(шахтерские мемуары)
Лучше гор может быть глубина
Каждый год, на излете лета, в канун праздника Дня Шахтера, память настойчиво возвращает в далекую шахтерскую юность, за полярный круг. Там, на Крайнем Севере, глубоко под землей, видимо, осталась частичка души, крупица счастья. Того счастья, когда ты был молод, энергичен, полон оптимизма и надежд.
Говорят, что тот, кто побывал в космосе, навсегда влюбляется в бесконечность Млечного пути. Кто сходил по дальним морям, тот стремится снова и снова вернуться к соленым ветрам и штормам. А горы просто притягивают каждого, кто хоть раз покорил снежную вершину. И им кажется, что лучше гор могут быть только горы, как пел классик бардовской песни. Но есть люди, для которых лучше гор может быть ГЛУБИНА! Да, да, земная поверхность становится скучной и невыразительной, после того, как ты опустишься в ее недра. Подземелье, которое часто пугает, постоянно снится и манит тех, кто побывал в чреве земли!
Для шахтеров, кто каждый день спускается в клети на сотни метров вниз – это просто работа: трудная, почетная, мужская. Только там, в изолированном пространстве, в полной темноте, как нигде, проявляются все лучшие качества мужчины, человека! Слабые духом и телом здесь редко приживаются, а потому шахтерские коллективы – это трудовая элита по всему миру. Жесткие условия работы, полная отрешенность от привычного поверхностного мира накладывает свой отпечаток на характеры горняков. Оттого шахтеры так сдержаны, степенны, дружны и солидарны. В этом их сила!
Ты помнишь, как все начиналось?
О шахтерах в последнее время не так много говорят. А ведь совсем недавно они стояли во главе забастовочного движения, фактически являясь локомотивом развития российского общества. Сегодня, когда стало модным выходить на митинги и разного рода протесты, открыто выражать свои взгляды, вспомнились далекие неспокойные дни и ночи, проведенные в гуще шахтерских волнений. И захотелось поделиться тем, о чем, вроде уже много написано, но как-то издалека, отрешенно, без деталей. Автору этой статьи посчастливилось быть участником самой первой в нашей стране забастовки шахтеров.
Для начала, дабы освежить в памяти хронологию событий понадобилось обратился к всезнающему Интернету. Каково же было мое удивление, когда экран выдал мне следующую информацию: «Хроника событий. Первая современная массовая забастовка предприятия в нашей стране прошла с 4 по 8 апреля 1989 года в поселке Талнах (спутник Норильска). Прекратили работу 10 тысяч шахтеров на 4-х рудниках: «Октябрьском», «Маяке», «Комсомольском» и «Таймырском». Через три месяца состоялась первая в России массовая региональная забастовка: в Кузбассе остановились 209 предприятий с 225 тысячами человек. И спустя всего восемь месяцев после всекузбасской стачки прошла первая общероссийская отраслевая шахтерская политическая забастовка с требованием реорганизации Советского Союза и заключения нового союзного договора».
Я хорошо помню эти события, но даже и не думал, что это была самая первая забастовка в СССР! Вот так и попадаешь в историю, сам того не ведая! Как говорится: и я там был, и мед там пил… Вот как это было?
Накануне забастовки
В 1987 году, после окончания горного института, по распределению, я попал в Талнах - горняцкий город-спутник заполярного Норильска. Там меня определили на самый, что ни на есть, глубокий рудник с красивым названием «Таймырский». Его глубина составляет 1350 метров! К 1989 году, освоив профессии крепильщика, взрывника и проходчика, я уже работал в должности мастера добычного участка №1 на глубине 1050 метров. Работали посменно. В ночь, примерно к 23 часам приходил на смену, в 23-30 проводил наряд (сменно-встречное собрание) и к 24 часам опускались вниз в клети на рабочие места. Общим ночным руководителем на руднике был диспетчер с функциями главного инженера. В задачу смены входило «дать стране угля», то есть определенное количество руды надо было заложить в рудоспуски для дальнейшей ее отгрузки потребителям. Ночные смены хороши были тем, что большое количество начальников уже спит, и некому дергать, разрывать и тормозить ровно протекающие технологические процессы. Поэтому работа по ночам шла, хоть и не без нарушений, но производительно и эффективно. Кстати, эта аксиома актуальна для меня и сегодня. Мне очень нравится определение менеджмента, которое трактуется, как управленческие действия по созданию препятствий в работе. Но мы отвлеклись.
