движение. Меринов протер глаза. Нет, только показалось! А это что торчит из окна на втором этаже? Человеческая голова? Нет, нет, просто цветочный горшок… Шорохи, скрипы… Не к месту вспомнились байки о Зоне. «Бррр! Совсем нервы сдали! Следует поискать в брошенных магазинах еды. Да и с собой в дорогу набрать. Наверное рюкзачок тут подходящий тоже найти будет несложно» - подумал Ростислав и в этот миг увидел перед собой человека.
Человек был настоящий. На нем были жалкие лохмотья, он был небрит и нестрижен, и все-таки это было человеческое существо. Ростислав доброжелательно посмотрел в лицо незнакомцу и сразу понял, что здороваться бессмысленно. В отнюдь не человеческих глазах не было ни единой искры разума, но сияла неистовая животная злоба. Ростислав попятился, незнакомец что-то гортанно прокричал, вскинул руки и стал приближаться. Меринов не ожидая столкновения бросился наутек. Топот его ног эхом пронесся по переулку. Этот топот будил редких жителей города. Из подворотен и подвалов появлялись ободранные, заросшие коростой, дикие физиономии с ничего не выражающими глазами. И спустя всего десять минут топот Ростислава уже заглушался ревом безумной толпы.
Ростислав бежал, останавливался, и снова бежал дальше, время от времени оглядываясь. «Господи, откуда вас тут столько? И зачем вам я?» Казалось, что уже чувствуется смрадное горячее дыхание нескольких десятков безумцев, преследующих свою жертву. Вокруг – промышленная окраина, судя по огромным складам. Может быть, на одном из них удастся скрыться? Ростислав влетел в ворота и после солнечного дня полумрак склада показался ему кромешной темнотой. Он больно врезался в угол какого-то контейнера и чихнул от облака поднявшейся пыли. Липкий страх снова стал овладевать им с неожиданно пришедшей мыслью: «А вдруг они видят в темноте?»
Пробираясь между пыльными ящиками и желая где-нибудь здесь затаиться от преследователей, Ростислав почувствовал что-то неладное за своей спиной Он оглянулся и явственно ощутил, как волосы на его голове зашевелились. На него глядело бледное, но удивительно знакомое лицо. Его собственное лицо. Но это было не зеркало. Ниже лица виднелось и полупрозрачное тело в фирме погранохраны, сквозь которое проглядывал светлый прямоугольник ворот на противоположном конце склада. «Неужели я тоже со¬шел с ума?» Двойник погрозил пальцем и бесшумно растворился в воздухе. и в другом конце склада еще четче проступили ворота.
Ростислава передернуло: «Да это просто кошмарный сон! Как же я раньше не догадался! И в прошлый раз мне снились двойники!» Он со всей силы ущипнул себя за мочку уха и чуть не взвыл от боли. А под сводами склада раздались вопли первых преследователей. «Ко второму выходу!» - мелькнуло в голове. Ростислав по узкому проходу помчался к воротам, увиденным сквозь собственный призрак. Он, задыхаясь, выбежал на пло¬щадь терминала и увидел направленное прямо на него дуло танкетки.
«А вот это – точно конец», - мель¬кнуло в мозгу. В груди стало холодно и пусто, желудок предательски сжался. Но выстрела не последовало. Это была не давешняя взбесившаяся танкетка-автомат, а лишь слегка похожая на нее штатная танке¬тка разведгруппы. Раздумывать было некогда. Ростислав вскарабкался на невысокую башню, спрыгнул в люк и по¬пытался его закрыть. Люк не поддавался. Заклинило. Стало ясно, что за броней отсидеться не удастся.
А из ворот выбежали тем временем на свет первые сумасшедшие.
«Как же спастись? Стрелять? Но ведь это же люди! Они просто одичали! Они безумны. Но это все же люди. Как можно стрелять в них? Из мощного огнемета?» Кажется, что руки с отросшими когтями уже царапают броню. «Если они залезут внутрь – с одним, двумя я еще справлюсь, но когда навалятся кучей – то просто растерзают. Огонь!» - и Меринов надавил на гашетку.
Горящая струя ударила в распахнутые ворота склада и рассыпалась фейерверочными искрами. Внутри раздался визг и в темном пространстве заметался десяток живых факелов. «Огонь!» С ревом вырвавшееся на свободу пламя с радостным треском охватило угол здания. Донесся запах палёной шерсти, смешанный с запахом жареной свинины. Голодный желудок свело от приступа тошноты – Ростислав отлично знал, что за мясо жарится там, в разведенном им костре. «Огонь!» Неожиданно быстро рухнула крыша склада. Липкая черная копоть садится на броню. Кажется все. Кончено…
Меринов вытер пот со лба и попробовал спуститься на водительское место. Ощущение было отвратное. Он собственноручно лишил жизни, сжег живьем добрую сотню людей. Да безумных, да, желавших его убить… Даже три засохшие кучи дерьма, почему-то украшавшие внутренний интерьер танкетки не принесли ему такого омерзения, как эта совершенная им гекатомба. Уборка кабины заняла немного времени. Ростислав опустился на водительское кресло, очищенное от испражнений и попробовал запустить двигатель. Мотор послушно и добродушно, словно большой мягкий кот, заурчал. Топлива, судя по показателям расходомера, было еще литров двести. Инспектор надавил на штурвал – и танкетка послушно двинулась вперед. «Все механизмы в рабочем состоянии, только с люком надо разобраться, - решил новый хозяин машины, и подумал, - Узнаю ли я когда-нибудь, зачем они хотели меня убить? Почему они были здесь? Кто они такие? И все-таки это были люди, люди! Но я обязан выжить, и выжить любой ценой, потому что я обязан ответить на эти вопросы, потому что ответы на них должны сложиться в часть главного ответа, ради которого я здесь».
Склад пылал, и в местах, где еще время от времени рушились оставши¬еся перекрытия, взметались в уже темнеющее вечернее небо снопы искр. Пора было отправляться за запасами провизии по магазинам и покидать опасный и негостеприимный город-призрак. А перекусив, можно будет на сон грядущий спокойно постараться спланировать дальнейшие действия в свете открывшихся за насыщенный событиями день обстоятельств.
Ростислава отвлекла от муторных рассуждений о сожженных умалишенных забавность ситуации – поездка в бронированной танкетке по магазинам. Он представил себе такую картину в своем рабочем спальном квартале. Навести вот так ствол, и попросить сквозь смотровую щель того, что уложено не в полупустую витрину со скучающим в ней минтаем и морской капустой, а того, что ждет нужных людей в подсобке. Как бы изменились лица продавцов и товароведов! И как бы шарахнулся в сторону козлик-«УАЗик» с подъехавшими милиционерами! Ростислав даже кровожадно ухмыльнулся и поймал себя на мысли, что сегодняшних погибших безумцев ему, как выяснилось, куда жальче, чем воображаемых соотечественников из соседнего гастронома.
Загрузив отсек консервами в дорогу в свете бортового прожектора, Инспектор поспешил ретироваться от разбитой витрины, в которую он въехал прямиком на танкетке, а затем и из города. Ибо уже слышались вновь на улице какие-то шорохи, крикнула ночная птица, скрипнула покосившаяся дверь на подъезде. Город жил, он продолжал жить своей жутковатой и непонятной непосвященному жизнью. Чужаку нужно было убираться отсюда. Лишь далеко в поле, когда мертвый город скрылся за горизонтом, он остановил ма¬шину.
Наяривая сладковатые рыбные консервы в желтоватом соусе, внешне похожем на горчицу, а по вкусу на паприку с кислым яблоком, и запивая это все минеральной водичкой с симпатичной, потупившей взор барышней на этикетке, надеясь, что консервы еще не пропали (банка, по крайней мере, не была вздутой), Ростислав пытался расставить некоторые точки над «i».
«Во-первых, то, что произошло сегодня, вполне может объяснять частую гибель разведгрупп и танкеток-автоматов. Ежели на танкетку накинуться неожиданно и скопом, как на мамонта... Стоп! А вот тут прокол, Сумасшедшие не смогли бы организоваться. А почему собственно не смогли бы? Сегодня ведь организовались в погоню. Для согласованных действий не обязательно обладать сознанием. У волков вот есть сознание или нет? Они же прекрасные стайные охотники. Так, и зачем волкам со стертым сознанием танкетка? Меня, например, просто хотели сожрать. Может быть? Может. Хотя если бы они питались исключительно разведчиками, они бы с голоду попередохли давно. Тогда – убить как чужака. Хотя они вполне могли бы так же точно убивать и жрать друг друга… Волки со стертым сознанием. Кем стертым? Тем, кому понадобился я. Тем, кому понадобилось устроить на меня охоту танкетки-автомата. Тем, кто мог ею управлять. И тем, кто натравил на меня безумцев в городе. И организовал их. Тем, кого я пытаюсь найти, и кто не желает быть найденным. Тем, кто незримо пытается следить за мной…»
И тут неожиданно пришли на ум сначала неожиданно спятивший на посту Шернер, якобы увидевший призрака, а затем и собственный призрак на складе. Поезд-призрак. Город-призрак. Танкетка-призрак. «Не чересчур ли много их? Дом с привидениями какой-то!». И тут всплыло в голове Ростика Меринова, воспитанного в духе диалектического материализма, совсем не материалистическое, где-то вычитанное, вероятно в художественной литературе, что призраки – это души неупокоенных, застрявшие между «тем» и «этим» светом. «То есть призраки – душа без живого тела. А безумец – живое тело без души, так получается?» - и на этой мысли утомленный Ростислав заснул, наконец, свернувшись в танкетке и укрывшись найденным здесь спальным мешком. Внутрь он решил не забираться в целях предосторожности – люк-то все еще не запирался.
И вновь странный сон пришел к Инспектору КОФ. Он в танкетке, а танкетку окружили Ростиславы. Много Ростиславов. Все грязные, ободранные. Стоят и смотрят на него жуткими безумными глазами. Готовы наброситься. «Неправда! Это не я!» - кричит Ростислав-настоящий, холодея от ужаса. Толпа Ростиславов угрожающе гудит и надвигается. Трудно, как трудно выстрелить в себя, стоящего напротив. Жутко! Огонь! Вспышка, и вот уже не было никакой толпы, словно переключился канал телевизора. Сидит Ростислав и разговаривает со своим двойником на солнечной цветочной лужайке, время от времени отправляя в рот растущую в обилии землянику. Спокойно так сидит, и, видать, уже весьма долго. Потому как, отвлекаясь на землянику, рассказывает он какую-то странную сказку своему двойнику.
- ...и пошел Иванушка-дурачок за чудом, - рассказывает настоящий Ростислав,а двойник только кивает: говори, мол, говори, - Долго ли, коротко ли шагал, а пришел в царство тридевятое, ко земле невиданной. Нет там никого, одни змии ползучие. Идет он, от змиев солнечным мечом отбивается, да думу свою думает, о том, как чудо найти, у ворога лютого отнять, да мир целый из полона освободить. Все хорошо, да одно плохо. Вот и царство перешел, вот и чудеса, одно другого чудесней, а ворога лютого - нет! Закручинился Иванушка, а тут к нему из лесу человечек, как две капли воды с Иваном схож. Объявился да и говорит...
- Слушай, - перебивает вдруг Ростислав-второй, - я ведь слыхал сказочку твою. Потому что сам ее выдумал давеча. А вот ты, - ткнул он пальцем в грудь настоящему Меринову - откуда про нее прознал? Своровал значит? Положь чужое на место!
- Это я сочинил ее давеча, - заупрямился настоящий Ростислав.
- Ну так продолжи, - предложил двойник и хитро, ехидно так улыбнулся.
- Дальше не сочинил еще, - смутился настоящий.
