Мимарас

Ольга Куксенко
Ну, что я могу вам сказать за эту поездку? Не стоит ждать в этот раз от меня никаких чудес.
Да, это были две наши самые обыкновенные летние недели в Турции, плановые и очень даже урочные. Но вот на этот раз мы с ребёнком, наперекос обычным своим первоначальным планам, уехали вдвоём, хотя заказан отдых был, по обыкновению, на троих. Конечно, это немного смахивало на авантюру.
Чуть больше недели нашего с сыном путешествия на Урал обернулись возвращением в ад: засранная в хлам, в хлев, в гной, уделанная в полнейшее дерьмо квартира – и умирающий, опухший от вирусной интоксикации, уже невменяемый супруг…

Скорая, немедленная госпитализация в инфекционную больницу, подтверждённый предварительный диагноз…

Потом месяц с лишком пребывания в стационаре: погашенная, выведенная из организма инфекция успела уже хорошо разъесть приличный кусок его тела, и в хирургическом отделении уже другой больницы его очищали от развившихся некрозов…
И, разумеется, вопрос о его отъезде вместе с нами на юг в этом году уже не стоял.

Я, конечно же, пыталась как-то переиграть ситуацию, потому что никогда раньше не путешествовала за границу с сыном одна. Но лишать себя и ребёнка тура на море из-за того, что из раскладки выпадает «подстраховщик» не было ровно никакого резона. И мы отправились искать приключений в чужое нам обоим место просто потому, что уж очень хотелось на волю. Потому что как же иначе приготовиться к так скоро наступающей осени и очередной безразмерной и беспросветной зиме?
Можно, конечно, так и провести всю жизнь в режиме ожидания. Можно годами себя обманывать. Можно вовсе не думать ни о чём, что травмирует, а просто жить. Просто вставать, завтракать, ехать на работу, возвращаться обратно, возиться по дому, сидеть в интернете – и всё это, заметьте, исключительно ради того, чтобы изредка осознавать себя тем, чем ты на самом деле являешься по умолчанию. Полноценным человеком… Не всегда получается, да. Вот и отрываются некоторые раз в неделю. Или в месяц. Или, по крайней мере, в год.

Да, так вот мы и, собственно, и поехали. А куда было деваться? Да куда угодно. Тут не только на Урал или в Турцию – тут на Луну удерёшь, не побрезгуешь…

И вот закрутилась нормальная предотъездная карусель. Ночное такси, где сонный ребёнок в потёмках забыл свой рюкзак с вещами в самолёт и фотоаппаратом… Рейс из Шереметьево в Даламан – такой странный и нелепый, как будто бы в нём затеяли делать ремонт, да так и забросили на середине: половина потолка есть, а другая и вовсе не покрыта, торчит всё наружу… Облака над горами, солнце, стремительно набирающее силу над ровной дорогой… Отель, где начали с того, что вытрясли из нас полторы сотни за нормальный номер… Да, в общем, всё, как всегда. Только чуть хуже, чем мы уже успели привыкнуть.

Очень симпатичная женщина-гид, петербурженка, которая оказалась в отеле в неурочное время и ринулась нам на помощь, после чего опекала нас все две недели, хотя её буквально через пару дней перебросили на другое место… Три экскурсии, купленные у неё сразу же, одной из которых – самой интересной – к сожалению, не суждено было состояться, а другая меня более чем разочаровала. Принеся куда больше тревоги и горя, нежели радости… Так бывает.
Но уж город-то мы, по крайней мере, посмотрели, облазили по мере сил и истории про него послушали…


«Зодчего – повесить!» – так начал своё долгое и славное правление древним Фискосом, мало-помалу разросшимся на месте ничем не примечательной рыбацкой деревушки, имевшей, впрочем, крепкие торговые традиции, юный султан по имени Сулейман Великолепный. И то правда, похвастаться местному населению тогда было почти что и нечем, кроме крайне удачного географического расположения (и, как следствие, повышенного внимания со стороны всяческих завоевателей, периодически налетавших на него то с одной, то с другой стороны): рос-то городок постепенно, дома – кто в лес, кто по дрова, а уж крепостная стена и вовсе никуда не годилась…
Стрелочника, разумеется, быстренько отыскали, привели султанский приговор в исполнение, и НАЧАЛОСЬ.

