"Я ИЗ "ТРЕТЬЕГО СОСЛОВИЯ" СТРАНЫ СОВЕТОВ
(автобиографическая повесть)
ГЛАВА 13. ЮЖНЫЙ ЙЕМЕН - МОЙ ПОСЛЕДНИЙ РАУНД.
( На фото я с коллегами-йеменцами)
13 августа 1989 года в аэропорту Шереметьево я познакомился с тремя дамами, которые вместе со мной вылетали в Йемен. Это была последняя группа специалистов по контракту. Наше прибытие в Аден не было неожиданностью ни для начальника, ни Главного инженера проекта (ГИПа).
В Аденском аэропорту нас встретили и доставили в заранее подготовленную квартиру – одну на всех. Всё было продумано заранее: «трёшка», на 1-этаже пятиэтажного панельного дома. Ну, как на Кубе – нижний этаж для сословия нижнего уровня Страны Советов, опять коммуналка, как и предполагал.
Здесь кондиционер органически связан с жизнью европейца, а окна, естественно, застеклены. С остальным коллективом познакомился через день на общем собрании, двоих уже знал: гидролог и и заместитель начальника контракта, бывший начальник экспедиционной базы института.
Опять микрорайон панельных пятиэтажек, как в Алжире и на Кубе. В 100 метрах Индийский океан с песчаным пляжем и огромным мелководным шельфом. В 800-х метрах вдоль пляжа наше Посольство и Консульство, а в противоположную сторону от нас расположен Культурный центр ( спортивная площадка, библиотека, летний кинозал с телевизором на подставке).
Весь коллектив разместили в квартирах микрорайона, по два человека в комнате. В привилегированном положении: начальник и его заместитель в отдельных квартирах, Главный инженер в отдельной комнате - временно, у начальника, а заместитель с большим семейством.
Я тоже получил привилегии: меня не стали разлучать с дамами и квартира для нас была уже готова. Моими соседями стали: секретарь – машинистка, гидрогеолог и геоботаник.
Отлогий шельф занимает почти всё береговое пространство и далеко уходит в сторону океана. Шум прибоя слышен в квартире днём и ночью. Поблизости, в черте города, есть лагунное мелководье, и там бродят фламинго.
Другие районы города располагаются на скальных вулканических породах, это в основном 3-5-этажные здания старых времён, здесь удобная бухта и порт для причала кораблей, деловой и торговый центр. Такой же район застройки в кратере вулкана, где главная достопримечательность – рынок.
Наш микрорайон кажется необитаемым, как и пляж, днём и вечером. В море никто не купается не только от мелководья, но и по причине загрязнения воды городскими стокам . 40-градусная жара вынуждает находиться днём на работе с включённым кондиционером, который не нуждается в воде.
Сухой воздух пустыни дует днём с севера, в полдень солнце в зените, и тени нет. С заходом солнца быстро наступают сумерки, атмосферное давление падает и с моря приходит влажный воздух, наступает «банная парилка»:
хотя температура воздуха снижается до 30-35 градусов, тело становится потным и липким. Трудно сделать выбор, что лучше: день или ночь? Продолжительность дня и ночи не меняется: по 12 часов круглый год.
Перед нами стояла задача – обосновать контракт конкретной документацией с учётом всех предыдущих исследований и дополнить настоящими. А это полевые изыскания, включая бурение скважин на воду, опытные и лабораторные анализы.
Итоговым материалом должны стать расчёты: затрат времени, объёма работ, технические средства, количественного состава исполнителей и, наконец, общей стоимости затрат. Так делаются контракты по правилам.
Главный инженер проекта – Владислав – уже был за границей и знал технологию работ, но в нашем контракте всё перепуталось: буровой мастер приехал без бурового станка, а что здесь делают топограф, начальник контракта и его зам – специалисты по производству работ?
Ведь их нет и не будет целый год, потому что нет ещё программ. Йеменцы поняли, что разыгрывается фарс: ГИП – Владислав ставит задачу составителям контрактных программ, а в машины залезают все ( топограф, экономисты, буровой мастер) – кому нечего делать.
Начальник распределяет: кому в какую машину садиться и кто за кем будет ехать, сам во главе колонны, где половина «туристов», которым дома просто нечего делать. Этот идиотизм демонстрировался целый год.
После нашего приезда определился полный состав исполнителей контрактных программ и даже лишние, стали выбирать профсоюзного и партийного лидеров – и это на коллектив в 20 человек! – с целью укрепления административной власти.
