Ростов

Анна Кутырева
                фото: Никольский храм Ростова, (пр.Халтуринский-ул.Социалистическая) 

 В  годы воинствующего атеизма  и  безверия  для  ростовчан  настоящим  «лучом света»  стала  могилка старого  священника  Иоанна Домовского  на  тихом  заброшенном  кладбище. И  многим, пришедшим  к   ней  с  верой  и  надеждой,  она   помогла. В  горе со слезами шли  люди, получая   заступление   и  утешение  в  самых  невероятных обстоятельствах. «Прийдите ко мне все труждающиеся и обремененные и я успокою вас»  - сказал Господь Иисус   Христос  и  здесь,  на могилке  отца  Иоанна, совершалось чудо по Его словам. Вспоминает  Нина  Сергеевна (Сергиенко): «Однажды на работе пропал важный документ.  Пошла  на  могилку  к  батюшке. Там  была  блаженная  Маша,  юродивая. Поведала  отцу   Иоанну свое горе. Блаженная  Маша сказала: «Не плачь, найдешь свою  бумажку» , а  утром пропажа нашлась.»  Нина Сергеевна  впоследствии,  с 1993  по 1996 гг.,  была  игуменьей  Иверской  обители Неонилой.


   В  1896  году    уже  немолодой  иерей  Иоанн  приплыл на  пароходе из  Мариуполя в  Ростов   для   священнического служения. Высокий,   худой,   с  седой   бородой   и   небесно-голубыми  глазами - таким  увидели  его  будущие прихожане на ростовском причале.  Рядом с ним  стояла семья -  младшая дочь  Варвара с  мужем  Иваном .


  Ростов  произвел  на  своих  гостей  неизгладимое  впечатление .   «По  набережной,  являющейся  самым  оживленным  в навигационное  время  пунктом   города,  где  от  зари  до ночи, а  нередко и ночью  кишмя   кишил   многотысячный  муравейник  грузовых  рабочих, тянулись  громадные  каменные  корпуса  хлебных амбаров,  в которых  хранились  миллионы  пудов  отсылаемого за  границу зерна.  Тут  же находились  обширные склады железа  и  скобяного  товара,  каменного угля,  лесные  биржи, торговля   рыбой и пр.,   проходила товарная   ветвь   Юго-Восточной железной дороги » - писал  Гиляровский.

 
  В конце  19  века  Ростов на  Дону,  бывший  маленьким  грязным  городком, почти  деревней, превратился  в один  из   первых  торговых городов  Юга  России:  появились набережные,  мостовые,  пожарные команды,  сады  и т. д. 


  Известные   благотворители, купцы  Шушпановы, на чьи  средства  выросли  храмы  "Всех  скорбящих  радостей" и Андреевский, были   теперь спонсорами   строительства  небольшой  церкви  и  колокольни  в  соседнем  Нахичеване.  Батюшка  Иоанн был  здесь   строителем,  настоятелем  и  первым  священником.  В  епархиальной  книге о  нем было  записано :  «Окончил Екатеринославскую  духовную семинарию.  Законоучитель.  Священник  с  1866 года.  Вдов.»  На  новом  месте  казенного   жалования  не было, батюшка  устроился  при  церкви,  престол   которой  был освящен  в  честь  650-летия  годовщины  победы князя   Александра   Невского над шведами.


  По воспоминаниям   современников,  каменный   храм   был  великолепно  украшен: имел двадцативосьмиметровую   звонницу, был  окружен  литой оградой. Украшением  храма   являлся  и гранитный круглый фонтан с чашей, окруженный  цветущими  липами,  внутри  был  расписан  сине-голубыми фресками. 

 
  Вспоминает  духовная   дочь  батюшки  Иоанна   Домовского  Евгения  Николаевна  Сахаджиева:  «Александро-Невский  храм находился  на  углу  Второй   Соборной   площади  Толстого  (напротив ТЮЗа). Вход  в  храм был со  стороны  площади,  к   храму  вела  широкая пологая  лестница. В  памяти  у  меня остался светлый, залитый солнечными лучами  храм, под  куполом которого, как  мне   казалось,  летали   ангелы.  Перед  храмом  бил  фонтан,  по  его углам  росли  густые  липы, издававшие  во  время  цветения  чудесный  аромат.  Помню  праздник  Второй Спас.  Прихожанки в  белых  платочках, с  яблоками,  завязанными  в  чистые  салфетки  сидели  на ступеньках   фонтана , на   бордюрах   тратуара.   Было   много  детей,   которые  пришли   вместе  со  своими  бабушками  святить  мед   и  яблоки.»