Прежние домики искоренили, постепенно придав городу его нынешний облик – причём не типично турецкий: со светлыми стенами, широкими балконами и плоскими крышами, а прямо-таки европейский, белокаменно-черепичный. Крепостные стены переложили на совесть. Возвели крепость над самым портом – да не какую-нибудь, а большую и красивую.
Сулейман потом благополучно женился, обзавёлся детишками и вообще прожил долгую и вполне продуктивную жизнь. А Мармарис и поныне – несколько веков спустя – продолжает процветать, привлекая к себе уже не иноземных разбойников, а туристов. Впрочем, это ещё бабушка надвое сказала, что хуже…

Так что прежде всего имею вам сообщить, что местность, куда пути-дороги привели меня этим летом, это никакая не Турецкая Ривьера – ну, разве что в смысле расположения на границе, вот только не двух государств, а в месте слияния двух морей – Средиземного и Эгейского.
Вот Ичмелер – да, очень может быть: поскольку на настоящей Ривьере меня никогда не было (да не больно-то и хотелось, если честно), то и наверняка утверждать не возьмусь… Прячущийся среди высоких холмов и пышных деревьев на высоком и крутом побережье залива, он совершенен. По-швейцарски тих и спокоен, до нежности красив, прянично наряден, ухожен и уютен.

НО Мармарис, тянущийся вдоль берега расхоженным променадом, в искусно выложенные плитками узоры которого вмонтированы вечные «назарчики»; этот шумный, устроенный будто напоказ город – с его памятниками рыбакам и осьминогу, Улицей баров и выложенными на потребу заезжей публике в глядящих на дорогу лавках самыми что ни на есть низкокачественными и возмутительно дорогими «типичными турецкими» товарами это, скорее, Сочи средиземноморского пошиба. Где всё устроено так, чтобы человек постоянно ощущал себя активно вовлечённым в муторную карусель индустрии пляжного отдыха. Отдыха столь же бестолкового, сколь и утомительного…

Уж не знаю, каково процентное соотношение всех тех, кто с удовольствием превращает двадцать восемь тысяч местного населения почти в сто, покупая себе дома и яхты, которые держат в местном порту, в так удачно расположенной во всех отношениях бухте, но только русских среди них отнюдь не так уж и много. Это вам не Алания… Хотя, по моим наблюдениям, разница между этно-психологическим климатом этого юго-западного района страны и её западным побережьем так же велика.
Интересно, в самом деле, но этот курорт европейцами обжит куда больше, чем вездесущими россиянами.

Да, русских в Мармарисе не слишком жалуют. Но, с другой стороны, это удобно. Минимум соотечественников вокруг это, прежде всего, отсутствие помех в виде родной речи, фоном доносящейся отовсюду, и, во-вторых, что ещё значительнее, – реальный отдых от соответствующего аутентичного поведения. А ещё это прекрасная возможность наблюдать, как разительно отличаются друг от друга люди вокруг, и насколько не похожи в своём поведении различные представители разных наций. Очень богатая палитра, стоит только внимательно осмотреться кругом.

Вот, например, очень удобным наблюдательным пунктом был для меня наш ресторан. Это же просто театр жизни! И не надо мне говорить, что это был всего-навсего зоопарк…
Толстые турчанки, постоянно жующие, в окружении таких же толстых и жадно сующих в себя всякую гадость, беспрестанно гомонящих детей… Англичанки-воблы, загорелые до черноты, долгоногие и зубастые, смолящие одну за другой… Трещотки-поляки, не закрывающие ртов ни на секунду, которые, казалось, преследовали меня – эта компания из четырёх человек постоянно оказывалась по соседству со мной, в какое бы место на территории отеля меня ни потянуло: в ресторации ли, на пляже, – такое ощущение, что нас по одному и тому же принципу привлекали одни и те же места, да и распорядок жизни совпадал…

