Поединок

Заза Датишвили
      На первый взгляд, рана казалась пустяковой. Маленькая, аккуратная дырочка рядом с левым соском почти не кровила. Только смертельная бледность  и упавшее, в пропасть беспамятства кровяное давление  подсказывали, что все гораздо серьезнее.
Еще повезло, что несмотря на поздний час, бригада была на месте: только что закончили сложную операцию. В конце коридора, в святая святых хирургов, куда заходить простому смертному, - как в церкви за амвон, - было строго запрещено, стояла привычная, но неторопливая, послеоперационная суета. Все еще пищал монитор. Медсестры  звенели биксами и убирали блестящий инструмент, разложенный на стерильном «прилавке».  Санитарки прикатили каталку. Ассистент накладывал последний шов.
 - Дыши-дыши, дорогой, - приговаривал без эмоции анестезиолог и ерзал на стуле, стараясь вернуть чувствительность онемевшей заднице. Убедившись, что больной задышал,  он отключил аппаратуру и стал удалять наркозную трубку. Вытаскивая бесконечно длинный  бинт  из горла пациента, он смахивал  на ловкого факира, уставшего удивлять народ...
Было предвкушение долгожданного отдыха.
Главный хирург райбольницы  бросил в корзину перчатки и жеваный, зеленый халат.
 - Спасибо, ребятки, - кивнул всем. - Сергей, как кончишь, зайди ко мне. Напишем  протокол сегодня же, мало ли что...
 - Хорошо, Борис Алексеевич, - не поднимая головы, пробубнил через маску ассистент.
 Выходя из операционной в «предбанник», главный хирург мельком глянул в зеркало на свое отражение. Вид у него был уставший и потрепанный. Глаза ввалились и почернели, но главное - в них зажила вечная тревога. Работать приходилось много, а годы  уже  были  не молодые...  Раньше, бывало, сутками мог стоять у операционного стола, дежурил без устали, но в последнее время начал сдавать... «Год за три, как в Арктике» - шутил он, борясь  с вечным  напряжением стопкой-другой коньяка, как это делали многие из его коллег...
  ...После операции его всегда поджидали у ординаторской. Разный был этот народ, но обычно - притихший и робкий, благоговейно взглядывающий, понимающий, что этот сутулый, чуть обрюзгший человек с мешками под глазами, сейчас - Бог! Он - вершитель судьбы того, кого они любят и за кого болеют! Он был незаменим на ближайшие четыреста  километров, и  эта незаменимость  изнашивала  его...
 Главный хирург вел бесконечную войну со смертью, даже вступал с ней в молчаливый  спор. Может, это была и не смерть вовсе, а изнанка его самого, Нечто,  использующее его слабости, сомнения, страх - совершить ошибку, его болячки, наконец...
Но он всегда был начеку.
«А вот возьму, и устрою тебе несостоятельность швов! - ехидничала Смерть. - Разойдутся кишки-то твои...»
 «А я шов Альберта наложу, - отвечал он, и пробовал кеткутовую нить на разрыв. - Как кончу, - проверю - не протекает ли. Ты меня на ошибку не лови, не на того напала...»
 «Ты нарушаешь незыблемость законов бытия! - ныла Смерть возле уха. - У нас все расписано! Мы заранее знаем  -  кому что уготовано, а ты вносишь сумятицу! Этому старику умереть надо в этом месяце! И никаких гвоздей! Сердце у него никудышное!»
 - Володя, смотри за сердцем! - парируя, обращался  хирург к анестезиологу. - Дотяни уж, прошу, полчаса осталось...
 - Пока держимся, Борис Алексеевич... - отвечал тот. - Штатно идем, гликозид капаем, давление в норме...
С таким соперником победы давались тяжело. Смерть все-таки умудрялась иногда выигрывать.
 «А ты как думал! - замечала та самодовольно. - Зря, что ли, на этом свете разлитой перитонит или, там, сепсис  существуют?!»
Тогда предательски обострялась мерцательная аритмия, и слова, сказанные родным умершего, были скупыми и горькими... Главный  хирург всегда винил себя, не сопротивляясь боли. Замыкаясь, он ходил хмурый и немногословный, и с особой тшательностью готовился к следующему поединку со Смертью.