По  храму  ангелы  летали,  на  липах  пели соловьи,
Священник,  Божий  Иоанне призвал к   молитве  и  любви,
И голос был строен и звонок ,  как  шум  фонтана  за  стеной,
И  разбалованный  ребенок  затих,  умолкнув  пред тобой.
Наш  Дон широкий и могучий внимал всей  мощью  речи  той,               
И разливался  еще  круче,  наполнив  воздух  тишиной.

   Высоко  ценимый  церковным  начальством,  через  3  года,  в  1899 г.  Батюшка Иоанн  становится  протоиереем, а  в  1910 г. за  свои заслуги  награждается  Орденом  Святой  Анны  I степени.  Батюшка,  помимо  прекрасных  служб,  которые  вел  в  церкви,    был  талантливым  педагогом  и музыкантом.  Напротив  строящейся  Александро-Невской церкви,  стояла   гимназия,  где  отец  Иоанн   преподавал   девочкам  Закон  Божий.   Здание   ее сохранилось -  сейчас  это средняя школа № 13. Стены, и  потолки были   изукрашены   барельефами  и  нарядной  лепниной, в   центре  вестибюля  стоял мраморный  бассейн  с  фонтаном для   золотых  рыбок.   Вокруг   в   кадках  стояли  пальмы, а  при   дверях –  большие  бронзовые  фонари. На  втором  этаже  располагалась  церковь св. великомученицы Екатерины.

    Вспоминая   годы   учебы  в  Нахичеванской  гимназии,   ростовчанка,  монахиня  Сергия  (Клименко)  пишет:  «Я  закончила  с   медалью  Нахичеванскую  женскую гимназию.  Это  была  гимназия  в   Нахичевани на Дону,  в  которой  Закон Божий   преподавал   прозорливый  старец   отец   Иоанн  Домовский.»

   Вспоминает  Евгения  Николаевна Сахаджиева : «Приехавший  из  Мариуполя в Ростов священник, сразу покорил собою паству».

Прихожане  сразу  заметили   молитвенность  и милосердие   батюшки, его любовь   и  заботу  о  простых   людях.  Известно  о  нем  было  немного:   Иоанн  Алексеевич Домовский  родился 30 марта в  1840 году  в семье  диакона в  Екатеринославской  (ныне Днепропетровской)  области.  По  окончании  духовной семинарии  он  состоял  священником  в сельской церкви  Екатеринославской  епархии.  С  юных  лет  он  очень  интересовался  пением  и церковной  музыкой:  на  месте  своей  службы  организовал  хороший церковный  хор, чем  и  обратил  на  себя  внимание  епархиального епископа , и  в  скором  времени был  переведен  в  Екатеринославский  кафедральный  Собор  с поручением  ему  организовать  церковный хор.  Одновременно  отец  Иоанн  назначен  был  ключарем , в  каковой  должности находился много  лет  и пережил многих  екатеринославских епископов.  В  последние  годы  пребывания  в Екатеринославе  у  него настоятельно  появилось  желание  сделаться приходским священником  и  он  по его желанию переехал в город   Нахичевань,   заняв   должность  священника  Александро-Невской церкви»

    Первые годы  священнического служения  в  Нахичевани  были  ознаменованы большими  стройками : в 1900 году  строится каменное   двухэтажное  здание  женской  церковно-приходской   школы;  в  1901 году   к   церкви   пристроен  второй придел  Святой  Праведной   Анны,  Матери  Пресвятой  Богородицы.  Финансировал  строительство  ростовский  купец  Андрей  Побегайлов.  Небольшая  церковь  становилась  собором.

   
   Жизнь  шла  своим  чередом:  31   декабря   1907 года  родился  долгожданный   внук   Георгий, а в  мае  1908  года отец  Иоанн  приобрел  домовладение   в   городе  Нахичевани  на  улице  Вторая  Георгиевская, 16.   Дом   был  с  широкой    парадной  лестницей, большой  прихожей.  Направо, в  комнатах, жила  семья дочери, была  столовая,  отец  Иоанн занимал  в левой половине  длинную комнату  с  одним  окном,  которая  называлась  молельня. 

   Вспоминает  духовная   дочь  батюшки  Иоанна   Домовского  Евгения  Николаевна  Сахаджиева: « В  молельне  была  удивительная  тишина  и  покой,  воздух  всегда  был  чист.  Самое  большое   впечатление  на  меня  производили  иконы.  У нас в доме тоже  были иконы, это было привычным   для  меня. Иконы  отца  Иоанна были  удивительными. Среди икон  в келии находилась  Казанская  икона  Божьей  Матери,   которой  отец   Иоанн  исцелял  недугующих. Когда я  входила  в молельню,  на  душе становилось  легко  и  хотелось  сделать  что-то  доброе. Моя   душа  переполнялась  восторгом  и  это  чувство  не  утрачено. Оно со мной.»