В ту ночь, что-то пошло не так. Горняки, приехавшие на работу, долго курили в коридоре, громко чего-то обсуждали. Со всех участков люди скопились в одном месте, чего раньше не наблюдалось. Внезапно гул за дверью стих! Я, не дождавшись своих подчиненных в кабинете раскомандировки, вышел в общий коридор. Он оказался пустым! Бегали лишь такие же мастера, как и я. Нам понадобилось минут десять, чтобы собраться вместе и отправиться на поиски пропавших шахтеров. По удаленному шуму мы поняли, что все ушли в актовый зал рудника. Мы поспешили «на огонек». А там уже кипели страсти!
Тут надо немного отвлечься от повествования, чтобы сказать, что Норильск в то время был закрытым городом. Попасть в него без специального разрешения было невозможно. И снабжался он, как закрытый город по первой статье. Здесь в бытность талонов и дефицита на материке, в свободной продаже всегда был богатый ассортимент мяса различных сортов животных и птицы, тушенка, сгущенка. Помню я, прилетев из Магнитки, никак не мог пройти мимо банок с кофе на сгущенном молоке, покупал сладость каждый день. Соленья, консервы различных стран Содружества, а также парная дикая оленина и много разной рыбы – сие обстоятельство начисто отрицало возможность голодных бунтов шахтеров. Но продолжим.
Итак, в актовом зале выступали знакомые всем шахтеры, причем, как я про себя подумал не самые передовые и трудолюбивые. Работать и митинговать – это разные виды деятельности, порой противоположные. Прокатившаяся по стране гласность Горбачева уже сидела в умах людей, но чтобы отказываться выходить на работу – такое в голове ни у кого не укладывалось. Я слушал страстные речи людей, которые работали со мной рядом каждый день и мне становилось как-то тревожно за ночную смену, за план, за то, что дальше делать. Совсем незнакомая ответственность стала подспудно давить изнутри, совсем не по-детски. Сегодня, когда есть с чем сравнивать, можно сказать, что стихийное собрание шло скромно и даже вяло, поскольку никто не верил в возможность вот так взять и не идти на работу. Требования были вовсе не глобальными, а скорее бытовыми. Никто не требовал сменить строй, власть, а уж о развале Союза и думать не смели. Требовали увеличить отпуск, согласно законодательству, поменять график работы, поскольку мы работали тогда по шесть часов шесть дней в неделю, повысить зарплату. Немаловажным был вопрос о включении в рамки рабочей смены времени, потраченного на выдачу наряда, переодевание и дорогу непосредственно до рабочего места. Люди были недовольны также профилактикой и лечением профзаболеваний, системой питания под землей. Параллельно, то и дело проходила информация о волнениях на соседних рудниках Талнаха! Видимо первая информация о волнениях подошла извне, и наше собрание – это лишь волна от брошенного камня с рудника «Октябрьский», который был самым крупным из всех горных предприятий Большого Норильска. Сотовых телефонов еще не было, связь с соседями держали представители профкома по стационарным телефонам. Откуда ночью появились эти люди из профкома, я до сих пор не знаю!
Наверное, сегодня такое событие вмиг собрало бы кучу начальства, но тогда представителей высшего руководства не наблюдалось. Никто из работающих и руководящих людей не мог представить и подумать тогда о возможности бунтов и революций! Не из-за боязни, нет! Это было не принято! Я, как уже упоминал, находился в полной растерянности. Мне может, как мальчишке было это все интересно, но как мастер, я нес некий дополнительный груз ответственности. Страха увольнения и за семью не было. Всеобщая занятость в СССР давала о себе знать.
Итак, пора было спускаться под землю, а тут стихийное собрание рабочих, как его тогда назвали. Что делать не представлял. Через полчаса с пятого этажа к нам спустился диспетчер рудника, осетин по национальности. Он умел профессионально говорить тосты, и это пригодилось в этом неординарном случае. Он тихо, спокойно, без нагнетания страстей, объяснил всем собравшимся, что на дворе ночь, и некому решать все скопившиеся проблемы горняков. Завтра будет день, приедут люди, наделенные полномочиями, тогда и можно будет что-то предпринимать. Его спокойный тон и способности оратора всех успокоили, люди, как-то быстро разошлись по участкам, и все спустились в шахту. На соседнем руднике было все не так просто. Там люди отказались спускаться в забои.