В минуты побед  главный хирург расцветал. Из его кабинета раздавался громкий смех. Он любил делиться радостью со всеми, становясь шумным и веселым гулякой.
 - За  всех, кого мы любим! - предлагал любимый тост за скорым застольем в ординаторской.
 - И за тех, кто нас любит, Борис Алексеевич! - жеманно добавляла  Клава, сестра-анестезистка, и тянулась стопкой.
Тогда куда-то пропадала не только Смерть, но и мерцательная аритмия.
Ради торжества этих маленьких и больших побед он и жил...
  ...На этот раз тоже ждали у ординаторской. Оказалось, - сын и сноха больного. Сказав им  ободряющие слова, он зашел в свой кабинет, устало опустил  грузное тело в потрепанное, жесткое кресло и косо взглянул на холодильник. Стопка коньяка  и  сигарета были обязательными после операции...
  Он включил сотовый, и только  потянулся к пепельнице, как раздался звонок.
 Главный хирург боялся этих звонков. За ними часто скрывалась чья-та тревога  или беда, требующая его непременного участия.
 Предчувствие не обмануло.
 - Боря! - завизжал женский голос. - Боря! - повторил в рыданиях. - Горе-то какое, господи-и!
 - Кто это! - он привстал и почувствовал, как по затылку прошел холод. - Говори спокойнее!
 - Да я это, Ольга! - с надрывом ответила та, не переставая рыдать. - Убили Сашку-то нашего!..
Теперь холод сковал все тело.
 - Как... - еле промямлил, и осел в кресло, безвольно уронив руки. - Как...
 В трубке еще что-то верещали, но он уже не слышал.
 Заныло сердце.
 Зашел ассистент. Сразу понял: что-то не так.
 - Шеф, что с вами, - спросил озобоченно. - Опять сердце прихватило?
 - Сашку моего убили, Сережа... -  не поворачиваясь прошептал  онемевшими губами  главный хирург.
 - Как! - переменился в лице ассистент.
Услышав какие-то звуки, доносящиеся из неотключенного телефона, он бережно взял  сотовый  из его рук.
Там уже кричал чей-то мужской голос.
 - Алло... - решил разобраться ассистент. - Алло... Это не Боря, это Сергей... Ага! - взволнованно закивал,  покрываясь  румянцем. - Сейчас же скажу!  Борис Алексеевич! - отнял  от уха сотовый. -  Шеф! Везут его! Еще живой, оказывается! Прямо  в операционную  внесите! - крикнул в телефон. - Мы ждем!
Бросив сотовый на стол, он выбежал в коридор, напугав, проходившую мимо, постовую сестру.
- Надя! - схватил ее за руку. - Беги в послеоперационную. Скажи Володе, пусть готовится, будет срочная операция! Потом зайди в  блок,  девчонкам  тоже передай, они еще там! Потом  вернись и жди:  как привезут раненого, сразу в блок  кати! Бегом, давай!
  Из кабинета вышел главный хирург. Оба стремительно направились в конец коридора. Из послеоперационной выбежал анестезиолог.
 - Что случилось?
 - Сашку ранили, - на ходу бросил ассистент, и кивком указал. - Его брата...
 - Е мое! Что хоть сказали-то, куда ранение?
 - Сказали - в сердце, - запыхаясь, ответил ассистент.
 - Господи, пронеси!
  Главный хирург шел  в  операционную, стараясь унять предательскую  слабость в коленях. Сердце колотилось от перевозбужденния. Миновав предбанник, он не стал мыть руки, а прямо сунул в тазик с диоцидом. Подержав с минуту, вошел в операционную.
 - Оля!  Вату со спиртом, и  одевай нас! - крикнул срывающимся голосом, и застыл, подняв руки, чтобы нырнуть в халат. - Клава, готовь первую группу, резус плюс!  Минимум литра полтора понадобится...
  Ему нужно было войти в привычную форму. Отгоняя все ненужные эмоции, главный хирург переключился на операцию, мысленно представив ее ход. Ему и раньше доводилось оперировать знакомых и друзей, и знал, как это мешает в работе.  Тогда он отвлекался, видя отграниченный, простыней, нейтральный остров операционного поля, принадлежащий просто больному, а не конкретному человеку. Так  работалось проще. Пациент, как пациент...