Беспартийными были женщины, я и ещё 2-3 человека, а первая загранкомандировка была у половины коллектива – все сотрудники Союзгипроводхоза. Такие будут выполнять любые команды начальства.
Начались рабочие будни, я днём собирал и изучал имеющиеся материалы, а их оказалось не так уж и мало. Наш переводчик знал два языка: английский и арабский, его услугами приходилось иногда пользоваться, но чаще мне оказывал помощь йеменец Мухамед, по-русски говорил почти свободно, в Средней Азии закончил сельскохозяйственный институт.
Вглубь страны мы ездили по многодневным маршрутам и останавливались на ночлег в неком подобии ночлежки. Даже на самолёте пересекли всю страну с запада на восток, до границы с Оманом. Обратно возвращались на машине по берегу океана.
Пляжная гладь у кромки прибоя позволяла развивать бешеную скорость на великолепном японском « Ниссане». На этом огромном равнинном пространстве под палящими лучами тропического солнца греются миллионы крабов. Приближение машины они слышат за 150-200 метров и начинается волнообразное бегство к воде. Таким образом, дорожно-транспортного происшествия мы не дождались.
С правой стороны, на всём пути от нас, находился огромный горный массив: мрачный и почти чёрный цвет скальных пород создавал впечатление бесплодной , безжизненной территории. Такое впечатление возникало и при виде сверху во время полета.
Горный массив имеет продолжение в северо-западном направлении – на территории Северного Йемена. Сюда мы ездили неоднократно, с целью изучения возможностей сельскохозяйственного использования территории.
К северу от Адена обширная равнина, которая прерывается гигантской отвесной горной стеной, высота которой до1,5 км. Издалека видно, как машины ползут вверх по вертикали. Подъехав ближе, машины уже не кажутся муравьями, а дорога вверх извивается серпантином, прорубленным в абсолютно вертикальной, гигантской стене.
Нам предстояло «восхождение» на 4- колёсном советском джипе 60-х годов. Я засёк время старта и финиша на дистанции в 1,5 км = 57минут.Начали подъём лихо, но быстро убедились, что движение возможно только на 1-й скорости.
Нас обгоняли маленькие «пикапы» марки «Ниссан», загруженные до верха хозяйственным скарбом или людьми. Часто приходилось останавливаться от перегрева двигателя на низкой скорости, вода закипала в радиаторе и мы поднимали капот, ожидая охлаждения воды.
Если бы нам когда-нибудь предстояло делать повторный визит сюда, то проще было бы поднять джип на руках.
На вершине горное плато с совершенно другим климатом и растительностью: посевы ячменя, фруктовые сады вишни, яблонь, груш, плодовые кустарники, а овощные культуры, что и у нас. Такой контраст природы, в тропическом поясе земного шара не везде и не всегда можно увидеть.
В гостинице на ночь нам дали тёплые шерстяные одеяла. Когда на обратном пути мы приблизились к этому гигантскому обрыву, то перед нами открылась панорама другого мира с высоты птичьего полета, теперь внизу казалось муравьями всё, что двигалось, а где-то далеко за горизонтом был океан.
В горах сообщение с населенными пунктами возможно только по сухим руслам рек в горных ущельях. Селения небольшие, примитивные строение трудно назвать домом в цивилизованном значении, тут же рядом скот и огород.
В больших ущельях или долинах дома 2-4этажные. Я был удивлен таким великолепием в таком глухом, нищем краю и спросил Мухамеда: на какие средства строятся такие дома? Он ответил, что это деньги, которые родственники зарабатывают, уезжая на заработки в Европу или Америку.
В одной из таких поездок по горным районам мы увидели вдалеке облака, которые вскоре стали тучами. Дождя мы не дождались, но Мухамед посмотрел на небо, потом на часы и сказал: в горах на севере прошли сильные дожди, и теперь надо ожидать через 1,5-2 часа грязевой сель;
надо искать укрытие где-нибудь на высокой террасе или уступе, чтобы спастись от неукротимой лавины грязи и камней. Мы взглянули на карту, чтобы успеть доехать на машине до ближайшего населенного пункта.
Это нам удалось сделать с большим усилием, потому что дно ущелья завалено камнями и валунами, и машина с трудом преодолевает такие препятствия. Через два часа из-под камней на поверхность выступила вода и быстро стала затапливать ущелье.
