Т.н. современная философия – это свалка информации. Зачастую – дезинформации вполне определенного пошиба.
***
«…список официально финансируемых правительством США российских НКО, любезно переведённый коллегами с "Warandpeace". От себя отметим только самые интересные пункты: Комитет солдатских матерей, Центр экстремальной журналистики, "Фонд поддержки инициатив по свободе информации", "Фонд "Независимый пресс-центр", "Лига защиты гражданских прав", "Межрегиональная ассоциация "Агора", "Международный центр защиты", "Левада-центр", "Общественный правозащитный центр Кабардино-балкарской республики", "Матери Дагестана за права человека", "Мемориал", Ассоциация "ГОЛОС", "Чеченский комитет национального спасения", "Независимый центр юридической экспертизы", "Центр общественной информации", "Информационный аналитический центр СОВА", "Матери Чечни"» [odnako.org, «Это интересно. Госдеп обещает "найти новую форму оплаты" российских правозащитников»].
***
Эти субъекты из закавыченной свободы (радио «Свобода»): Кулистиков, Абаринов, Герман, Портников, Грабовский etc. – единственное, что могут втюхивать непереборчивому, тупому обывателю, так это нечто закавыченное. Они и сами – закавыченные. «Демократы», «либералы», «рыночники», «общечеловеки»… Они – как-бы. Они – вроде. Они – типа того.
Закавыченные племя.
***
Удальцову – метлу и ножницы в руки, Немцову – шмон, Навальному – мосол от «Аэрофлота» и распечатки из эл. почты, Ксении Общак – 40% неуплаченных (утаенных) налогов, всем вместе: ужесточение закона о митингах и закон об НКО («агентура»), совершенно изумительная операция по разорению гадюшника «по правам человека»: СПЧ; всей этой шобле, вместе взятой: презрение и чувство очень здорового и искреннего омерзения… Лепота.
***
Лучше не начинать, чем начинать не лучше.
***
«Битлз» – самый удачный западный (при поддержке внутренней коллаборатуры, разумеется) проект по одурачиванию людей. Особенно молодых.
…Парни с рабочей, пролетарской окраины Ливерпуля. Вертикальный взлет «из социальной грязи в князи». «Страна равных возможностей и сбывающихся мечт». «Каждый может стать Фордом»…
***
Уроды из массдезия, – особенно из интернетовских новостных сайтов, – неделю целую кряду сладострастно сообщали «мировой общественности» о том, как Мелкобритания тянет, волынит, мотает с визами и прочей бумажной хренотенью для русских участников в связи с открывающимся, кажется, 09.07.12г. в Фарнборо очередным международным авиасалоном. (Это, к слову, все, что остается крысюкам, чтобы попробовать «повоспитывать» Россию.
Ну, там, за Сирию, Иран, закон об НКО, за «пусек», еще много за что…).
И вот, 08.07.12 – радостная весть: «Русские витязи» остались без авиасалона в Фарнборо».
Недоноски, эту фразу надо писать, – и читать, – ровно наоборот: «Фарнборо остался без «Русских витязей». Аминь.
***
Извращенцы были, есть, и, вероятно, будут во все времена. Речь может идти об их количестве и степени влияния на нормальных людей.
Так и в философской «песочнице». Была донаучная, есть вненаучная (заблуждаются) и есть антинаучная (сознательно втюхивают). Вот продуценти, разнощики и носители этой и такой, – антинаучной, – «философии» и есть типичные извращенцы. Как их можно узнать? По методологической ширинке сзади. Маркеры: плюрализм, нелинейность, наратив, дискурс, парадигма, постмодерн… Словом, «палата №6» .
***
Сегодня вся предысторическая (отечественная и забугорная) шобла, – включая и «снегурочку», – напоминает мне Pussy Riot. Вся.
***
Саркозел при ближайшем рассмотрении оказался саркозявкой.
***
Поле Куликово, Поле Бородинское, Поле Прохоровское, поле Целинное и: Болотная площадь, проспект Сахарова, тупик Солженицына, переулок Ельцина, закоулок Горбачева…
Почувствуйте разницу.
***
Фланирующая, – где (и если) разрешит московская управа, – либерал-демократия.
ЗЫ: Быков, Акунин и т.п. – фланирующая «литература».