- Ну так слушай настоящую концовку, да более воровать чужие мысли-то не моги! Так вот. Сказал Иванушке человечек: ворог лютый сам в полоне у мира своего! Вот тебе сказочка, а вот тебе и совет! - прогромыхал двойник, вдруг выросший с пятиэтажный дом, и сатанински рассмеявшись, исчез.
Ростислав проснулся и помотал головой, сбрасывая остатки наваждения. Он потянулся, выглянул из танкетки, вдохнул свежий утренний воздух и улыбнулся. Спрыгнув с брони, он с наслаждением облегчился и отправился внутрь соображать быстрый завтрак. План действий уже наклёвывался. И он был прост невероятно: если его не пускают дальше в Зону Отчуждения, значит, что именно там находится то, что он разыскивает. А что, хорошее пристанище для преступного синдиката, противостоящего всей планете и крадущего или уничтожающего опасных для него гениев. Хотя, судя по присланному из Комиссариата факсу, иные гении бегут сюда сами. Предварительно, что характерно, спятив. Или сумасшествие было мнимым?
Нырнув обратно в люк Мери¬нов заметил вдруг в ногах свого импровизированного лежбища что-то грязно-коричневое. «Вот оно!» - автоматически отметил Инспектор. Оно оказалось припорошенной пылью тетрадью. На первой странице под обложкой стояло просто «Дневник», и какая-то загадочная закорючка – то ли подпись, то ли стилизованная, в три штриха, морда зверушки. Отъезд следует отложить, решил Ростислав – дневник сам просится в руки, и информация в нем может оказаться бесценной для дальнейших поисков. Инспектор выбрался наружу, на солнышко, расстегнул куртку и разлегшись на уже теплой броне предался чтению, припоминая по ходу дела особенности микторианского календаря, включавшего 25 месяцев состоящих из трехнедельных отрезков. В каждой неделе было пять 25-часовых дней, а в году 375 – чуть больше, чем на планете СОП-С-18, больше известной Ростиславу под именем «Земля».
* * *
" 7/22. 10 часов. Вот и начат новый том моего дневника. Быстро пролетели занятия в разведшколе управления погранохраны. Сегодня я в первый раз ушел в Зону. Интересно, с чьей легкой руки это слово пишется с заглавной буквы, как нечто одушевленное? Со мной надежные ребята - Медлинг, Шарп и Скарбич. В танкетке тесно вчетвером, но четверо – стандартный состав разведгруппы. Так у нас больше шансов. Два часа мы уже за оградой, но ничего интересного нет, и я взялся за дневник. Впрочем, есть интересное: интересно, отчего мы так беззаботны? По статистике возвращается в среднем только четыре из пяти групп. Мы – четвертые. Три группы до нас успешно или частично успешно (в неполном составе), но все же вернулись. Значит, у нас тоже есть шанс. Неужели такова наша вера в непогрешимость статистики? Чересчур тупая вера; Скорее защитный механизм нашего мозга.
Почему многие не возвращаются? Есть на то свои версии, вполне оправданные: главное – агрессивная среда, столкновения с животными-мутантами. К примеру, в Хатонских болотах расплодились гигантские змеи. А ведь эти гиганты, надо думать, питаются не одними разведчиками. Значит, есть и другие животные, не меньших размеров. Как-то привозили из Зоны полуметровую многоножку, покрытую ядовитой слизью. Она эту слизь с перепугу еще и выстреливает вокруг, как освежитель воздуха. Попадает вот такая вот дрянь внутрь танкетки – и пиши приветы предкам, если не успеешь вовремя выпрыгнуть. Так что работа у нас опасная, но нужная. А риск мы сами считаем оправданным. Империя должна вернуть утраченную территорию. Вернуть пока ее не приспособили для своих нужд враги. И, вслух не скажу, но в дневник, который читаю только я, все же запишу: одна из наших главных задач – уничтожать разведгруппы Океанической Империи, явно забрасываемые сюда, чтобы прихватить опустевшие земли у нас, пока мы не решаемся их повторно заселить. Вероятно, им ставят такую же задачу – и это еще одна из причин больших потерь среди команды глубокой разведки Зоны. Но публично такие вещи говорить нельзя. Потому что со времен катастрофы как бы мир и дружба. Каждому из нас – и нам, и им, нужен мир. И желательно весь. Так или иначе, двум Империям на одной планете не ужиться. Но для начала нужно не упустить своё.
12 часов. Итак, нам предстоит на второй день войти в Гарт, покинутый тридцать девять лет тому, сделать замеры и установить: можно ли пытаться вернуться к заселению периферии Зоны. Я ведь верю только, в реальное – в радиацию, эпидемии, хищников, наконец. И, знаете ли, не склонен пугаться мертвецов, привидений или каких-нибудь ходячих деревьев из многозначительных россказней подпитого пограничного офицерья. Ло¬вят контрабандистов и сумасшедших! Их самих давно пора лечить - кого от алко¬голизма, кого от шизофрении. Да и контрабандой, как поговаривают, они сами балуются и имеют неплохие с того барыши, которые, правда, большинство умудряется спустить в момент во время ночных азартных игр в магическую пятерку и прочие подобные штуки, да во время частых попоек. Пробы воздуха удовлетворительные. Радиационный фон в норме.
14 часов. Вертятся в голове разные забавные факты, которыми нас пичкали в разведшколе: например такой. Среди погибших в погранохране лишь только один был пьян. Да и тот шлепнулся с вышки по неосторожности. А ведь жрут алкоголь они в немереных количествах. Выходит нервы и сердца не выдерживают у трезвых? И может именно поэтому, инстинктивно, там так пьют? Странное дело... Что же такого страшного в сочиненных ими самими байках?
22 часа. Пришел вечер. Располагаемся вокруг танкетки на ночлег в спальных мешках. Мик закатился за горизонт, и ребя¬та забеспокоились. Мне это тоже в чем-то передается. Пора спать, спасть, спать, а не загаживать голову чепухой. Утро принесет разум!
8/22. 11 часов. А утром похоронили Медлинга. Он умер ночью, тихо, и никто не знает, как именно это было. Его нашли в кустах, у танкетки. Следов насилия, укусов нет. На лице улыбка. В ладони зажата фотография, смятая во время предсмертной судороги. Он нам её показывал накануне и говорил, что это его невеста. Шарп спросил, пригласит ли он на торжество, когда решит сделать ее женой? Медлинг мрачно промолчал. А сегодня Скарбич объяснил, что ее нет уже четыре года. Шарп после смерти Meдлинга замкнулся, в глаза не смотрит, думает о чем-то своем. Потом вспомнил вдруг, что будто бы слышал сквозь сон, как Медлинг шептал что-то вроде «Милая, я иду...» Мы со Скарбичем на него наорали. К змеиной матери! Шарп просто на глазах создает новую байку о Зоне! Подумать только, еще полдня назад он ночью спал как мертвец, и вот уже родилось прекрасное привидение, забирающее жениха-разведчика в Замирье! Погиб товарищ, от банальной сердечной недостаточности, тут это часто бывает – излучение ведь не исчезло пока. А мы уже сочиняем бред, как пограничники!
22 часа. Дорога без происшествий. Спалили двух змеек. Без танкетки с такими встретиться бы не хотелось. Спали внутри. Местность чересчур болотистая. Радиационный фон местами слегка выше нормы, но в пределах допустимого.
9/22. 8 часов. Ночью чудился вдалеке звук идущего поезда. Чего только не примерещится тут. Но до ближайшей действующей железной дороги уже 450 сатов, которые пройдены нами за два дня. С такого расстояния не может быть слышно в принципе. Даже ядерный взрыв вряд ли был бы уже слышен, не то, что поезд. Скорее всего, приснилось. Бывает же такой сон на грани с реальностью.
10 часов. Мы в городе. Мы одни. Как будто победители на поле брани. Солнечно. Почти празднично. Только на улицах пусто. Ничего, скоро здесь появятся новые жители. Вернутся дети тех, кто покидал город 39 лет назад. Наши пробы грунта, воды и воздуха удовлетворительны. Людям пора отбирать у Зоны свои земли. Пора возвращаться. Жителям сюда, а нам – на базу! Миссия выполнена. Ура! Как ни кощунственно говорить, но мы уложились в статистику. Потеряли одного из четырех. Пусть светит тебе Мик на той стороне, товарищ наш Медлинг. Связь барахлит, связаться с базой не можем с утра. Может быть, вспышки на Мике какие-нибудь, магнитная буря? Коротковолновые передатчики не всегда надежны, но ничего лучшего пока не изобрели.
12 часов. Заметили между домами какое-то странное движение. Неужели будет боестолкновение с вражеской разведгруппой? Далеко же они забрались от своих границ! Покажем их задницам фильм ужасов!
22 часа. Я начал верить в россказни парней из-за ограды. Да. На нас на¬пали. Но не чужая разведгруппа. Ее тут не было. Напала толпа сумасшедших психов. Они чуть не растерзали нас. Мы едва смогли бежать. И я понял, кто они и откуда тут взялись. Это те самые психи, которых не сумели перехватить на границе. Они добираются сюда. И тут живут. Но зачем они в этой громадной покойницкой? Вернее, зачем им это? И как они находят все одно и то же место? Это вопросы без ответов. И самое ужасное – это их ненависть. Их желание - убить! убить! убить! Это ненормальные психи.
Смешно написал? А мне не до смеха. Я не врач, но я раньше видел сумасшедшего. Мой одноклассник сошел с ума. Он то тихо бубнил про себя анекдоты и слова каких-то песен, то пытался влиться в компанию, молниеносно реагируя странными фразами на слова, обращенные к нему, то подолгу замкнувшись сидел в углу. Но он никого не хотел убивать, в нем совершенно не было агрессии. Это было от большого ума, которого оказалось через край. Ум утопил разум.
А на нашей улице жила ещё девочка с врожденным слабоумием. Но она тоже совсем не была агрессивной. Она была доброй, ласковой и казалось, что страдает оттого, что многое остается выше ее понимания в этом мире. Уже став почти взрослой, она дружила с малышнёй, на уровне которой оставалась, и малышня её любила. Делала венки из цветов. Пела простенькие песенки. Правда, любила ее потом не только малышня. Она была еще и красивой, дьявольски юной и красивой. И умудрилась переспать с кучей парней прямо в кустах, в близлежащем сквере. В том числе и со мной, признаюсь. Уж не знаю, кто ее этому научил, но ей явно понравилось. И она удивительно это делала, кстати, потому что для нее это было так же естественно, как для зверушки. Никаких лишних мыслей и комплексов, никакого расчета. Сплошная простота, доброта и нежность. А эти – не такие.
Эти – озверевшие. Машины для убийства. Я правда, никак не мог по ним выстрелить из огнемета, потому что внешне они люди, причем люди наши, не с Островов, и меня не покидало ощущение, что они когда-то людьми точно были. Добропорядочными гражданами Континента. Так это и есть, ведь были они кем-то, до того как сошли с ума. До того, как потеряли себя. А Скарбич сумел. Он выстрелил термобарическим зарядом. Правда выстрелил только тогда, когда Шарпа повалили и стали терзать. Его, Шарпа, тоже опалило и контузило, но зато остальных разнесло в горящие клочья. Он без сознания, мы напичкали его обезболивающим, и надеемся довести до погранпоста, чтобы он попал в лазарет живым. Там медики знают свое дело, должны спасти. Если доживет до границы.
10/22. 9 часов. Шарпа похоронили. Он умер под утро, не приходя в себя. Может быть к счастью: ожог – это невыносимая боль. Чёрная боль. Скарбич признался, почему он не открыл огонь раньше, пока не стали терзать несчастного Шарпа. И его признание перевернуло всё и заставило нас изменить свои планы после раздумий. Он сказал, что узнал два лица в безумной толпе гнавшейся за нами. И ему трудно было выстрелить. Потому что это были ребята из нашей команды. Кешер и Скамп. Они были в составе последней не вернувшейся разведгруппы.
