Сон как всегда был прерывистым и неспокойным. Вязкий, вызывающий не ужас, а раздражение, ночной кошмар преследовал ее на протяжении многих часов. Несколько раз она просыпалась окончательно, чтобы попить или проверить входную дверь, но после возвращения в кровать кошмар продолжался с того же места, бесконечно повторяясь и заедая, как пластинка из детства с заставлявшими ее дрожать от страха сказками братьев Гримм. Телефонный звонок весьма высокопоставленной особе, известной не понаслышке своим вздорным характером, напугал бы кого угодно. В самый последний момент без потерь отменить запланированную встречу, которой так долго добивался ее шеф, представлялось попросту невозможным. Нескончаемый разговор на повышенно-истерических тонах с одной стороны и на извинительно-тошнотворных с другой сворачиваться никак не хотел.
Внезапно поток надоедливо лившихся на ее голову обвинений был прерван негромким сигналом будильника. Пробуждение, однако, не принесло желаемого избавления, сегодня ее ждало гораздо более мучительное испытание. Осознание возникло мгновенно, вытеснив без остатка ночной бред. Школьная экскурсия в пещеры за городом! Вместе с несколькими родителями ей предстояло присматривать в поездке за оравой малоуправляемых второклассников, среди которых упаси бог на секунду потерять из виду своего собственного вождя краснокожих. Всю прошлую неделю она, конечно, боролась с желанием подкупить маленького путешественника щедрым подарком взамен отказа от мероприятия. Но страх перед мужем, абсолютно без почтения относившимся ко всем без исключения ее фобиям, оказался сильнее.
Теперь, когда отступать уже было некуда, при мысли о том, что ей предстояло пережить в ближайшие часы, она вся покрывалась мелкими мурашками, дыхание предательски выходило из послушания, к горлу подскакивало и отчаянно там колотилось сбивчивое, будто пытающееся убежать неизвестно куда, сердце. Провести несколько часов в группе детей в роли взрослой, среди других сопровождающих экскурсию родителей и учителей, силясь при этом не привлечь к себе внимания невозможностью вести себя с ними на равных, и, как главное блюдо, темные, тесные подземные переходы, где выход – понятие чисто умозрительное (и не для ущербного ее умственного взора), - все это вселяло в нее ничем не передаваемый непреодолимый ужас.
Неожиданно сборы прошли без излишней нервотрепки. В предчувствии близящегося наслаждения ее неуправляемое чадо даже позволило, прежде чем одеться, спокойно намазать себя с головы до пят солнцезащитным кремом. Уложив все необходимое в сильно оттянувший ей плечи школьный рюкзак и приняв целую таблетку своего утреннего успокоительного, она почувствовала, что почти готова к предстоящей пытке.
К школе стекались возбужденные ученики, часть из них с родителями, которые сразу же сбивались в группки и самозабвенно беседовали. Ее слабые попытки если не поздороваться, то хотя бы улыбнуться им, остались незамеченными, и, помаячив немного посреди двора, она предельно естественно переместилась в школьное здание, где, к счастью, по стенам было развешено множество познавательного материала, детских работ и всего такого, чему она упоенно могла посвятить себя целиком. Мимо проносились учителя с последними приготовлениями – в поисках аптечки или пропавшей документации. Вдруг ее заметила классная руководительница и, радушно поинтересовавшись «как дела», поручила заполнить недостающие бумаги – это было настоящее везение. Провозившись с ними вплоть до того момента, когда дети с невообразимым шумом уже осадили подъехавшие автобусы, а другие родители тщетно пытались навести порядок в этой неразберихе, с согревающим чувством принесенной хоть незначительной, но все-таки пользы, она встала в отдалении, терпеливо ожидая своей очереди, чтобы никому не мешая, после всех занять место. Оттуда она с досадой взирала на своего, одного из самых буйных, отпрыска и только показывала ему «страшные глаза», так как начать нравоучать его на людях при нулевой ответной реакции было выше ее сил.
В автобусе ей снова повезло – оставшееся место оказалось одинарным, впереди всех, так что количество потенциальных собеседников сразу же сокращалось, а наиболее неугомонные экскурсанты всегда сидели в хвосте. В дороге она сосредоточенно читала подобранную с полу газету, хотя чтение в транспорте всегда вызывало у нее головокружение.
