Вот студенты-первокурсники орут: свобода! Да какая же к чертям свобода, когда вы у мамки с папкой на шее сидите? Нет. Совсем не свобода это. Не свобода. А еще больший страх и зависимость.
Я всегда с бабулей спорил: Не в деньгах счастье – говорю. «Как же не в деньгах? Ну не в деньгах, положим… Да разве ж без денег проживешь? Вот это все…» - разводит руками, словно пытаясь охватить ими накрытый стол – «Разве не деньги?». Я смотрю на стол: вот стоит пачка чаю. Гадкого, обычного чаю в пакетиках. Чайная пыль, бумага, ниточка. Искупавшись в кипятке, пакетики становятся еще более гадкими: бумага окрашивается в бежевый цвет, чайная пыль набухает и темнеет. 34 рубля. Вот раскинулась на блюдце нарезанная ветчина: бледно-розовая как свинья. 264 рубля за килограмм. С нею рядом сыр, тонкими желтыми пластиками. 63 рубля 66 копеек.
Я промолчал и сделал глоток. Опустил глаза в кружку: там в бордово-коричневой жидкости плавает пакетик с чаем, белая ниточка пожелтела до середины. Я поморщился тихонько, чтобы бабушка не заметила. Захотелось выплюнуть весь выпитый чай: до того стало противно от того, что я пью деньги. Живот закрутило: я ем деньги. И ничего я в своей жизни не решаю: на правом плече у меня сидит тысячерублевая, а на левом – десятирублевая денюжка. Обычно говорят, что на правом плече сидит ангел, а на левом – черт, и оба они подсказывают, что нужно делать. Ангел говорит, как сделать хорошо, а черт – как сделать плохо. Но когда у тебя на каждом плече сидит по денежной купюре (только что они разного достоинства), я думаю, они говорят одно и то же. Я решительно отставил кружку и стал смотреть в окно, подеперев голову рукой.
Сонька моя, Сонька. Никчемный я человек.
Да где же вы увидели в России широту души? Где мы, русские люди, «рубашка на распашку», готовые поделиться чем угодно? Да такие же мы, как и все люди в мире: мелочные, жадные, практичные, мстительные. Особенно когда дело коснется денег. И захочешь быть другом, а станешь предателем. И запросит душа широкого жеста, а зажмешь, зашкеришься: мол, пусть каждый сам свои проблемы решает. Я им не помощник. Где тут широта-то? Нет широты. Где глубина? Нет глубины, лужи одни с дождевыми червями.
- Ты чего это совсем не ешь, Алеша? – спрашивает бабушка внезапно, прервав установившуюся в моей голове звеняющую тишину. Я повернулся к ней, слабо улыбнулся и покачал головой:
- Не хочу, бабуль…
Устало закрываю лицо руками. Всех мыслей не передумаешь. Да и одними мыслями всех проблем не решишь. Сонечка моя, солнышко. Бессмысленный я человек. Хотя все мы: смысленные, бессмысленные – все там окажемся. Под землей в сундуке.
- Ты что, заболел?
- Ага, заболел…
- Ну тогда давай, таблетку выпей. Что тебе мама обычно дает, лечись! Скоро на занятия. А ты будешь болеть…Надо быть здоровым, надо с настроением идти. Учись, Алеша, твоя работа – учиться!
Ушел из кухни. Такое, бабуль, не лечится. Не лечится.
*
Соня моя, Соня. На улице холодно, еще август, над головой все зеленеет. Как подниму голову, запрокину ее на деревянную крашеную спинку скамейки, вижу: серое, беспросветное, гладкое, но как будто клочками, с беловатыми пятнами. И зеленая листва шевелится, а ветер уже задувает сквозь шарф, хватает за простуженное горло.
- Хочу много денег… - негромко хрипловатым голосом произнес я вдруг. Горло неприятно сдавило и поцарапало: то ли просто потому, что я болею, то ли потому, что слово деньги было такое вредное: поперек горла вставало.