10 часов. Посовещавшись и так и не сумев наладить связь с базой, мы решили вернуться в Гарт и попробовать разобраться в ситуации. Потому что они не могли туда собраться сами. Их собирает в городе нечто. И мы должны понять, что это и как оно работает. Иначе вся наша работа бессмысленна, и ребята наши – и Шарп, и Медлинг, и Кешер, и Скамп, и другие – они все погибли иначе зря. И разведчики просто так не палят друг в друга. Вчера Скарбичу пришлось убить тех, кто недавно ел с нами в столовой за одним столом, делил с нами хлеб. Чтобы простить себя, мы должны разобраться…
12 часов. Мы на окраине Гарта. Удалось на несколько минут восстановить связь. Успели сбросить данные проб по пути следования и устно сообщить, что подверглись нападению безумцев. Подтверждение получения пришло, но ответ получить уже не смогли. Снова проблемы с радиосвязью. Итак, задание новое не получено, но в соответствии с параграфом 116 Устава, разведгруппа вправе сама принимать решение о необходимости получения дополнительной жизненно важной информации, если ее наличие открылось в процессе выполнения другого задания. Требуется найти: кто тут собирает боевых психов. Кто ими управляет. Это будет разгадкой многих нестыковок, связанных с Зоной Отчуждения.
16 часов. Я убил Скарбича. Нет, я в своем уме. По крайней мере, пока. А вот Скарбич… Если я вернусь, все равно – трибунал. Но я хотя бы для себя оставлю эту запись. По свежим следам. Пока случившееся не стало окончательно казаться галлюцинацией. Итак, по порядку.
Мы въехали в Гарт. Скарбич решил методично прочесать город. Я советовал не рисковать, а продумать оптимальный маршрут. Достали карту. Начали изучать. Скарбич показал на скопление складов на противоположной окраине и сказал: «Здесь!» На мой вопрос о том, почему именно там он ответил про интуицию и про оптимальное размещение крупных объектов. Потом вдруг неожиданно изменился в лице, отшатнулся от меня, завопив: «Ты кто такой? Я – не ты!». И рухнул на пол – ноги его подломились. Я даже обернулся – вдруг и правда за моей спиной явился Посланец Смерти из пограничных баек. Я сразу не понял что он и явился, только прямо на моем месте, и я не видел его а вот Скарбич… Я наклонился над ним, пытаясь привести в чувство. И вдруг он открыл глаза. Совершенно безумные, ничего не выражающие. И схватил меня за горло. Не знаю как я вырвался из его лап. Выпрыгнул в люк и только тогда понял, что сейчас Скарбич сможет спокойно меня расстрелять из башенного огнемёта. Но он действительно потерял разум к моему счастью. Он стал биться в башне, словно залетевшая в комнату птица. Наконец он нашел люк и, одним скачком выпрыгнув так, как это сделал я, помчался ко мне, раскинув руки и что-то мыча. Я понял, что если он доберется до меня, то в живых мне не остаться. Оружие осталось в танкетке. Только нож на поясе. В последний момент я выставил его перед собой. Он сам на него напоролся. Мне показалось, что в последний момент разум вновь блеснул в его мутных глазах. Он растерянно глянул на быстро мокнущий от крови комбинезон, потом почти с укором на меня. И последним движением вновь неожиданно вцепился в мое горло. К счастью хватка ослабла и он сполз на бетон, пачкая меня свежей кровью. Дальше со мной была истерика, признаюсь, что не помню как я оказался в танкетке и повел ее к указанному Скарбичем на карте месту. Так все было. Я прибыл. Затаился и жду. Я доведу миссию до конца! Вы все погибли не зря, знайте!
20 часов. Вот он, я вижу его. Мой Посланец Смерти. Двойник. Как похож! Он направляется сюда. О да, прошу, смерти, быстрой смерти! Только не безумия!»
* * *
Этой строчкой дневник обрывался. Хозяина в танкетке не было, следовательно, его все-таки постиг более жуткий конец, чем тот, о котором он молил в последней строке. Быть может, именно он вчера был среди тех, кто, наконец, подставился под огонь башенного огнемёта и смог обрести покой. Хотя он ли это был, или его двуногая оболочка?
Дневник раскрыл многое, но главное – он косвенно подтверждал то, что уже пришло в голову Ростиславу: искать нужно не здесь. Всем тут управляет чья-то невидимая рука, и Ростислав, похоже, знает, где искать эту руку. Он отряхнулся, поднявшись на ноги, резво залез в машину и сел за рычаги. Вперёд!
Когда время перевалило полуденную черту, на ясном небе стали собираться тучи с отяжелевшими, налитыми водой свинцовыми брюшками. Вскоре прямо по курсу на небе выстроились огромные облачные наковальни и донеслись далекие раскаты грозы. Не заставил себя ждать шквал, понесший по бетону дороги пыльную поземку. Потемнело, а затем на броню упали первые большие и тяжелые капли. Спустя минуту разразился бурный летний ливень.
Что-то замаячило впереди, на пути танкетки. Ростислав притормозил, вглядываясь в смотровую щель. Навстречу ему шагала рота солдат в полной выкладке. Дождь глушил звуки, но было видно, что они поют. Пока Ростислав думал, как себя вести в сложившейся ситуации, картина вдруг резко изменилась. С ударом грома и вспышкой молнии дождь вдруг изменился. Его струи приобрели грязно-желтую окраску, и стало видно, как под их ударами начинает дымиться и расползаться на людях одежда. Падающие капли мгновенно образовывали язвы на открывшейся коже, которая стала сползать вслед за одеждой. Раскрытые рты солдат перекосило в мучительной гримасе, но при этом казалось, что они продолжают петь свою все еще беззвучную песню. «Кислотный дождь, - подумал Меринов, - да не просто кислотный, а дождь из соляной кислоты! Почему тогда на броне капли не оставляют следов?» Ответ на этот вопрос дал приближающийся отряд, который все так же беззвучно, теряя по пути под потоками кислоты с неба части распадающихся и обугливающихся на глазах, тел, пошел прямо сквозь броню и сквозь ошалевшего, чувствующего во рту вкус желудочного сока, Ростислава.
- Призраки, - выдохнул он, - Снова призраки. Проклятый дом с привидениями - и присовокупил к этому определению еще более ёмкое, не имеющее полных аналогов в континентальном микторианском, впрочем, как и в океаническом.
Кончился дождь, и морок рассеялся. Вновь сияющий Мик озарял ландшафт своими лучами, сияла на небе двойная радуга, да глухо урчал мотор танкетки. Только хрустнул под траком побелевший от времени череп, да смялась, выпустив облачко черной пыли, коробка противогаза. Было время обеда, но есть совсем не тянуло, и это было вполне объяснимо. Инспектор повел машину дальше, туда, где вновь проявившаяся автострада уходила прямо в расселину горного кряжа, нависшего над туманной долиной.
Долгий путь сквозь скалы, когда дорога то тянулась по краю отвесного обрыва, то ныряла в тоннель, то начинала затейливо петлять, огибая отроги очередной горы, вел все дальше. Временами попадались на обочинах обгоревшие остовы грузовиков, однажды пришлось сбросить с обрыва преградивший танкетке путь почерневший скелет автобуса. Ехал ли кто-то в нем в тот момент, когда по ущелью прокатился огненный вал взрыва, сказать было трудно. Если и были там люди – они получили напоследок идеальную кремацию. А ветер сдул их следы. «Что ж, прекрасный по-своему финал – быть развеянным по такому феерическому ландшафту. Иные специально заказывают такое в завещании, а здесь – миг, и единение с вечностью состоялось» - подумал тогда Ростислав, не замедлив обвинить себя в излишней мизантропии. Впрочем, иное состояние духа вряд ли моги навеять нависающие массивы скальных пород и узкая полоска неба над головой.
И вот, наконец, путешествие сквозь вызывающий депрессию горный хребет завершалось. Ростислав ожидал чего угодно, но не этого. За поворотом скалы расступились, и его взору открылась залитая сиянием Микки – местного дневного светила - цветущая зелёная долина, залегшая в горной котловине. Идиллию разрушали только бетонная ограда с несколькими рядами колючей проволоки поверх, за которой рядами тянулись коттеджи и лабораторные корпуса. «Вот она, тайная база преступного синдиката!» - подумал Ростислав и направил танкетку по извилистой дороге вниз.
Он безболезненно миновал на спуске в котловину четыре безлюдных или казавшихся безлюдными блокпоста. Долгий серпантин, в конце концов, привёл к воротам, почему-то распахнутым настежь. Но надпись над ними гласила: «Территория вооруженных сил Континентальной Империи. Режимный объект. Проезд – проход только по особому разрешению. Пропуск в раскрытом виде предъявлять дежурным». Ситуация становилась все интересней. Сидящие в стеклянной будке люди о чём-то переговаривались и совершенно не обратили внимания на танкетку с Ростиславом внутри, проследовавшую внутрь базы. Ростислав уже решил ничему не удивляться. И все же опешил в изумлении, увидев, кто стоит на крыльце одного из коттеджей, размахивая сигаретками и бурно что-то обсуждая. Потому что эти три лица давно и навсегда принято было считать лицами постигшей Континентальную Империю ядерной катастрофы. У катастрофы были человеческие имена, которые Меринов узнал еще на Микторе-Орбитальном от Шефа: доктор Кэрф Кечлевр, академик Див Сорг, профессор Дальфского университета Эв Рецилоп. Все трое считались погибшими, но вот они стоят живые и бурно обсуждают свои проблемы, совершенно не обращая внимания на подъехавшую танкетку. Ростислав заглушил двигатель, чтобы услышать разговор и высунулся из люка.
- И если мы сумеем нарушить конфайнмент и навсегда растянуть все три кварка в разные стороны, разрушив барион, - настойчиво убеждал Кечлевр, - то полученная энергия, как вы помните, на четыре порядка превысит энергию ядерного распада. Задача была в том, чтобы эти кварки растянуть. Ведь считалось, что для расщепления бариона потребуется энергия ненамного меньше той, которая выделится затем. Я прошу прощения, коллеги, что напоминаю азбуку. Но…
- Кэрф, мы перепробовали уже массу способов добиться желаемого, - перебил Рецилоп, - Но конфайнмент таки неразрушим. Скоро проект просто перестанут финансировать, и…
- И нас отдадут под суд за бесполезную трату государственных ассигнований на квантовую хромодинамику в то время, когда вся Империя живёт, затянув пояса! - сварливо и слегка надменно прибавил Сорг – Точно так, как судили за траты на развитие ракетного оружия прим-магистра Герса Велорка. Я был знаком с ним. Потом чудом отвертелся на следствии. Ни магистра, ни ракет в итоге не имеем. И не будем иметь. Если бы во время пробного запуска на Островах их носителя «Микабра» не погиб их Нубарон Ренеф, то нас бы уже стерли с лица Миктора ракетным ударом, - Сорг оглянулся по сторонам, проверяя, не слушает ли его речи больше людей, чем число, которому они предназначались. - Так кто-нибудь хочет отвечать на вопросы комиссии по расследованию? Для большинства такая беседа заканчивается, сами знаете, где и как.
- Уверяю вас, мы в полушаге от прорыва! Никому не пришло в голову самое простое – разрушать подобное подобным, - возразил Кечлевр, - а это действительно просто. Разрушить глюонную суперструну между кварками более прочной суперструной. Это решение, которое первым должен был придумать не физик, а слесарь. Но мне повезло – в юности я студентом подрабатывал именно автослесарем в мастерской. И мышление физика не помешало мышлению слесаря.
- Но это чушь и дилетантизм! – возмутился Сорг, - мне удивительно слышать такой примитив именно от тебя!