План экскурсии был неплохой. Вначале ознакомление в сопровождении гида с находящимися на территории национального парка достопримечательностями, включая самые последние раскопки, затем обед, самостоятельная творческая работа и лишь под конец – для тех, кто захочет – путешествие по обнаруженным не так давно тайным подземным туннелям, служившим их тысячелетия назад почившим создателям убежищем в ходе борьбы с захватчиками. К несчастью, ее неуемное создание, безусловно, будет среди тех, кто не просто захочет, но и ни в коем случае не даст никому себе в этом помешать.
Молоденький экскурсовод ей сразу понравился. Раскрепощенность, не отдающая безмозглостью, остроумие, умение общаться с детьми, а кроме того, знание своего предмета, всегда безотказно производили на нее положительное впечатление. Вдобавок, ей показалось, что и он выделил ее из других мамаш. Патокой разливавшиеся в ее голове размышления на тему, что она еще, в отличие от многих других, хоть куда, так приятно увлекшие и отвлекшие ее вдаль от происходящего, были грубо изгнаны оттуда бессовестным, не дождавшимся обеда соучеником ее сокровища, предложившим всем стоящим поблизости разъесть немытыми руками пакетик и без того вредоносных чипсов.
Дальше неприятности посыпались на нее одна за другой. Группа экскурсантов, следуя за гидом, сместилась к отгороженному красно-белой лентой обрыву, на дне которого и производились раскопки. Ситуация сложилась патовая: ее чудище толкалось в авангарде, в опасной близости от края, всеми силами норовя с него сорваться; она не могла отозвать его оттуда – не было ни малейшего шанса, чтобы он послушался, а более настойчивые попытки привлекли бы к себе всеобщее внимание, и, конечно же, у нее не хватало сил встать рядом с ним и держать его за руку из-за собственной невозможности к этому краю приблизиться. На нее накатил приступ тошноты. Непредложенная игровая приставка предстала перед ней огромнейшей ошибкой, одной из крупнейших совершенных ею в жизни. Впереди кто-то из детей зашелся безудержным, повергшим ее в полное смятение, подозрительно сходным, в ее представлении, с коклюшным, кашлем. Почему все это обступило ее одновременно, скопом, обложило со всех сторон, не позволяя передохнуть?
Когда выкрутасы маленького ее мучителя обратили на себя уже не только ее внимание, но и удостоились сначала шутливо-дружеского внушения от экскурсовода, а затем грозно-воспитательного последнего предупреждения от классной руководительницы, бросившей ожидающий взгляд и в ее сторону, у нее не осталось выбора. Мобилизовав жалкие огрызки того, что у других людей называется волей, она двинулась в направлении пропасти. Стараясь не выпускать из виду самого нарушителя спокойствия и в то же время не смотреть за страшный красно-белый, столь эфемерный рубеж, она или, вернее, совсем уже небольшая, еще не прекратившая функционировать частичка ее существа с неимоверным усилием попеременно отдавала приказ то правой, то левой ноге - сделать очередной шаг. В полусознательном состоянии достигнув цели, она крепко схватила свое непослушное отродье за руку и, не говоря ни слова, встала в три четверти оборота от представляющих редкостный интерес раскопок.
Минут через пять кризис все-таки пошел на спад. Так понравившийся ей мальчик-экскурсовод, по всей видимости, сжалился над ней и перешел к следующему объекту, с которым ему предстояло познакомить аудиторию. Остатки древних купален с на диво хорошо сохранившейся мозаикой, судя по всему, не источали угрозы для ее психики. Постепенно она начала приходить в себя и даже снова с интересом стала прислушиваться к увлекательному повествованию.
