Садовников ехал в плацкартном вагоне с меньшинствами. Меньшинств в вагоне было большинство, а Садовникова меньшинство. При этом большинство меньшинств были пьяны, а меньшинство уже догоняло большинство. Глядя на происходящее вокруг, Садовников тоскливо ощутил себя меньшинством. За окном под арабские мотивы проносились березки, осинки, дубики, козочки, бабушки, стрелочники. Прямо над ухом заклокотал один из меньшинств. По всей видимости он что-то объяснял Садовникову или пытался завязать разговор. Садовника легко было принять за большинство меньшинств. Потому что туалет между станциями бы постоянно занят, а в санитарных зонах просто закрыт. И если нужду по старой памяти можно было справить межу вагонов, то умыться возможности не представлялось. В итоге, через три дня, Садовников был едва ли светлее многих меньшинств. Садовников печально улыбнулся собеседнику. Тот оскалил золотые зубы, похлопал Андрея по плечу и начал напевать что-то на мотив песни звучавший из кассетного магнитофона. Садовникову начало казаться, что он даже различает слова, и понимает смысл этих песен. На пятый день пути, Садовников уже искусно танцевал лезгинку, а на седьмой день, его сняли с поезда сотрудники имиграционной службы, потому что большинство меньшинств откупились, а меньшинство Садовников, не смог. Потому что средства у него были казенные, под роспись, а паспорт он проиграл одному из меньшинств в какую-то национальную игру, большинство правил из которой он не знал.