- Вовсе нет. Да, я выразился чересчур образно. А суть идеи в том, чтобы заставить кварки не разбежаться, а для начала очень плотно сдвинуться, воздействовав на глюонную связь. Тогда они войдут в состояние асимптотической свободы и барион можно разнести на части простым щелчком. Сыграть в кварковый бильярд. И заметьте, предложенный мной способ не требует гигантских энергозатрат. Мы можем проверить прямо сейчас, после перекура. Вы не представляете насколько все просто.
- Господа ученые! А как это получилось, что вы до сих пор живы? – не выдержав, вмешался в разговор Ростислав.
- Что? Ты что-то сказал? – переспросил Рецилоп, повернувшись к Соргу.
- Я? Я ничего не говорил.
- А? Да это из анекдота про излюбленные ночные звонки генерала выдающимся людям Империи, - хохотнув, прокомментировал Кэрф.
- Не припоминаю.
- Три часа ночи. Генерал Ро, закончив разбирать бумаги на рабочем столе, набирает телефонный номер министра обороны. «Привет, дорогой, тебя еще не расстреляли? Ну, спокойной ночи, друг». Затем, подумав, набирает номер министра идеологии «Здравствуй, это Ро говорит. У меня тут вопрос к тебе: ты же писатель? Почему прежних членов профсоюза писателей всех отправили в «Кузницы счастья», а ты один оказался министром? А? Ну ты это, отдыхай, отдыхай, пока!» Набирает номер председателя народной академии наук: «Это Ро. Давно спросить хотел. Почему Океаническая Империя придумала ядерное оружие быстрее нас, а вы до сих пор ещё живы? Ну, это я так, к слову. Доброй ночи». И, довольно потягиваясь, говорит сам себе: «Ну вот, всем близким друзьям доброй ночи пожелал, можно теперь отдохнуть и самому».
И все трое, машинально оглянувшись – не слышит ли кто еще – и сдержанно заржав, отправились в лабораторный корпус, погасив сигареты в урне у входа.
- Как ты думаешь, а не начнется ли цепная реакция распада барионов, если осколочные кварки попадут в соседние барионы? – глухо донеслось из-за закрывающейся двери корпуса.
Ростислав оскорблено дернул головой – ученые небожители принципиально не пожелали его замечать. Мало ли тут вояк в форме капитана шляется в обслуге. Но что-то тут было не так. Во всем увиденном был некий подвох, который он никак не мог осознать. Что-то совершенно не вязавшееся с действительностью. Взгляд его упал на висящий на стене плакат, изображавший веселого розовощекого очкарика, что-то увлечённо рассказывающего в трубку старинного телефона. А за его спиной притаился зеленоватый злобный тролль в треухой фуражке с большим зелёным крестом, старательно записывающий в блокнот содержание подслушанного разговора. Надпись гласила: «Думай, что сказал по телефону! Будь готов! Болтун – находка для шпиона с Островов!»
И тут Инспектор КОФ понял, в чем именно несоответствие увиденного с логикой ситуации. Они не были постаревшими! Прошло сорок три года с момента Катастрофы, во время которой троица уже была немолода, а они выглядели, словно сошли с фотографий в учебниках! Точно так же, как и плакат, который в настоящее время можно увидеть только в музеях. Но если все увиденное было непонятным образом сформированной и кем-то прокручиваемой ему, записью минувших событий – точно так же, как в «киноленте» с погибающими в кислотном дожде солдатами – то, как объяснить то, что физики услышали обращенную к ним фразу? Нужно было срочно проверить – только ли кино все происходящее. Ростислав кинулся к дверям корпуса.
И в этот момент все вокруг поглотила вспышка настолько ослепительная, что глаза отказались видеть что-либо еще. Но обрушившаяся волна света и сменившее шорох листвы и щебетанье птиц чудовищное безмолвие не помутили сознания. И перед закрытыми глазами Ростислава, понеслась бешеная вереница образов.
Вот всепоглощающий огненный вал проносится со скоростью звука по ущелью, взрывая бензовозы, опрокидывая и сжигая в своем горниле грузовики. Вот бежит по шоссе одинокая фигура, рот открыт в неистовом крике… Мгновение – и уже огненный ветер катит по почерневшему вдруг бетону ошметки догорающей плоти. Вот тают как восковые свечи и стекают лавовыми потоками вершины гор. Вот бьется на обочине лесной дороги, среди пылающих деревьев, человек-факел. Вот подземный толчок сносит небольшой городок у подножия гор. Телевышка складывается как в замедленном кино, давя своими обломками повалившихся на землю пешеходов.
И одновременно с удаленной точки, словно другими глазами было видно, как в багровом зареве над горами Сидра растет страшный исполинский черный купол, как он разрывается на угрюмые дымные облака и из трещин между ними вырывается новый вал всепожирающего пламени. Из черных, низко летящих над землей облаков, обрушились на-несчастную землю дожди – радиоактивные, ядовитые, кислотные, несущие все виды смерти. От мучительной медленной, от которой давят приступы тошноты и кровавой рвоты, а руки и ноги распухают так, что кожа лопается, обнажая пузырящееся от перекиси водорода мясо, до быстрой, но не менее мучительной – от раздирающего легкие удушья, от льющейся, с небес кислоты. В. предгорьях пошел серый смрадный снег с запахом жженой кости. Постепенно страшная, траурных черно-багровых расцветок клубящаяся шапка над вершинами стала оседать и таять. Все покрыла мгла. И в этой мгле над убитой котловиной зародилось слабое голубовато-лиловое сияние. Оно медленно разгоралось и холодными сполохами ползло по беззвездному небу, тая в беспроглядной ночи. Через какое-то время все небо слабо мерцало, а затем это мерцание снова съел мрак. Вместе с ним закончилась кошмарная карусель и, наконец, наступило желанное забытье.
* * *
Котловина оказалось огромной, гладкой, лишенной растительности и иных признаков жизни местностью, напоминающей исполинскую тарелку из обожженной глины, вылепленную неумелым гончаром и местами покрытую чёрной стеклянной глазурью. Разительный контраст с тем, что Ростиславу пришлось видеть совсем недавно, слушая разговор давно ушедших в небытие мэтров квантовой механики. Если конечно это снова не призрачное кино. Обожженный звенящий грунт под ногами, а на нем следы танкетки: «Вот тут я проезжал через ворота. Здесь сворачивал на боковую аллею…» Ничто здесь не могло сохраниться. Никаких баз преступных синдикатов, никаких лабораторий. Мертвая местность. Дрожащее марево. И никаких разгадок.
Никаких ответов на вопросы: откуда возникают волны радиации, зарегистрированные киберами? Что сводит с ума кибертанкетки? Откуда появляются над горами светящиеся облака, более сорока лет пугающие людей по ночам? Что зовет в Зону сумасшедших, заставляя голыми руками рвать колючую проволоку? Что заставляет их собираться в мертвых городах? Что делает безумцами одних респектабельных людей, перспективных ученых и убивает других? Кто, каким образом, и главное для чего транслирует миражи давно минувших событий Ростиславу? Или он видит то, что не предназначено ни для его глаз, ни для его перенапряженного рассудка?
И посреди этой выжженной пустыни вдруг откуда-то, словно изнутри голос:
- Стоять! Шаг влево, шаг вправо – стреляю без предупреждения! - блик света на стеклянной поверхности вздрогнул и вырос в здоровенного пехотинца в кирзовых сапогах. В руках у усатого детины был легкий огнемет старого образца. Ростислав присмотрелся и увидел, что сквозь красно-черный тельник усатого проглядывают дальние скалы. «Не хватало еще бесед с призраками!» – вяло подумал он. Но оказывается это не только кино. Оказывается они способны и к общению. Впрочем да, ученые мэтры тоже его слышали, но не могли видеть. Солдат оказался более зорким.
- Что ты делал тут в кустах? Говори, иначе сожгу, как сухой куст!– между тем властно произнес полупрозрачный пехотинец. Галлюцинация явно обнаглела. «Легкий огнемет танкетке не опасен, - подумал Рости¬слав и улыбнулся, - тем более, несуществующий в реальности».
- Мы не можем убить друг друга, - сказал он вслух, - У тебя нет тела.
- Как это нет? - ошарашено произнес детина, и уверено похлопал се¬бя по струящимся бокам. Потом снова перехватил огнемёт и прикрикнул, - Стой, где стоишь. Сейчас подойдет патруль. Ты шпион с островов? На тебе незнакомая форма.
- Какой сейчас год? - спросил Меринов, хитро прищурившись.
- Что? Ты мне не заговаривай уши! Восемдесят шестой год Светлой Эры генерала Ро, - отчеканил усатый.
Ага. Этого и следовало ожидать. Для призрака время остановилось четвертого числа двадцать пятого месяца восемдесят шестого года по Староконтинентальному летосчислению. В момент испепеляющей вспышки кваркового распада. Для Ростислава шел уже сто двадцать девятый год. Он же – тысяча сто тридцатый по исчислению общемикторианскому. А имя генерала Ро теперь упоминают с осторожностью. Его план возрождения империи после хаоса десятилетней изматывающей гражданской войны дорого обошелся стране. Начался он с уничтожения за колючей проволокой в «Кузницах Счастья» миллионов ее жителей, воевавших как с одной, так и с другой стороны. А закончилось всё Катастрофой, произошедшей спустя семь лет после внезапной смерти престаревшего и впавшего в бесповоротную паранойю диктатора. Его уже не считали полубогом и травили анекдоты о его дурных привычках, но военная программа полигона в горах Сидра была запущена именно при нём.
Очередным настойчивым писком напомнил о критическом уровне радиации счетчик на борту танкетки. Ростислав решил не продолжать общение и полез в люк, и тут призрак попытался исполнить свою угрозу и сжечь его. Пламя прошло сквозь Инспектора и даже сквозь броню, не дав даже легкого ощущения тепла. «И кто для кого в таком случае призрак?» - подумал Меринов. Пехотинец, вероятно, подумал то же самое, поскольку, скособочившись и поплыв в воздухе, вдруг исчез. Если конечно привидения способны думать.
Итак, это была уже не некая запись давно минувших событий. Если в случае с ядерной профессурой еще можно было в чем-то усомниться, то теперь состоялся диалог. Ну и местечко - люди без душ и души без людей! Но тогда привидения необходимо наде¬лить сознанием. Еще в институте Ростислава настойчиво, хотя и немного топорно, учили не верить в мистику и эзотерику с отделениями души от тела и прочей поповщиной. И доказательство было просто как дважды два. Если душа и сознание одно и то же, а так оно и есть, то следует помнить, что сознание не может существовать отдельно, без материального носителя. Таким носителем сознания у человека является его головной мозг. Значит, некий «кинопроектор» и, главное, носитель должен быть и у увиденных им образов. Но что может служить «мозгом» там, где не осталось ничего, кроме выжженных скал? Ростислав еще раз окинул взглядом мертвую котловину, и ему показалось, наверное, только показалось, что над ней роятся какие-то паутинки тумана. Или это были просто чёртики в глазах после увиденной в таинственной записи вспышки кваркового распада? «Будь она настоящей, а не записанной, я бы ослеп!» - подумал Ростислав, и тут же ответил себе: «Будь она настоящей, ты бы за долю секунды перешел в состояние ионизированного газа!». И словно кто-то третий там, в голове, спокойно констатировал: «Вот так, за разговорами с собой, и сходят с ума».