   Духовным  оком  протоиерей  Иоанн  видел  то,  что обычно  скрыто  от  посторонних  глаз  –   состояние  человеческой  души  и сердце его  болело  за  своих  учениц.  Когда  неподготовившиеся   к  уроку  гимназистки  просили  рассказать  что-нибудь  из  Священного   Писания,  батюшка  так  захватывающе  пересказывал    библейские  события,  что  казалось,  что  он   сам  был   их  непосредственным  участником.  И  всегда  его  уроки  были  уроками  нравственности  и духовного  обогощения.
 Мог  ли  кто тогда  предположить, что  ждало  их  в  будущем?  «Лодка  моя  легка, весла  большие  - Санта-Лючия,  Санта-Лючия,…»  -  напевала  молодежь  популярную  песенку   в  Ростове  в  те  годы.  По  городу  ходили   шарманщики,  за  ними  увязывалась   детвора,  не   в  силах  оторваться  от  сказочного  представления.  Вслед  за  веселившейся толпой  незримо,  как сумрачная   тень,  мелькал  «призрак  коммунизма»,  неумолимо  жестокий,  отбрасывающий  кровавые  сполохи. В Ростове было очень много приказчиков из магазинов и мелких лавочников, принимавших участие в революционной деятельности.   


Вспоминает  Р.  М.  Попов в книге "Записки землевольца":
"В городе было много революционеров.  В уездной земской управе  весь канцелярский состав состоял из революционеров. Чугунно-литейный завод  был к услугам революционеров. Администрация его — управляющий, конторщик и бухгалтер были свои люди. Помню,  в Ростове в летнем театре по окончании спектакля неожиданно со сцены объявили: «Хор певцов под аккомпанемент оркестра исполнит русский гимн («Боже, царя храни»)». Затем стали печатать в афишах, что по окончании спектакля будет исполнен гимн, и начало это повторяться в каждый спектакль. Сидел я однажды в большом бакалейном магазине Перушкииа. Мальчик принес афишу, читаем, — опять «Боже царя»... «Нет, господа, это уж слишком много патриотизма,— сказал один, — надо немного охладить патриотический жар актёров. Что это, — ровно и актёры решили против нас действовать? Вот что господа, если в воскресенье антрепренёр опять захочет угостить гимном, собрать побольше народу в театр и потребовать камаринского вместо гимна». В воскресенье вышла афиша с тем же обещанием — после спектакля исполнить народный гимн. Собралась в этот день на галёрке разношёрстная толпа революционеров, большинство, правда, составлял служащий торговый люд, но были тут и рабочие, и гимназисты старших классов, были даже церковные певчие. Окончился спектакль, поднялся занавес, публика в креслах, как всегда, встала, и вдруг с галёрки заревели: «Камаринского! Камаринского!» Хор поёт гимн, галерка неистово орёт: камаринского.
 Какие расчёты заставили антрепренера по окончании гимна исполнить желание галерки, — вероятно, просто ему и в голову не пришло, что это протест против патриотических его чувств, — но только кончился гимн, как оркестр начал камаринского. Сыграл, а галерка ревёт: «Бис!», в театре наступает недоумение, публика переглядывается в креслах. Наконец какой-то нашелся в креслах и выкрикнул: «Бис гимн!» — может быть, и не один, впрочем, голос раздался за гимн, но рев галёрки стоял гулом в театре, и оркестр  начал повторять камаринского, по окончании которого галёрка с криками «браво» стала выходить из театра. На  другой день по городу шли разговоры об этом события в театре, и толкование  этого события было  вполне правильное, что, мол, это было устроено с целью вывести из моды это послеспектакльное вставание и обнажение голов. "


