Пир вероникеров. Аперитив

Павел Коваленко
В творческом и кулинарном содружестве с Максимом Гридневым.

«Небольшое количество еды
при избыточном количестве алкоголя автоматически становится закуской».
Авторы

От предсказанного конца света человечество отделяла всего лишь неделя. Но интенсивность покупательского спроса недвусмысленно давала понять, что глобального катаклизма не предвидится. Хотя денег в его встречу было вложено немало, очереди за новогодними подарками и абхазскими мандаринами от этого не становились менее оживленными, а предвкушение самого главного праздника года – менее сладостным.

Над всей этой извечной декабрьской суетой степенно проплывала громадина международной космической станции, созданной и запущенной еще задолго до того, как многие товары в мире обзавелись самоуверенной надпись «Сделано в Шалтае». Орбитальный сторож Митрич, по штатному расписанию федерального космического агентства имевший чин полковника и в быту запросто откликавшийся на «Альфреда Виленовича» тосковал, наблюдая в иллюминатор за нарастающей активностью рождественских огней по обе стороны Атлантики. Он без энтузиазма втянул в себя содержимое пакетика с сублимированным малосольным огурцом. И подумал, что без вожделенного напитка тот претендует лишь на звание еды, а не на титул закуски.
 
Митрич во всем многообразии красок представил, как его далекая и неоспоримо любимая супруга Людмила Вячеславовна в эти предпраздничные дни обычно хлопочет у плиты. И память в ту же секунду услужливо подсказала ароматы готовящейся домашней снеди, которые не только будоражили воображение, но и вызывали неконтролируемый прилив желудочного сока у Альфреда Виленовича.

Работа у орбитального сторожа не пыльная, но связанная с недостатком общения. Поэтому из числа любителей романтики и одиночества выбор падал на тех кандидатов, которые могли сами с собой... Митрич смог. Но поскольку он был человеком компанейским, то вынужденное одиночество переносил болезненно, хотя и не без достоинства.
До следующего скоротечного сеанса связи с центром управления полетами оставались долгих триста тридцать две минуты.

 – Кхе, кхе, - сначала Альфред Виленович идентифицировал эти звуки как шуршание звездной пыли по обшивке жилого модуля. Потом его чуткий нос уловил легкий запах сероводорода. Митрич начал принюхиваться, а затем понял, что надо бы и приглядываться.

А приглядеться, поверьте, было к чему: прямо под потолком, или над возможным полом, парили две пары необычайно симпатичных ушей. То есть, это Митрич подумал, что эти четыре бесформенных лоскута старой кожи могли бы быть чьими-то ушами.

– Ячмит твой халат! – эта фраза, вопреки второму разделу инструкции по контакту с представителями внеземной цивилизации, была первой, что пришла в застывшее от неожиданности сознание Альфреда Виленовича.

Представьте себе, что это вы – представитель внеземной цивилизации. Как бы вы отреагировали на подобное приветствие, преодолев триста семьдесят миллионов световых лет? Вас бы это скорее удивило или медленнее расстроило? Нужное подчеркнуть.
 
– Этом-об-говорить-хотите-Вы? – нараспев произнесли четыре симпатичных ушка.

– Ячмит твой халат! – эта была вторая фраза, которая догнала первую все в том же застывшем от неожиданности сознание орбитального сторожа. Случай обещал быть страховым.

Среди симпатично колышущихся ушей и притягательного подобия двух небольших грибных ножек зоркий глаз полковника заметил призывный блеск презренного металла. Именно так блестела вставная челюсть его беззаветно любимой тещи, которая по завереньям ее зубного техника была выполнена из чистого золота.

– Ячмит твой халат! – это уже как бы подразумевало вопрос из разряда: «Откуда четыре лоскута сморщенной кожи, явно внеземного происхождения, взяли тонкий блинчик из драгоценного металла, подозрительно напоминающую пластину, которую обезвоженным утром 13 апреля 1982-го года лейтенант Митрич собственноручно закрепил на корпусе космического зонда, снаряженного для исследования глубин космоса?».

– Получается-не-почему? – симпатичные уши раздвинула не менее симпатичная трехпалая кисть и протянула ему частично оплавленную золотую пластину со стертой местами гравировкой.
 
Митрич узнал текст знакомого послания и улыбнулся.

«Котлеты: говядина, лук репчатый, хлеб, яйцо, соль, перец черный, масло растительное, сухари,  вода, молоко».

– Касатики, я же вас всю свою жизнь, можно сказать, ждал! – тело Митрича уже суетливо относило в сторону бытового модуля.

– Касатики-не-мы! – возмущенно сделав в воздухе кульбит, ответили самопровозглашенные гости. – Вероникины-волосы-созвездие-такое-есть. Вероникеры-мы – Жуку-и-Кужу!

- Эх, а ведь прав Сергей Палыч! – восторженно воскликнул Альфред Виленович, призывно помахивая перед Жуку и Кужу непочатой емкостью с жидкостью цвета не напрасно пролитой слезы. – В волосах сказочной красоты можно запросто скрыть от глаз целые миры!