Мы выскочили из машины и сообща вытолкнули ее на выступ террасы. А вскоре послышался рокот настигающего нас по ущелью водяного потока. Грязевая лавина неслась со скоростью 30-40 км/час, и достигала почти двухметровой отметки. Это почти высота террасы, на которой мы нашли спасение:
здесь уступ был выложен большими валунами и скреплен решеткой из древесных веток. Мимо нас в бурлящей мутной воде неслись какие-то предметы домашнего быта, стволы деревьев и трупы домашних животных, даже коров. Это безумие продолжалось около часа. Потом поток начал стихать.
Именно в этих ущельях выращивают знаменитый кофе. Деревца низкорослые, с листьями, как у вишни, и такими же по размеру зелёными плодами в период вегетации.
Когда я ещё знакомился с материалами по этой стране в Москве, в частности, по этой культуре перечислялись страны-производители, с консультировавшим меня профессором договорились о встрече здесь, в Адене. Я и ГИП-Владислав пришли к нему в гостиницу, но вразумительного объяснения по технологии выращивания кофе мы так и не получили.
К этому времени я уже ознакомился с природными условиями страны, но классическую технологию выращивания кофе не обнаружил: деревца кофе нормально вегетируют и плодоносят под тенью более высоких деревьев других пород, и затенение составляет около 50%.
В Йемене я беседовал с жителями гор, которые выращивают кофе без деревьев-затенителей на маленьких участках, в узких тесных ущельях, а большие участки в долинах пустуют и причину этого никто не может объяснить.
Но однажды я обратил внимание на ширину ущелья вверху и проследил время прямой солнечной освещённости участка с кофейными насаждениями и у меня получились эти загадочные 50%, которые необходимы для освещённости на открытых равнинных пространствах при искусственном затенении кофейных насаждений более высокими древесными породами.
Это практикуют все страны мира – производители кофе. Науке давно известны физиологические процессы в растительном мире, когда фотосинтез определяет последовательность от циклов вегетации до созревания плодов.
Значит, в Йемене кофе в открытом со всех сторон пространстве выращивать надо по общепринятой технологии, с деревьями – затенителями, но на определённой стадии развития растений. Какие-то отклонения в технологии насаждений приведут к бесплодию культуры кофе.
Эту уникальную особенность в растительном мире я заметил, когда нам недавно удалось вскарабкаться, с нашим джипом пенсионного возраста, на высокогорное плато с природными условиями и климатом юга европейской части России.
Нашим фруктам и овощам здесь климат подходит, для ржи и ячменя – тоже, но для выращивания пшеницы ,вероятнее всего, надо готовить, районированные сорта. В России, на землях 50-й широты, сформировался регион с климатом и растительностью , которого нет на аналогичной широте в Европе, Азии и Северной Америке.
Исторически здесь сформировались уникальные почвы – чернозёмы, плодородию которых нет равных. Именно на этих почвах генетики и селекционеры вывели сорта озимой пшеницы, которая ценится на мировых рынках.
Эта культура отличается продолжительностью вегетации, устойчивостью к сезонным температурным колебаниям, и, главное, продолжительности светового дня в летний период. Вот, какими генетическими особенностями
обладают российская пшеница и йеменский кофе –«арабика».
Из Москвы в Йемен прибыл эмиссар с проверкой работы коллектива и его начальника – Четалбашева, стал беседовать с каждым ответственным по разделам программы контракта:
со мной, гидрогеологом, геологом, гидрологом и Владиславом – Главным инженером проекта. С первых же слов я понял, что имею дело с профессионалом, и нам интересно было говорить.
Для сравнения привёл какой- то аргумент по Алжирской части пустыни Сахары. Миссионер тотчас спросил: где я работал? И тут беседа пошла совсем в другом тоне. Мы оба работали в Бешаре, только он с группой специалистов уехал за месяц перед моим приездом.
Прошло полгода, к этому времени должен быть собран материал для работы над программой контракта. Из Советского Союза должны были прибыть морем буровая техника, снаряжение для полевых изысканий, лабораторное оборудование - чего не дождались спустя год, но лишних людей в Союз не отправляли.
От безделья потихоньку в коллективе стали устраивать застолья, ведь в каждой квартире жили по 3-4 человека. Валютный магазин был недалеко, и купить там можно было всё. Чаще всего покупали английский джин и нашу водку. Но Посольство было ещё ближе к магазину.
К нам стали приходить сотрудники нашего консульства и проводить разъяснительную работу о правилах поведения советских граждан за рубежом, это не всех касалость, но начальник требовал 100%-й явки.