 К   Александро-Невскому   храму   на  главной площади  Нахичевана  примыкал   дом  известного  армянского  философа,  историка,  просветителя  Ерванда  Шахизиза.  В  древности  таких  людей  называли  просто  мудрецами.  В  своих  книгах   Ерванд  Шахизиз  писал:  «Безнравственность  свила  себе   гнездо  в  разных  слоях   городского  общества,  невежество,  отсутствие   идеалов  и определенных  принципов  -  вот  что  угрожает  нор-нахичеванцам.»   Эта  стезя   воспитания  сближала  армянского  просветителя  и  русского священника. 
 Еще  во  время  своего служения  в  Екатеринославле  (ныне  Днепропетровск) в  1890  году,   батюшка  Иоанн  Домовский    говорил:   «Понимается  ли  у  нас образование,  как  полное   и  всестороннее развитие  духовной  личности  человека, как   облагорожение,  одухотворение   всех   его  сил  и стремлений,  или  же  оно  сводится к одной  лишь  книжной  учености,  к  одним  лишь,  как  говорят внешним   атрибутам,  на   приобретение  одних  лишь  формальных  прав  на положение  в обществе…?». 
Во время пребывания в Ростове  в 1897 году, Святой  Иоанн Кронштадский  на проповеди после служения  в городском  Соборе Рождества Пресвятой Богородицы, отмечал:  "Как  для  укрепления физических сил человека, так  и в деле духовного развития человек должен трудится для становления высших начал его духовной жизни".

    Со   временем    вокруг батюшки  собрались  духовно   близкие  ему люди:   юродивый  Омеля,  Анна   Антиповна,  которую  считали  прозорливой,  горбатенькая Дунечка  и   Ульяна.  Чудесным  образом   «пришла»  в  храм  чудотворная  икона  Матери  Божьей   Казанская,  которую  сам  батюшка   назвал   «Нечаянная радость»,   теперь   она  находилась  у  него  в  келии.

 
    В  саду  у  батюшки  цвели красные  розы,  и  часто  Омеля  дарил  их  посетителям, предсказывая   хорошие перемены  в  жизни.  В  Ростове  было   два  очень  почитаемых   юродивых -  Емельян и Родион, известные своей святостью. Юродивый Омеля жил у батюшки в доме и   ходил в  далекий   ростовский  храм  «Всех   Святых»,  где   просил  милостыню   и  тут  же  ее   раздавал  беднякам  и  нищим.


    В  Ростове  и  Нахичевани  было   несколько  странноприимных  домов, на  праздники устраивались  большие  благотворительные  обеды: на  Большой Садовой  большая  ночлежка  купцов  Максимовых имела  столовую,  медпункт  (сейчас  это  корпуса  мединститута);
на  улице  Баумана  (№  52) действовал  странноприимный   дом,  построенный на средства  купца Панина.

    Юродивый   Емельян   предсказал  Великую  Отечественную  войну. Отцу  Иоанну  Домовскому  он  служил  «вратарником»:  встречал  в прихожей  посетителей.  У  юродивого святого был  особый  дар:  он  предсказывал   в чьем доме человек отойдет  к  Богу и заранее  приносил все,  что положено для  отпевания.


     В  1916  году, за  год  до переворота,  протоиерей  Иоанн  Домовский   ушел  на  покой, оставив  должность   настоятеля  церкви  с  намерением  провести  последние  годы  своей  жизни  в  монастыре.  С   этой  целью он  посетил  святые  для  него  места .  Служение людям ,  молитва   за  людей   продолжала  быть   его  основной деятельностью   в конце  земного  пути.  Он  продолжал  служить  в  домашней церкви. Вместе с другими  ближайшими  учениками Иоанна Кронштадского, Святым  Ионой Атаманским,  Одесским  чудотворцем,  блаженной  Еленой  Таганрогской,  священномучеником  Иоанном  Таганрогским ( Рижским ) и др,   батюшке довелось  испить  чашу  страданий  в годы  гонений  Церкви, войны  и   голода.


    Представитель  красных войск  24-летний латыш Рудольф Сиверс, наступая на Ростов-на-Дону,  говорил: "Каких  бы жертв это ни стоило нам, мы совершим свое дело, и каждый,  с оружием в руках восставший против советской власти, не будет оставлен в живых. Нас обвиняют в жестокости, и эти обвинения справедливы. Но обвиняющие забывают, что гражданская война – война  особая. В битвах народов сражаются люди-братья, одураченные господствующими классами; в гражданской же войне идет бой между подлинными врагами. Вот почему эта война не знает пощады, и мы беспощадны".
    Добровольческая армия ушла из Ростова 22 февраля, бросив город на произвол судьбы. Единственным защитником Ростова остался отряд, составленный из ростовских добровольцев – студентов и гимназистов старших классов.  Естественно,  никакого  реального сопротивления красным головорезам  он оказать не мог.

   23   февраля,   около 5 часов вечера, «социалистическая армия» под командованием  Сиверса  заняла  Ростов-на-Дону.