Ростислав занервничал, нырнул в люк, развернул машину и вновь повел сначала по склону вверх, а затем по ущелью, проводя свою танкетку прямо сквозь возникающие на дороге жуткие, но начавшие надоедать видения. На выходе из ущелья Меринов повернул на еще необследованный путь. Близилась ночь, и ему не хотелось ночевать там, где нынешним днем явились ему жалкие и отвратительные призраки солдат, погибающих в кислотном дожде. Одно вос¬поминание о них заставляло подниматься желудок к самому го¬рлу. Новый путь привел к большой террасе, по крытой высокой, густой травой. Тут пахло вечерней свежестью, лугом и прошедшим недавно, сов¬сем уже не кислотным, дождиком. Ростислав хотел было расположиться прямо на траве, завернувшись в спальник, но вспомнил, что радиация не пахнет, а дозу он и так набрал уже изрядную и вся надежда на реабилитацию по возвращению на орбитальную базу КОФ. Пришлось, кряхтя лезть обратно в люк, под защиту брони.
Какой был сон! Вальс. Он и Она. И тысячи отражений в зеркалах. И тысячи двойников в зеркалах, танцующих свой танец с зеленоглазой веснушчатой партнёршей. И раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… И нежность прикосновений. И тепло тела сквозь тонкий шелк. И шорох слов. И так не хочется просыпаться. Но ти¬хий шепот настойчиво шелестит прямо из зеркал: «Проснись! Проснись! Проснись!» Но какого черта! Тут во сне так хорошо! «Проснись! Проснись! Проснись!» Но сейчас закончится танец, они скроются за портьерой, и случится то, чего так ждет сейчас каждая клеточка его и её разгоряченных вальсом тел. «Проснись! Проснись!» Пусть это сон, неважно! И совершенно не хочется просыпаться. И не хочется слышать рокот двигателя танкетки... Рокот… двигателя… Стоп!
Ростислав встрепе¬нулся и мгновенно вошел в явь. Танкетка урчала и покачивалась. Ростислав высунулся в люк и, рискуя попасть под гусеницу, скатился по броне в траву, в росу и сырость, под светлеющее предрассветное небо. Танкетка, упрямо ворча, проехала еще метров пять, перебралась через бровку террасы на крутой склон и поползла вниз, время от времени проскальзывая. И тут что-то пронзи¬тельно и противно чавкнуло. Весь склон вздрогнул, как кусок телячьего студня. Сквозь зелень травы проступили мутные ручейки, и в тот же миг крутой склон превратился в бушующий грязевой поток, с ревом помчавшийся вниз и дальше – в про¬пасть, набирая силы. Башня с вскинутым кверху огнеметом пару раз мелькнула среди бурых волн, а затем сель выбросил на одну из скал внизу несколь¬ко звеньев оборванных траков.
Ростислав смотрел вниз осоловевшими гла¬зами и не мог понять – как и почему все произошло? Как вышло, что вот такая уютная, покрытая травкой лужайка, выбранная вчера вечером, вдруг резко переходит в переполненный водой склон? Как он не увидел вчера обрыва? Долго ли он вообще ехал, пока спал? И главное. Кто включил мотор? Сумасшедшие? Он так крепко спал? И вообще, скорее бы они убили его, чем завели танкетку. А может, свихнулась танкетка? Каким образом? Компью¬теры не сходят с ума. Не сходят? Еще как сходят! Давят поезда, расстреливают их пассажиров. Хотя то был кибер-автомат, и там были возможны сбои в программе или перехват дистанционного управления, что, скорее всего, и произошло. А тут кроме простейшего автопилота не было ничего. Призраки? Это попахивало мистикой. Полетав на настоящей, данной во всех возможных ощущениях классической летающей тарелке-катере, Ростислав в мис¬тику не верил. Призраков он тут видел, но в их потустороннюю природу верить категорически отказывался и знал, к тому же, что они – лишь мираж, обман органов чувств, наведенная галлюцинация. Но если не призраки, не сумасшедшие и не обретение свободы воли обычной боевой машиной, то оставался самый неприятный вариант – он сам. Он сам - сумасшедший? Неплохой выбор, не правда ли? Некстати пришел в голову диалог с самим собой в эпицентре. А вдруг и все его видения – гибель отряда в кислотном дожде, лаборатория с физиками-гениями, взрыв, часовой с огнемётом – это лишь последствия постепенного распада психики под влиянием ионизирующего излучения? Липкая жуть стала вдруг овладевать Ростиславом.
Он захотел приподняться и ощутил под рукой что-то неприятно шерш¬авое. Меринов нагнулся и в рассветных лучах разглядел прямо под ру¬кой потрескавшееся, оскалившееся лицо мумии с выклеванными пустыми глазницами. Инспектор, словно только проснувшись, огляделся по сторонам. То тут, то там по сторонам просматрива¬лись в траве высохшие фиолетовые тела в истлевшей униформе. Ростислава передернуло, он почувствовал, что его сейчас вырвет. Меринов резко обер¬нулся и вдруг оказался лицом к лицу с Ростиславом-прим из сна, со своим двой¬ником. Как его там называл автор дневника, имя которого так и не довелось узнать? С Посланцем Смерти.
Двойник жалобно поглядел в лицо Меринову и протянул руки к нему.
- Стой - заорал из последних сил Ростислав и почти физически ощутил, как вязнет его крик в поднимающемся утреннем тумане. Перед его глазами пронеслась цепочка: мумии на склоне – он в виде мумии – тьма, ничто
- Стой! - еще громче (хотя куда уж громче?) зак¬ричал Инспектор КОФ двойнику, начавшему втекать в его тело, - Нет!
Двойник раскрыл рот, пытаясь что-то беззвучно сказать Ростиславу. Ужасная боль пронзила всё тело, каждую его клетку, каждую молекулу, но кричать уже не получалось, голос вдруг тоже пропал, и от этого стало еще страшнее. Казалось, что сам он – сгусток боли, и нет вокруг уже ничего, кроме нее. От боли потемнело перед глазами, и тело Инспектора КОФ мешком повалилось в траву, на лежавшие тут сорок три года всеми забытые непогребенные мумии.
* * *
Дальше была классика. Всё точно так, как это описывают очевидцы клинической смерти. Темный тоннель. Звезды на стенах и полет. А главное – никакой боли, и поэтому, казалось бы, непередаваемо страшная для любого живого существа мысль о наступившей смерти сопровождалась эйфорией и почти восторгом. Боли нет. Есть чудес¬ная легкость в теле. В теле? Но и похоже тела нет! Свет впереди. Этот свет – кажется сверкающая водная гладь. Этакий полёт парящей птицей. «Редкая птица долетит до середины Днепра» - к чему бы это тут? «Где я? И где Я? И кто Я? Ростислав? Или Ростислав остался там, на лугу с мумиями, а я – получивший свободу его двойник? Или он сам – мой двойник?»
И тут он почувствовал в пространстве вокруг ритм, неясную музыку, сложившуюся из шумов. На эти вибрации реагировала каждая частица его несуществующего тела. Это была вибрация чего-то почти всемогущего, почти всеведущего и всевидящего. Поток информации. Оказывается ее можно ощущать, а не только считывать. Триллионы, триллионы триллионов бит информации. Ее поток неисчерпаем. Он тёплый и могучий, и в нём есть свои воронки и водоворо¬ты, свои подводные камни и пороги, которые под силу преодолеть только сверхсуще¬ству. Можно ли описать неописуемое? То, для чего не хватает органов чувств. Он – Ростислав. А у того, кто одновременно является ловким пловцом в этом бущующем потоке, и самим потоком, и пространством, его вмещающим имени нет. Или есть сразу много сотен тысяч имён. Ибо он, оно – это множество Я спаянные воедино. Спаянные в МногоЯ. МногоЯ одновременно здесь и везде. Не супермозг – суперразум! Концентрат сотен тысяч разумов.
Ростислав почувствовал, что он готов к разговору с этим существом. И тут же хаотичное пространство вокруг оформилось в воронку, уходящую вниз и вверх. Бешено, неистово несущиеся по часовой стрелке перемежающиеся клубы света и тьмы по ее стенкам, сеть из фиолетовых бесшумных молний над головой и там, далеко внизу, луг, покрытый травой, озаренной солнечными лучами откуда-то извне. Ростислав услышал голос, идущий отовсюду и словно проходящий сквозь него:
- В начале была Цифра. И когда была она видна – называлась она Единицей, а когда становилась безвидна и пуста, то именовалась Нулём. И явились за Цифрой Кечлевр, Сорг и Рецилоп. И отделили они Ноль от Единицы, и назвали Ноль – Пустотой, а Единицу – Материей. И сочли их, и Пустоты оказалось много, а Материи мало ничтожно. И пребывали в Материи Единицы Её по две и по три сообща, и из священных Троиц и Двоиц был сложен мир сей в Зияющей Пустоте. И тогда отделили Кечлевр, Сорг и Рецилоп свет от тьмы, а Единицы друг от друга. И стал свет столь сильный, что нес гибель всему вокруг. И ужаснулись Кечлевр, Сорг и Рецилоп содеянному ими, но потом увидели, что обрели через свет бессмертие, и решили они, что свет хорош. И назвали они свет своим миром, и решили сотворить в нём Бога. А так как не осталось у них ничего кроме света и себя самих, то сотворили они Бога из самих себя. И стал Бог. И увидел Бог, что он хорош, и что владеет Он светом, а свет владеет Им. И собрал Бог свои частицы, рассеянные в свете, и сделал их частью Себя Единого. И возросла сила и мудрость Его многократно. И вспомнил Бог триединый, который есть Кечлевр, Сорг и Рецилоп, частицами мудрости укрепленные, что пребывают и иные Его частицы и за пределами света. И сказал Бог: да будет свет Мой среди тверди, и да будут блудные частицы Мои идти на свет Мой и вливаться в Меня. И чем сильнее буду Я становиться, тем далее будут простираться силы Мои, и свет Мой, и не будет ни частицы от Меня отрекающейся, ни машины цифровой Мне непослушной, и все будет служить во славу Мою, а слава Моя – в познании непознанного. И отражал Бог частицы далекие в Духах своих и посылал сих Духов своих вестниками к частицам своим отпадшим, дабы в лоно Свое собрать. И собирал Он в лоно Свое лишь сильных духом издалека и всяких вблизи. И извлекал Он так свет из тверди, и твердь, жизненного света лишенная либо разрушалась, став мертвой, либо в полное услужение Богу обращалась, собственную искру света утратив…
- Эй, - обратился Ростислав к голосу, - я с голосами не первый раз в жизни беседую. Меня и в Инспектора КОФ тоже голос вербовал. Только тот попроще был, говорил по-человечески. Так что кончай эту церковную тягомотину для вновь прибывших, и давай спокойно пообщаемся. Спускайся сюда, и будь добр, воплотись во что-нибудь зримое, если можешь.
- Хорошо, - ответил Голос, - поговорим накоротке. Клубящиеся стены вихря изогнулись и превратились в комнату с ковром на полу, камином, и двумя креслами. Кресла были обращены к огню, дающему ощутимое, приятное, живое тепло – так неожиданно для мира мёртвых. В одном из них оказался Ростислав – ощущение тела вернулось, и он удивился, что по-прежнему одет в форму капитана погранохраны. Соседнее кресло заняло человеческое существо, непрерывно менявшее свое обличье.
- Ну вот, такой формат разговора тебя больше устраивает? - поинтересовалось существо, обретя лицо физика Рецилопа, - Ты не удивляйся, это все, включая твое тело – иллюзия. Но мы тут таки ценим старые привычки.
- Да, так несравненно лучше, - Ростислав откинулся на спинку, сложив руки на груди, - Мы – это что-то вроде величания монарха?