Однако и тут ее умиротворенное самоощущение было нарушено, и на этот раз самим рассказчиком. С лукавой улыбкой обратившись сначала к маленьким, а вслед за тем, в полной уверенности, что у них-то он найдет отклик, и ко взрослым слушателям с совсем несложным общекультурным вопросом, он никак не ожидал встретить в ответ мертвую тишину. Нет, она знала, она не просто знала, но и могла рассказать об этом значительно больше, чем он рассчитывал услышать. Она сразила бы его своей эрудицией!.. но заговорить вслух, при таком скоплении народа – это было далеко за пределами ее возможностей. Залившись краской, как в детстве (хорошо хоть, что глаза ей закрывали темные очки), она стояла среди остальных экскурсантов, мучительно переживая свою никчемность. Заметил ли он столь странное, не слишком соответствующее ее возрасту явление, определить представлялось затруднительным, но, и в том, и в другом случае, она была опозорена, опозорена навсегда. Теперь для него она наравне со всеми - не омраченная знаниями, бескультурная клуша, которой, возможно, удивительным образом, стало от этого неприятно.
Дальнейшие разъяснения она слушала невнимательно, без конца истязая себя вопросом «почему же она не может вести себя по-человечески и для чего вообще такие люди существуют?» Наконец эта часть экскурсии подошла к концу, и дети, сметая все на своем пути, ринулись занимать места у деревянных столиков, чтобы насладиться обедом. Ее малец среди первых успел отхватить себе место и с громким криком «мама, я тебе тоже занял» барабанил теперь ладонями по скамейке. Как она была ему благодарна. Это, такое небольшое для всех прочих окружавших ее испытание по поиску пристанища, на сей раз ее миновало. Может быть, сейчас ей хоть немножко удастся передохнуть. Она начала доставать из рюкзака приготовленные кушанья.
- Выглядит аппетитно, - позади нее стоял их гид.
Она не нашлась с подходящей реакцией и только сидела, смущенно улыбаясь, с ужасом ощущая при этом, как покраснели под волосами кончики ее ушей и предательски собираются последовать их примеру ее щеки.
- Как ты думаешь, твоя мама не рассердится, если я попрошу у нее пирожок? – обратился он к затихшему на секунду, по-видимому, проголодавшемуся ее малышу.
- Не-а, у нас их много, - ответил тот и широко повел рукой, как бы приглашая гостя к столу.
С негромким свистом, в котором, как ни странно, узнавались первые такты Итальянской симфонии Мендельсона, гость пристроился рядом, на краешек скамейки, в то время как она нервно рылась в содержимом карманов рюкзака в поисках чего-то важного. Ему уже захотелось предложить ей помощь, но тут она с облегчением извлекла откуда-то из самых недр флакончик с дезинфицирующим спреем для рук и протянула его сначала сыну, а потом, робея, и неожиданному новому участнику трапезы.
- Как хорошо, что у вас оказалась эта штука, теперь не нужно никуда идти мыть руки, - сказал он, похоже, не имея перед этим никакого намерения никуда идти, - моя мама тоже любит, чтобы в сумке было все.
- Да, это очень удобная вещь, - преодолела она себя наконец, в то же время лихорадочно пытаясь сообразить, а стоит ли расценивать такое сравнение как комплимент.
Она еще не была уверена в своем умозаключении, но все-таки знакомство с Мендельсоном и упоминаемая при первом же представившемся (даже если не совсем удачном) случае мама, кажется, растрогали ее; и почувствовав, как редко когда отпускающее ее напряжение капельку ослабляет свою хватку, она закончила сервировку стола раздачей одноразовых тарелок с вилками и предложила приступить к угощению.
Приготовленные блюда отличались разнообразием – тут было и несколько видов салатов, и запеканка, а вкусовые качества пирожков с мясом, грибами и в особенности, с повидлом могли без труда претендовать на превосходные оценки, проводись в округе конкурс на лучшего куховара-любителя. Насытившись и переполнившись новыми силами, такое обожаемое ею чудо сорвалось с места и носилось теперь вместе с приятелями вокруг столов, а развеселившийся еще больше визави рассыпался в похвалах ее кулинарному искусству.
Незаметно разговор перешел в другое русло. Давно она не испытывала ничего похожего при разговоре с чужим новым человеком. Удивительно, но не прошло нескольких минут, как ей стало легко и привольно, речь ее полилась без задержки, она смеялась, шутила, заканчивала за него фразы, подхватывая цитаты. Ей даже удалось ввернуть то, что она не сумела сказать раньше, при всех, и тем самым смыть с себя позорное пятно, которое он, очевидно, как таковое и не воспринял.