Утром я письменно отчитался за отработанную смену и уехал домой отдыхать. Никто за ночной инцидент с меня не спрашивал. На следующую ночь все повторилось вновь, с той только разницей, что поприбавилось страстей и требований. Появился некий сценарий предстоящих событий. Видно было, что за прошедшие сутки профком горняков наработал какой-то план действий. Он, этот план, был прилюдно озвучен, согласован и утвержден. Все действия были синхронизованы с рудником «Октябрьским». В эту ночь уже прикатили кое-какие начальники с рудника и с норильского комбината. Руководители пытались успокоить людей, что-то обещали сделать, но кардинальные, системные изменения ими не признавались и начисто отвергались. Говорили о том, что они не уполномочены решать любые, мало-мальски, значимые вопросы. Это еще больше раздражало горняков. Они, почувствовав слабину и нерешительность руководства, поддержку и солидарность шахтеров других рудников, стали выдвигать все новые и новые требования. Через пару часов не хватало места на официальном обращении к руководству комбината. Тогда, со стороны руководителей, в ход пошло откровенное запугивание трудящихся последствиями. Это многих испугало и отрезвило. Повторюсь, что никакого опыта поведения в таких ситуациях ни у кого не было! Нехотя, ругаясь и выкрикивая, ночная смена переоделась и отправилась по рабочим местам. Но, спустившись, опять никто не расходился по участкам! Люди продолжили митинг уже под землей, в ремонтной мастерской околоствольного двора.
Забастовка
Там митинговали до утра. Я же, отзвонившись диспетчеру по телефону, проехал на свой участок на вспомогательной машине японского производства. Всю смену мы – мастера добычных и проходческих участков «катались» по территории рудника, объезжая рабочие места и поддерживая горные выработки в рабочем состоянии. Изредка мы появлялись на импровизированном митинге шахтеров, держа в курсе происходящего диспетчера. Где-то к пяти утра к митингующим спустились директор рудника и высокие начальники с комбината. Они попытались успокоить рабочих. Горняки отказывались подниматься, пока не удовлетворят их требования. Чуть позже шахтерам, все таки, было обещано рассмотреть все представленные требования. После этого часть рабочих поднялась нагора. Около трети, примерно человек тридцать-сорок, то ли для гарантии выполнения, то ли не поверив в обещания, остались под землей. Следующую смену с утра уже не пустили в шахту, чтобы не увеличивать число бастующих там, внизу. Так началась забастовка!
Дальше события разворачивались бурно. В актовом зале к 11 часам собирались все трудящиеся рудника. Бурно обсуждали все вопросы, но эти требования тонули в пучине обещаний и проволочек. Это накаляло и так горячую атмосферу. Ежечасно приходили телефонограммы в поддержку с Воркуты, с Кемерово, с Украины и Урала. По примеру воркутинцев был создан независимый профсоюз горняков Большого Норильска. Появились свои профсоюзные лидеры, причем, снова повторюсь, на мой взгляд, не из самых работящих горняков. Некоторые шахтеры быстро сориентировались и на волне популизма, уже открыто и четко начали делать свою профсоюзную карьеру. Такие люди были очень востребованы для выражения мыслей и чаяний часто немногословных и стеснительных шахтеров.
На третьи сутки забастовки стали появляться политические требования, вплоть до обновления Союза и отставки некоторых членов Политбюро, правительства и некоторых депутатов СССР. По решению общего собрания горняков все мастера и начальники участков не имели право учувствовать в общей забастовке, так как подземные выработки требовали контроля и поддержания в рабочем состоянии. Все понимали, что работа скоро продолжится. Мы спускались по графику в шахту, доставляли горячее питание, из столовой бастующим под землей горнякам, кормили их, и на вспомогательной технике курсировали по всем горным выработкам, контролируя километры крепи и состояние воздуха под землей. На третьи сутки на шахтеров внизу стало жалко смотреть. Давление на глубине километра совсем не маленькое! Это постепенно сказывалось на состоянии здоровья людей. Их движения стали размеренными и замедленными. Они стали невнятно говорить, мало передвигаться, потерялся всякий интерес к происходящему. Некоторых, по состоянию здоровья, пришлось выводить принудительно наверх. Бастующие играли в настольные игры, читали газеты. Внизу был некий вакуум информации, чувствовалась оторванность от событий на поверхности, где просто кипели страсти! Это обстоятельство всех бастующих под землей сильно угнетало. Кульминацией забастовки было проведение вниз кабеля радио и приезда корреспондента газеты «Труд». Журналист выслушал каждого шахтера. Потом пообщался с руководством и профсоюзными лидерами и укатил в Москву. Так о нашей забастовке узнали по всей стране.
Итоги
Я не буду говорить о том, как поменялась жизнь на рудниках, чтобы не утомлять читателей цифрами и новыми условиями производства. Изменений к лучшему было немало. Важнее те эмоции, которые кипели в те дни остались внутри на всю жизнь. Это нечто новое и непривычное для того времени событие изменило не только ход мыслей отдельно взятых людей, но и ход всей современной истории нашей страны. Мы дышали воздухом неведомой еще свободы! Мы начинали жить по-новому!
Шахтерские забастовки 1989 года стали одним из толчков к смене экономического и политического строя в 1991 году. Результатами тех начавшихся забастовок и поныне пользуются все граждане современной России.
С праздником вас, дорогие горняки! Устойчивой кровли, здоровья и процветания!
2012