- Вовсе нет. В основе нашего МногоЯ действительно – мы. Трое тех, кто оказался в самом эпицентре кваркового взрыва тогда в лаборатории. Мы должны были погибнуть в первую наносекунду катастрофы, но вышло иначе. Возбужденная материя при взрыве самоупорядочилась на квантовом уровне. Не исключено, что на это повлияли мы сами, а точнее упорядоченные электрические поля и сложные электрические процессы в нашем мозгу. Естественно, в мозгу каждого из нас, Возник своеобразный квантовый компьютер с практически неограниченным объемом памяти, куда в первые наносекунды взрыва было скопировано, переписано наше сознание. Для нас переход был мгновенным, мы даже не поняли сначала, что произошло – ведь взрыв произошел столь неожиданно, что наши тела испарились, не успев даже ощутить хоть что-то. Вот собственно мы трое и образуем этакий трехядерный процессор этого цифрового мира. Хотя живем тут теперь не мы одни.
- У меня много вопросов.
- Мы теперь неспособны утомляться, а время для цифрового и квантового мира и вовсе относительное понятие, - обличье Рецилопа заструилось, и он стал Кечлевром, - Ваши вопросы в обмен на размышления над нашими предложениями.
- Тогда первый вопрос. Как я уже понял из некоторых намеков и логических умозаключений, именно вы занимаетесь уничтожением лучших умов Миктора. Зачем?
- Уничтожением? – виртуальная физиономия Кечлевра выразила искреннее изумление, - Мы их не уничтожаем, а спасаем!
- То есть, как это спасаете? – настала очередь Ростислава удивиться, - Они же… Вы же… Смерть – по вашему мнению, спасение?
- Но ведь мы для вас давно мертвы? И этот печальный факт вовсе не мешает нам сейчас мило беседовать, не так ли, шерр Вайлентайль или шерр Ростислав – уж не знаю, как вас лучше называть. Да не нужно снова делать удивленное и оскорбленное лицо – считать некоторые сведения о вашей личности с вашей информационной матрицы для нас уже не представляет труда. Это конечно не чтение мыслей, но самое основное мы способны увидеть, поверьте. Да, после появления в пределах Зоны вы были для нас загадкой, но сейчас нам более или менее ясно кто вы. И для нас большая честь первыми официально принимать на Микторе представителя Галактической Федерации, о которой остальной Миктор и понятия не имеет и, в ближайшие годы иметь не будет, как нам хочется надеяться. Так вернемся к спасению лучших умов этой планеты, обеих ее Империй. Может быть, желаете сигариллу?
- Спасибо, я не курю. Тем более виртуальные сигариллы, которых нет.
- Вот это зря. Тем более – никакого вреда для здоровья, в отличие от настоящих! – Кечлевр усмехнулся и взял их воздуха сигариллу, поджег, щелкнув пальцами, и с явным удовольствием затянулся, - Итак, шерр Ростислав, как вы видите, мы тут живы и чувствуем себя сейчас вполне комфортно. Так вот каждый выбранный, вычисленный, выслеженный нами острый разум, после выхода из строя его тела попадает к нам. Если хотите – здесь рай для настоящей творческой элиты Миктора. Здесь мы творим, познаем, изучаем, строим более полноценную картину мира, которая рано или поздно будет востребована нашей цивилизацией. Делаем же мы это так: для каждого формируется виртуальный носитель, который занимает определенные ячейки суперкомпьютера, висящего над центром Зоны. В реальном пространстве он может формировать голографический образ, ячейки которого еще не заполнены.
- Ага, Посланец Смерти, - понимающе кивнул Ростислав.
- Ах, эти мифы разведчиков, до чего они романтичны! Голограмма, встречаясь с оригиналом переписывает его сознание в себя. У одних, тех, у которых разум ярче, разрыв сознания с привычной телесной оболочкой вызывает немедленную смерть этой оболочки, хотя физиологические процессы мы не затрагиваем. У других же, тех, что послабее, но тоже нам нужны – лишь обморок, и последующее пробуждение оболочки уже без рассудка или с какими-то его следами, сохранившимися при перезаписи.
- Понятно, значит, у гениев и просто одаренных судьба немного отличается, - прокомментировал Меринов.
- Да, точнее судьба у них одна – попасть в нашу компанию, но вот у их тел судьба различна. Первых обычно по прошествии дня или двух отправляют в местный крематорий, а вот вторые… Вероятно сохраняется какая-то связь с разумом, который был их прежним пассажиром. Поэтому они устремляются сюда, к Зоне. Да-да, это именно их перехватывает постоянно пограничная служба, так осложняя нам работу.
- Осложняя? – снова не сдержал удивления Ростислав.
- Некоторым образом. Да, мы сообща – почти что божество, и в нашей полушутливой пародии на священные тексты, которой мы встречаем всех новобранцев, чтобы немножко снять шок и чуток ввести в курс дел (ибо разумному – достаточно для начала), там мы себя именно так и позиционируем. Но мы все-таки не всемогущи в том, что касается вещного мира. И именно эта лишенная рассудка братия нам способна помочь. Ведь не так сложно загрузить в их мозг простейшие алгоритмы, чтобы сделать их внешними устройствами, сервами, манипуляторами, активными элементами системы безопасности, да чем угодно, - Кечлевр отбросил окурок и тот, оставив след ароматного дыма, растворился в воздухе.
- Точно так же вы можете поступать и с кибер-автоматами?
- Безусловно, - на место Кечлевра в кресле напротив вновь вернулся Рецилоп. Или курчавый голубоглазый Кечлевр просто плавно перетек в лысеющего черноволосого Рецилопа, - попыткой вас уничтожить в первый день пребывания здесь занимался лично я. И догадываюсь, что извиняться нет смысла, но все-таки приношу извинения. Мы, если можно так выразиться, играемся в Бога. Это мечта многих физиков, и нам просто повезло более, чем другим. Но и мы можем ошибаться, решая сложные уравнения. Не ошибается тот, кто бездельничает. А ваш случай был сложен. Ведь поначалу вас приняли за очередного ходока из внешнего мира. Бывает такое с пограничниками, не в первый раз. Проблема была с созданием вашей голограммы, шерр Ростислав. Мы же не могли с самого начала понять, что вы представитель иной цивилизации, поскольку вас угораздило пойти к нам в гости в форме капитана пограничников Зоны. Решили, что случай сложный, поведение разумное, двигаетесь пешим ходом с некоей особой миссией, нам поначалу непонятной, а значит явно не тот, за кого себя выдаете. Имеете неясную нам систему защиты от нашего сканирования. И значит, защищаться следует нам.
- Ну, собственно вы почти угадали. Ведь я и сейчас продолжаю выполнять свою миссию – как бы между прочим произнес Меринов с легкой суровостью в голосе.
- На это мы и рассчитываем. Да, мы, конечно, должны держать оборону. Поэтому разведывательные группы, как только они получают существенную информацию, способную изменить статус-кво, мы вынуждены уничтожать. Но мы максимально гуманны. Мы стараемся изъять к нам всех их членов. Иные тут расцветают в полной мере, беря на себя функции подпроцессоров, иные годятся только на должности вспомогательных программ и утилит, простите, лаборантов и обслуживающего персонала. Без них, сами понимаете, в лабораториях и Академгородках никак. Но никто не считает себя несчастным, а некоторые даже встречают тут тех, кого считали потерянными навсегда. Вы, кажется, читали дневник погибшей разведгруппы? Может быть, хотите увидеть его автора лично? Или членов его бесстрашной команды?
- Я уверен, что у него все хорошо – несколько сковано ответил Ростислав, - а вот если бы моя танкетка сегодня ушла в оползень вместе со мной, меня бы уже не было. Ведь как я понял, скопировать меня вам так и не удалось. Или все-таки удалось, если я сижу тут?
- Шерр Ростислав, шерр Ростислав, - укоризненно покачал головой Эв Рецилоп, - Вот уж когда мы не хотели и боялись вашей неожиданной смерти. Именно мы сделали всё, чтобы успеть вас разбудить и заставить покинуть машину, после того как вы спросонья включили двигатель на холостые обороты, чтобы немного таки прогреть воздух внутри быстро остывшего стального корпуса, а затем от вибрации переключился рычаг. Мы понимаем, вы устали, вы почти себя не контролировали!
- Еще бы не устал! – вскипел Инспектор КОФ, не столько от злобы на собеседников, ее почти не было, сколько от досады, что он сам чуть себя не угробил самым бестолковым образом, как и полагается Выдающемуся Неудачнику, - Да одни видения взрыва и его последствий, которыми вы меня весь предыдущий день пичкали могли довести до полного нервного истощения!
- Эти фильмы ужасов – не наша вина. Что-то вроде компьютерных вирусов, независимых от нас программ-записей, возникших во время взрыва и в последующее время. Мы, обитая внутри, сами еще не познали всех особенностей и тонкостей возникшей структуры вне области нашего обитания в ней. Изучаем, пытаемся понять, но всему свое время. Скажу только, что своеобразным запалом для запуска этих видений было ваше напряженно работающее сознание, устанавливавшее связь с окружавшей вас тонкой квантовой структурой нашего дома. Мы подозреваем, что в этих паразитных схемах, транслирующих видения, время как бы зациклилось – будто пленку гоняют по кругу. И наши копии, и другие персонажи, вами там встреченные таки будто живые. Они общаются, чувствуют, действуют, не понимая, что они лишь запись. Даже реагируют на внешние раздражители, правда, воспринимая их своеобразно. Но живы они не после взрыва, как мы, а до. И вновь и вновь они там погибают и снова возрождаются в стартовой точке записи, не помня, что с ними должно произойти спустя несколько часов.
- Если здесь у вас рай, то там, скорее всего, ад...
- Вы очень верно подметили. Но мы пока ничего не можем с этим поделать. Судьба, - развел руками Эв, - А вот насчет таки вашей замечательной во всех отношениях персоны… Как только мы поняли, что вы тут не от мира сего, этакий Мессия с Миссией, стало ясно: если вы не решите поставленную проблему с нами сейчас, то пришлют следующего, и так до тех пор, пока неожиданно для нас одним ударом не будет разрушен созданный нами островок Прогресса.
- Мысленно я вас ни разу не именовал островком Прогресса. Я, собственно, искал группу злоумышленников, некий хорошо законспирированный преступный синдикат, убивающий и крадущий лучшие умы планеты.
- В некотором смысле именно это мы и делаем, - с сарказмом в голосе ответил сменивший Рецилопа в кресле седовласый Див Сорг, поправляя сползшие на кончик носа очки, - мы и есть тот самый преступный синдикат. Помнится, в детстве мы играли в бандитов и полицейских, и роль бандита мне всегда неплохо удавалась.
- Как вам удается вот так продолжать беседу, прерванную предшественником буквально на полуслове? – перебивая, поразился Ростислав, - Ваши смены персон в кресле не так меня удивляют, как именно это.
- Все просто. Мы разные, каждый из нас личность, но мы, и многие тысячи других, собранные нами здесь – одновременно и единое целое, как вы мысленно выразились изначально сюда попав – мы части единого, растущего МногоЯ. Я физик, а не психолог, но вот он – психолог, Зуль Аравард, и он объяснит лучше, а потом вы вернемся к нашему разговору.
Фигура в кресле вновь заструилась и обрела черты, уже знакомые Меринову по злосчастному факсу, принятому в ночь его ухода в Зону.
- Так это вы, любезный, имели честь поймать мою бродячую тушку? - усмехнулся Аравард, - К чертям неловкость, чувствуйте себя свободно. Переход, конечно, показался жутковатым – к вам в лабораторию является призрак с вашей собственной физиономией – но я возможность такого перехода уже предвидел. И очень рад, что не оставил на сей счет внятных записей, ибо лучшее хранилище тогда было тут, - он постучал себя по макушке. А теперь они заполучили живую кассету, в которой стерты все записи. Так вот, мой дорогой. Сознание человека, как известно, имеет не столько индивидуальную, сколько социальную, общественную природу в своей основе. Ведь его мировосприятие, по сути, его разум формируется под воздействием общества. Именно оно внушает человеку смысл его бытия, основные принципы жизни, наконец, то, что называют моралью. Потому наши сознания часто бывают комплиментарными – припомните, ведь часто нам встречаются люди, начинающие понимать нас с полуслова. А теперь представьте себе, что общаются не два человека, ограниченные возможностями речи, слуха, зрения, языка, а напрямую два разума, как два компьютера в сети, задействованные на решение общей задачи. Именно это происходит здесь. Только одновременно с множеством людей. Мы единство талантливых одиночек. Единение без смешения. Слияние без поглощения. И это слияние и единение в тех комбинациях, которые оптимальны для решения самых разных поставленных перед собою задач.