Такого же присутствия он требовал для коллективной поездки купаться на море в 35-и километрах от Адена. По санитарным нормам в черте города этого делать не рекомендовалось. У меня не было желания ездить на пляж в дневной зной в переполненном джипе.
Это мероприятие отдыха ни в какое сравнение не шло с пляжами Атлантического океана в мою командировку на Кубу. Это непослушание вызвало негодование у начальника, зама и профсоюзного деятеля. На это ханжество обратил внимание Владислав и заступился за меня. Когда представилась возможность, мы с ним перебрались в отдельную квартиру.
В мою группу из Москвы прилетели два специалиста и теперь нас стало четверо: я, женщина-геоботаник, с которой прилетели вместе; Николай-сотрудник нашего отдела, которого обещал взять с собой и молодой специалист по чъей-то протекции и который мне не требовался.
С этим визитом прилетела и новость: одна из трёх дам, с которыми я жил в коммуналке, писала на меня доносы в Москву- это гидрогеолог. Значит, дирекция и парторганизация института, собирают на меня компромат.
В новой квартире я предварительно произвёл тщательную уборку и распрощался с женским коллективом, а Владислав – с квартирой Четалбашева. Предчувствуя скорое возвращение домой, стал систематизироть накопленный материал, посоветовал это сделать и женщине-геоботанику, а через два месяца из Москвы поступила команда готовить контрактные программы и на это отводился 3-месячный срок.
Так это происходило с контрактами и на Кубе. Владислав поедет в Москву на рассмотрение и утверждение программ. Для моей группы теперь потребуется отдельный транспорт, и начальнику это не понравилось. В этот конфликт вмешалась йеменская администрация и отстранила Четалбашева от «опекунства» в моей работе, а мне задали вопрос: где в Советском Союзе нашли такого начальника?
Я ответил: в Москве. Незваный визит из Москвы в мою группу молодого и неопытного специалиста меня не смутил и не удивил, я посадил его за стол и дал задание писать рабочую программу контракта : как он это себе представляет – я не знаю, но мешать мне в работе он не будет.
В институте я случайно его увидел в хранилище аэрофотоснимков и картографических материалов.Для выпускника университета там познания, как для младенца азбука, командировка за границу могла быть только по очень высокой протекции.
Через несколько дней я заглянул в его творчество: донос на меня мог бы получиться лучше. Через три месяца я завершил работу по программе контракта и пошёл с ней на работу, чтобы сделать ксерокопию для себя, на всякий случай.
Весь истекший год нашим офисом были старые армейские казармы. В кабинете не было ни начальника, ни мебели и я пошёл по казарме в поисках новосёла. Весь командный состав был в сборе в большой комнате. Все столы были расставлены у стен по периметру, а начальник стоял в окружении зама, Главного инженера и переводчика.
Все оглянулись, а я, обращаясь к переводчику, сказал, что надо сделать ксерокопию программы. Четалбашев остановил переводчика и спросил: « В чём дело?»- «Надо сделать копию программы для Москвы», - ответил я. «Я не разрешаю!»- резко заявил начальник.
«Завтра улетает Владислав и мы договорились, что копия останется у меня»- возразил я и ждал ответной реакции от присутствующих, но все почему- то молчали. Я работал почти год и теперь должен был подстраховаться от любой случайности. Владислав улетит без моей программы, если у меня не будет копии.
В другом варианте – машинистка отпечатала бы, если было позволяло время. Общее затяжное молчание меня возмутило, и я крикнул в адрес начальника: « Четалбашев, ты – ИНФАНТ!» С перекошенной от злости физиономией он кинулся ко мне, но ГИП и зам его остановили, а переводчик заслонил меня.
Я вышел из комнаты и неизвестно где бродил до вечера, программы не было со мной . В квартире ночевал один, а это значит, что Владислав избегал со мной встречи по сложившейся ситуации - это логично. Утром тоже не появился. Вот и нашёлся компромат без задержки и сложностей.
На другой день для меня был другой сюрприз: начальник написал рапорт на мою депортацию в Союз за учинённую драку и отнёс его Консульство. На работу я не пошёл, вечером кто-то заглянул ко мне и сообщил, что завтра будет общее собрание по «моему делу».
Узнав о такой оперативной развязке – видно, в Консульстве от безделья представился случай проявить деловое участие в нашем контракте, - я быстро написал заявление о выполненном задании – составить программу работ по контракту, изложил состояние дел за истекший год и участие в них начальника – Четалбашева.