  Вспоминает  Роман  Гуль,  участник  добровольческой  армии  Каледина:  "В эти дни в Ростове ощущалась необыкновенная тревога. Обыватели взволнованы, чего-то ждут, по городу носятся жуткие слухи о  приближении большевиков, слышны глухие удары артиллерии. До  Ростова  уже  начали долетать тяжелые снаряды из Батайска. На улицах появились странные, чего-то ждущие люди, собираются кучками, что-то обсуждают.  Но штаб армии спокоен - и мы спокойно  собираемся  отдохнуть. Рано утром 9 февраля 1918 года, когда  мы  еще  спали, в казармы  вбежал  взволнованный  полковник   Назимов:  "Большевистские цепи под Ростовом!" - "Как?   Не может быть?" - "Мои студенты и юнкера уже в бой ушли…" 


   Первой  жертвой Сиверса  при  вступлении  в  Ростов стал  протоиерей  Алексей Часовников, священник Войскового Казачьего круга,  которого повесили на воротах его же храма Преполовения.  После  расправы над священником Сиверс приказал расстрелять всех оставшихся в Ростове офицеров. Потом стали расстреливать  членов  семей тех, чьи сыновья или мужья ушли в «Ледовый поход».  Детей из этих семей убивали тоже. Так, на  Пушкинской улице в Ростове подчиненные Сиверса  убили  двух детей за ношение кадетской формы. Их трупы долго лежали на морозе. Убивали и стариков.


    Революционная  пресса писала: " Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции.  Стомиллионный  русский пролетариат  не  имеет никакого нравственного права применить к  Дону великодушие…  Дон   необходимо обезлошадить, обезоружить и  обезножить, и обратить в чисто земледельческую страну."

 
    В  районе Братского кладбища был  расстрелян батюшка  Иоанн (Талантов)  из  Свято-Никольской церкви,  в  тот  же  день на Новом поселении убит отец Константин Верецкий - священник  из  храма  Всех Святых.
    Отец Константин запомнился своим  прихожанам тем, что  говорил  на  проповедях пророческие  слова о Ростове:  "разрушат не только церковь, раздавят и разграбят кладбище, дети на разрушенных могилах будут играть человеческими черепами в футбол а мрамором  с надгробий  будут  украшать   театры  и  памятники революционерам… Это произойдет со всей страной.   Души людей станут больными." Ниспослано великое испытание  -  охранять единство, целостность  Державы  Российской,  и в настоящую тяжкую годину, как и встарь, наша сила  -  в единении Царя и народа,  в патриотическом единстве всех сословий и народов  России. Весь народ   должен обратиться и покаяться.  Иначе наступят еще более тяжелые времена  -  ведь история  повторяется… "
 К  сожалению  до  нас дошло очень  мало  сведений  об  этом батюшке. (1)

  Через несколько  дней был  убит  священник  из Гниловской  Евгений  Авилов.

 Революционно настроенная  толпа  в Ростове разорвала  на  части  священника. Происшедшее на глазах у  гимназистки Раисы  Даниловой  повергло  ее в ужас,  и она долго лечилась   молитвами у  батюшки  Иоанна  Домовского.