Ещё одно англоязыкое семейство совершенно дикого вида, будто явившееся из какого-то бертоновского фильма: похожие на грифов, сутулые и гипертрофированно носатые тётки с железными венецианскими масками вместо лиц, с прорезями запавших маленьких глаз, безгубыми ртами, еду в которые они закидывали с такой интенсивностью, будто у них внутри был вмонтирован диспоузер…
Все эти бестолковые и суетные, показательно отдыхающие туристки, выряжающиеся на ужин в немыслимую для пляжного отеля обувь на каблуках и такие же бессмысленные кружева, из-под которых зачастую элегантно и аппетитно торчат загорелые ягодицы… Набирающие столько еды, что организму вряд ли под силу переварить такое до будущего обеда – ведь не станут же, они, в самом деле, после такой трапезы танцевать, – и, намазанные и расфуфыренные, остервенело фотографирующие себя и друг друга в отельных зеркалах в рост, на фоне пальм, лодок и гор… Какое дело им до местных красот, пейзажей и достопримечательностей, если только они сами и есть единственный центр их маленькой вселенной?

И вся эта такая вывороченная, откровенная неуместность, гремящая приборами, болтающая и курящая – такая неприглядная и диковинная, нескончаемая и невразумительная, каким-то образом тонула в вечернем стрёкоте цикад, сливаясь с волшебными, чарующими звуками арфы…
Да-да, вместо шумной ежедневной анимации, с утра до вечера надоедающей гостям своим неотступным вниманием, в этом отеле была живая музыка. Дважды в неделю к началу ужина в ресторан приезжала арфистка – ангельски красивая девушка в коротком концертном платье, похожем на греческую тунику, которая в течение часа услаждала слух отдыхающих игрой на небольшом переносном инструменте.

А пипл в это время активно и сосредоточенно хавал. Люди пришли поужинать после жаркого и утомительного дня… Музыка была для них просто фоном в те вечера, которые немного отличались от прочих. И среди них тех, кто, оторвавшись от тарелок, слушал девочку, кто хлопал ей после каждой исполненной композиции и кого она тихо благодарила в микрофон, было совсем немного… Для меня же фоном были все эти разношёрстные иноземцы, собравшиеся здесь разноголосыми статистами, временным компонентом к константам, таким живым и, кажется, куда более осмысленным, чем люди на берегу: вечереющим горам на другой стороне залива, лодочкам, качающимся на лёгких волнах и чуть колышущимся веерам приземистых пальм. Ну как тут вообще можно было разговаривать, о чём, да и с кем?

В конце концов, если вдруг будет надо, то с турками всегда можно договориться на таком же английском, который, к примеру, подвластен и мне. Местный вариант общеупотребительного мирового наречия воспринимается ими куда как лучше, чем бледные попытки воспользоваться освоенными кусочками их собственного языка. Ну не желают они его понимать, ни в какую. Хотя, впрочем, может быть, просто не узнают? В моём-то исполнении… Впрочем, какая разница? Если туркам надо что-то продать, то они на уши встанут и из собственной шкуры вывернутся, но живьём забредшего гостя не выпустят. А если этому самому иностранцу надо что-то купить, то тем более договориться легче лёгкого. Можно даже на пальцах. Или мимикой.

Да и вообще, в этом Вавилоне, как мне кажется, смешались в единую палитру не только языки, но и все остальные краски, которые, по идее, должны придавать каждому месту на этой земле неповторимый колорит… Что-то неповторимо нарушилось в этом мире – а точно ли в нём? Или это мы потихоньку утрачиваем способность к регенерации наших душевных особенностей, становимся менее эластичными, и либо размазываемся как горячий пластилин по той поверхности, на которую нас закидывает Случай, либо попросту замыкаемся сами на себе, чтобы не поломаться, чтобы попросту ветром не разнесло?
Да, границы нашего самоощущения и мировосприятия размываются напрочь… Что удивительно, здесь меня – с моей категорически славянской, в лёгкую татаринку, внешностью, дважды приняли за свою литовцы!