В заключительном слове: «…прошу предоставить календарный отпуск с выездом в Советский Союз». Это заявление я отнёс в Консульство за несколько часов до начала собрания. Подлость начальника меня не удивляла
(я это предполагал), но разыграть спектакль с участием Посольства – это наглость.
Зачем дипломатической миссии ввязываться в бытовые интриги рядовых служащих Страны Советов? Четалбашеву понадобился фарс для поднятия своего «подмоченного» авторитета, а заодно, напугать коллектив, в котором половина новобранцев. Сейчас всему коллективу оказывается честь побывать в Посольстве, как в божьем храме посидеть с обнажённой головой и шёпотом прочитать молитву.
О подаче моего заявления на отъезд в Союз йеменская администрация узнала слишком поздно. Этим случаем они хотели воспользоваться, чтобы избавиться от Четалбашева и потребовать его замены.
Это и произойдёт после моего отъезда. А мой отъезд йеменцы остановить не могут, потому что я сам написал заявление по собственному желанию.
В актовом зале собрались все, кроме специалиста, которого я вызывал из Москвы. «А где Николай?» - спросил я. «А ты разрешил ему остаться»,- ответил гидролог. «Я!? С ним я не разговаривал вообще»- удивлённо ответил я. Был выбран оптимально трусливый вариант – не встречаться со мной и не явиться на собрание.
Реакция аудитории - единогласно молчать, а иначе можно навлечь на себя либо гнев администрации контракта, если выступить в мою защиту; либо одобрить моё изгнание и потерять уважение коллектива.
Сама обстановка собрания в помещении Посольства пугала коллектив контракта своим неординарным статусом и внушала веру в справедливость наказания за недостойное поведение советского гражданина за рубежом.
На сцену вышел вице-консул, как конферансье в театре, зачитал рапорт Четалбашева, а затем обратился к присутствующим высказать своё мнение. В зале тишина. Это вице- консула не смутило, и он тут же объявил, что есть второй рапорт и он считает справедливым зачитать его содержание. В зале тишина.
Я обрадовался, что присутствующие узнают не только характеристику на Четалбашева, но и оценку проводимых работ в течение года ,потому что состояние дел к настоящему моменту – это блев и фарс. Конфликт с начальником происходил в присутствии свидетелей – никакой драки не было.
«Конферансье» артистически развернул лист бумаги и зачитал: «От Жукова Б.М.- предоставить трудовой отпуск , с последующим окончанием работ по контракту». Всё остальное содержание рапорта так и осталось неизвестным для аудитории. За тем последовало стереотипное: « Кто хочет высказать своё мнение?»
В зале тишина. Быстро и просто собрание закончилось. Теперь мне бессмысленно оставаться в Союзгипроводхозе с моим низким служебным званием, без партбилета, а значит и низким социальным происхождением, загрызут в отместку за противоборства с паразитирующим партийно- административным кланом «масонов» ( ведь Четалбашев и замминистр Минводхоза СССР – оба из Азербайджана и сокурсники по институту).
Я потерпел поражение и это считается ординарной ситуацией для представителя «третьего сословия» на нижней социальной ступеньке в Стране Советов.Мне дали месяц сроку на передачу контрактных дел и сборы для возвращения в Союз.
На следующий день ко мне пришла делегация йеменцев, с которыми дружно проработали год. Они очень сожалели о моём отъезде. Ещё в январе, в нашей с Владиславом квартире, праздновали мой 55-летний юбилей в компании с йеменскими коллегами: пили водку, закусывали по-русски и беседовали обо всём на полном откровении. Теперь мне жаль, что не довелось передать знания и опыт друзьям из Йемена.
После торжественного собрания в Посольстве, я покинул квартиру нашего контракта и перебрался на жительство в квартиру другого советского контракта. Со своими коллегами не общался. Главной заботой были покупки для семьи, которые считались дефицитом в Москве с 1984 года, после переезда из Донецка.
Наиболее ценным я считал сухое молоко в 3-литровых банках из Дании и Бельгии, кофе, шоколад и несколько блоков сигарет, которые считались дефицитом. Моя дочь – врач просила 1-разовые шприцы, их с трудом удалось достать в небольшом количестве.
На рынке покупал дешёвые женские блузки, майки, кофточки ярких цветов, которые можно легко продать. Эти «сокровища» заняли три чемодана. Итак, моя бесславная миссия завершилась. Я не сожалел об отъезде из-за интриг, эктремальных природных условий и тропического климата, неблагоприятного в моём возрасте, казарменных условий работы и жизни в среде типичных москвичей с их ментальностью.