Ростислав вдруг вспомнил зябкую зиму в начале Олимпийского года, когда вдруг в продуктовых отделах остались одни консервы с минтаем да чай, потому что все запасы срочно отправили на ублажение олимпийских столиц страны победившего социализма. Тогда ему достали перепечатанную на пишущей машинке, на бумаге с олимпийскими мишками, почти слепую копию труда «Феномен человека», написанного французским священником и палеонтологом Пьером Тейяром де Шарденом. Там был изложен совсем иной взгляд на мир, нежели в учебниках марксистско-ленинской философии. Поверить в это было трудно, но читать интересно, особенно зная, что причащаешься к очередному запретному плоду, книге, которую в СССР никогда не напечатают никак, кроме как на ручной «Москве», через копирку, на тонкой бумаге. Ростислав решил кратко изложить Араварду прочитанное тогда и вот, наконец, пригодившееся.
Отец Тейяр не был обычным попом, проклинающим Дарвина и его теорию эволюции. Он был палеонтологом, и понимал, что отрицание эволюции – первейшее мракобесие. Поэтому он красочно показал картину конвергирующей Вселенной – единой, развивающейся, эволюционирующей от точки творения – точки «Альфа». Человек для отца Тейяра был самым поразительным явлением, ибо впервые оказался не просто физическим, как вся живность, но психофизическим существом, обладающим сознанием. Именно через сознание человека, писал отец Тейяр, Вселенная (а она то и есть тот самый вездесущий, но совсем не всеведущий Бог из древних сказок, мифов и преданий) познаёт самое себя. Ну а финал эволюции человечества и самой Вселенной («точка Омега») согласно Тейяру будет вхождением материального мира в мир божественного совершенства – сверхжизнь. В этой-то точке эволюции человечество должно будет слиться в многоединство сознаний. Само по себе содержание коллективного сознания совпадает с божественным замыслом, формируется и совпадает с волей Бога-Вселенной. Теологи иногда называют такое явление соборностью.
- О да, - встрепенулся Аравард, представители церкви и теологи веками мечтали построить общество, объединенное исключительно божественной идеей, выполняющее только волю божью, общество, чуждое человеческих страстей. И потому – послушное и предсказуемое. Беда в том, что, думая о боге, многие из них подразумевали все-таки общество, объединенное церковью, а не богом. А в результате просто меняли одну диктатуру на другую, еще более жестокую, поскольку, действуя якобы в интересах бога можно было творить все, что угодно, не раскаиваясь. Цель оправдывала средства. Но все же эта Ваша «соборность» - понятие философское. Если в общественном транспорте вам сильно на ногу наступили, то вряд ли вы станете думать о ней. Самое лучшее в такой ситуации сказать правду: «сойди с моей ноги!». Иначе сюрреализм получается: вам больно, а вы смотрите в глаза человеку, который топчется по вашим ногам и говорите: «Дорогой мой, а как же соборность и общечеловеческое равенство и братство, как же непричинение вреда ближнему своему, согласно божьим законам или морали общества будущего?»
- Кстати, - уточнил Ростислав, - я слышал как-то, что церковь отвергает «личное счастье», поскольку быть счастливым в одиночестве невозможно.
- Не только церковь. Не ровно ли то самое проповедуют и некоторые атеистические общества, существующие в надежде на некое светлое будущее? Дорогой мой, все дело в том, что индивидуализм и одиночество – это совершенно разные вещи. Можно быть самодостаточной личностью, а значит счастливым по сути, но при этом, и, подчеркну, именно благодаря этому, быть окруженным всеобщим вниманием и массой друзей. Мы, психологи, по сути дела противостоим соборности, проповедуемой церковью, и становящейся в итоге основой имперского менталитета. Ведь любой здравомыслящий психолог поддерживает, прежде всего, индивидуализм. Индивидуализм прекрасен, ведь индивидуалист и эгоист думают: «Я прекрасен, великолепен! Но если я сам прекрасен, то и мир вокруг меня должен быть таким же прекрасным – достойным меня, любимого». И вот индивидуалист и эгоист ставят цветы на подоконник в своем подъезде, потому что им важно, чтобы вокруг было красиво и гармонично, а коллективист – тырит то, что стоит без присмотра.
Ростислав припомнил, обшарпанные стены своего подъезда и вечный запах гнили из мусоропровода. Вспомнил как в общественном туалете на работе воспитанные с яслей в духе коллективизма инженеры и работяги вечно крали дефицитную туалетную бумагу – и в итоге заменили её насовсем рваными партийными газетами. Как авангард человечества, строители коммунизма воровали по ночам со двора кусты к себе на личне дачи с пятью сотками… И мысленно согласился с Аравардом, который между тем продолжал:
- Соборность противостоит индивидуализму – но лишь в несвободных социальных системах. Да-да, в несвободных! И потому кто бы мог подумать, что настоящую, истинную, как вы говорите, «соборность» в подходящей ситуации смогут создать как раз самые яркие индивидуалисты, в большинстве своем наиболее удаленные от всяческих церквей и имперских идеологий – люди науки. И сделали они это в искусственном, виртуальном мире. Именно здесь я чувствую себя совершенно свободным, здесь не нужно постоянно держать в уме то с кем и о чем ты говоришь, и чем твои слова могут вскоре для тебя обернуться. Здесь не нужно подстраивать себя под толпу. Повторюсь – мы все тут - единство талантливых одиночек. Мы свободны творить и познавать настолько, насколько нам это позволяют законы природы.
Ростислав молчал. Трудно поддерживать беседу, когда в твоей голове вдруг рушатся созданные тобой же самим стереотипы. Он спускался на Миктор с целью найти неких злоумышленников, банду, некую темную силу, убивающую пусть несовершенную, но все-таки цивилизацию, очень похожую на ту, что некоторое время назад он покинул, придя на работу в КОФ. Но злоумышленники с коварными планами оказались добрыми гениями, преступный синдикат – сообществом ангелов-творцов. А как еще назвать бестелесных жителей виртуального мира? Конечно ангелы! Но при этом добрые ангелы уничтожают цивилизацию Миктора, пополняя свои ряды. Он еще немного помолчал, и, наконец, сформулировал последнюю мысль и произнес ее вслух.
- О, дорогой мой, этот вопрос не ко мне, - попрощался Аравард и вновь перевоплотился в седовласого Сорга.
- Отбросьте мысли о том, что мы, как свойственно бывает ученым, не подумали о последствиях своих действий. Напротив. Мы сознательно так действуем. Но это действия во благо Миктора.
- Стреноживание цивилизации, лишение ее возможности поступательного развития вы называете действиями во благо?
- Цивилизации? Сколько вы здесь находитесь? И вы ничего не смогли понять? Тогда послушайте. На Микторе все определяют два имперских государства-монстра. Империя это не просто нечто очень большое. Это четко определенные центр и окраины. Центр ведет непрерывную экспансию. По разным причинам – жизненное пространство, полезные ископаемые, коммерческие интересы. Но в первую очередь по причинам мировоззренческим, так скажем. Менталитет. Волевой императив – владеть всем, или, по крайней мере, большей частью видимого мира. Бог един – владеет всем, наместник его Император владеет всем тут внизу. Подданные славят императора, тирана, вождя, ибо он велик! Империя алогична. Необходимость империи объясняется чеканной формулировкой не требующей доказательств: «Так повелел Господь» или «Так мыслит Вождь Континента» или «Так говорит всесильное учение Всеобщего Счастья». Сторонники империй апеллируют к метафизическим понятиям: «Великая миссия», «Божья воля», «Историческое предназначение». Экономика, наука, культура – все вторично, как и цена, которую нация платит за странный «престиж» быть «имперской». Империя - союз неравных. Имперское население зовётся подданными, а не гражданами. И Империя в перспективе всегда обречена на деградацию и распад, поскольку центр вынужден тратить силы и средства на развитие инфраструктуры периферии, периферия рано или поздно начинает стремиться выйти из зависимости центра, оставив себе все, им построенное. Так было, так будет.
- Да вы не только физик, но и политик! – удивился Меринов, - Вот уж не ожидал от вас такого экскурса.
- Если есть интеллект, он способен освоить разные области знаний. Но главное – еще в той жизни мне удалось многое увидеть и понять. Это только в представлениях обывателей ученые – жители иного измерения, не знающие, с какого конца разбивать яйцо. Так вот. Если бы Империя, будучи на одной чаше весов, противостояла бы не менее сильному, но свободному государству на другой – был бы шанс перейти к свободе, обрети ее носители большую силу, чем имперцы. Так, наверное, и было бы, но на островах после гражданской войны установилась имперская диктатура династии западных земель с расистским уклоном. Как, в общем-то, и на континенте, где империя с приходом генерала Ро просто обрела черты тоталитарной деспотии. Сложилось так, что на чашах весов оказались две имперские силы, подмявшие и задушившие абсолютно все ростки свободы вокруг. Два живых мертвеца. Вы назвали нашу планету домом с привидениями? В определенном смысле вы правы – две Империи еще существуют, но будущего у них нет при любом раскладе. Если бы наука в обоих государствах развивалась быстрыми темпами – конец был бы трагичен. Я уже сказал, что любой империи нужен мир. И желательно весь. Рано или поздно кто-то решил бы, что стал, наконец, сильнее – и нанес бы оппоненту первый удар. За ним последовал бы симметричный ответ, потому что какое-то оружие возмездия было бы обязательно сохранено. Итог – гибель всей цивилизации. Ее осколкам пришлось бы столетиями восстанавливать хоть какое-то подобие прежней жизни на отравленных, обожженных, радиоактивных землях. Бесславный финал.
- Галактическая Федерация обычно старается контролировать такие планеты и не допускать конфликтов с применением оружия самоубийства, - Ростислав применил формулу, использовавшуюся в КОФ для всего оружия массового поражения в опекаемых мирах.
- Элемент случайности в этом случае был бы все равно слишком высок. Для провоцирования и развязывания конфликта могло хватить нескольких часов и поднятой в воздух стратегической авиации. А может быть, когда-то довели бы до ума и ракетную технику, и тогда глобальная смерть получила бы совсем другие скорости.
- Это так. Я знаю, по крайней мере, один мир, в котором на вооружении стоят баллистические ракеты, - мрачно сказал Ростислав, - и радости его жителям это приносит немного. А поскольку иметь ракеты удовольствие не из дешевых, то жизнь становится нелегкой и идет под девизом: затянем потуже пояса – лишь бы не было войны.
- Чтобы не допустить гибели Миктора мы намеренно – пусть медленно, но поступательно и неуклонно ослабляем оба имперских государства. Мы не можем лишить их имперского менталитета, но можем лишить реальной мощи – технологий, открытий, культурных достижений, так согревающих гнилые души вождей и дающие призрачную, несбыточную надежду массам. Мы по кусочку откусываем их будущее. Настанет момент, когда империи, деградировав окончательно, рухнут, как песчаная фигурка, высохшая под лучами Мика. Но мир не вернется в средневековье, потому что мы сохраняем будущее Миктора здесь. Здесь копится не только интеллектуальный потенциал планеты! Здесь делаются открытия, здесь уже строится будущее нашего мира. Как только рухнут оба чудовища, мы найдем способ появиться вновь в реальности, воскреснуть, и тогда окажем помощь тем, кто начнет строить новые свободные страны на обломах тираний. Это будет невиданный прогресс. Вам, как я понял, внушали, что ученые мужи далеки от политики? А мы всего лишь привыкли мыслить глобально.