- Ах, вот ты где – ну-ну! Тебя тут ищут повсюду, а ты преспокойно себе загораешь... да еще в обществе таинственной незнакомки, - раздалось у нее за спиной. Испуганно обернувшись, она уперлась взглядом в человека, одетого в форменную футболку национального парка, - ты случаем не забыл, что у тебя сегодня еще одна группа?
Щеки ее запылали так, что спастись она могла лишь спешно укрывшись под столом, чтобы тщательно перешнуровать там кроссовки.
- Ты что же, не знаешь, что я никогда и ничего не забываю, - голос сверху звучал угрожающе-шутливо, - через пять минут я буду на месте.
Среди громкого топота детских ног ее слух выхватывал удалявшиеся от них шаги, и когда их звук затих окончательно, она вылезла из-под стола и сконфуженно посмотрела по сторонам.
- Не переживайте, он ничего не заметил, - в другой раз такая ремарка смутила бы ее еще больше, но сейчас – то, как мягко и просто он произнес эти слова, подействовало на нее напротив, умиротворяюще.
- Вас ждет группа, - полувопросительно, полуутвердительно сказала она неизвестно зачем.
- Да меня, в сущности, здесь уже нет. Мне осталось самую малость - записать ваш номер телефона, чтобы мы могли продолжить нашу беседу. Вы ведь не откажетесь продолжить ее за пределами этого национального парка?
Она замялась. Глубоко внутри какая-то малюсенькая назойливая клеточка непонятно почему пыталась удержать ее от этого шага. Ведь в том, что она собирается сделать, нет ничего предосудительного, или... Конечно, нет. Разумеется, она согласится, тем более, отказать ему в такой мелочи, как номер телефона, было бы попросту невежливым.
Он успел ввести только три цифры кода, как вдруг лицо ее побелело, и она ринулась прочь в неизвестном никому, даже ей самой, направлении. Оглядевшись вокруг, он сразу же понял, что стало причиной ее бегства – группа шумно носившихся невдалеке от них школьников, по всей вероятности, перенесла свои буйные игры в какое-то другое, скрытое от невооруженного глаза, место. У него уже абсолютно не оставалось времени.
Когда, силясь справиться с дыханием, но уже успокаиваясь после нежданно-счастливого обнаружения совсем не так далеко сбежавшего ненаглядного своего детища, она подошла к столу, за ним никого не было. Вернувшееся было дыхание снова пропало. Он ушел, он должен был уйти; и теперь то давно забытое, блаженное, как на берегу моря, ощущение, возникшее при общении с ним, утеряно навсегда. Бессознательно она опустилась на скамейку и начала складывать остатки пищи в рюкзак. Внезапно взгляд ее упал на сложенный листочек бумаги, торчащий из-под коробки с пирожками.
Быстро развернув его, она увидела... себя. Глядевшая на нее физиономия казалась на удивление живой, ему просто потрясающе всего лишь несколькими штрихами удалось передать ее сущность. Под рисунком с кратким призывом позвонить крупным почерком были написаны его имя и телефон.
Откуда-то снизу, пенясь и бурля, поднялась и разлилась по всему телу, омывая каждый его кусочек, жаркая ликующая волна. И хотя она прекрасно осознавала, как мало шансов на то, что ей хватит смелости позвонить, чувство тепла, внутри и снаружи (погода, вдобавок ко всему, была чудесной), переполняло и обволакивало все ее естество.
Время обеда закончилось, и детям, пересевшим по просьбе учительницы более компактно, раздали принадлежности для творческого времяпрепровождения. У них была возможность что-то нарисовать, слепить, изготовить мозаику – главное, чтобы работа отвечала теме сегодняшней экскурсии. На это занятие отводился целый час.
