Это был никакой не дуб – а просто старый разросшийся тополь. Дубы у нас не растут. А этот тополь рос во дворе художественной школы, совсем рядом с открытой верандой, деревянный пол которой звенел зимой от наших промороженных башмаков. Мы специально топали погромче, чтобы услышать свои звонкие морозные шаги. Нам хотелось услышать свою молодую силу, которая, конечно же, никогда не состарится, как этот древний тополь во дворе.
Летом мы сидели с мольбертами возле веранды, рядом цвели одуванчики – мы рисовали тополь, все его морщинки, все его уставшее старое тело. И хотя я знала, что дубы не растут в нашем крае – но на уроке литературы, когда мы читали у Л. Толстого про старый дуб, – я представляла всегда себе тот самый тополь…
Мы рисовали его – и в это время раздались звуки похоронного марша. В те времена хоронили торжественно, с музыкой, процессия шла через весь город, останавливая движение. Дети выбегали из дворов, чтобы посмотреть, кого хоронят.
- В честь чего эта музыка? – спросил мой брат. Он сидел с мольбертом рядом со мной и тоже рисовал тополь. Он спросил, чтобы скрыть свой страх, этим вопросом он хотел отгородиться от тяжелых, тягуче-долгих звуков.
- Наверное, праздник, - сказала я. И все засмеялись.
Я ответила так, потому что мне тоже было страшно от ритмично падающих, как тяжелые шаги, трагических звуков. Они совсем не походили на наши юные, звонко-морозные шаги по утрам, когда мы в утренней темноте зимы вбегали на освещенную веранду и громко стучали башмаками, – чтобы все видели и слышали, как мы молоды, как далеко нам до старости – ведь мы никогда не умрем!..
И поэтому все засмеялись облегченно и продолжали рисовать.
Я все-таки нарисовала дуб, а не тополь. Дуб у меня получился таким же старым, как и настоящее дерево в нашем дворе, но листья его, его плоды (еще зеленые, еще не ставшие коричневыми и блестящими) – они словно давали надежду на жизнь, потому что были ярко-веселыми, удивительно молодыми, энергичными. Они были живыми.
Учитель долго смотрел на мой рисунок – а потом поставил в нижнем левом углу маленькую «пятерку». Оценки он всегда ставил в нижнем левом углу, и всегда они были крошечными. «Чтобы не мешать пейзажу», - говорил учитель. Или: «Чтобы не мешать натюрморту». Или – портрету.
Рисунок потом часто отдавали на разные выставки. Он был в рамке, оценка терялась под рамочным обрамлением, выглядывал только верхний хвостик, похожий на травинку.
***
Я никогда никому не рассказывала, что умею рисовать. Знакомясь, уклончиво говорила, что работаю в офисе, занимаюсь делами фирмы по работе с рекламой. Этим теперь трудно кого-то удивить – и вопросов мне не задавали. А недавно, в купе скорого поезда, моими соседями оказались молодая мама и маленькая девочка Соня. Соня тут же дала мне карандаш и бумагу – и я радостно нарисовала домик, солнце, цветы. На другом листе – заячье семейство. Потом – медвежат. Соня зачарованно смотрела, а мама спросила, где я научилась так хорошо рисовать. «В художественной школе», - машинально ответила я и тут же спохватилась, что впервые в жизни я забыла скрыть свое умение. Дети из соседних купе просили нарисовать птичку, зверька, человечка… Я выполняла все заказы. Уже почти ночью я нарисовала Соню – она стояла с карандашом в руках у мольберта и рисовала натюрморт – кружку, кувшин с молоком, кусок драпировочной ткани, складки которой, казалось, выходили за пределы рисунка. Рисунок я назвала «Натюрморт с кружкой». Я объяснила Соне, что означает слово «натюрморт». Я сказала ей еще, что название рисунка надо всегда писать в кавычках – потому что это как будто бы не я назвала так рисунок, а та девочка Соня с мольбертом. «У меня такая же кружка!» - обрадовалась девочка. Она вынула из пакета свою кружку и показала мне. На кружке нарисован был дуб – тот самый давний рисунок, который я сейчас повторила в своем. Это была пустая копия, наивная репродукция, но в нижнем левом углу я разглядела живой завиток, похожий на травинку.
И все сразу вернулось – потому что ничего не умирает. Словно в темной пустоте раскрылось неровно, как створки раковины, огненное отверстие – и новорожденная Душа из небытия вернулась в вечно живой, радостный мир.