***
Доренко питается курятиной, извлеченной из Pussy Riot. Примерно такой же «информационной курятиной» он пытается пичкать свою аудиторию. Гурман…
***
Россия. Москва. Красная площадь. Вот уж почти столетие целое почти километровая очередь людей со всего мира – в Мавзолей Ленина. Взглянуть. Поблагодарить. Почувствовать сопричастность к великому, к величественному.
…Вы думаете, гнидотень, ратующая за «вынос тела», имеет в виду что-либо иное, кроме как «умножить на ноль» эту живую, нескончаемую очередь? Вынести тело, вынести дух (книги В.И. Ленина), вынести дело (дело утверждения действительного гуманизма) – вот логика «процесса». Его сверхзадачи.
***
Отдельные лица (партии), которые общему делу предпочитают всеобщую ругань.
К вопросу о лаконичной характеристике нашего индивидуалистично-демократического (и пр.) партийного плюрализма. И – соответствующего «политикума».
***
Уроды, ухватилось за «стали более лучше одеваться». Хотели выгоготать 139 млн. «Свет из Иванова» и «Игорей из Челябинска». А, заодно: попытаться сделать г. Иваново и г. Челябинск (ну, в идеале, разумеется, хотелось бы – всю «эту рашку» – Россию): нарицательным.
…Света Курицына зажигает. Как для своих 19-ти неполных годков: человек!! И никакие глумливые мишаевы и Ко, и никакая троллящая гнусь из норок… ничего с ней поделать не может. А почему? «В чем сила, брат?..» Потому, что за ней – правда.
… А образование – дело наживное.
***
Россиянин – неукорененный русский.
***
Россиянин – перепаленный русский.
***
Россиянин – кастрированный русский.
***
Россиянин – превращенная форма русского.
***
Диалог дурака с идиотом. Ну, «об искусстве». И не пухнут же с голоду, мерзавцы. Кто-то же ту блевотину, которую они производят на свет Божий без малейшего «насилия над мозгом» (по той причине, что там насиловать нечего!) потребляет. Да еще этот таинственный «кто-то» и зарплату платит этим прожорливым проходимцам (а имя им – легион; и самим дериватам (экспертам, искусствоведам, истолкователям etc.) и самому «авангарду». Тут ведь что главное? Чтоб «эти совки» («рашки» и т.п.) – «столбенели».
«…Валерий Анашвили, как любой философ, оснащен высоким лбом. И, как любой бородач, любит и ценит жизнь, раскрывая ее через деталь (между прочим, в одной из рестораций знакомит публику с виски, рассказывая про купажи и обучая деликатно пользоваться убойным продуктом). Он отлично управляет жестом и голосом, по-спортивному подобран, но не агрессивен, и этот сдержанный полемист безжалостно и с первой же попытки загоняет меня в угол.
«Где в Москве можно увидеть современное искусство?» – спрашивает он, подавшись вперед. – «В залах Третьяковской галереи на Крымском валу. Или в Московском музее современного искусства», – отвечаю первое, что приходит в голову. – «И кто там из имен, в Музее современного искусства?», – цепляет меня иронично. – «Зураб Константинович, разумеется. Хороший рисовальщик. И акварелист», – смеюсь я, защищаясь. – «А где в Москве можно посмотреть коллекцию Уорхола? А Поллака? Или, например Тоби? Или Стеллу с Рихтером?», – подает он ладони вперед, разводя их, будто выпуская хрупкий стеклянный шар на поверхность стола. Ничего в этом шаре не разглядеть, ни Ротко, ни Кабакова, точно. Ни прошлых, ни нынешних.
«Современное искусство расширяет горизонт обыденности, художественный язык современности меняет пространство, но в парадигме общественной значимости его нет», – сетует Анашвили. Такое изъятие для него принципиально и изрядно возмутительно. Еще он говорит об этапах освобождения человека. Я вижу это как подъем по ступеням египетской пирамиды ценностей, выстроенной не рабами, а Маслоу, и совсем по другому поводу. Если бегло, его теория выглядит так: люди освобождены политически, граждански («Понятна степень условности этого заявления», делаю для себя оговорку). Потом они освобождены интеллектуально («Изменилась общественная роль церкви и снизилось давление общественных социальных систем», – пытаюсь истолковать). Следующий шаг, по Анашвили – освоение индивидуальности.