 О тех моральных пытках и физических испытаниях, которым подвергалось духовенство во время обысков и арестов, можно судить по злоключениям архиепископа Донского и Новочеркасского Митрофана (Симашкевича).  Через день после занятия города Новочеркасска большевиками, 13-го февраля 1918 года, в 12 часов дня в покои архиепископа Митрофана ворвались четверо грязных, со зверскими лицами матросов, в шапках, с папиросами в зубах и вооружённых винтовками, шашками, с револьверами в руках. Заявив архиепископу, что они явились искать оружие, они принялись за обыск. Но оружия они, конечно, не нашли и удалились. За это время у архиерейского дома собралась толпа в несколько сот человек. За время Обыска со двора были похищены архиерейские лошади. Через три часа в покои архиепископа ворвалась толпа других матросов. Их было человек пятнадцать. Они принялись за обыск, перевернули всю обстановку, рвали бумаги и грабили всё ценное: серебро, бельё, сапоги и пр. Награбив что могли, они стали совещаться между собой, арестовывать ли архиепископа или нет. Они уже хотели оставить его на свободе, когда один из них, мальчишка лет 17, сказал: «Я без него не поеду. Я его арестовываю». Тогда с ним согласились и другие, и архиепископа повезли на извозчике на вокзал, в штаб. Там матросы объяснили, что арестовали владыку за то, что он проклинал большевиков. Было приказано отвезти арестованного в Атаманский дворец для разбора дела. Пешком повели иерарха через весь город.  Шёл он в сопровождении тех же матросов и многотысячной толпы народа. Часть этой толпы, состоящая из сектантов, хлыстов и из распропагандированных уже большевиками элементов, глумилась над стариком, ругая его обманщиком, смутьяном и потрясая кулаками;  некоторые издали плевали в архиепископа. Но другая часть была настроена иначе, некоторые даже плакали, но не могли ничем помочь. Дорога была тяжёлая, грязная и шла в гору. Несчастный еле передвигал ноги. Наконец его довели до дворца, где отдан был приказ вести его в тюрьму. Снова, не дав передохнуть, повели его по городу и привели на местную гауптвахту, где он был заключён в тесную грязную камеру. Вместе с ним был помещён арестованный войсковой атаман генерал Назаров, впоследствии казнённый, и ещё один прапорщик.
Спали вдвоём на голой дощатой лавке. Сидя в камере, пришлось испытать всякие унижения со стороны красноармейцев, которые плевали в двери и угрожали смертью. Но, с другой стороны, население, разные учреждения и приход настойчиво ходатайствовали об освобождении архиепископа из-под ареста. Наконец, через десять дней его повели в здание судебных установлений, и  здесь ему объявили  постановление военно-революционного суда о признании его ни в чём не виновным. При этом  председатель военно-революционного суда объявил, между прочим, Митрофану, что революционная власть убедилась, что народ его любит. На следующий день народ в церкви с  плачем радости бросился к своему пастырю, целуя ему ноги, руки и одежду. Эта любовь народа и боязнь народного гнева заставили в то время советскую власть воздержаться от каких-либо репрессивных мер по отношению к архиепископу. В данном случае говорил страх за собственную безопасность. (Затем с  1922 по 1925 г епископ Митрофан  отбывал в Нарымском  крае.)
  14 февраля банда матросов и красноармейцев, человек в пятьдесят, частью пьяных, прибыли вместе с подводами к лазарету № 1, где лежало около ста офицеров и партизан, тяжело раненных и больных. Большевики ворвались в палаты и, нанося раненым оскорбления, начали выносить их на носилках в одном нижнем белье на улицу и грубо сваливать друг на друга в сани. День был морозный и ветреный, раненые испытывали холод и просили позволить им одеться, но большевики, глумясь, заявили: «Незачем, все равно расстреляем», - причем ударили одного раненого по переломленной ноге шиною. По уходе большевиков в лазарете было обнаружено пустыми 42 койки. Часть больных скрылась, откупившись у большевиков за деньги, а остальные в тот же день были заколоты, изрублены и застрелены за городом и брошены без погребения. Из числа погибших установлены фамилии 11 лиц: Видов, Марсов, Черемшанский, Агапов, Попов, Бублеев, Антонов, Кузьмичев,  На станции Батайск, близ г. Ростова-на-Дону, в феврале и марте 1918 года местный Военно-революционный комитет арестовал во внесудебном порядке, а затем расстрелял без следствия и суда более 60 человек, преимущественно офицеров и интеллигентов, которых обыкновенно хватали по внешнему виду, прямо с поездов.
  В конце февраля 1918 года в Персиановке, дачной местности близ г. Новочеркасска, было убито 6 мальчиков-партизан в возрасте от 14 до 18 лет, преимущественно учеников средней школы. Большевики-красноармейцы раздели их донага, выстроили в ряд на улице и тут же расстреляли, а их одежды, пререкаясь, поделили между собой. Тогда же в Персиановке по доносам местных жителей было расстреляно еще десять человек, старик-священник Иоанн Куликовский, отставной военный врач Дьяконов, 64 лет, отставной генерал Медведев, Быкадорова, 67-летняя старуха, и несколько казаков.   

   
    Через 3 месяца, в  апреле 1918 г., немецкие войска заняли Ростов-на-Дону и пробыли в нем до ноября  1918 г.  В  январе  1919 г.  власть переходит  к  генералу А. И. Деникину, который на тот момент возглавляет Вооруженные силы Юга России.

 
    В  январе 1920 года Конная  Армия  Буденнова за  полтора  месяца преодолев более  500 км  огромным марш-броском из Белгорода, неожиданно  оказалась у  северной  окраины   Батайска.
  6 января, в  яркий морозный  солнечный  день, войска красной армии  заняли  Ростов-на-Дону. Очевидцы  вспоминают: "Мороз поистине сковывал все - мороз  крещенский,  и от  него  никуда  нельзя  было ни уйти, ни  скрыться.
думается сейчас   -  как это люди  в  старых ,  легких  шинелишках могли  все  это  выдерживать.  В  сапогах  леденели  окаченевшие  ноги, из  тысяч глоток  валил  пар. А  бедные  наши  кони... Сколько  же  их  погибло! Сколько  я  виделих со  вспоротыми  животами, бьющимися  в  конвульсиях... с  жалобным  тихим  ржанием они  провожали проходящие  войска...
Дон  кипит  от  разрывов, но  кажущиеся  бесчисленными  массы кавалерии все  прибывают  и  прибывают...