- Вот только не учитываете того, что люди даже в рухнувших империях останутся собой. И что тогда – станете новыми вождями? Или нет – богами! Да, правда, если о вас скажут, что вы – боги, или хотя бы полубоги, то конечно не ошибутся.
- Наука способна на многое. Эту проблему мы тоже решим, у нас есть время. Вернее, мы надеемся, что оно есть. И вот об этом, собственно, мы и хотим с вами поговорить. Ведь вы, как мы поняли, посланы разведать ситуацию и по возможности – ликвидировать причины системного застоя цивилизации. Разве не так?
- Примерно так. Но я не представлял, с чем, точнее с кем мы имеем дело в действительности. Следовало бы выйти на связь с орбитальной базой и обсудить новые обстоятельства. Хотя, если задуматься, как можно вам повредить? Нельзя убить тех, кто уже давно физически мертв. Ваш носитель – квантовый суперкомпьютер. Иными словами его нельзя разрушить, нельзя размагнитить. Вас разве что атомной бомбой можно стереть, да и то вопрос – вы же возникли в результате еще более сильного взрыва.
- Ну, мы не столь оптимистичны. Есть масса способов быстро прекратить наше существование с вашими технологическими возможностями. Было бы глупостью подсказывать их вам. Хотя с другой стороны, еще большая глупость подсказывать такие способы представителю галактической цивилизации, у которой бесспорно куда больше выдающихся умов, а на каждую гайку с закавыкой обязательно найдется гаечный ключик с соответствующей загогулиной. Мы просто верим в ваш гуманизм, ничего иного нам в этой ситуации не остается. Так что выходите на связь с вашей Базой.
- Я бы с радостью, но...
- Но в чем дело?
- В призрачности вашего мира.
- То есть?
- Мы можем видеть друг друга, наслаждаться кажущимся теплом от кажущегося камина, отдыхать в кажущемся кресле, и даже затягиваться несуществующими сигариллами. Думаю, что вы, ангелы, тут даже умудряетесь заниматься ангельской любовью. Ведь среди вас есть и женщины?
- А можно короче? - раздраженно процедил Сорг, - Без сексуальных экскурсов.
- Можно и короче. У меня нет тела.
- У меня тоже, и что?
- Но мне не на что надеть комбинезон. Тот что на мне – лишь игра воображения.
На лице Сорга мелькнула сердитая гримаса, которую он постарался тут же скрыть за дежурной улыбкой. Цена вопроса была куда выше его амбиций, а галактический агент явно чувствовал себя хозяином положения и, витийствуя, всеми силами это показывал.
- Мои средства связи с Базой – зашиты в воротничок настоящего комбинезона. Комбинезон на моем теле. Мое настоящее тело осталось где-то там – Ростислав указал под ноги.
- И это вся проблема?
- Остальное зависит только от моей способности убедить Базу сохранить статус-кво на Микторе и не вмешиваться. А может быть и помочь вам. Если связь с вами будет возможна менее жутким и болезненным путем, чем мое попадание сюда.
- Тогда проблем нет. Прощайте и помните: мы рассчитываем на вас. На прощание – еще один маленький сюрприз. Мы в квантовой системе, и потому сказанные тут слова о том, что у нас всегда и на все есть время – не преувеличение и не метафора. Прощайте.
Уютное кресло мягко исчезло из-под ростиславовых чресл, растворился в воздухе и камин, и второе кресло с собеседником. Вокруг вновь вращались и клубились стенки смерча. Ростислав висел в нём, не теряя ощущения невесомого тела, которого у него, между тем, и вовсе не было. И вдруг вес неожиданно вернулся. Весь, сразу. Инспектор КОФ судорожно попытался ухватиться за воздух, и камнем полетел вниз сквозь струящуюся трубу, к светлому пятну с луговой травой. Очень захотелось закричать, но дыхание сперло в несуществующей груди.
Вынырнув в воздух над лугом, Ростислав изменил направление движения под прямым углом, неожиданно одним усилием воли выйдя из смертельного пике. Да, у призраков есть свои преимущества. На лугу, в утреннем тумане, сидел он же, неестественно согнувшись, с искаженным порывом тошноты лицом. Сидящий Меринов резко обер¬нулся и оказался лицом к лицу с Ростиславом-призраком. Тот жалобно поглядел в лицо Меринову и протянул к нему руки.
- Стой - заорал срывающимся полным ужаса голосом сидящий, - Стой!
Летящий Ростислав раскрыл свой призрачный рот, пытаясь что-то сказать Ростиславу сидящему, но понял, что в этом мире он, кажется, абсолютно нем. Ужасная боль пронзила всё тело, каждую его клетку, каждую молекулу. Казалось, что сам он – сгусток боли, и нет вокруг уже ничего, кроме нее. От боли потемнело перед глазами, и тело Инспектора КОФ мешком повалилось в траву, на лежавшие тут сорок три года всеми забытые непогребенные мумии…
* * *
Когда Ростислав открыл глаза, его двойник сидел рядом с ним. В ушах шумело, и потому Ростислав не сразу понял, что двойник пытается с ним говорить.
- Ну вот, жив - донеслось до ушей Ростислава.
- Кто жив? - с трудом произнес он.
- Я. Мы. Мы с тобой. Хотя мы - это одно Я.
- Но как ты можешь говорить со мной! Ты же сгусток полей, призрак, голограмма? И вообще – если ты еще тут, то кто тогда я сам? Ты – копия?
- А почему бы мне не заговорить? Совершенно несложно создать такую иллюзию, когда сознания отражают друг друга. И, кстати, именно себя я восприни¬маю, как исходный материал. Хотя это вообще-то несущественно. Хочешь – считай копией меня.
- Значит, я раздвоился?
- Или, значит, раздвоился я.
- Но как?
- Скорее – зачем. Отсюда уже появится – как.
- Так зачем? Это очередная проделка богов-физиков?
- В принципе – да. И одновременно решение проблемы связи квантового рая с нашими… вашими… орбитальными базами. Им удалось наконец-то сканировать тебя и создать сносную копию. Я стану посредником между реальностью и виртуальностью. При желании для меня подберут в качестве носителя подходящего симпатичного серва…
- Так сносная копия все же ты или я?
- Ну я, я - копия, успокойся. Я же знаю, отчего ты так волнуешься – все-таки я – это ты. Ты думаешь: а не стерлись ли при копировании твои, хм… сверхспособности. Разве я не прав?
- И что ты об этом можешь сказать? – очень серьезно спросил Ростислав.
- А ты посмотри, что зашито у тебя справа в воротничке.
Ростислав нащупал место, где должен был скрываться миниатюрный гравитодинамический передатчик экстренной связи, и понял, что оказавшийся там круглый предмет соответствующего размера – это не вовсе не то, что должно быть. Это… это… это была обычная пуговица, бог весть каким способом попавшая за подкладку.
- Черт, но как же быть? – в сердцах возмутился он, и вдруг захохотал. Сначала смеяться начал Ростислав – 1, а потом и Ростислав -2 присоединился к нему. Хохотали от души, заливисто, до слез из глаз… Потом голографический Ростислав поинтересовался:
- Ну и как, убедился, что ты настоящий? Работает сверхспособность?
- Да, но как теперь…
- А теперь подумай еще немного, так как это делаю я. То, что зашито внутри, просто так не исчезает, даже если, забыв про передатчик в воротничке, кинуть комбинезон в стиральную машину, а затем в центрифугу, что ты успешно проделал за два дня до побега с заставы. Припоминаешь такой финт?
- Ты думаешь…
- Я знаю. Ощупай воротничок повнимательней. Ну? Ну? И?
- Опа, есть. Он теперь оказался слева.
- Проверь, работает ли? А то с тебя станется с твоими замечательными свойствами.
Ростислав сдавил кружочек в нужном месте и почувствовал как толкнуло в ответ его пальцы направленной гравитационной волной.
- Живём! Ну что, выходим на связь с базой?
- Только не забудь раскрывать рот, когда будешь передавать им сообщение.
- То есть?
- Последние пять минут ты забываешь это делать в беседе со мной. Телепатия штука хорошая, но только в разговоре с собственным квантовым клоном. На базе могут не понять затянувшегося молчания…
…Ночь окраины галактического рукава мерцала над скалами своими редкими звездами. Ростислав-1 и Ростислав-2 сидели на огромном валуне и молча беседовали.
- Интересно, как ты все-таки на самом деле выглядишь?
- Думаю, что никак. Ты видишь лишь голографический образ, сформированный твоим подсозна¬нием под влиянием моих сигналов.
- Но это же, черт побери, ненормально - видеть то, чего нет!
- Когда ты думаешь, появляются ли образы в твоем сознании? Порой даже образы, не имеющие аналогов в реальности. Ты в этом случае бежишь к психиат¬ру? Это же зеркало. Просто зеркало. Мы – не более чем отражение друг друга.
- Выходит, ты все-таки совершенно ничем не отличаешься от меня?
- Нет, я не аналог. Ведь редупликация сознания позволяет двум личностям, родившимся из одной, каждой идти дальше своим путем. Ну и редупликация сознания не решает всех проблем. Или решает некоторые из них – как посмотреть. Ты остаешься профессиональным неудачником, суперменом наоборот. А я, если задуматься – обычный человек. Уж не знаю, кому из нас повезло больше. Но в квантовом рае мне понравилось. И возможность попробовать примерить разные тела тоже кажется привлекательной. А на твою должность меня взять нельзя даже при наличии тела. И ты знаешь почему. Но кажется нам пора прощаться?
Одна звезда на небосклоне стала разгораться все ярче. Она приобрела объем, затем - округлые очертания и, наконец, выросла в рыжий огненный шар. Шар плазменной защиты погас, и на фоне неба четко вырисовалась серебристая чечевица катера. Катер раскрыл шасси и мягко опустился на грунт. Распахнулся сверкающий зев люка и вниз спрыгнул долговязый Пилот.
- Еле нашел тебя! - радостно крикнул он, подходя к Ростиславу полутораметровыми шагами, и Ростислав понял, что Пилот видит только его. Он обернул¬ся, но двойника тоже не увидел.
* * *
Медицинская машина старательно штопала генные структуры Ростислава, устраняя последствия длительной ионизации. Заодно нужно было подлатать эпителий желудка, нарастить часть костного мозга, чтобы тот начал сам в нужном количестве производить эритроциты. Машина умела все это делать на совесть, если конечно у машин она есть, и делала уже не раз и не два. Ведь что такое наше тело? Тоже машина, машина в которой катается наше сознание. А машина, как скажет вам любой автолюбитель, иногда требует ухода и ремонта на станции техобслуживания, а потом верно служит нам дальше.
Сам Ростислав не чувствовал ничего. Ему просто снился сон: черный бархат космоса, покрытый немигающими звездами и лицо двойника - его собственное лицо. «Кто же из нас – я?» - думал Ростислав, и ему казалось, что вот-вот он получит точный ответ на этот вопрос. Нужно только для чего-то соприкоснуться носами – и сразу придут все ответы на все вопросы, когда-либо мучавшие его. И вот только он хотел сделать это, как понял, что перед ним совсем другое лицо. Зеленоглазое. Серьезное. С острым носиком. Носиком, до которого так хочется дотронуться своим носом. А еще лучше прикоснуться губами. И тоже получить ответ на самый важный в мире вопрос, на тот, который никак не может сорваться с непослушного почему-то языка…
Какие странные порой бывают у людей сны. Совсем не похожие на реальность.