Абстрактное искусство не нуждается в точном понимании художественного замысла, здесь важнее личные ассоциации и глубина переживания. Оно по определению свободно от догм и постулатов. «Эмансипирование форм взаимодействия с окружающей средой привело к необязательности насилия над мозгом», – формулирует он, отмечая, насколько абстрактное искусство чуждо медиа с их оболванивающим давлением.
Вот о чем говорит философ: роль современного искусства – раскрепостить мысль, выудить, отрефлексировав, смыслы у обыденности, научить ценить человеческую индивидуальность, самость. Я бы взял на себя смелость отметить: в этом сосредоточена общественная ценность современного искусства. Все остальное – производные.
Москва отменила закон шести рукопожатий, через которые все знают всех: «Фейсбук» расстарался. Темпераментное высказывание Анашвили, разбежавшееся по Сети: пример организации музейного пространства – задвинутый, зажатый и абсолютно случайный на Крымском валу Малевич. Гастарбайтеры забыли кусок гипсокартона, – не сильно утрирует Анашвили, – на него водрузили «Черный супрематический квадрат», и он висит там из последних сил; служители музея, отыскав возле метро ржавую секцию ограждения, на всякий случай закрыли к нему доступ – как к месту проведения строительных работ. Вместо горделивого места в отдельном зале – унижение. Вдобавок, национальное достояние (вообще-то в России «квадратов» всего четыре) старательно «заровняли» с остальным русским авангардом 20-х, будто стесняясь настаивать на его значимости. Зритель «Третьяковки» не искушен, и с ним опасно спорить, чтобы совсем не потерять – думал я, когда читал страничку Анашвили, и пытаясь объяснить причины такого небрежения.
Воспитание на идеологически правильном соцреализме все еще определяет запросы, вкусы, предпочтения: мишки в сосновом бору, а не кусок черного, провокативного, порубежного, всегда сопровождающегося плебейским «и я так могу». Музей не идет на конфронтацию, ему утомительно напрягаться.
Анашвили негодует: для него глубина абсурда в том, как подана одна из главных работ минувшего столетия. Свидетельство самоуспокоения и отрицания собственной значимости музейным сообществом. Работа по созданию среды – все эти винтики и стяжки, – кропотливая, благословенная и безальтернативная. Но она игнорируется.
Сама экспозиция сформирована по простой структурно-логической схеме «авангард – не авангард», говорю я. «Системообразующие контекст, мотив или колористическая гамма проигнорированы», отмечает Анашвили, характеризуя развеску картин.
Рассказываю о единственном в мире музее одной картины в Пензе: сильное впечатление; концепт позволяет сосредоточиться на главном. Соглашается со мной. «Квадрат» должен висеть в отдельном зале, став как «Мона Лиза» для итальянцев – предметом гордости и вожделенной 1 встречей для американцев, китайцев, англичан, немцев, датчан и разных прочих шведов. «В полумраке «квадрат» должен быть освещен, и войдя в зал, зритель должен столбенеть, чувствуя его необычную мощь», – рисует натуралистическую картину Анашвили, желая выделить энергичный прорыв русской иконы XX века.
«Одна из трех главных работ трех главных имен – Малевича, Пикассо и Дюшана, определивших дальнейшее развитие искусства», – говорит Анашвили про «квадрат». Думаю про себя: «Или Малевича, Мондриана и Кандинского». Думаю, вероятно, слишком громко, потому как он тут же воспроизводит угрюмые отговорки музейщиков, лишающих ценителей увидеть всю парадигму авангарда: «Ключевые работы Кандинского написаны не здесь». Во всех музеях мира есть русский авангард, гордость коллекций, но в России музея русского авангарда нет.
Понятно, отчего призыв к переформатированию отношений с русским авангардом исходит от философа, а не музейщика – вымотавшегося, выдохшегося, сдувшегося и вынужденного по большей части выражать нежнейшую искренность к власти и осмотрительную благоразумность к собственным начальникам.
