Сука лежала и плакала. Сегодня у неё отняли малышей...
Еще утром они копошились рядом, чмокали розовыми язычками, захватив ротиками набухшие соски, боролись за место у тёплого материнского живота, - десять маленьких черных щенков с белыми воротничками на шейках, с такими же пятнышками на мордочках и носочками на передних и задних лапках. Толстенькие бутузики только начали смотреть на мир круглыми глазками-бусинками, любопытно и восторженно, потому что мама была рядом, а это - и безопасность, и тепло, и пища, и защита.Здоровенькие, очень активные, еще не умеющие хорошо ходить, тем более бегать, они резво ползали рядом с матерью и по ней, уже пытались играть друг с другом, задираясь лапками и беззубыми ротиками. Маленькие бархатные ушки, ещё не висячие и не стоячие, как черные латочки обрамляли головки. Поиграв немного, щенки быстро уставали и засыпали в один миг на том же месте, где их сморил сон, кто-то уткнулся носиком в мамин бок, некоторые лежали вверх животиками, раскинув крохотные лапки, несколько малюток прижимались друг к другу и сладко сопели во сне.
Собаку привезли с её семейством из двора четырёхэтажки, где она жила несколько лет в сооруженной жителями конуре, там же у неё не раз появлялось потомство, которое люди, опекавшие собаку, старались определить в хорошие руки. Щенки всегда были красивые, умные, добрые, как и мама. Рядом с будкой стояли две мисочки - с водой и пищей, никогда не пустовавшие. Жильцы дома, в основном старушки, любили и оберегали свою питомицу и звали ласково Чернушкой.
Два дня назад во дворе появилась машина, из которой вышли два мужчины и направились к жилищу Чернушки. В нос ударил запах псины, крови, пота и чего-то очень неприятного. Собака услышала голоса, насторожилась, заволновалась, зарычала. В один момент, ловко поддев петлей голову суки, ловец поднял её на метровую высоту и забросил в клетку, стоящую в багажнике машины; та на лету жалобно заскулила, забилась в конвульсиях от боли, опомнилась через несколько мгновений, когда дети были рядом. И это немного успокоило её.
Машина остановилась. Привезли их в незнакомое место. Запахи стали более насыщенные. Голоса людей, лай и вой множества собак испугали суку и встревожили не на шутку. Открыли клетку. Снова несколько секунд боли и унижения, и дружная семейка оказалась в вольере с тремя сооружениями типа собачьей будки. Очень болела шея от безжалостной петли. Но собака не сопротивлялась, главное - все дети были с ней. Поместили их в среднюю будку, предварительно постелив теплую подстилку. Несмышленыши радовались, что мама рядом, баловались, резвились, тянули её за розовые соски, а та лежала, поднимая голову всякий раз, когда кто-то проходил мимо или останавливался, пытаясь разглядеть её и щенков. Сука тоже смотрела на людей, бегающих собак и кусочек двора, видного из-за деревянной перегородки. Она ничего не ела и не пила, ждала своих любимых бабушек и надеялась, что о ней вспомнят, и всё вернется на круги своя.
Ночь была беспокойной. Уставшая Чернушка заснула, но несколько раз просыпалась от собачьего лая, к утру - от писка щенка, которого схватила за лапку крыса и прокусила её. Собака ухватила коричневую гостью зубами и задушила, но детеныш еще долго пищал от боли.
На следующий день мамашу с щенками никто не трогал. Она начала осваиваться, даже поела, много пила. Щенки были с ней, и это было самое главное. Вторая ночь прошла спокойно. А днём всё пошло не так. Чернушку загнали в крайнюю будку и закрыли, разделив с малышами. Налитые груди и тугие соски ждали голодных детей, но вместо теплых живых комочков к собаке пришли страх и ужас, - она услышала плач щенков. Те отчаянно и громко пищали, получая вместо материнского молока смертельный острый укол снотворного куда попало - в бедро, живот, плечо, шею. Женские руки бросали еще живые, кричащие и дергающиеся в конвульсиях тельца в мешок, где малыши навсегда затихали. Чернушка лежала и ничего не слышала, кроме этих жутких звуков. Каждый писк отзывался в её теле, особенно в разбухших сосках и животе, где совсем недавно мирно лежали её мальчики и девочки. Собаки в приюте затихли, многие из них отказывались целый день от еды, и только один пёс выл и выл.
В соседнем вольере такая же собака-мать, злобно бросаясь на людей, пыталась защитить своих щенков от убийства, которое люди называют эвтаназией. Умертвили и её. Еще трепещущее теплое тело, из которого пока не ушла жизнь, за заднюю ногу поволокли в холодильник.
Чернушка лежала и плакала, днём тихонечко скуля, ночью громко лая, с подвыванием, как бабы голосят над гробом. Крупные слёзы катились с глаз на лапы. Она не знала, что через несколько дней у неё, обессиленной от стрессов и голода, перегорит молоко, затем её стерилизуют, чепируют, клипсуют и, возможно, возвратят в знакомый двор. Собака не могла знать, что по "гуманному" закону щенки меньше трех месяцев отроду не имеют права жить ни на карантинной площадке, ни в в приюте, ни в приёмнике-распределителе, не смотря на то, что мать рядом, что у них сильный иммунитет от материнского молока, и даже если другие люди, защитники животных, стараются бороться за их жизнь, написав заявления об опекунстве, ухаживая за пёсиками, кормя их и пытаясь найти им хозяев. До конца карантина оставалось еще двенадцать дней. Кто-то решил их судьбу именно сегодня и не стал ждать.
Плакали не только собаки. Оплакивала гибель щенков и девушка-опекун за ними, и другие женщины, узнавшие о трагедии. Не стеснялся слёз пожилой сторож, у которого убили друга-пса Дружка, рычащего и лаявшего на "усыпительниц", почувствовав их жестокость, агрессию и азарт, за что был наказан высшей мерой.
А вся Украина праздновала двадцать первый раз День независимости.