Родители снова слились в единое целое - у них всегда находились темы для разговоров, а она, в лучшем случае, могла лишь с вымученной улыбкой прислушиваться к происходящему. Неожиданно раздался оглушительный (установленный на максимальной громкости специально, чтобы чего доброго не пропустить какого-нибудь важного звонка) сигнал ее телефона – она даже забыла о его существовании. Это оказался босс, искавший, и как обычно, безрезультатно, оставленный ею пару дней назад у него на столе доклад. До смерти перепугавшись, что документ, на подготовку которого потратили столько времени и сил, потерян, она, не совсем понимая, как ей удалось на расстоянии так хорошо воссоздать точную картину происходящего в его кабинете, все-таки сумела направить его прямиком к исчезнувшим бумагам. Когда наконец порядок в офисе был восстановлен, ее вдруг разом осенило, будто солнечный луч проник в сознание: вот, где спасение - ей есть, чем заняться, есть с кем поговорить!
Сначала, нажав четверку, она соединилась с сестрой и торопливо, в самых мельчайших подробностях выложила ей все без исключения, произошедшее с ней за последние часы. Та, по привычке, перемежала ее рассказ насмешливыми комментариями, одновременно пытаясь убедить в том, что у нее просто нет права не позвонить, что обычные, порядком надоевшие, ее отговорки здесь неуместны. Разговор продолжался по кругу, доводы повторялись, и постепенно забрежжила надежда – а вдруг она сумеет преодолеть себя, решится, наберется храбрости и сделает это?..
Когда разговор закончился, его продолжительность, отобразившаяся на экранчике телефона - больше двадцати минут – чрезвычайно обрадовала ее. Вместе со звонком шефа прошла уже почти половина отведенного на самостоятельную работу времени.
Теперь она собиралась с мыслями, чтобы поговорить с мамой. Ведь можно сказать с уверенностью, что ее увещевания будут диаметрально противоположными только что полученным от сестры. Когда в трубке раздались свободные гудки, в голове ее еще перетасовывались различные версии изложения сегодняшних приключений. После третьего сигнала она как будто очнулась, почувствовав, как знакомый леденящий ручеек страха начинает разливаться по всему телу. Что, если на том конце не ответят? С чужими людьми, даже если ей было просто необходимо до них дозвониться, именно этого она обычно желала, и, по мере приближения к переводу в почтовый ящик, ею овладевало робко растущее чувство избавления. Ее опасения подтвердились. С ненавистью оборвав автоответчик, она судорожно нажала на повтор и, к своему ужасу, услышала все те же ровные гудки, закончившиеся стандартным сообщением оператора.
«Почему она не ответила? Она всегда отвечает сразу или почти сразу», – похожие эпизоды, когда телефон находился в другой комнате или же мама принимала душ, парадоксальным образом улетучились из ее памяти. Отлично понимая, как мало это может помочь, она набрала отчиму, который, как и ожидалось, сказал, что понятия не имеет, где ее мама, что неотвеченный звонок (и даже два) ничего не значит и что он же уже не в первый раз просит не мешать ему в рабочие часы.
Перед глазами расплывались разноцветные круги. Ей не к кому обратиться, она ничего не может предпринять! Попросить сестру поехать на другой конец города? Но, в любом случае, это будет только через несколько часов.
Снова оглушающий звонок, мгновенный, последовавший за ним взгляд на экран, всхлип облегчения, еще неокончательного из-за страшной промелькнувшей мысли, что кто-то другой хочет сообщить ей о..., - «Мама, почему ты не отвечала?»
Все, что она скажет, уже не будет иметь значения. Она перезвонила, с ней все в порядке.
Они еще разговаривали, когда дети, сдав классным руководительницам свои работы, уже строились парами, чтобы перейти к по-настоящему интересной и завлекательной части экскурсии. Минут десять спустя они дошли до места, с виду не такого зловещего, но безусловно таившего в себе непереносимые для нее мучения. С неприязнью взирая на сокрытый где-то в стороне вход, она подумала: и зачем эти далекие повстанцы подобрались со своими подземными лабиринтами так близко к самому поселению завоевателей? Надо будет спросить у … и тут же ее как будто кипятком ошпарило: ведь для того, чтобы задать этот вопрос, надо еще решиться позвонить...