Позиция сия имеет известные последствия: перечислим их, пожалуй. Нет развитого арт-рынка, отсутствуют механизмы образования реальной и конкурентной стоимости картин. Музеи на скудное государственное воспоможествление не в состоянии закупать работы известных мастеров. Частные коллекции поддерживаются «серым» рынком, при этом, отмечает Валерий Анашвили, «частный коллекционер не готов получать риски экспроприации, рейдерство или откровенную уголовщину», и потому так мало выставок из частных коллекций. Собирательство практически невозможно: нет традиций, не воспитан вкус, отсутствуют предложения разного ценового диапазона, и картины ушли из городских квартир. Мой собеседник итожит: невозможно сформировать яркую выставочную экспозицию. Я добавляю, нет и мощных перестраховочных компаний, которые поддержали бы интенсивную выставочную деятельность: знаковые работы в таких условиях делаются в Россию «невъездными», оставаясь за рубежом, а заметные выставки можно пересчитать, загибая пальцы одной руки.
Правильно организованный музей ничто не заменит. Живопись – не библиотека изображений. «Искусство раскрывается только через индивидуальный контакт, его нельзя увидеть на мониторе», позорит Анашвили суррогатность и несостоятельность «цифровой живописи». Иное эмоциональное воздействие и детали скрыты. На московском предпоказе аукционного дома «Кристи» в особняке Муравьева-Апостола охрана позволяла рассматривать выставлявшиеся картины настолько близко, насколько у нее выдерживали нервы. Он обнаружил, что работа «Прекрасная весна на фоне арктического полотна (с бабочками)» Херста на самом деле трехмерна, и бабочки как будто бы еще не стряхнули на кисть пыльцу в своем сумасбродном полете, оставшись пугливыми, невидимыми, их не разглядишь, не оказавшись перед полотном.
И тут же, опровергая только что сказанное, мы, как заговорщики, склоняем головы к его смартфону, пролистывая фотографии. Музей на окраине Берна, куда на трамвайчике, как добропорядочный горожанин, Анашвили недавно добрался. Здание идеально вписано в ландшафт, крыша повторяет излом сизых гор, подернутых туманом. Музей будто намеренно стеклом подчеркивает доступность взгляду. Предел визуальных мечтаний. Стекло омывает вода, природнившись. Можно неспешно обойти вокруг здания по дорожке. Посидеть на лужайке. Даже не заходя, разглядывать выставленные работы: там сейчас Джефф Куне со своими сумасбродными фигурами. Хоть до полного окоченения можно пялиться на посетителей. А если солнце вдруг начинает усиленно припекать, опустятся автоматические жалюзи, предохраняя полотна. Внутри диваны, журнальные столики, на них каталоги. Провоцируют полюбопытствовать, что натворил художник. Частный музей – идеально организованный бизнес, служители незаметны и предупредительны. «Все сдержанно, просто и работает как бизнес-проект. Идеальное место для досуга», итожит он опыт личного проживания европеизированного художественного рая.
Изуверская изощренность кроется в необременительности и деликатности. «Непостижимым образом искусство абсорбируется в моменты твоей уязвимости. Когда ты расслаблен, умиротворен», – говорит он.
Потом вдруг, перебивая себя, спрашивает: «А какие флаги в Москве на мостах? – «Реклама «Райффайзен-банка», почему-то отвечаю. – Он показывает: «Базель. Отель с видом на центр города. Мост. А вот на этих флагах написано – «Ренуар». Крупнейшая выставка. В отеле на рецепции продают какие-то полупрянички, на коробке принты Ренуара, повсюду буклеты, флайеры. И так – в каждом отеле. У городского сообщества – значимое событие, поддерживающее имидж города».
Конечно же, не мог не поспорить: красиво, чтобы музей авангарда, располагаясь в центре города, был виден отовсюду – как кремлевские башни. Нереально круто, но девелоперы явно не христиане. Современное здание можно строить в каком-нибудь Южном Бутове, посреди бурьяна и репейника. Впрочем, еще не ясно, как посмотрят на такое соседство сосланные на поселение госорганы. Под расширившуюся, как перебродившее вино, столицу и выплюнувшую, словно пробку, проект «Большая Москва», Медведев запускает законопроект об инфраструктурных бумагах. Выкупать которые предсказуемо обяжут корпорации – бюджет не осилит. Разумеется, про музей авангарда речи не идет...
Увлекательное занятие: обсуждать несуществующее. Несмотря на яростный манифест, по «географическому» пункту распропагандировать Анашвили удалось, переспорил. Согласился милостиво: пусть будет на окраине, как в Базеле.