Столичный шовинизм был вскормлен Советской властью и был исторически неизбежен. Нищета и голод народов Страны Советов в неурожайные годы не коснулись столицы, потому что вся страна кормила москвичей по приказу Коммунистической партии. В песнях и стихах, в прозе и кино всем народам демонстрировался идеал счастливой, красивой, изобильной жизни
Близкого коммунизма по всей необъятной Стране Советов.
Народы ближайших и далёких окраин восхищались величием, красотой и богатством столицы. Они мечтали увидеть хоть раз этот сказочный рай и приезжали с мешками, сумками и чемоданами запастись колбасой, сыром, маслом, конфетами и пряниками.
А москвичи из поколения в поколение ежедневно и ежегодно смотрели на приезжих и презрительно их величали « провинциальными мешочниками», которые в первую очередь стремятся отстоять очередь у мавзолея, а потом, счастливые и одухотворённые, бегут в столичные магазины.
Теперь, получив в последнем служебном раунде нокаут, я возвращался в Страну Советов, существование которой завершится на следующий год. Первой инстанцией на увольнение был Главзарубежводстрой, где я был на учёте с 1959 года и успешно стартовал в дальнее зарубежье.
Тогда поездки за границу граждан СССР были редкой удачей. Теперь я пришёл Главк доложить о досрочном возвращении из командировки. Кто знал меня в эти долгие годы , смотрели на меня с упрёком или удивлением. Здесь уже знали о скандальной истории в Йемене, но только в интерпретации Четалбашева.
Я прошёл в кабинет начальника по загранкадрами, написал Объяснительную записку и ушёл, не переживая, узнают здесь правду или поверят лживой авантюре начальника йеменского контракта. На следующий день я написал заявление на увольнение в Союзгипроводхозе.
Через месяц после возвращения из заграницы мне неожиданно позвонил Юра - "Ботва". Он уже знал мою заграничную интригу, но его интересовало другое: он пытался сделать проект транспортировки Антарктических айсбергов к берегам Арабских Эмиратов с целью извлечения пресных вод.
Ко мне просьба – помочь в документации на этот проект. Я ответил, что сделаю это, если он меня включит в число энтузиастов этой авантюрной затеи.
В Союзгипроводхоз приехал к началу рабочего дня, чтобы застать на месте Володю Калашникова в Техотделе. Он недавно вернулся из Кубы, где мы год назад готовили документацию по контрактам на 3 года каждый.
Через год работы прекратились и все специалисты вернулись домой. Когда я вошёл в комнату, там сидели оба экс-главных инженера по кубинским контрактам и….Четалбашев, которого депортировали из Йемена вслед за мной.
Неужели такой абалдуй в институте занимает должность Главного специалиста в Техотделе !? Я подошёл к столу Калашникова и попросил у него на несколько дней контрактную документацию нашего производства тех недалёких времён.
Не спрашивая – зачем?- он достал документы и дал мне. Через несколько дней я возвратил документы. А нужны они были Юре – Ботве , как образец для его авантюрного проекта с айсбергами.
За месяц до возвращения в Москву из Йемена, в июне 1990 года открылся последний, XXVIII, съезд КПСС, на котором произошло размежевание по идейно – политическим и даже национальным мотивам между столичным партийным Олимпом и партийными организациями на периферии.
Ряды партии к этому моменту уже покинуло 1,5 миллиона человек. На этом съезде первый секретарь Московского горкома партии Б.Н.Ельцин громогласно заявил о своём выходе из рядов Коммунистической партии, до этого два года назад подавший заявление о снятии его кандидатуры в члены Политбюро.
Реакция верхушки партии была болезненной, а критика безжалостной, всё это происходило на виду 19 миллионов членов партии, представителей 300 – миллионного народа Страны Советов. Драматические последствия этих событий были ещё впереди.
В этом же 1990 году Конституция менялась дважды. До этого Советской властью были приняты последовательно Конституции в 1918, 1924, 1936 и 1977 годах, но эта была не последней.
16 мая 1990 года в Москве открылся Первый Съезд Народных депутатов Российской Федерации, на нём присутствовали М.С.Горбачёв, члены Президентского совета, Политбюро и секретари ЦК КПСС и демократов России. Председателем Верховного Совета был избран Б.Н. Ельцин.