За порядком здесь следили шестнадцати-семнадцатилетние подростки из расположенного недалеко поселка. В их задачу входило конвоировать коротенькие, не превышающие пяти человек, цепочки малышей – один во главе, другой в хвосте – в их путешествии по потаенным, уходящим под землю туннелям и переходам. Нет, не потому, что они могут потеряться – по словам главного распорядителя, заблудиться там не было никакой возможности, а просто чтобы не создавать пробок, чтобы все, кто хочет, успели посмотреть.
Кроме нескольких истеричных девочек, абсолютное большинство детей уже разбивалось на группы, каждой из которых выделялось два сопровождающих. Громогласная перепалка, кому идти первым, оглашала окрестности. Взрослые, напротив, за исключением пары папаш, собирались посидеть на солнышке и спокойно, в свое удовольствие, провести время.
Она должна ввинтиться в компанию ее чуда-юда – провожатые не почувствуют подвоха – а потом... будет, что будет.
Очередь двигалась небыстро. Новых искателей приключений отправляли в путь через три-четыре минуты после предыдущих. Сначала их голоса доносились довольно отчетливо, но постепенно они затихали, терялись, пока не растворялись совсем. Уже третья группа скрылась под землей, а первая все еще так и не выходила. Они шли пятыми. Скоро, очень скоро для нее настанет час расплаты. Откуда-то издалека послышались визги, и через минуту из-за скал появились восторженные, перевозбужденные, запыхавшиеся ученики.
Ей было нехорошо. Холодный пот струйкой стекал по позвоночнику, руки и ноги заледенели, словно ведущие туда кровеносные сосуды разом опустели. Внутрь запущена последняя, отделявшая их от предстоящего ужаса, визжащая живая цепочка. Вот он узкий лаз, ведущий в зловещую неизвестность. Еще одна группа оказалась на поверхности. Наступила их очередь.
На четвереньках одолев крошечный вход, не успев ничего понять, она почувствовала, как на нее наваливаются темнота, духота, паника. Единственное, что удерживало ее от полной потери контроля над собой, была близость ползущего прямо перед ней самого дорогого для нее на свете существа. Туннель, в котором они находились, сразу же пошел вниз, и им предложили передвигаться ногами вперед. Теперь, ненароком задевая головой потолок, она еще сильнее ощущала давление утрамбованных со всех сторон стен. Иногда лаз расширялся, и они останавливались там как в комнатке для передышки. От дневного света уже давно не осталось даже воспоминания, и их передвижение освещалось лишь слабыми огоньками нескольких дешевеньких налобных фонариков.
Возможно, тут и вправду нельзя было заблудиться. Пока, во всяком случае, никаких серьезных ответвлений они не встретили. То, что попадалось, скорее походило на ниши и никуда не вело. Сами ходы изгибались, шли то вправо, то влево, то вверх, то вниз – видимо, в попытке избежать наиболее трудных для прокладки участков. Наконец проводники предупредили, что они уже почти добрались до основного убежища повстанцев. По обеим сторонам от прохода находились довольно просторные помещения, где тысячи лет назад, скрываясь от преследователей, мятежники ели, спали, обсуждали планы по освобождению страны.
Она сидела, привалившись спиной к стене, стараясь отдышаться. Ей хотелось закрыть глаза, чтобы хоть на секунду забыться от хищной, удушающей темноты, но она не могла себе этого позволить. Вдруг, неизвестно откуда – вот уже много лет, как такие картины оставили ее в покое, уступив место новым – в сознании возникли кадры кинохроники: ядерный гриб и разбегающиеся от него во всех направлениях неукротимые волны, огненным штормом сметающие все живое и неживое с лица земли. Конечно, не надо давать воли ее больному воображению, но что, если бы такое произошло именно сейчас, когда они находятся под землей? Обернулось ли бы это для них спасением или наоборот, лишь растянуло агонию... Господи, когда же наступит конец ее мучениям?
Оставалось не так уж много, заключительный участок туннеля, который должен вывести их на поверхность с противоположной от входа стороны. Скорее, скорее бы уже покинуть это ужасное подземелье. Они снова перемещались в знакомой им своеобразной манере – на пяти точках. Лаз, казалось, стал даже еще теснее, чем раньше. Абсолютно взмокшая, почти задыхаясь, она из последних сил продолжала ползти вперед. Теперь проход неоспоримо сужался, видимо, отходной путь для поспешного бегства рыли и вовсе впопыхах. Возглавляющий цепочку парень со смехом констатировал, что находящимся среди них взрослым придется продвигаться в положении лежа.