Вообразите себе моё удивление: лежу себе на пляже, вяжу уютный белый пуловер на зиму и разглядываю вполглаза народ кругом – разные люди, спящие, курящие, пьющие, мажущие друг друга кремом и лопочущие на разных языках… А вот какая красивая компания перекидывается шутками на мелодичном языке прямо напротив меня: пятеро молодых людей, и все как на подбор – загорелые, мускулистые, фигуры как у греческих статуй… И купальники красивые. Особенно вон у того крепыша в леопардовых плавках, до чего же редко увидишь на пляже так элегантно одетого мужчину! И вдруг этот самый стильный красавчик, плавками которого я любовалась, поворачивается ко мне, улыбается во весь рот и произносит: «Лаба диене!». Я ему на автомате отвечаю: «Лабас вакарас!» (дело-то уже к шести). А он в ответ расплывается ещё шире и разражается тирадой на своём красивом, но, увы, совершенно непонятном мне наречии. Я вскидываю руки, а он с некоторым запозданием притормаживает и переспрашивает: «А вы не из Литвы разве?». Нет, говорю, к сожалению, и по-вашему, увы, не понимаю… А он смеётся – простите, ошибся. Просто вы на одну нашу клиентку очень похожи.

Ну, не знаю. Хотя, если посмотреть с другой стороны, то одинокая молодая женщина на пляже, которая тихо и спокойно вяжет вместо того, чтобы кокетничать со всеми подряд, пить и бузить, русской быть просто не может, это точно…
А через несколько дней ситуация повторилась уже в городе, около одного из уличных турагентств. Точно так же внимательно меня рассмотрев, незнакомый человек опять поздоровался со мной на литовском… Интересно, на самом деле. Что ж, похоже, этот курорт прибалтийцами обжит куда больше, чем россиянами.
Кстати, именно в Мармарисе воочию заметно, сколько же в этой стране обустроилось мигрантов, пришедших сюда от нас… Чтобы где-то ещё в другом месте такое количество откровенно бандитских физиономий отечественного происхождения, с нарисованными на них былыми следами опасных приключений, держали ключевые места в самых элитных торговых точках города?...

Ну, а если человеку не надо от местных ровно ничего, и он просто гуляет, глазея на солнце, которое в Турции есть везде, берег, разнящийся в зависимости от местности, многочисленные тут кораблики, которые бороздят грязноватый залив с каменистым дном (что поделать, порт есть порт!) и прочие специфические достопримечательности города, которые есть только здесь и больше нигде, то какая, в сущности, разница, на каком языке с тобой говорят и за кого принимают?
Главное ведь – суметь договориться с собой, не так ли? Договориться о том, чтобы никуда не спешить и не делать того, чего делать не хочется… не общаться с теми, кто не нравится… Вообще, не заставлять себя вылезать из собственной шкуры ради каких-то призрачных благ, не верить тем, кто сулит золотые горы, и не творить собственного моря слёз, уходя в свои мелкие обиды… Вообще ничего не делать! Просто есть пить и спать. Курить и смотреть на небо. Гулять по насквозь окультуренному променаду – и по диким дорожкам соснового парка среди пышных средиземноморских красавиц, привольно раскинувших над высотой свои тёплые руки…

Не верьте тем, кто будет говорить вам, что самое прекрасное в Мармарисе это горы окрест, становящиеся розовыми в закатной дымке над стремительно светлеющим морем.
Не слушайте никого, кто будет рассказывать про то, что в Мармарисе самая красивая в Турции архитектура: типичные для какой-нибудь забубённой средиземноморской Европы беленькие домики, крытые терракотовой черепицей, такой приятной даже на глаз – как же хочется провести по ней кончиками пальцев! Кажется, они будут такими бархатисто-шероховатыми и тёплыми…

Да и на то, что там изумительные зелёные горы, густо покрытые хранящей живительную влагу растительностью, что так не похоже на другие турецкие побережья, тоже с чистой совестью можно наплевать. И на то, что воздух на этом изгибе материка среди высоких холмов между двух морей необыкновенно сухой, отчего там не бывает изнурительной облепляющей жары даже в самые горячие летние дни, тоже можно просто не обращать внимания. Каких только чудес не случается в этой стране на каждом шагу? Стоит только отвернуться от суетного и закрыть глаза, давая им отдых, а потом устремить взгляд в небо, которое, как известно, одно на нас всех, в каком бы месте этого славного голубого шарика мы ни стояли сейчас, глядя то хрупкое общее, что нас, таких разных, объединяет, как ответы на самые важные вопросы придут сами.

Да-да, дорогие мои, не стоит ждать никаких чудес. Просто самое удивительное и замечательное, прекрасное и трагичное, вопиюще безобразное и запредельно необъяснимое происходит, увы и ах, не вокруг, а именно что внутри нас самих.
Нравится нам это, или нет…