Но оперировать младшего брата! Сашку!..
 - Борис Алексеевич, все! Мы готовы! - отрапортовал Володя, и как раз в это время влетела каталка с умирающим братом.
С умирающим... Сашкой...
Эта  страшная истина периодически билась о разум, как штормовая волна о волнолом,  и в эти секунды он становился беспомощным...
И беззащитным...
...Санитарки быстро раздели раненого.
Смазали Йодом всю грудь. Анестезиолог впился в подключичную вену. Клава начала ставить системы... 
  На первый взгляд рана казалась пустяковой. Маленькая, аккуратная дырочка рядом с левым соском почти не кровила. Только смертельная бледность и упавшее, в пропасть беспамятства, кровяное давление  подсказывали, что все гораздо серьезнее.
 - Начнем! - приказал главный хирург. - С Богом!
 Он старался не смотреть на бледное лицо брата.
 «Ну вот... - включилась Смерть в привычный диалог. - Даже и не знаю - что сказать... Этот канат тебе не перетянуть!»
  ...Сложнее всего было сделать первый надрез. Всегда было сложно. Он нарушал идеальную целостность и гармонию, созданную кем-то на небесах, обещая взамен топорно срубленный, грубый  шрам...
 - Давление почти ноль, шеф. Низкий вольтаж, тахиаритмия... - докладывал анестезиолог. - Не потерять бы... Клава, первые триста грамм введи струйно. Добавь  преднизолон...
«Может быть тампонада сердца, - подумал хирург. - Хоть бы не остановилось!»
«А мы и это можем устроить... - вкрадчиво заметила Смерть.»
 - Готовьте дефибриллятор на всякий. Поехали.
Сделали длинный разрез по межреберью. Быстро прошли к грудной полости, отложили в сторону лес зажимов и расширили операционную рану.
 - Суши, Сергей... Прижги вот тут...
Главный  хирург  закрепил зажимом салфетку и внимательно осмотрел зияющую, кровавую яму с щевелящимся дном. Было задето левое легкое с плеврой. Дальше рана шла через сердечную сумку, откуда сочилась кровь.
 - Сушите отсосом! - приказал он.  - В перикарде много крови.
Вскрыв и отодвинув перикард, он увидел саму рану. Она шла через левый желудочек сердца, отдавая пульсирующим фонтаном.
 - Ну все, начинаем зашивать миокард, - приказал коротко. - Давай кеткут, Оля. Проверь на прочность... У нас пара минут...
 « А... мои уроки! - сьехидничала Смерть. - А помнишь ли, как два года назад  я выиграла у тебя, когда забирала к себе того парня, с разрывом  печени? Плохо зашивалось, да?»
 - В два ряда, - прошептал главный хирург. - Сначала глубоко, параллельными, чтобы края стянулись, потом сверху... Суши! - крикнул  на сестру. - Сколько раз говорить!
  Приноровившись, он опустил  кривую иглу вглубь  раны  и  прошил мышцу, тут же протянув кисть за следующей. Сергей перехватил нить и стал  осторожно, но уверенно завязывать, придерживая узел  кончиками  тонких пальцев.  Быстро у него получалось. За этой быстротой стояли часы тренировок...
Прошили и верхний ряд.
 Кровотечение сразу прекратилось. Вроде, все держалось хорошо.
 - Как давление?
 - Низкое, но выше критического, Борис Алексеевич...
 - Хорошо. Перешли на плевру. Оля, подготовь  капрон. Сколько времени работаем?
 - Второй час, Борис Алексеевич... Клаша, добавь релаксанту, а то он у нас со стола сбежит!
 « Ну, теперь держись, дорогой, - подала  голос Смерть»
 «Что значит... Только не это!»
  Главный хирург увидел, как затрепетало сердце, и, дернувшись неуклюже, как забарахливший мотор,  остановилось.
 - Дефибриллятор! - услышал он свой  хриплый голос. - Оля, адреналин! Сергей!  электроды!
 Он быстро ввел адреналин в сердце. Потом обхватил ладонями бездыханный, упругий комок, и начал сжимать, тшетно пытаясь не отпускать жизнь...