- Предлагаю пропустить по «пузырьку» за нашу встречу! – и с этими словами Митрич ловко отыскал среди одной пары очаровательно симпатичных ушей маленькое отверстие. Возможно, это был портал для приема жидкостей и вкусностей. В него-то хлебосольный землянин воткнул горлышко и выдавил порцию Хмельного Земного Зелья*.

* Зелье, Земное Хмельное  – домашнее средство, полученное в процессе перегонки браги. Суть технологической операции перегонки заключается в выделении этилового спирта из браги путем нагревания ее до температуры кипения спирта с последующим охлаждением паров.

Такого гостеприимного вероломства Жуку не ожидал. У него внезапно широко открылась третья пара глаз, по которым сразу было видно, что они не до конца осознали причину аварийного пробуждения. А две бодрствующие пары, в пределах своих глазных орбит, начали совершать такое хаотическое движение, что любой ученик средней школы сразу бы окрестил его «броуновским». В атмосфере жилого модуля, лишенной по дерзкой конструкторской мысли даже намека на сквозняк, усиливался запах сероводорода. Но Митрич не был сторонником полумер, и эту же процедуру он незамедлительно проделал с Кужу.

- Это-что? – восхищенно спросили слегка опешившие Жуку и Кужу, выдыхая легкий анисовый аромат.

Альфред Виленович, не имевший к театру ни малейшего отношения, драматически держал паузу. Он просто поднес горлышко к своим губам, сделал большой глоток и крякнул от удовольствия.

- Это, мои межгалактические друзья, эликсир, который роднит галактики, сближает народы, делает женщин красивыми, а мужчин – красноречивыми! Приберегал к Новому году, но такие исторические встречи, сами понимаете, случаются редко!

- Что такое «Новый год»? – выдохнули из себя правильный порядок слов удивленные гости.

- Ну, а я что вам говорил? На мужиков эта штука действует особенно благотворно! А Новый год – это…, - мечтательно начал Митрич, укладывая в чемоданчик для подогрева пищи стандартный обед космонавта, - … Новое счастье, новое летоисчисление. Как бы вам это доступнее втолковать-то? Вот для меня Новый год это: тазик оливье, селедка под шубой, холодец, жареная курочка, отварная картошечка со сливочным маслицем и укропчиком, котлеты. Ну и, куда же без нее, бутылочка чудодейственного эликсира.

Альфред Виленович с трудом притормозил свою не на шутку разбушевавшуюся гастрономическую фантазию. И сглотнул слюну.

- А сейчас – угощение! -  и Митрич начал метать разносолы.

В гостей плавно полетели: пакеты со свининой, погруженной в нежное картофельное пюре, вакуумная упаковка с малосольными огурчиками, пакетированный ароматный чернослив с кусочками грецких орехов, тюбики грейпфрутового сока с ноткой приятной горчинки и на десерт – тюбики фисташкового мороженного, вкус которого не поддается описанию.

Удовольствие в такие минуты, кажется, длится часами. Каскад вкусовых открытий, сделанных Жуку и Кужу во время продолжительного застолья, и лавина, трудно постигаемых инопланетным разумом пространных монологов Митрича «за жизнь» неизбежно пожирали время, и, казалось, вот-вот накроют анисовыми парами главную цель межгалактической миссии вероникеров.

В момент очередного захватывающего дух эпизода нескончаемой эпопеи Митрича о его астраханской рыбалке из-за симпатичных ушей Жуку снова материализовалась его не менее симпатичная трехпалая кисть. Она в очередной раз настойчиво ткнула в плечо орбитального сторожа пластиной цвета улыбки его беззаветно любимой тещи.
 
- А с этим вопросом вам лучше обратиться в Агентство, - пытаясь зафиксировать свой взгляд на одной из пар симпатично перемещающихся ушей, хмельно пошутил Митрич. – Ну, а если серьезно, я могу приготовить только полуфабрикаты. А по части котлет – милости прошу к моей дражайшей супруге Людмиле Вячеславовне.

Синтезированный сигнал кремлевских курантов, раздавшийся из недр системы оповещения, сурово напомнил орбитальному сторожу о его служебном долге.  До сеанса связи международной космической станции с центром управления полетами оставалась одна минута.

- Дайте, я вас всех хоть расцелую! – и представитель передового отряда прогрессивного человечества на околоземной орбите неумело попытался заключить напоследок в свои объятья почти младенческие тела наших братьев по кулинарным пристрастиям. – Эх, когда мы еще вот так душевно посидим…

Он мысленно передал вероникерам координаты местоположения своего родного дома. Если бы Митрич не думал в то же время, как он будет объяснять центру все это спонтанное застолье, они были бы точнее.

- И снится нам не рокот космодрома…, - бодрящимся баритоном затянул на прощанье Митрич.

Лишь легкий запах сероводорода и плавно парящий в жилом модуле космической станции мусор напоминал о том событии, которое так ждет все человечество, но к которому оно еще не в полной мере готово.

"Пир вероникеров. Холодная закуска" - блюдо подано.