«Нет, это невозможно, она не сможет - ощущая затылком пол, видеть на расстоянии невытянутой руки сходящиеся над тобой стены – как в настоящем склепе, более жуткой картины себе и не представишь». Чудом не разбив голову, она рывком схватила удаляющегося маленького виновника всех ее несчастий за плечо и отчаянно зашептала: «Я больше не могу, не могу, сделай что-нибудь, помоги мне выбраться обратно!»
Он остановился, развернувшись, и, насколько позволяла темнота, уставился на нее во все глаза. «Мама, это же ни капельки не страшно, осталось совсем чуть-чуть, ну, мам, успокойся, не надо обратно», - он и правда жалел ее, но еще ему хотелось, чтобы никто не успел заметить, что же тут на самом деле происходит. Однако приступ паники овладел ею настолько, что преодолеть его она была уже не в силах. Скорчившись, поперек перегораживая проход, она сжимала руками голову в стремлении хоть отчасти восстановить контроль над собой. Замыкающий цепочку сопровождающий предложил свою помощь. С трудом поменявшись местами с парой находившихся между ними девчонок, он стал поить ее из бутылки и даже легонько побрызгал водой в лицо.
«Что там у вас случилось?» - донесся до них далекий басок первого проводника, продолжавшего вместе с другими, не подверженными таким напастям участниками похода, двигаться вперед. Не получив удовлетворительного ответа, он решил вывести следовавших за ним ребят на поверхность и, оставив их там дожидаться остальных, вернуться обратно, чтобы попытаться каким-то образом повлиять на ситуацию. Когда через несколько минут он уже делился со своим напарником изобретательными планами по извлечению ее из туннеля, в непосредственной близости от них послышались голоса следующей группы. Та самая пробка, появления которой боялись организаторы подземного маршрута, разрасталась на глазах.
Посовещавшись между собой, четверо попавших в непредвиденную переделку подземных распорядителей приняли решение переправить с двумя провожатыми наружу всех застрявших здесь маленьких экскурсантов. Кроме, разумеется, одного, имевшего прямое отношение к происходящему. Операция по наведению нового порядка в том, что осталось от первоначальных цепочек, оказалась непростой. На совершенно не предназначенном для этого ужасно узком участке прохода надо было протиснуть мимо жалкого, съежившегося существа и испуганного, не знающего, куда деваться от стыда ребенка, да и мимо пары гораздо более внушительных по размеру подростков-поводырей, сначала семерых малышей, а затем, им на подмогу, и еще одного проводника-переростка.
В конце концов им удалось завершить сложную рокировку, и заново сформированная группа начала движение по направлению к выходу. На месте опять остались четверо, лишь в чуть изменившемся составе. Но и сейчас время поджимало, сдвинуть ситуацию с мертвой точки нужно было немедленно – скоро в туннеле появится следующая группа. Положение казалось безвыходным: ребята не могли протолкнуть ее силой, как бы они сделали, будь это кто-нибудь из детей, а их успокоительные увещевания не находили у нее ответа, и она продолжала бормотать что-то о возвращении обратно. Они уже стали прикидывать, а что если правда отправить ее с сопровождением назад в надежде, что на более просторных отрезках пещерного лабиринта перегруппировка пройдет с меньшими затратами, как вдруг... они разом повернули головы, привлеченные неожиданным шебуршением и последовавшим за ним вскриком. В темноте коридора от них стремительно удалялись светлые подошвы детских кроссовок.
«Ты куда?» - успел только рявкнуть один из них. Все произошедшее вслед за этим было столь молниеносным, что они просто поверить не могли увиденному собственными глазами. Совершив отчаянный бросок, она с удивительной скоростью по-пластунски продвигалась по узкому переходу, преследуя своего детеныша. Да, спасительное озарение, вспыхнувшее в его маленькой головке, действительно сработало – единственное, что способно выманить ее из туннеля – его побег, который он стремительно и осуществил. Очухавшись от потрясения, проводники пустились за ними вдогонку.