Ассистент уже держал электроды.
После второго разряда сердце заработало. Сначала робко и судорожно, потом - все увереннее.
 - Есть пульс! - обрадованно крикнул анестезиолог. - Господи! Что за ночь! Как кончим, - напьюсь до усрачки!
Санитарка вытерла пот со лба главного хирурга.
 «Конечно, теперь техника такая пошла...» - заныла Смерть.
 «А ты говорила! - Не отдам его, и все тут!»
 ...Главный хирург был старше Сашки на пятнадцать лет. Те два года, до окончания средней школы, были для  него чудесным воспоминанием. Сашка был не только братом, но и сыном:  улыбчивым, крепким малышом, появившимся неожиданным праздником в скучной, провинциальной жизни.
 - Уси-пуси-уси-пуси! - водил он губами по пузу, фыркая по-лошадиному, и Сашка заливался  смехом. - Уси-пуси-уси! - целовал он малышу упругую попочку... Потом Сашка начинал ползать по нему, обдавая слюной, такой сладкой и родной...
 - Дайте друг другу вздохнуть! - с улыбкой говорила мать. - Не нацеловались уже...
Потом он поехал учиться в институт, а после института, до возвращения в родной город, работал в другой области...
 За эти пятнадцать лет разлуки Сашка превратился  в подростка, а потом  в зрелого мужчину. Теперь странно было представить, что этот женатый, взрослый мужчина и есть тот самый маленький херувим - Сашка, которого он купал в корыте, учил ходить, ложился спать вместе, а позже, после возвращения домой, тайком давал карманные деньги, отваживал от сигарет и разбирался с его дружками - при надобности...
 - Давление низкое, но стабильное, - сообщил анестезиолог. - Вроде,  выкарабкались, а, Алексеич!
Санитарка, стоявшая в дальнем углу,  ахнула  и метнулась из операционной - сообщать всем хорошую новость.
Только сейчас, перегнувшись  за  занавесочку, главный хирург посмотрел  на  брата.
Его Сашка был жив.
 - Уси-пуси, мой Сашенька... - прошептал. - Губки-то порозовели...
Кружилась голова.
 - Что-то мотает меня... - признался, качнувшись.
 - Идите шеф, отдохните уж, - сказал Сергей. - На вас лица нет. Я докончу, тут осталось всего ничего...
 - Хорошо... - упавшим голосом ответил. - Только смотри, Сергей, за нижний край ребра не зацепись... Володя, начни  гепарин.  Будьте внимательны, ребята. Чуть что, зовите...
 - Конечно... - ответили вместе.
  Главный  хирург вышел в коридор, пошатываясь. Даже размываться не стал. Только перчатки со следами крови младшего брата сбросил, как надоевшую, мертвую кожу...
  У ординаторской стояла небольшая куча соболезнующих. Никто ничего не сказал. Только еле заметный  шелест одобрения прошелся по коридору. Кивнув, он молча миновал людей и зашел к себе, плотно притворив дверь. Какое-то время главный хирург стоял в нерешительности. Потом открыл холодильник, задумчиво поглядел внутрь, и снова закрыл.
Тяжело сев  в  кресло, он закурил, устало склонив голову набок.
 «Что ж... Ты победил меня, -  сказала Смерть. - Ты победил в главном сражении своей жизни...  победив и страх за родного человека.
 «Да... - согласился он. - Но даром такие победы не достаются...»
 «Верно говоришь... -  Смерть выждала секунду. - Кстати,  я  не  говорила тебе, что есть маленький тромб в твоем правом предсердии? Он оторвется через минуту, напрочь заткнув легочную артерию..."
Главный хирург приподнялся, было, но неодолимая боль пронзила грудную клетку.
 - Я... – прохрипел он, и снова осел. Потом тяжело выдохнул и застыл, уронив голову...
«Достойная замена брату», - сказала Смерть, и притворно вздохнув, добавила молодцевато:
« Свято место пусто не бывает. Правда, ведь, Боренька?..»
 Кто-то робко просунул голову в кабинет:
 - Извините доктор... Я из шестой. А лимончик моему можно давать?..