Мои системы

Татьяна Фалалеева
.
Детектифф.
.
Это был настоящий детектив. Причем, пострадала моя профессиональная гордость, бедняжка. Вот почему я ринулась «на бой кровавый, святой и правый»! Это было дело чести!
.
Началось все неожиданно. Для меня, прежде всего. Как говорится, гром с ясного неба.
.
Я тогда работала старшей медсестрой стерилизационного отделения одной из наших городских клинических больниц.
.
Явилась однажды утром на работу, а мне с порога фельдшер в приемном и говорит:
.
– Таня, у тебя десять реакций на систему. И очень сильно выраженные.
.
Я прямо-таки чуть не упала в обморок: голова закружилась.
.
Прибежала к девочкам в стерилизационную, огласила сию неприятность… Они побледнели – и молчат. Мол, ни в чем не повинны, все делали, как всегда и как надо.
..
Надо уточнить, что одноразовые системы только еще начинали появляться, поштучно, а использовали мы резиновые, доисторические, к слову сказать.
.
И началось…
.
Я-то думала, это эпизод, а оказалось – эпопея, война, поле битвы, и вообще – могила моя. Будущая. Но очень даже близкая. И бесславная.
.
Что ни день – новые реакции больных на вливание. Что ни ночь – то же самое.
.
Так прошло трое суток. Я не спала и не ела. Муки не давали мне даже дышать. И никакой любви на свете не было. И ничто бы мне не помогло. Даже сам Бог.
.
Первым делом «копнула» я то, что в вену вливается.
.
Взяла бутылку с физраствором, стала рассматривать ее на свет и увидела…
.
В кристальной чистоты жидкости, увеличенные, как линзой, прозрачной влагой, плавали «семена одуванчиков» – остатки хлопка, то бишь, ваты.
.
– Ага! – злорадно закричала я. – Попалась, аптека!!!
.
И, прихватив пару бутылок, помчалась к главврачу.
.
Надо сказать, он был в курсе всех этих событий. Как не волноваться, когда больные во время переливаний и вливаний синеют, краснеют и трясутся, аки заячьи хвостики. Он мне и заявил:
.
.
– Разбирайся. Этого быть не должно. Во всяком случае, в таких масштабах.
.
И вот я влетела к нему и заявила в свою очередь:
.
– В наших растворах – «одуванчики»!
.
Стали мы рассматривать бутылки вместе. Пригласили заведующую аптекой (впоследствии ставшей мне настоящим врагом). Она уверила главврача, что это инсинуации, что Татьяна, мол, хочет переложить свою то ли вину, то ли непрофессионализм, со своих плеч на ее, заслуженные, ветеранские.
.
Но мне было не до экивоков.
.
Как только подумаю, что из-за моей работы, так называемой, люди мучаются, так и жить мне не хочется!
.
И бросилась тогда я за помощью к своему любимому другу, который мог все.
.
Саша сразу вник в дело, оценил мое положение и психическое состояние и обещал позвонить в самое ближайшее время.
.
Насилу дождалась его звонка! Прошло всего ничего – два часа, а я уже начала седеть и заикаться. Притом, не преставая думать: а что же у нас в стерилизационной появилось такое, чего раньше не было?
.
Ответа не находила. Хотя лично не один раз за эти безумные дни проверила всю технологическую цепочку.
.
Но… Больные продолжали трястись.
.
Саша без лишних эмоций и утешительных слов сказал так:
.
– Вот тебе телефон. Это мединститут. Найдешь на такой-то кафедре такого-то доцента. Покажешь ему раствор и систему. Он дюже толковый. К тому же – практик великолепный!
.
И я помчалась прямо из клиники в мединститут на другой конец города.
.
Пришла. Нашла. Рассказала. Показала свою «коллекцию» подозреваемых объектов.
.
И он мне на все это ответил:
.
– Ищите в системах. Только в них может быть то, что вызывает подобные, чрезвычайно неприятные, реакции.
.
Как побитая собака, поплелась я назад, в свою любимую и такую страшную теперь клинику.
.
Вяло передвигая ноги, чувствуя себя никчемнейшим существом, не способным ни на какие достойные занятия, пригибаемая мучениями пациентов, доверившим мне, мне! – свои жизни, добралась я, наконец, до стерилизационной. Открыла дверь – и…
.
Узрела тот самый «неизвестный фактор», которого не доставало для объяснения всей этой сумасшедшей истории!
.
Я чуть не лопнула от негодования! И от обиды за себя и за всех, кого вольно или невольно обидела в ходе своего дюдюктивно-дедуктивно-детективного расследования.
.
Наша новенькая медсестра Зинуля, весело щебеча, нарезала резиновые трубки прямо из свежей бухты!
.
Так вот где собака зарыта!
.
Дело в том, что бухты для профилактики слипания пересыпаются тальком.
.
Зиночка осуществляла процесс очень просто: нарезала трубки, потом запускала их в раствор лотоса, а потом до скрипа полоскала. А тальк и лотос проникали внутрь и оставались там.
.
Чтобы не обидеть еще одно подозреваемое лицо, я ничего Зине не сказала. Но остановила ее «операцию», дала новую бухту и велела отмыть, отполоскать и только потом нарезать.
.
Сама же ушла к себе, прихватив готовую для «лечебных» целей систему и два кохера.
.
В своем кабинете я провела сногсшибательный опыт, который должен был перевернуть все с головы на ноги. Зажав один конец трубки, налила в трубку воды, зажала кохером другой конец и промассажировала с отчаянием и даже с хищным чувством, будто горло перегрызала гадюке где-нибудь в пустыне. Помирать так помирать!
.
С содроганием разжала зажим и вылила на синее блюдечко содержимое трубки.
.
По блюдечку расплылась мутная, молочно-белая лужица
..
Это была взвесь талька.
.
Не стоит рассказывать, как я объяснялась с Зиночкой, как ругалась с медсестрой, которая работала давным-давно и которой было все как до лампочки. Как явилась к главврачу и сказала:
.
– Причину нашла. Реакций больше не будет.
.
Реакций, и на самом деле, больше не было. Ни одной. А вскоре у нас заработал цех по выпуску одноразовых систем для переливаний и…
.
На жизнь вперед, будучи еще совсем девчонкой, получила я урок: все, что только возможно, просматривать и просчитывать наперед, особенно, если дело касается не тебя лично, а людей.
.
Давно сменила я профессию. Но принципу своему не изменяю. Правда, стала очень недоверчивой. Спасибо Зине.
.
Трудно так жить. Но лучше жить так, честное слово. Чтобы не во вред людям.