Не прошло и минуты, как все четверо очутились на поверхности. Там, к счастью, уже никого не было, и первый глоток свежего воздуха достался ей еще не под пристальными, горящими нездоровым интересом, взглядами участников загородной поездки. До места сбора шли молча: ребята-сопровождающие просто не знали, что сказать, несчастный маленький любитель приключений был до такой степени зол на нее, что не ответил бы даже на обращение, адресованное ему, а она – она, конечно, автоматически переставляла ноги, но из ее уст уже не могли родиться ни жалоба, ни обвинение, ни оправдание - ничего вообще.
Она опозорила его, опозорила себя, и как теперь быть, когда все-все вытаращатся на нее, и у них появится новая, необычайно занимательная и неисчерпаемая тема для разговора. Где-то в подсознании висело еще что-то, чего ей даже не хотелось касаться. Мысль - а узнает ли ее недавний знакомый об ужасном, невообразимом постигшем ее позоре - была настолько отпугивающей и недопустимой, что в качестве самозащиты, подавлялась на корню, в сущности, так и не переходя непосредственно в сознание.
Добредя до площадки перед входом в пещеры и готовясь к самому худшему, она, не отрывая взгляда от своих ботинок, направилась к приютившемуся в отдалении камню, чтобы незаметно дожидаться там окончания экскурсии. Еще совсем недавно так расстроенный ею человечек, сразу же вовлеченный друзьями в какую-то игру, по всей видимости, успел уже переключиться и позабыть перенесенную обиду. Она не могла поднять глаз, чтобы определить, обсуждают ли ее окружающие, даже не скрывая своего интереса, или все-таки делают вид, что ничего не произошло. Вдруг в ее звенящую, как пустой котел, голову проник участливый голос классной руководительницы, предлагавшей ей чашечку чая из термоса и не желавшей выслушивать никаких отговорок.
«Как же это тебя угораздило туда полезть? Я вот тоже, знаешь, такие места недолюбливаю, так ведь меня же туда и не заманишь!» - Все верно, только, к несчастью, она слишком хорошо отдавала себе отчет в том, что именно затащило ее в это подземелье, и сказать с уверенностью, что такое не повторится, она не могла. Но все равно, разговор, вернее, почти лишь исключительно монолог самой учительницы подействовал на нее как лекарство. Конечно, она чувствовала полную обессиленность, опустошенность, однако теперь оглядеться по сторонам для нее уже не казалось непреодолимым; и сделав это, она не без удивления отметила, что никто на нее даже не смотрит.
Возвращаясь обратно, уморенные, переполненные впечатлениями дети, а с ними и взрослые, частью подремывали, частью продолжали перемалывать подробности прошедшей поездки. Ничто уже не омрачало ей существования, и она ждала только, как бы поскорей добраться до своего любимого дивана, чтобы вслед за горячим душем забыться там - не больше, чем на часок.
Всю дорогу от автобуса до дома взбодрившийся ее птенец летел, будто и не устал вовсе, так ему не терпелось поделиться пережитыми за день впечатлениями с папой; лишь с неимоверным трудом ей удавалось поспевать за ним. И засыпая, и уже просыпаясь, она продолжала слышать его захлебывающийся от восторга голос: «А знаешь...».
На кухне было уютно и светло и, уложив маленького покорителя подземного царства спать, она тоже выложила мужу свою вариацию того, что произошло с ними с самого утра, невольно опуская отдельные, не особо, как она уверяла себя, значительные для него детали.
Уже лежа в постели, она, как всегда, завела бесконечный, с досконально прорабатываемыми всевозможными версиями, мысленный разговор, но на этот раз с противоположной стороны в нем участвовал гораздо более приятный, чем обычные ее оппоненты, собеседник. Затем она встала и пошла в коридор с тем, чтобы убедиться: в маленьком потайном, скрытом молнией, карманчике ее сумки действительно лежала сложенная в несколько раз незаметная записочка. Удостоверившись в ее существовании, а заодно в неизменившемся ее содержании и непосредственно за этим придя к парадоксальному умозаключению, что никогда-никогда ей не отважиться позвонить ему, она вернулась в постель и крепко, без сновидений, заснула.