Теперь пойдет текст со сплошной частицей «бы». Появись такой музей, он не только устанавливал бы свежие нормы художественного языка, минимальными средствами эффективно взаимодействуя со зрителем и втягивая его в современное искусство, но и поддерживал бы арт-рынок. «Черный квадрат» Малевича усилил бы капитализацию музея, работая на имидж города. Борис Гройс – главный теоретик современного искусства – написал бы нужные слова. «И этот музей сделался бы гарантированной крутотенью для туристов, собрав рассеянные по случайным коллекциям работы», говорит Анашвили. Что ж, по Гройсу, в эпоху тотального туризма это и есть привлекательное городское инобытие, вполне себе альтернативное.
Меня восхищает позиция философа Валерия Анашвили. Беда в другом: набери он под своим проектом в «Фейсбуке» два миллиона лайков, ничего не изменится. Мы давно оказались, заглянув в подворотню, на каких-то огромных, бесконечно гулких и пустых задворках, не выбраться.
Мишки все еще бродят по лесу, левитановские тени лежат на снегу, айвазовское море раскинулось широко, а метро, заделавшись культуртрегером, на Арбатско-Покровской ветке старательно избегает возить Матисса с Сезанном, не то что Кандинского с Филоновым: предпочитает грустную Аленушку в толстой раме со светодиодной подсветкой. Так понятнее.
Затяни волынку, обыватели московских кофеен не поймут, о чем это ты. Ощущению атмосферы безопасного мозгового комфорта, диковатые краски, странная геометрия линий и нелепая кривизна фигур чужды; финансовое благополучие создает ощущение правильно сделанной жизни. Образовавшейся безо всякого авангарда, и что? Какие неудобства? «Эту самую» абстрактную мазню имеете в виду? Ну-ну...
Национально-ориентированный капитал нынче не способен на безумства, если они не обеспечивают расположения начальников страны (см. раздел «яйца Вексельберга»). Самарский виноградовский «Черный квадрат» выкупил Потанин, определив его в Эрмитаж, но когда это было. Неверно утверждать, будто бизнес не поддерживает современное искусство, игнорирует его: поддерживает и галереи, и коллекции собирает, вот банк «ЮниКредит» не так давно на «Винзаводе» показал «Люди и город». Но на мегапроект замахиваться никто не решается...
А теперь пойдет сплошное долженствование. Нужно влюбляться в работы сумасшедших художников, которые не умеют ни вести себя, ни разговаривать; нужно потакать их капризам и терпеливо сносить их истерики. Нужно торговаться. И делиться приобретенным. Приблизительно, как купец Сергей Щукин, сделав в своем доме в Большом Знаменском переулке музей современного искусства задолго до национализации работ в 1918 году. Нужно прекратить удивляться стоимости «мазни», а умело инвестировать в современное искусство. Искусствоведам придется прекратить брезгливо реагировать на невежество бизнесменов. Самим художникам нужно научиться не воротить нос. Нечистые ногти и запах, раздававшийся от владельцев чикагских скотобоен, как навязчивый кошмар, наверно, долго преследовали тех, кто собирал им импрессионистов. Зато теперь в Чикагском институте искусств появилась возможность потеряться на целый день...
Распрощавшись с Валерием Анашвили, думаю о личном невезении. Моя заряженность разговором точно выплеснется теперь на завтрашнем «круглом столе», где я буду говорить о современных управленческих решениях в преобразовании музейного пространства. Милые и обаятельные дамы-искусствоведы, которых я прекрасно знаю, вдохновенно расцарапают мне морду. Возможно, еще в зале, сразу после окончания, но еще до начала фуршета. Терпеливо снесу: современное искусство, как ни одно другое, требует жертв» [Юрий Санберг, «Не так висим! Увлекательное занятие: обсуждать несуществующее»].
…Да нормально вы висите, ребята (и девчата). Тяжким камнем. На ногах и шее у людей труда и людей творчества. И расцарапать вам морды – это что слону дробина… Аминь.
***
4 июля – День от американской зависимости.
***
«Мышью щелкать и копипастить может даже шимпанзе». Да, судя по сущей блогосфере, за редким исключением и изьятием – чистая правда.