- Зачем? – рядом на скамейке, подтянув к себе ноги и обняв их обеими руками сидела она. Соня. Сонька. Сонечка. Солнышко. Она была в джинсах и длинном черном свитере. Ветер раздувал кое-как собранные светлые волосы. У нее была голая шея. Такая гладкая голая шея, чуть пониже выступали косточки ключицы, над ними ложилась тень. Ее ключицы были похожи на летящую птицу. Как ее обычно рисуют символически: вот два прямых крыла-кости и мягкая ямочка между ними.
Я никак не мог приучить ее тепло одеваться: вечно она в свитере выходит. Пытался всегда одеть на нее пальто, снять с себя шарф и накинуть ей на шею, взять ее руки в свои ладони и погреть, но она всегда выдергивала их и говорила раздраженно: «Да все нормально!». Кривилась.
- Деньги – они как волшебная палочка, - отвечаю я – Будь у меня много денег, я бы мог решить все наши проблемы…
- У нас есть проблемы? – она вопросительно подняла светлую, как ее волосы, бровь и уставилась на меня. Таким долгим взглядом она меня одаривала только тогда, когда подготавливалась спорить. Биться до конца, до того, как клочки по закоулочками полетят.
- Твои проблемы – мои проблемы, - отрезал я – И не спорь…
К моему удивлению она надолго замолчала. Не стала, возражать, ершиться, выгибать спину и дыбить шерсть, как готовая драться кошка. Просто молчала, поджав губы и тихонько их покусывая, как будто губы ей думать помогают.
- Нет, Лешка…деньги, они не такие… - ответила она задумчивл и, повернувшись ко мне, понизила голос – Они знаешь какие…Вот ты «Властелин колец» смотрел?
- Угу, смотрел…И что же?
Сонька села на скамейке по-турецки, и, что радует, придвинулась ближе ко мне. Она не любила садиться со мной рядом, не тискала меня, не лезла целоваться. Меня это немного расстраивало, но и успокаивало: значит, она не такая, как те мои…Кати. Наташи. Оли. С которыми вроде бы тоже любовь, а натискаются они с тобой, нацелуются - так другого подавай. А иногда до того надоедают, что и сам бы от них убежал.
Она наклонилась ко мне и стала объяснять:
- Деньги, они как кольцо всевластия. Вроде бы ты знаешь, что они могут с тобой сделать, что они – от нечистого, от Саурона…Что только он ими может повелевать. Но ты думаешь: я молодец, у меня сила воли, я смогу это контролировать. Надеваешь кольцо, вроде бы, только по необходимости… А пройдет немного времени и переклинит тебя: моя преееелесссть… - она округлила глаза и очень правдоподобно спародировала Голума - Голум, он ведь не всегда был Голумом, правда? Был он хоббитом, а кольцо его исковеркало как: спина колесом, голова- шар из боулинга.И ничего ему не надо. Только прелесть его. Палец другу откусит, только бы прелесть вернуть. И с людьми так же.И никто не сможет этого избежать, как бы не выпендривался: такой-то я молодец, у меня сила воли… Нет. Фигня ваша сила воли, когда дело дойдет до денег.
И правда. Права она. С деньгами – плохо. Без денег – тоже плохо. Где же она, Россия, щедрая душа? Кто там рабство отменил в 62-ом году? Не отменил никто ничего. Как есть рабство, так и будет. И через век будет. И через два будет. Пока, правда, не наступит конец света и не окажемся мы все там.
- Сонька, Сонька…
Обнял ее.
- Нееет, давай отваливай, мне так не нравится… - ворчала она, толкая меня маленькими ладонями в плечи. А я не мог. Вот так возьмешь и отпустишь, она черт знает куда улетит.
- Терпи, - отвечаю. От ее волос пахнет детским шампунем, у них с сестрой один на двоих. Она не зовет меня в гости никогда. Зато Танюшка, бойкая младшая сестренка, постоянно зовет. И подкалывает ее: «Уведу жениха!».
- Люблю тебя… - говорю. Да я ей постоянно говорю. Говорил. Она все отмахивается. Ну я и перестал. Все есть как есть: зачем лишний раз говорить то, что и так очевидно?
- Угу… - промычала она.
Люблю, Соня. Люблю. Да только что толку.