  Перед  тем,  когда Добровольческая армия,  нуждаясь  в  деньгах,обратилась  к  богатейшему купечеству  Ростова за  помощью,  эта  жадная  сволочь  бросила  армии  жалкую  подачку в  несколько  тысяч  рублей. А  потом  упорно  говорили,  что  тот же  Буденный обложил  город  контрибуцией  в  несколько  миллионов,  и эти  толстосумы,  перетрусив,  заплатили  ее,  не  моргнув  глазом.   
Будущий  красный  генерал  маршал Семен Буденный  церемониальным маршим прошел  по  вымершей  Садовой, главной  магистрали  Ростова."(2)

  Реввоенсовет  Конармии отправил  следующее  донесение Реввоенсовету Южного фронта и В. И. Ленину:  "Наша славная кавалерия уничтожила всю  живую силу врага, защищавшую осиные гнезда дворянско-буржуазной  контрреволюции. Взято в плен больше 10 000 белых солдат, 9 танков, 32 орудия, около 200 пулеметов, много винтовок и колоссальный обоз. Все эти трофеи взяты в результате кровопролитных боев."


    Еще утром  9 января юркие, как воробьи, ростовские мальчишки пытались сбыть с рук вчерашние номера белогвардейских газет, где под  рубрикой  «Сообщения с фронта» достопочтенные господа  извещались  о победах белых  к  северу  от Ростова.

 
    За первое  полугодие 1920 года ДонЧК   было  быстро  "раскрыто" 15  групповых антисоветских  организаций, ликвидирована  организация «Белый крест»;  организация, руководимая бывшим полковником генштаба царской армии Лошкаревым;  белогвардейская  организация  деникинского  разведчика Лапина, насчитывавшая около 220 бывших  белых  офицеров; "армия  спасения  России"   генерала  князя  Ухтомского,  в количестве 287  человек была арестована и предана суду,  (среди них и настоятель Ростовского кафедрального собора прот. Павел Верховской).  Военно-революционный комитет Ростова и  Нахичевани   уничтожил  белогвардейские организации Попова и Ткачева,  Гербекова, Абайхановых.
  Огромное  количество казаков  эмигрировало  через  Крым в  Грецию, что бы  больше  никогда  не  вернуться на  Родину, в  лазоревые  степи. В  Ростове  в  эту  пору  стала  модной  песня: "Стонет  сизый  голубочек,  стонет  он  и день  и  ночь  его  миленький дружочек  улетел  надолго  прочь..."

   
    11 марта, около часа дня в Донской исполнительный комитет явился секретарь Комиссии по изъятию церковных ценностей т. Скляревский и сообщил, что Комиссия, приступив к своей работе по изъятию ценностей в Кафедральном Соборе на старом базаре, стала осаждаться толпой, которая пытается забраться за ограду церкви, где находятся члены комиссии, чтобы с ними произвести расправу, что толпа все больше и больше увеличивается.
Выехали к собору. Там представилась жуткая картина. Вся площадь была окружена многотысячной толпой, которая окружила ограду церкви. Все улицы прилегающие вокруг площади, были сплошь усеяны толпами людей, которые со всех концов города потянулись к площади. Как разъяренные звери, толпа, прижавшись лицами к решетке, стремилась во внутрь, чтобы разорвать в клочки находящихся там представителей власти.

Получилось организованное контрреволюционное восстание. По этому делу № 29 Ростовским  Чк  было арестовано 37 человек, среди которых были епископ Ростовский и Таганрогский Арсений (Смоленец), который на  проповеди предал анафеме всех посягающих на достояние церкви. После его  ареста  был  организован Революционный Комитет  -  отделение московской "Живой  церкви" в Ростове.
   

   Рассказывает  монах  Павел (Чехранов), священник  Никольской  церкви: "Моя очередь  была говорить проповедь. Я  избрал  тему:  81-й псалом, – «Бог стал в  сонме богов...» и коснулся  Введенского,  Белкова,  Красотина и   остальных,  и  связал с ними  обновление  крестов на соборе. Истолковал это явление в природе как предзнаменование распада церкви и вообще   Российского православия.  Досталось  и  главарям обновленцев.  Что касается соборных крестов, то толпы   народа наблюдали за ними.   Исполком собрал главное городское духовенство: протоиерея  Молчанова, Верховецкого и других. Собравшиеся дали успокоительное объяснение: ничего здесь нет чудесного, – лучи нагревают стекла в крестах, и они   отражают сияние...   Вот такое именно мое несогласие с новым церковным направлением,   именуемым «обновленческим», имело значение для моего ареста.
   Привезли в Бутырку, ввели в приемную-раздевальню. Прислуга –   мужчины. Вещи надо было осмотреть, но прислуга объявила: «Товарищи,   священников не обыскивать, они  за  церковь арестованы...» Не обыскивать! Некоторые из них говорили: «Вы за веру стоите... Не беспокойтесь, мы не пойдем за ними...»
   Архиепископ  Митрофан отвечал им:  «Они  могут обмануть вас, подменить  нашу веру...»