***
Кроме прочего, это шакалье «взялось» за Сирию еще и потому, что через ее территорию проходит кратчайший нефтепровод из Ирака к побережью. Сейчас он сухой. Если Сирия станет пиндосовским (либо, – что то же самое, – НАТОвским) протекторатом, то этот нефтепровод заработает очень, – ну, чрезвычайно, –интенсивно. Столь же интенсивно пойдет вниз цена на нефть. А это, – о, грезы, грезы, – возможность основательно выпотрошить через год-два Россию. Так чего б не понапрягаться? Так это же лишь: в том числе…
***
РЖ. Скулеж стоит на всей России. Большой скулеж. Скулят. Скулит некий Антон Семекин по поводу того, что в Рязани, известной лишь «официозным региональным культом Сергея Есенина», да «брутально знаменитым училищем ВДВ» прихлопнули лавочку, известную как «день радика» (полагаю, было за что); скулит собчачка: «в лучшем случае – придется заплатить налоги, в худшем – рвать когти». А со всех теле- и радиотусовок ее и так грязной метлой выметут; скулят некие Ю. Санберг и В. Анашвили, что Москву не хотят осквернять Музеем мазни (извиняюсь, «авангарда»); скулит некий А. Морозов: «Регионы не пробудились. Миллион не вышел. На Путина не подействовало»; скулит некая Е. Дайс, что Россия «не успела перейти под чутким руководством демолибералов на сплошной мат»; скулит от «неудовлетворенности прожитой жизнью» некий Ю. Санберг; скулит беспричинно (впрочем, он всегда скулит) некий С. Митрофанов; скулит главный по РЖ: ГОПник. Он скулит комплексно и многоаспектно и по всем азимутам. Скулит Познер. Скулит… Да весь жопкин хор. Становится солистами.
Что-то очень правильное в России делается и происходит, если такой дружный и протяжный художественный скулеж по ней идет.
***
О сути «импичмента», объявленного двумя палатами парагвайского парламента с поразительной стремительностью и удивительным единодушием законноизбранному президенту (Парагвая) Франсиско Луго – в добротном и довольно проницательном материале Льва Вершинина (эл. ресурс «Однако»).
«…Смысл происходящего ясен. Это, в самом деле, как сформулировал Луга, «скрытый государственный переворот», и оценить ситуацию иначе, чем оценил её Эво Моралес, президент Боливии – «Это месть богачей и латифундистов, в этом деле чувствуется рука империализма и международных правых сил», – нельзя. То есть, операция из того же ряда, что неудавшийся переворот 2009 года в Гондурасе и (тоже безуспешная) попытка организации «оранжевого» мятежа в Боливии. Не говоря уж об охоте на Большого Уго, однажды предположившего даже «американский след» в возникновении у него, здоровяка и спортсмена, рака.
Это, конечно, чересчур. Конспирология чистейшей воды. Но, учитывая избирательность страшной болезни, сразу после избрания поражающей латиноамериканских лидеров, не стоящих навытяжку перед США (Кристина Фернандес де Киршнер, Луис Инасиу Лула да Силва, да и тот же Франсиско Луго при полной неуязвимости «друзей Америки» поневоле возникает мысль, что, возможно, не такая уж конспирология.
Итак.
Дрейф Латинской Америки «влево» и сближение «радикальных антиимпериалистов», группирующихся вокруг Чавеса, с «умеренными» Аргентиной и Чили категорически не устраивает США, и США не намерены с этим мириться. Тем паче, что левеет и Бразилия, всё увереннее занимающая ключевые позиции в мировой экономике. Сами понимаете, в рамках БРИКС. Обстановка в мире накаляется, эльфам нужен крепкий тыл, и ради решения этой задачи они пойдут на многое, а то и на всё. В связи с чем, не удивляет быстрая реакция Москвы («Надеемся, что все политические силы страны будут действовать в рамках правового поля, уважая суверенный выбор парагвайского народа») и Дели, выступившего в том же духе. Думаю, не заржавеет и за Пекином» [Лев Вершинин, «К парагвайскому перевороту: когда у элиты нет надежды на твиттер-хомячков»].
***
Ксения Общак. Для политической ОПГ.
***
Правильно написал в KM.RU 25.06.12 г. Сергей Черняховский: «Кулистикову, этому ЦРУшному выб…ку, должен писать письма не министр культуры, но главный санитарный врач России. Ибо это – палочка Коха».