      Владыка Иосиф, бывший келейником епископа Арсения в своей  книге  описывает:  «По возвращении из Москвы, побывал я в тюрьме и у владыки нашего Арсения. В Ростове у нас было полное смятение, никто ничего не понимал. Во главе епархии стоял прежний епископ Феофилакт , и многим казалось это вполне нормальным. Но то, что в это же время в тюрьме сидел владыка Арсений, смущало далеко не всех. Не смущало это и прозорливого старца Иоанна Домовского, строителя и настоятеля великолепного Александро-Невского собора . Владыка Арсений во время моего посещения сказал мне: «Пойдите к отцу Иоанну и скажите ему от моего имени, что он не может так поступать. Живоцерковники — не православные».
Страшно было идти к отцу Иоанну с таким поручением, так как он был не только прозорливец, но и целитель многих. Войдя в келью отца Иоанна (старцу было восемьдесят  два  года- Ав.), я остановился и сказал: «Отец Иоанн, я пришел сказать вам то, что поручил владыка Арсений». Когда я передал ему буквально слова Владыки, отец Иоанн начал плакать и рыдать. «Передайте Владыке, что я не знал всего, я хочу умереть православным», — сказал он в ответ. Вот какие страшные времена тогда были». Владыка Арсений, получив пять лет, был сослан на Соловки».
 
       
   На   площадях и окраинах города валялись неубранные лошадиные трупы. Вспыхнула эпидемия брюшного тифа. Пострадала и внучка отца  Иоанна Маруся (ее матерью была старшая дочь батюшки Анна). В то время ей было всего 11 лет. Очень высоко поднялась температура, начался бред. Положение было критическим.  Вспоминает  духовная   дочь  батюшки  Иоанна   Домовского  Евгения  Николаевна  Сахаджиева:  «Батюшка помолился у себя в келии, взял Казанскую  икону Божией Матери, которой он исцелял  больных, принес ее Марусе и сказал:  «Если  можешь, смотри и молись».  К  утру  температура  спала  и началось выздоровление».
   
  К 1923 году  в  Ростове было закрыто 7 церквей. В  остальных  служили  обновленцы. Верующие стали собираться в доме батюшки. В воскресные и праздничные дни в его келий торжественно и  чинно совершались богослужения. А также служился акафист великомученице Варваре; ноты припева и аллилуария отец  Иоанн  написал собственноручно, как и ноты духовного песнопения «Святый Боже» (произошло это в 1929 году). Он же руководил созданным им хором. После службы  батюшка произносил проповедь, а потом беседовал  с  каждым  индивидуально, называя  своего собеседника «деточка». Об о. Иоанне среди Ростовской паствы высказывалось мнение: «Он — копия, отпечатанная Богом для утешения людей с о. Иоанна Кронштадтского: тот же дух, та же сила, тот же магнит, притягивающий к себе покоренные им сердца».

  Поток  верующих  у  дома батюшки вызвал  подозрение со стороны ЧК, и однажды батюшку увезли на допрос.

 Из  воспоминаний О. Литвиновой: «Оставшись наедине со следователем, о. Иоанн сказал: «Я отсюда  никуда не уйду, а вот вам  сейчас надо быть дома». Следователь усмехнулся, но домой все-таки поехал и застал такую картину: жена  стирала на кухне, а  на балконе на примусе готовился обед. Балконная дверь была открыта, рядом  в  колыбели спал его сын. Ветром   занавеску унесло к примусу, она  вспыхнула, и  когда следователь вошел  в  комнату,  пылающая  занавеска приближалась  к  колыбели. Опоздай  он на  минуту, и пожар был бы неминуем. Вернувшись в кабинет, следователь сказал: «Идите домой, батюшка, вас никто больше не тронет».

1 Екатерина  Росинская  "И обрящете  покой  душам  вашим",Ростов  на  Дону, 2018 год
2 "Казачья  исповедь"  Николай  Келин, ВОЕНИЗДАТ, 1996  год